Гнусная история
:Слушай, Гриша, даже не знаю, как рассказать тебе эту историю. Да и вообще,
надо ли? Но раз мы с тобой так хорошо сидим, так уж и быть, расскажу. Хотя
бы даже из тех соображений, чтобы ты не повторил случаем мой, с позволения
сказать, опыт.
Ну, ты же знаешь, что я закончил институт физической культуры в Алма-Ате
заочно? И за все эти пять лет учебы была одна существенная проблема: надо
было где-то жить двадцать дней экзаменационной сессии.
В гостинице - дорого, да и в те времена еще надо было постараться попасть в
нее, мест-то ведь никогда не было. Пару сессий мне повезло - очень задешево
прокантовался в общаге энергетиков, под видом повышения квалификации, по
фальшивой командировке, которую мне сделал знакомый директор одного нашего
предприятия.
Конечно же, ни на какие курсы я не ходил, и никто не проверял, что за тип
поселился в этой ведомственной общаге - главное, чтобы проживание было
оплачено.
На третью сессию раздобыл путевку в дом отдыха <Каргалинка>. Самый
оптимальный, скажу я тебе, оказался вариант. Правда, со мной в номере жили
еще двое студентов-заочников из архитектурного.
Но другие плюсы перевешивали это существенное неудобство. До института
добраться можно на троллейбусе всего за полчаса - раз. Кормили нормально -
два. И скучающих бабцов - сколько хошь (на то он и дом отдыха), лишь бы
время на них было да хоть мало-мальские деньги - три.
Ну, устроился, огляделся - жить можно. Правда, уже в первый день стала,
извини за выражение, настоёбывать песня Николаева <Мельница> - из уличных
динамиков на весь парк разносился почему-то в основном этот его тогдашний
хит. В институт смотался, отметился. Перездоровался со всеми сокурсниками.
Просидел две пары, и смылись мы с моим земляком Саней пиво пить.
Тому больше повезло - он жил у родственников. А с другой стороны,
пожаловался Сашок, бабу привести нельзя, тетка ему так сразу и сказала -
притащишь хоть одну, извини за выражение, блядь, пока мы на работе - выгоню
с квартиры, не посмотрю, что племяш.
А мне баб никаких пока не хотелось: дома оторвался с женой по полной
программе перед отъездом, да еще в поезде умудрился трахнуть разбитную
проводницу, к которой пошел прикупить водяры.
Тогда при Горбаче, если помнишь, очень херово стало с алкоголем. Да так у
нее и заторчал на полночи - она и выпить оказалась не дурак, а по пьяной
лавочке еще и пизде своей, извини за выражение, не хозяйка:
Ну, и че ты лыбишься? Так и было! Наливай давай!.. Уф, нормально. Поехали
дальше. На чем я там остановился? На проводнице? А, на том, что, после
своей жены и этой проводницы баб мне пока не хотелось? Точно, не хотелось.
Но оно ведь как бывает? Не хочешь, а она тут как тут. Так что тут хоть и не
хочешь, а надо!
В тот же вечер, когда я после пивбара вернулся в дом отдыха, после ужина в
клубе были танцы. Ну, я и остался, чисто из любопытства. И познакомился с
одной блондинкой, Валя ее звали, лет так тридцати пяти.
Не сказать, чтобы красавица, но зато ногастая, грудастая, жопастая - в
общем, все при ней. И глаза такие: Ну, видно по бабе, когда ей хочется.
Станцевали с ней пару танго. Валя сказала, что через неделю ей уже уезжать.
И еще я понял, что за прошедшие две недели она себе здесь так никого и не
подобрала. Имею в виду партнера для отдыха.
Не глянулся ей никто. До сегодняшнего дня. Так и сказала. Ну, я намек понял.
Погуляли мы после танцев по ночным аллеям дома отдыха, потрещали. Приглядел
я отдаленную лавочку под сиреневым кустом. А он только распустился, пахнет
от него - сил нет! Соловьи поют-заливаются. Романтика, одним словом.
Под этим кустом на лавочке и попытался разложить Валюху. Но она - ни в
какую! Не хочу, говорит, на улице, я не такая! Да и народ тут бродит. Тогда,
говорю, пошли к тебе. Нет, говорит, ко мне нельзя, со мной в номере еще две
женщины живут. Вот же ж, думаю, ёптыть, извини за выражение, и у меня та
же самая история! Хотя:
Хотя, говорю Валюхе, давай завтра часиков после десяти утра ко мне, я буду
один (ради такого дела я решил пропустить денек - в начале сессии, пока еще
даже не все студенты-заочники подъехали, это можно, никто и внимания не
обратит, что тебя нет. Если что, Сашок расскажет потом, что интересного в
этот день было).
Расчет у меня был на то, что архитекторы уедут на занятия, и номер останется
в моем распоряжении, по крайней мере, часов до двух дня.
Валюха переспрашивает: точно один будешь? Точно, точно, говорю, подгребай
обязательно, не пожалеешь! А я с собой из дома привез бутылочку коньяку и
коробку шоколадных конфет - ну, мало ли: Вот как раз и сгодится, думаю,
случай-то самый подходящий.
Ну, пообжимались мы еще немного, проводил я Валюху до ее корпуса (она по
соседству с моим жила), еще раз уточнил, запомнила ли она, в каком номере я
живу, и отправился к себе спать.
Мои соседи студенты-архитекторы не спали и дорисовывали какие-то сложные
чертежи. Главное из их разговоров между собой я уяснил - парни сразу после
завтрака сваливают в свой вуз. Так что комната оставалась в моем
распоряжении. На что я и рассчитывал:Так, ну и чего ты, корешок, сидишь с
открытым ртом? А, интересно-о! Ну-ка, давай накати еще по стопарику, и
сейчас дойдем до самого горячего:
Так вот, спать я улегся очень довольный, в предвкушении, так сказать,
завтрашнего, рандеву. Но долго заснуть не мог. Все представлял себе в
красках, как в моих руках завтра будет вертеться это Валюхино
жопасто-грудасто-ногастое тело.
Вертелся, вертелся в постели. И вдруг понял, что заснуть не могу не столько
потому, что воображение у меня разыгралось. А потому, что открылся у меня,
непонятно отчего, чёс. Не чё, а чёс! Ну, зудиться начало у меня в районе
моего достоинства. И чем дальше, тем сильнее. Залезу, извини за выражение,
под яйца, рукой, поскребу - вроде утихает. Только пытаюсь заснуть - опять
накатывает.
Думаю - да что за херня? Вроде как устроился в номере, сразу помылся в душе,
да и сегодня утром мылся, так что это не от пота и грязи. Неужто чесотку в
поезде снова подхватил? <Снова> потому, что на заре юности вот так же после
поездки в поезде, только в общем, а не в плацкартном вагоне, заразился
чесоткой. И долго не мог понять, отчего это я чешусь, пока на медкомиссии,
когда на работу устраивался, мне не сказали, отчего это я в кровь раздираю
на себе кожу.
Погнали меня в больницу, а там в меня, в совершенно голого, две недели
каждый день втирали какую-то вонючую мазь. И никогда не забуду глаза той
медсестрички, которая меня натирала этой мазью, когда я представал перед
ней, в чем мать родила. Они у нее сразу становились какими-то
маслянистыми, с поволокой, и ухмылочка была такая: поганая. Отчего я сразу
терялся и стушевывался и боялся встречаться с ней глазами.
И лишь спустя годы, вспоминая выражение лица той молодой еще медсестры (было
ей где-то в районе тридцатника, но мне она казалась очень взрослой теткой),
я понял, что она меня, пацана совсем еще, - правда, с далеко не детским
уже <инструментом, просто хотела. Сейчас-то я такие взгляды воспринимаю как
надо. Как и в случае с этой вот Валюхой.
Но, кажется, у меня намеченное мероприятие обламывается. И пока не
разберусь, в чем там дело, стыковки с Валюхой быть не может. А вдруг и ее
заражу чесоткой? Хотя на чесотку не похоже. При этой дряни, вспомнил я,
сначала начинает чесаться между пальцев рук. А тут - сразу, извини за
выражение, под яйцами. Да кого там - уже и на яйцах!
И вот значит, лежу я, и потихоньку, чтобы соседи не услышали, но настойчиво
скребу свое хозяйство, и горестно размышляю, за что же мне такая напасть:
Ну, хорош ржать-то! Мне лично тогда не до смеха было.
Еле-еле дожил до утра, дождался, когда архитекторы свалят на завтрак, сразу
закрылся в номере и стал через зеркальце, приставив его снизу,
рассматривать, что же у меня там такое? И показалось мне, что какие-то серые
струпья на мошонке образовались, и под ними-то и зудится.
Соскреб я ногтем один из таких струпьев, бросил его на пол. И показалось
мне, что он медленно-медленно пополз. Тогда я соскреб второй, положил на
газетку на столе. Бля-я! У этого плоского струпа по бокам - тонкие
крючковатые ножки, и он ими болтает в воздухе.
Я, поверишь - нет, помертвел от ужаса и отвращения. И хотя мандавошек,
извини за выражение, сроду не видел, тут же понял - она, сука! Лежит на
спине и болтает лапками. Просит, чтобы ее перевернули. Ага, щас! Ты их
когда-нибудь подхватывал? И не дай бог! Очучения - непередаваемые.
Поджарил я эту тварь спичкой, а ту, что на полу ползала в поисках, куда бы
ей, бездомной, прибиться, растоптал каблуком. А сам думаю со злостью: ну
попадись мне сейчас та поездная блядь - извиняться не буду, блядь она и есть
блядь, - проводница то есть, так же растоптал бы, на хрен. Это ведь она
меня такой забавной микрофауной наградила, больше некому.
И тут слышу, в дверь кто-то скребется. Я думал, соседи мои зачем-то
вернулись. И чуть было не открыл. А потом вспомнил, что Валюха же должна ко
мне подгрести на свидание! Глянул на часы - точно, уже десять. Минуту в
минуту пришла. Так, видно, бабе хочется. Стала она все настойчивей и
настойчивей долбиться в дверь и звать меня по имени. А я - ни гу-гу! Даже
дыхание затаил.
Какое, в жопу, свидание! Какой, на хрен, секс, когда у меня в трусах целый
зоопарк. Не могу же я поделиться этими озверевшими сикарашками, которые
вновь начали свою подрывную деятельность на моих гениталиях, с невинной
женщиной? Хотя, если была бы невинной, разве пришла бы ко мне, совсем
незнакомому мужику? Нет, надо было с ней все же поделиться неожиданно
свалившейся на меня радостью!
Только остатки совести не позволили мне сделать этого, веришь - нет? И я
сидел тихо, как партизан в засаде, и ждал, когда же этой нахальной Валентине
надоест долбиться ко мне в дверь.
В конце концов, ей это действительно надоело. И она, громко сказав: <Вот
сволочь! Обманул!>, плюнула под дверь и ушла, цокая каблуками.
А я: Я не знал, что же мне делать с этой живностью, по-хозяйски снующей по
моим самым сокровенным участкам тела. Ну вот, опять хохочешь! Ты не забывай
подливать-то: Ага, поехали дальше.
До этого я слышал от ушлых мужиков, что надо всю шерсть в ареале обитания
этих тварей сбрить и смазать керосином. И все, они сдохнут. Но где мне взять
керосин в чужом городе? И как ходить с керосиновой вонью на лекции? Короче,
я решил ограничиться простым бритьем. Благо, что я из дома взял с собой и
электробритву, и станок.
Расстелил газетку на полу, снял трусы, и полчаса, не меньше соскребал с
себя всю растительность, от пупка до пяток, которой меня родители наделили с
рождения очень щедро. Там, где не видел, пускал в ход зеркало. Но без
кровопролития не обошлось - тогда о бритвах <Жилет> мы и не слышали, все
больше <Невой> обходились. Так что и мошонку я себе всю порезал, и немалую
часть полового члена.
Сижу, весь в кровище, на полу, сжигаю спичками сбритый с себя меховой покров
и попутно содранных со впившихся в кожу мандавошек, и не знаю, плакать мне
или смеяться? А что я скажу жене, когда вернусь со сессии, и она увидит (но
больше, конечно. почувствует), что я вместо мягкой курчавой шерсти весь
покрыт грубой щетиной? Ведь за оставшиеся восемнадцать дней я не успею
обрасти до первонаначального состояния! Вот он, Гриша, конкретный вред от
беспорядочных половых отношений! А мог ведь гонорею, или хуже того. СПИД
подхватить! Так что слушай меня, Гриня. и мотай на ус! И подливать не
забывай. Что, кончилась? Ну, вторую открывай, в чем проблема? Надо будет,
еще возьмем. Я щас сам себе хозяин! Жена где? А к матери своей ушла жить,
теще моей то есть. Почему, почему...
А потому! Давай, выпьем еще. И слушай, так уж и быть, конец этой гнусной
истории. Ну, сессия закончилась, перевели меня благополучно на третий курс.
Приезжаю я домой. Жена радостная такая, стол накрыла, накормила-напоила
меня. И спать уложила. Одного.
Э, кричу, жена, нет! Иди-ка ко мне, как-никак, целых двадцать дней у меня
женщины не было. И не такой я пьяный, чтобы своей жене пистончик-другой не
поставить!
Ну, она ко мне под бочок. Я с нее труселя стаскиваю, с ходу ей, извини,
засаживаю, и только разогнался, как чувствую - матерь божья, там же у нее
щетка-щеткой. Щетина такая грубая и острая.
И я сразу протрезвел. Что за дела, мать? - кричу ей. Так это ты, сука, меня
мандавошками наградила, - ору ей. Говори, падла, - хриплю из последних
сил, - с каким таким бомжарой переспала?
Она в слезы и во всем призналась. Оказывается, снюхалась она с соседом
нашим, таксистом Валерой. Они уже полгода, как сдружились организмами. Он
ее с работы иногда подвозил, между делом вывозил за город, и они прямо в
машине у него и трахались. Вот такая любовь у них была.
Да только Валера этот трахал не одну мою жену - я-то его знаю, он всех
наших городских блядей переебал. Вот и подцепил у кого-то из них этих
дамских насекомых, передал их перед самым моим отъездом жене, а та,
соответственно мне.
Валере я, конечно, по башке настучал - я же, как никак, боксер. Лежит
сейчас в больнице, но заявлять на меня не стал. Хоть в этом мужиком остался.
А жену своим и пальцем не тронул. Я же теперь человек образованный. Вообще
ничем с тех пор не стал трогать ее. Вот она и ушла к матери. И хрен с ней, с
мандавошкой, извини за выражение. Наливай!..
- Hasan