[svoboda] Токката
Токката
Евгений Староверов
Тёплый июльский вечер растекается меж берёз, ластится к речной волне, игриво
трогает пальцами ветра занавески на окне. Таня, преподаватель музыки в школе
восьмилетке, готовится к своему самому первому в жизни уроку. Ещё вчера она
окончила институт культуры, кафедру специального фортепиано. В принципе,
дорог было не так уж и много, но Таня, по жизни самостоятельная и в какой-то
мере даже вредная, решила: В школу, к детям, и чем глухоманистее будет
уголок, тем лучше.
Деревня, вернее село, понравилось ей с первого взгляда. Излучина сказочной
реки, дубравы, поля, коровы. Пастораль, идиллия. Не хватает вертлявой
пастушки и алчущего пастушка. Жить Таню определили к древней старухе
Талызихе, глухой, подслеповатой и не любопытной. Три счастья в одном.
Особенно хорошо было то, что бабка не слышала дальше трёх шагов ничего кроме
себя. Ведь вместе с Таней в село перекочевало и старенькое пианино, с
гравировкой на передней крышке <г.Молотов 1955год>, и дырочками от
канделябров.
И потому Таня могла сколь угодно заниматься музыкой, старуху это мало
волновало. Глухня, что с неё возьмёшь?
До первого сентября оставалось всего три дня и эти дни Таня использовала для
ознакомления с достопримечательностями и самоподготовки.
День она бродила по окрестностям, дышала медовым воздухом, сидела на мостике
над ручьём, опустив босые ноги в быструю воду. Следила за водомерками,
режущими поверхность тихой заводи, слушала утренних птиц, а вечером садилась
за инструмент, и по густому вечернему воздуху плыли волшебные звуки Грига и
Чайковского, Рахманинова и Клементи. Счастье? Да, наверное, оно именно так и
выглядит. Впрочем, каждый видит его по-своему.
Лилась над селом бессмертная песня Сольвейг, а Таня вспоминала его, Славку.
Как противилась ихней дружбе мама, как категоричен был отец. Доченька, это
хулиган, дворовый урка. Не пара он тебе, видит бог, закончится его дорожка в
тюрьме.
А Славка и вправду был хулиганист, задирист и буен. Таков характер, что тут
поделаешь? Но, видимо потому они и тянулись друг к другу, как анод к катоду.
Светлая, чуть мечтательная Танечка и грубоватый, напористый, с неуёмным
желанием успеть везде, Славка.
А потом его посадили за драку и в Таниной душе образовалась брешь. Всё есть,
но чего-то не хватает. Первое время они переписывались, а потом Славка
перестал отвечать и Таня слегка погоревав, забыла (попробовала забыть)
своего друга-кавалера. А там выпускные экзамены, диплом итд. Короче говоря,
финита.
Итак! Первый день, первый в жизни самостоятельный урок. Эй, музыка, туш!
Татьяна робея, и ругая себя за эту робость, вошла в класс. Слава богу, что
группа сегодня из одних пятиклашек. Если бы постарше, то даже представить
себе страшно их поведение по отношению к новенькой училке, да ещё такой
молодой. На календаре пятое сентября и это тоже хорошо. Страсти первых дней
уже откипели, народец настраивается пережить ещё один год в тюремных стенах.
Таня входит в класс, и аудитория встречает её гомоном, летающими учебниками
и смятыми в комок бумажками. Миг, и всё замирает. Дети насторожённо смотрят
на молодюхонькую училку, а училка в свою очередь насторожённо смотрит на
детей. Обе стороны ждут каверзы, подвоха.
Таня молча проходит в угол, к стоящему там обшарпанному пианино <Кама>,
присаживается на краешек стула, открывает крышку и : начинает играть. Класс
замирает. Над притихшей ребятнёй, минуя открытое по случаю тёплых деньков
окно, в деревню и дальше к реке, плывёт Токката Поля Мориа. Волшебство
музыки, а такая музыка кого хочешь околдует, захватывает всё и вся.
Периферийным зрением Таня регистрирует открытые по третью пуговку рты,
распахнутые глазищи, тишину и напряжение.
Неожиданно дверь пинком распахивается и всё прекращается. В класс входят
трое разбитного вида подростков лет шестнадцати. Крупные, налитые
нерастраченной крестьянской силой. Класс замирает в предчувствии событий, а
Таня встаёт из-за пианино, смотрит на <гостей> и очень мирно говорит: -
Ребята, если вы хотите послушать, тихонечко присаживайтесь на свободные
места, знакомиться будем после.
Заводила, рыжий крепкий парень, нагло смотрит на учительницу и осклабившись
в наглой ухмылке, спрашивает: - Куда пойдём знакомиться, моя хорошая? На
сеновал, чердак, а может ты предпочитаешь на природе? Тогда давай к речке,
ы?
Молчит класс, замерли спутники говорящего, а Таня подходит чуть ближе,
смотрит прямо в глаза <Рыжего> и отвечает: - С тобой, фаршмак рваный, только
корова пойдёт, да и то не всякая, а разве что старая и больная. Ты,
наверное, фуцан, думаешь, что усраться как оригинален? Посмотри на себя,
сцыкота вафлёидная. Кто может повестись на такое? В носу сопли, в штанах
гавно, на губах мамкина скисшая простокваша. Сдрисни в коровник, щель
свиная. И если ещё раз приволокёшь сюда своё очко, понторезка совхозная, я
сама лично разрежу его опасной бритвой, чтобы поширше, значит. Потом
придумаете с дружками задротами, что в него вставить. Запомнил моё лицо?
Отлично! Потом на память подрочишь! Если усёк, моргни, и продёрни по
холодку!
Во всеобщей тишине, трое сдают задом, молча выходят и растворяются в
школьных коридорах. А Танечка садится за инструмент, её пальцы, как ни в чём
не бывало, падают на клавиатуру, и музыка плывёт. Бессмертная, как сам
автор. Вечная, как жизнь!
P.S. Вот так надо учить выебков всех мастей. Скажи, Харитон? Если не спишь,
конечно. Антон.
