[Будь-здоров! 2] Медицинские Истории. В феврале я, братцы мои, заболел.
[Будь-здоров! 2] Медицинские Истории. В феврале я, братцы мои, заболел.
приветствует Вас!
"Плохой обычай"
В феврале я, братцы мои, заболел.
Лег в городскую больницу. И вот лежу, знаете ли, в городской
больнице, лечусь и душой отдыхаю. А кругом тишь и гладь и божья
благодать. Кругом чистота и порядок, даже лежать неловко. А захочешь
плюнуть - плевательница. Сесть захочешь - стул имеется, захочешь
сморкнуться - сморкайся на здоровье в руку, а чтоб в простыню - ни боже
мой, в простыню нипочем не позволяют. Порядка, говорят, такого нет.
Ну и смиряешься.
И нельзя не смириться. Такая вокруг забота, такая ласка, что
лучше и не придумать. Лежит, представьте себе, какой-нибудь паршивенький
человек, а ему и обед волокут, и кровать убирают, и градусники под мышку
ставят, и клистиры собственноручно пихают, и даже интересуются здоровьем.
И кто интересуется? Важные, передовые люди - врачи, доктора,
сестрички милосердия и опять же фельдшер Иван Иванович.
И такую я благодарность почувствовал ко всему этому персоналу,
что решил принести материальную благодарность.
Всем, думаю, не дашь - потрохов не хватит. Дам, думаю, одному.
А кому - стал присматриваться.
И вижу: некому больше дать, иначе как фельдшеру Ивану
Ивановичу. Мужчина, вижу, крупный и представительный и больше всех
старается и даже из кожи вон лезет.
Ладно, думаю, дам ему. И стал обдумывать, как ему всунуть, чтоб
и достоинство его не оскорбить и чтоб не получить за это в рожу.
Случай скоро представился.
Подходит фельдшер к моей кровати. Здоровается.
- Здравствуйте, говорит, как здоровье? Был ли стул?
Эге, думаю, клюнуло.
- Как же, говорю, был стул, да кто-то из больных унес. А ежели
вам присесть охота - присаживайтесь в ноги на кровать. Потолкуем.
Присел фельдшер на кровать и сидит.
- Ну, - говорю ему, - как вообще, что пишут, велики ли заработки?
- Заработки, говорит, невелики, но которые интеллигентные
больные и хотя бы при смерти, норовят непременно в руку сунуть.
- Извольте, говорю, хотя и не при смерти, но дать не
отказываюсь. И даже давно про это мечтаю.
Вынимаю деньги и даю. А он этак любезно принял и сделал
реверанс ручкой.
А на другой день все и началось.
Лежал я очень даже спокойно и хорошо, и никто меня не тревожил
до этих пор, а теперь фельдшер Иван Иванович словно ошалел от моей
материальной благодарности. За день раз десять или пятнадцать припрется
он к моей кровати. То, знаете ли, подушечки поправит, то в ванну
поволокет, то клизму предложит поставить. Одними градусниками замучил он
меня, сукин кот. Раньше за сутки градусник или два поставит - только и
всего. А теперь раз пятнадцать. Раньше ванна была прохладная и мне
нравилась, а теперь набуровит горячей воды - хоть караул кричи.
Я уже и этак, и так - никак. Я ему, подлецу, деньги еще сую -
отстань только, сделай милость, он еще пуще в раж входит и старается.
Неделя прошла - вижу, не могу больше.
Запарился я, фунтов пятнадцать потерял, похудел и аппетита лишился.
А фельдшер все старается.
А раз он, бродяга, чуть даже в кипятке не сварил. Ей-богу.
Такую ванну, подлец, сделал - у меня аж мозоль на ноге лопнула и кожа сошла.
Я ему говорю:
- Ты что же, говорю, мерзавец, людей в кипятке варишь? Не будет
тебе больше материальной благодарности.
А он говорит:
- Не будет - не надо. Подыхайте, говорит, без помощи научных
сотрудников.
И вышел.
А теперича снова идет все по-прежнему: градусники ставят один
раз, клизму по мере надобности. И ванна снова прохладная, и никто меня
больше не тревожит.
Не зря борьба с чаевыми происходит. Ох, братцы, не зря!
Михаил Зощенко
