[friend] живой журнал времён войны.
Тайна
Военная юность: "Живой журнал" времен Войны
22 июня 1941 года Вере Ауловой исполнилось шестнадцать. Золотая пора! Но каково
это: вместо поздравлений услышать доносящийся из радиоприемника тревожный
голос Левитана, - началась Война. Как у миллионов других подростков в то страшное
время, у девушки не было ни танцев, ни свиданий, ни беззаботного "щебетания"
с подружками. Был военный завод в городе Фрунзе (ныне Бишкек, Киргизия), бабушка,
пожилая мать, младший братишка. Голод, недомогание, тяжелая работа -
и желание выжить. Неписаный закон был для всех одинаков: "Жаловаться - стыдно,
плакать - непозволительно". Единственным собеседником, которому можно излить
душу, был дневник. Писался он в оставшееся от работы и учебы время - то есть
ночью, при тусклом свете масляной коптилки. Когда в моих руках очутилась толстая
тетрадь с потемневшими от времени, хрустящими страницами и бледными линиями чернил,
мной овладело странное чувство. Хотелось задержать дыхание. Я вдруг
поняла, что в руках История. Не насыщенная статистикой хрестоматийная история
школьных учебников, а живая, с бьющимся шестнадцатилетним сердцем, ледяными
щиколотками, ноющим от голода желудком.
Итак, со страниц военного дневника глазами молодой девушки смотрит советская
Россия сороковых...
1941 год. Война с Германией. Я у бабушки во Фрунзе. Мне шестнадцать лет. Мой
отчим (мы с братишкой зовем его отцом) на фронте. Он благородный и добрый человек,
меня он любит больше, чем брата, он этого и не скрывает. Теперь он воюет.
А здесь, в глубоком тылу, строят военный завод почти дети из фабричных училищ,
бывшие школьники и их родители, несметное количество киргизов из кишлаков,
эвакуированное население (какое неприятное слово!). Только на этом заводе хлебная
карточка по самой большой норме. Перед нами - почти детьми - взрослые
вопросы и требования.
Декабрь, 1941год. Опять мне повезло. Грамотная девочка со школьной скамьи пригодилась
на заводе в качестве контролера ОТК (отдела технического контроля).
Стало не хватать плакированного металла для изготовления пуль, тогда решили их
делать из простого железа, а затем его оцинковывать. Я производила замеры
через кольца, проверяя, как идет процесс оцинкования. Вот тут я особенно остро
почувствовала, что уже основательно подзабыла химию и физику. Непременно
надо учиться! Милые интеллигентные химики-инженеры весь процесс втолковали мне
в процессе работы.
...А в репродукторе раздается по всей территории завода голос: "Если дорог тебе
твой дом... Так убей же немца, чтобы он, а не ты в могиле лежал!" - это
Симонов. А к нам сюда прибывают немцы из Поволжья, трудолюбивые, чистоплотные,
обязательные люди. Как можно такие стихи читать?
Учусь по вечерам. Так хочется все знать, все увидеть. Учусь хорошо, только одна
четверка по немецкому языку.
Весна 1943 год. Два года войны. Материальная нужда держит в тисках: заболела
мать, братишке только пятнадцать лет, а он уже второй год работает в типографии,
отчим на фронте. Читаю, читаю, сплю по 3-4 часа в сутки. Вот и ботинки окончательно
развалились, на работу хожу босиком через весь город. Ломаю голову:
как можно заявиться босиком в читальный зал? В кино даже можно, но к книгам у
меня святое чувство. Есть приглашение на майские праздники пойти на танцы,
но, как всегда, не пойду. Туфель теперь нет и платья нет.
...Стало ухудшаться зрение: на заводе пули перебираю вручную. Блестит лакированный
металл, режут глаза одновременно свет ламп и солнце, а вечером - коптилка
из мензурки со слабым ватным фитилем. Читаю, низко склонившись, полный нос копоти!
У меня только одно желание - знать, все знать. На заводе почти все без
образования, а вот кончится война, что делать-то будем? Наши парни все на войне,
а мы здесь на заводе - механические придатки своих станков.
...Близится конец моих занятий, кружится голова. Горсть сухих зерен кукурузы,
а есть так хочется! Учебники беру у одноклассников. Они эвакуированные, неработающие
девчата и ребята, о них заботятся состоятельные родители.
22 июня 1943 года. Сегодня день моего восемнадцатилетия, середина лета. Как найти
свое место в жизни? В комнате холодно и неуютно, подавленное мрачное настроение.
Очень хочется есть. Закончила читать о людях с Севера, им еще труднее в борьбе
с суровой природой. Вроде бы и я стала сильнее. Слабо мерцает коптилка.
Тикают часы. За стеной слышится какой-то монотонный звук. Хочется спать, а уроков
- целая гора, чуть свет на работу, и все пойдет своим ходом.
Что можно вспомнить за прожитые восемнадцать лет? Меня никто не любит, и я никого
не люблю, может быть, я эгоистка? Я работаю на военном заводе, учусь по
вечерам. Может быть, мне надо было бы с подружками пойти на пирушки, на танцы,
приходить на работу с провалившимися глазами? Я сегодня так быстро бежала
в школу с работы, что провалилась в канаву. Так мне и надо! Тревога, волнения,
почему-то нет спокойствия и радости? Наверное, виноваты мои восемнадцать
лет! Голова кружится, руки и ноги болят. После стояния у станка - еще несколько
километров "кросс"! Как буду богата после войны, буду есть молоко с сухарями.
Как вкусно! Непостижимая мечта...
1944 год. Зима. Я поступила в институт, сразу на второй курс. Из институтского
здания нас перевели в соседнее помещение; оно мало пригодно для занятий,
но в институте устроили госпиталь, там много раненых. Я успешно сдаю все зачеты,
хожу даже в ночную смену на завод, как только есть возможность - чтоб
не пропускать лекции.
Все мои подружки повлюблялись, и я по их просьбе пишу письма на фронт. Наверное,
там их избранники радуются. Я в цехе подружилась с Ниной Александровой.
Большеглазая, с нездоровым румянцем. Она показала мне одного паренька и сказала,
что давно любит его, должны были пожениться, но он узнал, что у нее туберкулез,
и бросил ее. Она обречена и не скрывает этого. С ее здоровьем нельзя работать
здесь, среди металлической пыли! Она попросила меня сочинить письмо на фронт,
пусть ей кто-нибудь ответит: многие бойцы рады приветливому письму незнакомой
девушки. Там ведь тоже мальчишки, многие не целовались даже. Нина переписала
мое письмо и указала еще два адреса, своей сестры и мой. Ответ принесли только
на мое имя!
...Мать приехала жить к нам, теперь нас четверо: бабушка, мама, братишка и я.
У матери с ногами очень плохо, воспаление седалищного нерва, это значит, что
в свои сорок лет она уже не сможет двигаться. Почти по Некрасову: "Ноги опухли,
в воде по колено стоявшие". Тысячи людей были согнаны на рытье Большого
Чуйского канала: плохое питание и ноги в холодной воде по колено.
...В ночь перед Рождеством умерла бабушка. Умерла, не сказав последнего слова.
Большое горе и печаль. На заводе не стали давать покоя, заставляют бросить
учебу и работать по 12 часов. Люди в конторе работают нормально, и вечера у них
свободны, а я - рабочая, мне нельзя. Все мастера - невежественные люди,
грубые. Вот выступление мастера Костиной на партсобрании: "Ауловой нечего делать
в партии, она защищает только свои интересы, ей на производство наплевать,
все только бы учиться да учиться, сколько можно это терпеть?!" Это не мастер,
а злая фурия с зелеными глазами, неграмотная женщина-идол, за все годы от
нее ни привета, ни доброго слова никто не дождался!
...Наконец откликнулся отчим: ранен, разбита правая рука. Он машинист на паровозе,
водит поезда, награжден за Сталинград.
...Мою институтскую подругу зовут Люда. Проливной дождь. После лекций мы сняли
носки и единственную обувь, книги - под пальто. И вот идут две барышни босиком
по мокрому городскому асфальту и рассуждают о гуманизме.
...Моя подружка Ия говорит, что человек должен быть выше еды. Я вдумываюсь: да,
наверное, я неправа, как быть с общей усталостью моего разбитого тела, воспаленными
глазами, головокружением? Нет сил передвигать свои конечности, а на завод идти
несколько километров и нельзя опоздать: рабочих сотнями отдают под суд за
опоздание на четвертинку часа!
6 июня 1944 года. Ура! Открыт второй фронт! Еще раз ура!!! Какая моральная поддержка!
Люди плакали от радости. Как все воспряли духом! Затеплилась надежда,
что война скоро кончится. Вот помощь именно тогда, когда уже последние силы на
исходе!
22 июня 1944 года. Три года тому назад в этот день началась война. Жутко... Никто
не думал, что так долго будет тянуться этот кошмар и хаос. А мне уже 19
лет. Целый день была голодной, даже ревела, что совсем на меня не похоже. Зато
тетя Клава подарила мне весеннее платье. Богатство! Пойду в кино, ведь новое
платье есть. "Багдадский вор" - спасибо англичанам за киноленту. У нас ничего
снять не могут, кроме идейных фильмов.
Меня, наконец, перевели от станка в отдел главного механика, добилась-таки своего,
вечера свободные, но зато придется сессию сдавать без отпуска.
После лекции идем на последнее действие в оперетту, двери открыты, даже контрамарки
не нужны. Полюбили "Сильву", "Баядерку", "Роз-Мари". Много женщин уже
в трофейных нарядах: дело доходит до конфуза: я видела на одной даме ночную сорочку
с кружевами вместо модного платья! Боже! До какой же степени нищие
духом!
Осень 1944 года. Уже осень, а война все продолжается. Зачем-то латинский алфавит
сменили в киргизском языке на кириллицу... Это так грубо звучит! Молодежь
не сможет знать своего родного произношения с этим алфавитом. Почему-то безрадостно
люди ждут весны 45 года.
...Меня знают все веселой, я часто рассказываю работникам о том, что прочитала
в книгах. Сидят в цехе утомленные обессиленные женщины, по 12 часов напрягают
зрение, чтобы не пропустить на пулях какойРнибудь наплыв, накат, трещину или
другой наружный брак. Нужна разрядка, и веселые рассказы очень кстати! А я
специально заучивала наизусть любимые главы "Маскарада" Лермонтова, всего "Евгения
Онегина" выучила. Читала им взахлеб "Бахчисарайский фонтан" и Симонова
о войне. Пока идешь пешком через весь город на завод, в кармане рабочего халата
книжечка небольшого формата, специально поглядываешь, проговариваешь, учишь.
Многие благодарны за мои "литературные чтения".
...Сегодня идет лирический музыкальный фильм "В 6 часов вечера после войны".
Всем так хотелось узнать, что же будет после войны, даже час для встреч назначен.
Вышли все с блуждающей веселой улыбкой, с обычными девичьими мечтами о радости
и о любви. А в институте холод, мерзнут чернила, нельзя даже шапочки снять.
В перерыве - кружимся, танцуем, чтобы согреться. Это замена танцам, на которые
с возлюбленными не бегаем. Еще этот семинар по основам марксизма-ленинизма!
...Девочки удивляются: "Как это ты все можешь: и книги читать, и работать, и
к лекциям готовиться на "отлично", даже в кино и театр иногда ходить? Разве
это мыслимо в твоих условиях?" Они еще главного не добавляют: голод переносить.
Мысленно я отвечаю на их вопрос: "Да я нарочно себя так загружаю, чтобы
не видеть всех ужасов настоящего. Еще я занимаюсь с соседкой-пятиклассницей,
чтобы подкормить свою семью". Спасибо им, они мне чуть-чуть помогают. На нашу
группу положено 10-12 черных ломтиков хлеба или булочек с орех величиной, они
их не делят, а все отдают мне - меня ждет дома больная мать и братишка. Скорей
бы отец с фронта приехал!
...Что-то часто стали волновать мысли о положении своей страны, достаточно ярко
представляю себе, как начнут делить триумф славы за победу над Германией,
а мы все останемся ни при чем.
Февраль 1945 года. Сегодня мне посчастливилось побывать в филармонии на экзамене
юных музыкантов. У меня есть подружка Фаина. Славная, красивая девочка,
такая одинокая в своей семье. В их семье есть чтоРто трагичное: мать - красивая
женщина, прекрасная певица, а отец - директор мыловаренного завода, нелюдимый,
неповоротливый. В любую свободную минуту Фаинка прибегает ко мне, и я гуляю с
ней по городу. Мать все время заставляет ее играть, а дочь мало верит в свои
успехи. И вот по ее просьбе я пришла послушать. Как я завидовала этим детям!
Ни на минуту не могла поверить, что идет война с сорок первого года. Вот дети
директора нашего завода отыграли в четыре руки "Веселый наездник". У них есть
и пианино, и учителя, дающие уроки, и сюда, в центр города, они не плелись
пешком... Счастливые!
Наш декан часто сердился на меня из-за частых пропусков лекций, но и восхищался:
"Чертова девчонка, не ходила сколько, а как сдает и не смущается!" Не буду
же я ему объяснять, что после заводской смены бегаю в больницу, к матери. Брат,
голодный пацан, тоже учится по вечерам. Он обрадовался, когда мы вместе
помчались на концерт: еще бы, сестра разрешила убежать с уроков. Кого благодарить
за военное детство?
...Сегодня вели арестованных по улице: тюрьма почти в центре столицы Киргизии.
Эти люди повинны в том, что продавали свою кукурузу или сажали несчастную
свеклу для себя. Когда нам удавалось выскочить за проходную завода, мы тоже покупали
ломтик сваренной свеклы, и что? Голодная рабская полужизнь. Работаем,
молчим, терпим. Возможно, у нас ничего нет, потому что мы не крадем и не спекулируем.
...Часто идут письма от Вани. Это мой заочный фронтовой друг. С ним хорошо, потому
что он не видит моих босых ног и не надо идти с ним на танцы. Села и
пиши. Жюль Ренар говорил: "Писать - это особый способ разговаривать. Говоришь
- и тебя никто не перебивает". Ваня служит в авиаполку механиком. Письма
нам приносят в красивых немецких конвертах, с открытым окошечком из целлофана,
куда вставлялась открытка - нарядно. В письмо обязательно вкладывался лист
красивой бумаги для ответа. Леночка-письмоносица долго рассматривала красивые
конверты, а ее сумка была наполнена солдатскими "треугольниками", несущими
радость от еще живых.
Отвечаю всегда, чаще, чем следовало бы, хотя поговорить мне есть с кем. На нашем
заводе в бригаде механиков все молодые, некоторые мне даже приятны, но
я только приветлива с ними, пользуюсь уважением, а заводить интимные отношения
просто для моды не стоит, время еще не пришло, молчит мое сердце.
...Давно не видела Людмилу, она бросила институт! Оказывается, нет у нее силы
воли, хотя она не голодает, о ней заботится мама! Мне бы ее заботы! Когда
же моей матери снова дадут место в больнице? Ведь нужен уход и лечение, она уже
не может вставать.
...Я видела страшную картину: привезли раненых, кто на костылях, кто на носилках,
стон и кровь. У некоторых в ранах шевелились черви, волосы всклоченные,
без ног... Спаси и помилуй нас!
А я вот здоровая, молодая, руки, ноги целы, работаю, учусь, читаю книги, вижу
людей, чувствую весну - счастливая!!! Весна, тепло, бегаю с завода в больницу
к матери, потом в институт Р и только совсем поздно домой. Меня ждет наша маленькая
девушка-почтальон, она снова принесла мне несколько писем с фронта,
пишет Ваня.
...Сегодня к нам в цех принесли очень злое письмо с фронта от бойцов. Пишут,
что девчата скоро будут драться, стоя в очереди за стариками, и прочие гнусности.
Меня попросили ответить за всех, не менее резко. Зачем? Не от хорошей жизни пишут,
им всем до тошноты надоела война, наши солдаты уже за пределами своей
страны, всем хочется домой.
...Не идут на ум никакие зачеты по марксизму и диалектике. "Партия - высшая форма
организации, ее организационные основы!" Все зубрят. Интересно, английские
студенты тоже зубрят про свои партии?
...Умерла Фаинка. От малокровия. А уже приготовили ее в консерваторию, пришло
приглашение и в Ташкент, и в Москву...
Победа!!! Победа!!! Мая 9-го!!!
Город шумит, музыка, пение, все добры, веселы, никого дома не удержать, все на
площадях, не работаем! Уррра!!! Сегодня послала на фронт сумасшедшее от радости
письмо с поздравлением - уже ставшему своим Ване. Надежда на счастье твое, мое,
наше. Теперь уж надо подождать встречи с человеком, которому изливала душу.
Как хорошо!!! Прощай, завод, пули не нужны!!! Теперь не станки управляют моей
судьбой!"
...Прошло 20, 40, 60 лет. Теплая кухня московской новостройки. Чай, печенье и
янтарный мед в розетке. Вера Васильевна сидит напротив меня и улыбается: "А
кто знает... Если б не война, мы бы и не встретились, и не поженились с Ваней...
У нас с ним пятеро детей, все уже сами старички. Мы в юности так научились
любить жизнь, что и в 80 не хотим с ней расставаться! Если бы не эта любовь к
жизни, кто знает, где бы мы были сейчас?.."
Angelina Fly
sweetgir***@p*****.ru
--
Выпуск 1636
Количество подписчиков: 93
Послать письмо модератору:
science.health.illnesshelp-owner@subscribe.ru
