Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

[svoboda] Где поют ангелы

На просторах нашей родины, сотрясаемой православными скандалами, я должна
была найти его сама. Батюшку - героя для репортажа: священника - не гламурного,
сельского, бессребреника и молитвенника:

По рассказам путешественников, тех, кто забирался в эти дремучие места, я нашла
Млево. Старинное село в Тверской области, прямо посередине между двумя столицами,
брусничное, грибное, лисье и волчье: Во Млево, говорили, служит особенный батюшка:

От
Пасхи
ещё остался нетленный кулич. Старые половицы скрипят, пахнет сыростью. У одинокой,
еле передвигающейся бабы Нины, верной прихожанки, живущей в непозволительных
в её летах 6 километрах от храма, ещё с Пасхи - нарядный стол. Отец Владимир
со своей матушкой встретил меня на пустой станции и привёл в гости к старушке,
которую только что, в 6 утра, они помыли в своей бане. Для бабы Нины местный
батюшка - и <скорая>, и пожарная, и МЧС, и психологическая поддержка, и, когда
надо, такси.

На столе -
творожная пасха
в стеклянной банке. Я ем и слушаю рассказы Млевского прихода. Они удивительны.
В них нет ничего среднего, серого. Неверие - так воинствующее, благодать
- так вплоть до чудес, которые у млевского батюшки естественны, как радуга в
небе: происходят, и всё. Хотя бы потому, что, если вглядеться в чудеса, не
так виден быт.

До второго пришествия

- Эй, девчонки! - первое, что услышали отец Владимир и матушка Алевтина, появившись
на кривой млевской улочке 12 лет назад. <Мы ж оба в чёрном до пят, а
глаз у местного жителя замутнён:>

От когда-то легендарных (ещё древнерусской княгини Ольги) времён во Млево остался
заливной луг, на котором гремела знаменитая Новгородская ярмарка, и редкий,
<едва во всей России три таких наберётся>, уступающий в размерах лишь храму Христа
Спасителя Спасо-Георгиевский храм, в котором службы шли и во время татаро-монгольского
ига, и в
Великую Отечественную,
не прерываясь ни на день. Оттуда, с колокольни храма, видна батюшкина <епархия>:
изгиб сияющей реки, по берегам которой были да сгинули монастыри, место,
где ушла под землю часовенка вместе с молящимися, и 18 полупустых, спивающихся,
<бездетных> деревень, тающих на глазах: каждый год <уходит> по одному дому:

Сколько батюшек спешили отсюда, с бескормицы, на хлебные городские места. <Отец
Владимир, а вы как же так тут застряли?> - часто спрашивают млевского батюшку.
<Да на кого ж я бабушек своих кину? Да и храм жалко, - удивлённо отвечает он.
- Ведь про него
Иоанн Кронштадтский, отслуживший в начале века в его алтаре литургию и оставивший
здесь своё облачение, шитое яркими цветами, сказал: <Стоять будет до второго
пришествия>.

Свою первую службу, 12 лет назад, отец Владимир Сафронов служил в облачении святого:
денег не было на своё:

Быт и чудеса Млевского прихода

Когда-то он был радистом на флоте, летал в морской авиации, но в самые махровые
советские времена в разрезе офицерской рубашки проглядывал неуставной крестик.
Жили в Калининграде. Храмов там не было - ездили с женой причащаться в Литву.
Когда в городе храм таки возвели - были первыми, кто в нём венчался. Отец
Владимир пономарил, алтарничал, брал наряды вне очереди, только чтобы попасть
на службу в храм. Вышел на пенсию. Рукоположился.

- Этот храм выбрал меня сам.

Батюшка с матушкой - люди городские, а во Млево: кочерга, печка, ухват. Сначала
поселились в сторожке на кладбище. <Долго сами топили, пока не пришёл татарин-печник
и не сказал: <Ваш Бог есть: огонь уже давно стены за печкой лижет, вы едва не
сгорели>. Разве не чудо?>

Электричества в храме не было, во время службы чаша с водой замерзала, немели
руки. Заболели воспалением лёгких.

- Лежим с температурой, денег - 10 рублей осталось, а хлеб тогда 5 стоил, вдруг
люди из города приезжают. Я говорю им, сейчас пойду хлебушка куплю к столу,
а то совсем подать нечего. Они: иди, иди. А сами за мной - и всю лавку скупили,
я потом эти продукты всю зиму прихожанам раздавал. Скажете, не чудо? А
теперь ты, матушка, про главное расскажи!

- Не было во что звонить, мы уже мечтали найти где-нибудь кислородный баллон,
разрезать - и сделать из него колокол. И вдруг помер у нас здесь один мужчина,
Пазухин:

- И я его соборовал, - подхватывает батюшка. - А потом приходит его сын и спрашивает,
чем помочь. Я рассказал о своей мечте: Через 2 недели звонок: <Куда
колокол сгружать?> Привезли! Подхожу к матушке, говорю, угадай, какое чудо произошло.
Она: <Неужели машину подарили?> Я: <Бери выше: колокол!> Сидим оба
плачем:
Машина - подарок прихожанина из Москвы и предмет нареканий наезжающих дачников,
которые священнический быт рассматривают сквозь призму столичных скандалов.

- Первые годы мы с матушкой - а она у меня и певчая, и казначей, и пономарь -
пешком ходили по деревням, по избам служить. В одну рождествен-скую неделю
нужно было обойти все деревни моей <епархии>, а это 200 км на своих двоих. Бредём,
всю утварь на себе тащим, 30 градусов мороза, однажды у матушки колготки
к ногам прилипли: Я ей говорю: <А ну марш босиком!> Она прошла километр, ноги
отогрелись, пошли дальше:

- Ходили, - вторым голосом ведёт матушка Алевтина, - с батюшкой по домам, просили
на храм: нам почти не подавали, сквернословили. Да что там: даже те, кто
хотел бы пойти на службу, боялись в храм зайти: предыдущий батюшка без крестика
внутрь не пускал, с сумками не пускал, строгий был:

А при отце Владимире так стало:

- Вижу, пьяный идёт ко мне, говорит: <Есть хочу>. Что ж я ему скажу: <Иди в церковь,
молись?> Я ему скажу: <Заходи, дам картошечки:>

Такие чудеса: Иконы мироточат во Млево. В храме и у батюшки дома. И распятие.
Говорят, люди
исцеляются от рака
у могилы Марфы-посадницы, что в трёх метрах от кладбищенской сторожки. <Сам храм
молитвенную силу имеет огромную. Женщина из Удомли бесплодная до сорока
лет была, приехала к нам - сейчас 5 лет сыну>. Ангелы поют в храме. <Мужской
хор - на греческом языке: Я сначала боялся говорить: скажут ещё, у батюшки
белая горячка, но потом и сами прихожане стали подтверждать: видят в закрытом
храме горящий свет и чудные голоса слышат>.

И нет к млевскому храму очереди, как к храму Христа Спасителя, когда в него привезли
православную святыню и перекрыли весь центр Москвы. И почему-то от
этого во млевские чудеса веришь больше: они такие обыденные, близкие, руку протяни
- и можно потрогать каплю масла, стекающую по ноге Спасителя на кресте,
и никто за это не поругает. Здесь, во Млево, где поют ангелы и пьют горькую,
так легко верить батюшке, когда он произносит как будто прописные истины как
будто высоким штилем:

- Мы с матушкой несколько лет назад в аварию попали, так меня на 7-й день из
больницы выгнали: люди ко мне всё шли и шли, кто с бедой, кто за советом. А
я умирать буду - должен им служить. Я же клятву давал, для этого и поставлен
был...

За 12 лет служения отца Владимира, в начале которых и воду местные жители не
давали Сафроновым брать из колодца (<А я речку перекрещу и из неё ведром черпаю>),
и, бывало, воровали из огорода картошку, научились уважать его тяжёлый труд и
тихую веру, его скромный быт и проникнутое чудесами бытие. Помогают ремонтировать
храм, на праздники в нём бывает по нескольку сотен человек:

- Но что помогают, что проклинают, а в церковь ведь по- настоящему всё равно
не идут!.. Один мне говорит: <А ведь я теперь как: на ночь с вами разговариваю.
<Спокойной ночи, батюшка, спокойной ночи, матушка!> - говорю>. Да разве со мной
говорить надо?!

- Как вас силы не покидают - если всё напрасно?

- Старцы говорят: <Спасёшься сам, около тебя спасутся сот-ни...>
Я складываю ладони лодочкой, подходя на прощание под благословение, - и лодочка
моя неправильная. Отец Владимир молча поправляет: кладёт правую ладонь поверх
левой - молчит. И я вижу, какие ласковые у него глаза. Он спасётся.

С уважением
Валерий.

Ответить   Fri, 1 Jun 2012 20:50:39 +0400 (#2471150)