<Русский должен умереть!>
Нынче находятся те, кто уже ставят на одну доску нацистский режим и коммунистический,
Сталина и Гитлера. Вот почему книгу известного историка Александра Дюкова <Русский
должен умереть!> или от чего спасла нас Красная Армия> должно считать настоящим
событием.
Всем любителям развенчивать героев войны, с едким сарказмом пишущим о наших неудачах,
которые, конечно же, были, следует прочесть свидетельства о планах германского
руководства, которое рассчитывало после оккупации наших областей приступить к
их очистке от <ненужного населения>. Факты чудовищных зверств, совершенных на
нашей земле фашистскими захватчиками, вовсе не были отдельными эпизодами. Александр
Дюков на протяжении всей книги доказывает, что это был заранее спланированный
геноцид советского народа - представителей всех его национальностей. Само слово
- геноцид (от греческого - убиваю) часто употребляется, когда речь идет о войне.
В книге Александра Дюкова это преступление, совершенное немецкими оккупантами,
рассматривается во всех его страшных аспектах. <Сегодня, к сожалению, находятся
люди, умалчивающие о преступлениях фашистов, о том, что ждало нашу страну и всех
нас в случае, если бы враг победил. Сам факт проведения нацистами истребительной
политики против народов СССР уже ставится под сомнение>.
Еще в 1920-е годы, задолго до начала войны, Гитлер сформулировал преступные цели
предстоящего вторжения в СССР. <Когда мы говорим о завоевании новых земель в
Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию: Это гигантское
восточное государство неизбежно обречено на гибель>. Впоследствии фюрер не раз
указывал на то, как именно надо действовать, покоряя территорию Советского Союза.
<Мы должны применять колонизаторские и биологические средства для уничтожения
славян>. <Нам придется прочесывать квадратный километр за километром и постоянно
вешать!>
К сожалению, в Германии нацистская пропаганда смогла впечатать эти чудовищные
установки в сознание миллионов немцев.
Историк Александр Дюков возвращает нас к событиям начала войны. В канун варварского
нашествия в частях вермахта, изготовившихся к броску, зачитывали такие приказы:
<Проломи русскому череп, и ты обезопасишь себя от них навек. Ты - безграничный
властелин в этой стране. Жизнь и смерть в твоих руках! Нам нужны русские пространства
без русских!>
Факты свидетельствуют: эти приказы попали на подготовленную нацистами почву.
Зверства немецких захватчиков начались с первых дней войны.
<В городе Барановичи на Пионерской улице солдаты вермахта привязали к столбам
четырех захваченных в плен красноармейцев, подложили им под ноги сено, облили
горючим и заживо сожгли>.
<В деревне под Борисовом по приказу офицера солдаты утащили в лес 16-летнюю Любу
Мельчукову. Изнасиловав девушку, офицер отдал ее солдатам. На поляну притащили
еще группу девушек. Они увидели, как солдаты приколотили Любу Мельчукову к доскам
и отрезали ей груди>.
<Проходя через деревню близ Велижа, солдаты решили развлечься. Они согнали из
ближних домов жителей и бросили их в реку. В тех, кто не тонул, бросали камнями,
в тех, кто пытался уплыть, - стреляли. Не уцелел никто>.
Рассказ партизана: <Мы подобрали на дороге женщину, она ползла и не могла идти
и думала, что уже мертвая. Решила, что на том свете, а не на этом: Она рассказала
нам, как вели на расстрел ее и пятерых ее детей. Пока вели к сараю, детей убивали.
Стреляли и при этом веселились: Она говорила, что не хочет жить: Не может после
всего жить на этом свете, а только на том>.
Автор книги пишет о том, что главари Рейха выработали систему мер по <обезлюживанию>
захваченных пространств, которые выполнялись со всей немецкой педантичностью.
Один из способов <сокращения населения> заключался в расправах над советскими
военнопленными.
По сообщению А. Шпеера, на дороге, по которой из Ростова отступала 1-я танковая
армия фон Клейста, оставались трупы изнасилованных и убитых женщин-военнопленных.
<На дорогах лежали русские санитарки, - вспоминал рядовой Ганс Рудгоф. - Их расстреляли
и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные: На этих мертвых телах были похабные
надписи>.
Немецкий хирург профессор Ханс Киллиан в мемуарах написал о русских военнопленных.
Обратим внимание на характер выражений этого представителя медицины. В нем нет
чувства сострадания.
<То, что к нам приближается, оказывается стадом военнопленных. Да, именно - стадом
- по-другому это невозможно назвать. Поголовье насчитывает примерно двадцать
тысяч. Их захватили во время последнего окружения: Идут со скоростью не больше
двух километров в час, безвольно переставляя ноги, как животные. Слева и справа
на обочинах дороги на глаза попадаются обнаженные тела мертвых русских, исхудавшие,
с торчащими ребрами>.
Александр Дюков пишет об этом, проникнутом нацистским духом, высказывании: <Высокообразованный
профессор просто не видит в русских военнопленных людей, напротив, он настойчиво
подчеркивает их звероподобность. Но коль скоро это животные, то в их смерти нет
ничего трагического>.
Кто погибал в тех колоннах? Чей-то отец, сын, брат? Этого мы никогда не узнаем.
И горькая память о них, пропавших без вести, осталась в семьях навсегда.
Венгерский офицер-танкист запомнил такую картину. <Мы стояли в Ровно. Однажды
утром, проснувшись, я услышал, как тысячи собак воют где-то вдалеке: Я позвал
ординарца и спросил: <Шандор, что это за стоны и вой?> Он ответил: <Неподалеку
находится огромная масса русских военнопленных, которых держат под открытым небом.
Их должно быть 80 тысяч. Они стонут, потому что умирают от голода>. Я пошел посмотреть.
За колючей проволокой находились десятки тысяч русских военнопленных. Многие
были при последнем издыхании. Лица их высохли, глаза глубоко запали. Каждый день
умирали сотни, и те, у кого еще остались силы, сваливали их в огромную яму>.
:Читая эти леденящие душу свидетельства, я вспоминала строки приказа, который
был подписан заместителем народного комиссара обороны СССР, генералом армии Г.К.
Жуковым еще в 1941 году. В нем были определены нормы продовольственного пайка
для немецких военнопленных. В суточный рацион входило: хлеб ржаной - 500 граммов,
крупа - 100 гр., рыба - 100 гр., масло растительное - 20 гр., сахар - 20 гр.,
картофель и овощи - 500 гр. Впоследствии эти нормы увеличивались.
Этот документ - свидетельство подлинного гуманизма, проявленного Советским правительством
по отношению к немецким военнопленным.
Конечно, в условиях войны трудно было в точности соблюдать предписанный по граммам
рацион, но дух этого приказа был понят и неуклонно выполнялся. Я записывала рассказы
офицеров 284-й дивизии, воевавшей в Сталинграде под Мамаевым курганом. <Нам было
предписано - сдавшимся в плен немцам, которые голодали в окружении, сразу выдавать
по полбуханки хлеба и концентраты. Когда они пошли к нам большими толпами, мы
просто не успевали доставлять хлеб с левого берега Волги. Бойцы показывали немцам
- идите сдаваться в соседнюю дивизию - туда прошли повозки с хлебом>.
Мне рассказывала Н.Н. Пинскер, хирург госпиталя 64-й армии, воевавшей в Сталинграде,
о том, как лечили раненых пленных немецких солдат. <Помню, как раненый немецкий
офицер попросил нашего санитара сделать ему постель помягче. В сердцах санитар
обругал его. И тут вошел наш главный хирург Соколов. Он строго предупредил санитара
- относиться к раненым немцам надо спокойно. Конечно, нелегко нам было. Еще вчера
этот враг целился в тебя, сбрасывал бомбы. А теперь ты его перевязываешь. Но
у нас был строгий приказ: не оставлять военнопленных без медицинской помощи>.
Но в годы войны в Германии не оценили гуманные жесты Советского правительства.
Истребление попавших в плен наших воинов обретало все большие масштабы и продолжалось
до самого конца войны.
Одним из преступлений, называемого геноцидом, является умышленное создание жизненных
условий, рассчитанных на уничтожение населения. Александр Дюков пишет о том,
как осуществлялась такая политика в период немецкой оккупации. По расчетам фашистской
верхушки, захваченную территорию необходимо было превратить в зону <величайшего
голода>.
Рейхсмаршал Геринг заявил: <В этом году в России умрет от голода от 20 до 30
миллионов человек. Может быть, даже хорошо, что так произойдет, ведь некоторые
народы необходимо сокращать>.
Планы ограбления оккупированного населения были тщательно разработаны и приняли
самые варварские масштабы. В Германию уходили тысячи эшелонов с пшеницей, картофелем,
рогатым скотом, углем, лесом. Вывозили даже чернозем. Каждому солдату было разрешено
заходить в любой дом и брать все, что ему попадет под руку.
В книге - вся правда о голоде на оккупированной земле. <Мы ели воду. Придет время
обеда, мама ставит на стол кастрюлю горячей воды. И мы ее разливаем по мискам.
От голода брат съел угол печки. Грыз, грыз каждый день, когда заметили, в печке
была ямка>. Вера Ташкевич, 10 лет.
<В селе Васильевке Землянского района колхозница Кулешова Т., не имевшая коровы,
не могла выполнить требование немецких солдат дать им молока. За это немцы подожгли
хату Кулешовой и бросили ее живой в огонь>.
Гауляйтор Украины Эрих Кох заявил: <Меня знают как жестокого пса. Поэтому меня
и направили комиссаром Германии на Украину. Наша задача заключается в том, чтобы
выжать из Украины все. Господа, жду от вас абсолютной беспощадности в отношении
всех туземцев, населяющих Украину>.
Об этом высказывании гауляйтора Украины надо знать тем, кто оскверняет памятники,
установленные над братскими могилами советских солдат.
А такие сообщения приходят из Львова, Каменец-Подольска, Ивано-Франковска и других
городов. Находятся нелюди, которые глумятся над священными погребениями тех,
кто отдал свои жизни за освобождение этих мест от фашистского рабства.
:Читая книгу Александра Дюкова, я часто поражалась тому, как молодой историк,
родившийся через годы после Победы, с такой силой воскрешает памятную военную
боль, будто в генах ему передались чувства современников тех лет.
Он пишет еще об одной стороне фашистского плана <очищения территории от туземцев>.
О том, как миллионы <восточных рабочих> оказались на германской каторге.
В начале войны идея блицкрига - молниеносного разгрома СССР - витала над Германией.
Она звучала в речах Гитлера, в сводках с Восточного фронта и в шальных песнях
немецких солдат. Поражение под Москвой, когда снимки занесенных снегом убитых
гитлеровцев, разбитых орудий и танков обошли весь мир, верхушка Рейха стала осознавать,
что война предстоит долгая. 20 марта 1942 года в Ставке Гитлера под Винницей
обсуждались экономические проблемы. В систему <обезлюживания> восточных земель
были внесены изменения. Германия нуждалась в бесплатной рабочей силе. <Восточные
рабы>, прежде чем умереть, должны были поработать для Рейха.
Александр Дюков изучил сотни документов, чтобы рассказать об этой форме геноцида.
К сожалению, такая тема остается в забвении в нашей исторической науке.
На людей охотились, как на собак. <Играли мы во дворе с мальчишками в <палочки-стукалочки>.
Въехала большая машина, из нее выскочили немецкие солдаты, стали нас ловить и
бросать в кузов под брезент. Привезли на вокзал, машина задом подошла к вагону,
и нас, как мешки, забросали туда. Вагон набили так, что первое время мы могли
только стоять. Взрослых не было, одни дети и подростки: Ночью становилось так
страшно, что многие плакали: нас куда-то везут, а наши родители не знают, где
мы>. Володя Ампилов, 10 лет.
В Германии на государственном уровне было узаконено рабовладение. Когда очередной
эшелон с <остарбайтерами> прибывал в Рейх, мужчин и женщин, на которых были установлены
цены, выставляли на продажу.
Предприятия закупали крупные партии новых рабов. Но и рядовым немцам вполне по
кошельку было приобрести в собственность <восточного раба>.
<Один за другим к нашему строю подходили респектабельные господа. Выбирали самых
крепких, сильных, - вспоминал И.П. Рубан из Кривого Рога. - Ощупывая мускулы,
деловито заглядывая в рот, о чем-то переговаривались, ничуть не считаясь с нашими
чувствами>.
<Вчера к нам прибежала Анна Ростерт, - писали из дома на фронт обер-ефрейтору
Рудольфу Ламмермайеру. - Она была сильно озлоблена. У них в свинарнике повесилась
русская девка. Наши работницы-польки говорили, что фрау Ростерт все била, ругала
русскую. Мы утешали фрау Ростерт, можно ведь за недорогую цену приобрести новую
русскую работницу>.
:Лагеря, в которых содержались <восточные рабочие>, были рассеяны по всему Рейху.
В цехах были развешаны лозунги: <Славяне - это рабы>, чтобы <остарбайтеры> ни
на минуту не забывали о своем положении. Их, полуголодных, принуждали работать
по 12-14 часов. Покупая рабов, хозяева расчетливо экономили на одежде, тепле
и еде. За плохую работу - кнутом по спине, случалось до смерти. Это преступление,
совершавшееся в Германии в огромных масштабах, было основано на циничном расчете:
выжать из человека силы, пока он, полуголодный, исхлестанный кнутом, может работать,
а потом свалить трупы в яму. На место умерших пригонят новых рабов с Востока.
Кажется, трудно поверить, что на такую жестокость оказались способны <благовоспитанные
бюргеры>. Именно такой <новый порядок> мог утвердиться на нашей земле, если бы
не победила Красная Армия.
<В цехе был мастер Вилли. Страшный человек, никогда не снимал повязку со свастикой.
Он с нами не разговаривал. Только бил. Особенно доставалось, когда мы падали
от усталости. Почти каждый день кто-то умирал. Со мной рядом спала Тамара Варивода.
Ночью она умерла. Так и лежали мы с ней до утра. Утром ее унесли>. Нина Чебердина.
<Идея уничтожения трудом является наиболее подходящей>, - заявил рейхсминистр
Геббельс. Жестокое обращение с <восточными рабами> стало обыденным в Германии
и входило в общую систему мер по сокращению населения оккупированных областей.
В феврале 1943 года после поражения под Сталинградом в Германии был объявлен
трехдневный траур. В те дни в концлагере Равенсбрюк свою злобу гитлеровцы выместили
на заключенных. <Людям приказали раздеться догола и оставили стоять. На февральском
морозе они стояли, сбившись в кучу, согревая друг друга, ожидая смерти. Потом
их завели в баню и отвели обратно в барак. Три дня не давали есть>.
Подобные кровожадные фантазии, рождавшиеся в головах гитлеровцев, казалось, явились
с самого дна ада.
<Когда народ убивают, он сопротивляется>. В каждой области, в городах и селах,
оккупированных врагом, находились патриоты, которые борьбу с врагом ставили выше
собственной жизни. Александр Дюков рассказывает об истоках партизанского движения,
его масштабах и трагических событиях, связанных с ним.
Партизанка В.И. Одинец вспоминала: <Узнала ненависть: Сразу: Такая ненависть!
Как они могут ходить по земле! Как они: Откуда: Мы же видели, что они творили.
Мы ушли в лес все: папа, братья и я. В партизаны>.
Борьба с партизанами стала еще одним обличьем геноцида. <Эта партизанская война
имеет и свои преимущества, - цинично заявлял Гитлер. - Она дает нам возможность
истреблять все, что восстает против нас. Огромное пространство нужно усмирить
как можно быстрее, этого лучше всего можно добиться расстрелом каждого, кто хотя
бы косо посмотрит на немца>.
В местах, попавших под пяту оккупации, помнят, как осуществлялась эта нацистская
программа. Казнь, часто изощренная, ожидала мать, пустившую в хату своего сына-партизана,
детей, накормивших в лесу раненого, каратели уничтожали целую деревню, если где-то
вблизи напали на немецкий обоз, о чем жители и не знали. Но чаще всего убивали
без всяких причин.
Карательные акции против мирных жителей превосходили все представления о жестокости,
которые знало человечество. Александр Дюков приводит в книге рассказы о чудовищных
зверствах.
<Я видел то, что человек не может видеть. Ему нельзя: Ночью пошел под откос и
сгорел немецкий эшелон, а утром положили на рельсы всех, кто работал на железной
дороге, и пустили по ним паровоз>. Юра Карпович, 8 лет.
<Вокруг все горело, жгли деревни вместе с людьми: Я сама огарки собирала. Собирала
подруге семью. Косточки находили, и где оставался кусочек одежды, узнавали, кто
это: И в могилку общую клали. Только косточки белые. Или костная мука. Я ее уже
узнавала: Различала: Она - белая-белюсенькая:>. Подпольщица М.Т. Савицкая-Радюкович.
Под Минском создан мемориал на месте деревни Хатынь, сожженной вместе с людьми.
Белорусы, свято хранящие память о прошлом, обозначили здесь названия деревень,
в которых жители горели заживо. Многие деревни, где люди приняли мученическую
смерть в огне, были в Смоленской, Псковской, Брянской и других областях.
По расчетам гитлеровцев, <местные недочеловеки, будут либо уничтожены, либо запуганы
так, что никогда больше не посмеют поднять руки на представителей высшей расы>.
Однако документы свидетельствуют о другом. День ото дня силы сопротивления врагу
нарастали. Ненависть захлестывала, память о погибших обжигала сердца. Люди шли
на смерть, чтобы отомстить врагу. В партизанские отряды вступали тысячи добровольцев.
:В книге Александра Дюкова воссоздаются забытые картины. Даже отступая под натиском
Красной Армии, немецкое командование не отошло от своей истребительной политики.
Со всей педантичностью они разрушали оставшиеся заводы, взрывали мосты, угоняли
<восточных рабов>. Враги оставляли за собой <выжженную землю>.
<Мы едем по изуродованному, взорванному и сожженному миру, - писал Константин
Симонов. - Земля Смоленщины стала пустыней. Проезжаем одну деревню за другой,
и те, кто остался жив, стоят над развалинами своих изб>.
Наша страна понесла тяжелые потери. На оккупированной немцами территории погибло
более 11,5 миллионов советских людей - умерли от голода, убиты, сожжены, 2,1
миллиона погибли на каторге в Германии, гитлеровцы уничтожили около 3 миллионов
наших военнопленных.
Эти человеческие безвозвратные потери наложили тяжелую печать на судьбу нашего
Отечества в послевоенные годы, дотянувшись до дней сегодняшних. Последствия военного
бедствия так и не осмыслены в нашей истории в полной мере.
Все годы войны наши воины, поднимаясь в атаку, думали о возмездии врагу. Как
часто в окопах и землянках бойцы и офицеры говорили: <Они ответят за все!> И
вот наступил день, когда Красная Армия вступила на территорию Германии.
19 января 1945 года Сталин подписал специальный приказ <О поведении на территории
Германии>, который гласил: <Офицеры и красноармейцы! Мы идем в страну противника.
Каждый должен хранить самообладание, каждый должен быть храбрым: Оставшееся население
на завоеванных землях не должно подвергаться насилию. Виновные будут наказаны
по законам военного времени>.
Этот приказ был доведен до каждого солдата и определил характер поведения наших
воинов на немецкой земле. Хотя документы свидетельствуют: случались факты мародерства,
мести, изнасилований. Однако эти поступки жестко пресекались. Остались материалы
военных трибуналов, которые приговаривали нарушивших приказ офицеров и солдат
к срокам заключения и даже расстрелам. Были среди осужденных и те, кто прошел
войну от Сталинграда до Берлина.
В книге есть рассказы о том, с какими чувствами продвигались наши воины по вражеской
земле. <Войны-то у них еще не было, - говорил офицер-десантник Василий Тюхтяев.
- У них все сохранилось! А у нас - война все взяла!.. До Волги дошли! Все было
разорено>. Медсестра Вера Вяткина записывала: <Как теперь трудно воевать. Все
чужое, враждебное. Если бы ненависть убивала, то ее бы у каждого хватило на тысячу
этих зверей>.
Александр Дюков обращает внимание читателей на духовную сторону происходивших
в те дни событий. Как советские воины, потерявшие родных и друзей, видевшие смерть
и разрушения, находили в себе силы проявлятьмилосердие.
<Мы бились за каждую комнату, - вспоминал участник боев в Берлине И.Д. Перфильев.
- Однажды нам пришлось вытаскивать немецких жителей из затопленного подвального
помещения. Не могли мы смотреть на гибель детей>.
<Вопрос о мести фашистам как-то отпал сам собой, - вспоминал Всеволод Олимпийцев.
- Не в традициях нашего народа отыгрываться на женщинах и детях, стариках и старухах.
А невооруженных немцев-мужчин, пригодных для службы в армии, мне не приходилось
видеть>.
:После падения Берлина из подвалов разрушенных домов стали выходить испуганные
и голодные жители. По распоряжению военного командования среди руин появились
солдатские кухни, к которым берлинцы потянулись с кастрюлями. Нетрудно увидеть
на сохранившихся снимках грустные улыбки наших солдат, раздававших немцам еду.
Они знали, что в это время на наших полях женщины пашут, впрягаясь в плуг. Вскоре,
к изумлению немецких жителей, по карточкам стали выдавать продукты.
Вот высказывание берлинки Элизабет Шмеер: <Побежденному народу, армия которого
так много причинила несчастий России, победители дают продовольствия больше,
чем нам давало прежнее правительство. На такой гуманизм, видимо, способны только
русские>.
В те победные майские дни 1945 года, по выражению Александра Дюкова, <произошло
чудо>. И запечатленный в мраморе Солдат со спасенной немецкой девочкой на руках,
памятник, установленный в Трептов-парке - <это запечатленная в камне правда>.
Книга, написанная Александром Дюковым, необычайно своевременна. В наши дни метастазами
разрастается многоликое явление, которое можно назвать покушением на Победу.
Нашу страну, понесшую неисчислимые жертвы, победившую фашизм и спасшую народы
Европы, уже чуть ли не приравнивают к нацистскому Рейху. Память о военной трагедии
оказалась усеченной. Сегодня о проводившейся истребительной политике нацистов
попросту предпочитают не говорить. Александр Дюков напоминает о том, что в нашей
стране после войны <на исследование нацистской оккупации был положен негласный
мораторий>. Думалось, после пережитого люди больше всего нуждались в отдыхе,
к тому же публикация многих фактов, связанных с пособниками фашистам, могла внести
раскол в общество. <В итоге политическая целесообразность оказалась выше исторической
добросовестности. Ужасы нацистской оккупации остались в народной памяти, но не
были зафиксированы историками>. Автор книги называет имена зарубежных историков,
которые опубликовали книги, посвященные нацистской истребительной войне на Востоке.
<Советская историческая наука высокомерно игнорировала эти исследования, при
этом не ведя собственных>.
В Израиле трагедия Холокоста стала предметом исследования в специализированных
научных институтах. В России тема геноцида нашего народа в годы нацистской оккупации
по-прежнему полна белых пятен.
Чем дальше война, тем больше появляется мифов, которые очерняют подвиг нашего
народа. Нет числа злобным измышлениям, будто вышедшим из ведомства Геббельса.
Находятся политики, которые нашу страну называют агрессором. А чего стоит прозвучавшая
по нашему телевидению передача, прямо называвшаяся <Русский фашизм страшнее немецкого?>
В своей книге Александр Дюков приводит высказывание историка Наталии Нарочницкой:
<Подлинная историческая память намеренно стирается. Геополитический проект Гитлера
- уничтожение целых государств и наций и лишение их национальной жизни - забыт:
Почему славяне вообще не упоминаются в качестве жертв гитлеровского геноцида?
Уж не потому ли, что это дает возможность обвинять в фашизме тех, кто оказал
гитлеровской агрессии наибольшее сопротивление и сделал невозможным повторение
Освенцима?>
С надеждой читаешь сообщение о том, что Фонд <Историческая память>, который возглавляет
Александр Дюков, приступил к осуществлению обширной программы по исследованию
<нацистской истребительной политики>, издает сборники документов и статей, проводит
международные конференции. Эта работа призвана воссоздать правду о геноциде нашего
народа, который несли на штыках немецкие захватчики.
:Я часто смотрю на памятный снимок. Наши воины на ступенях рейхстага. Они только
что вышли из боя. Прекрасны их лица, на которых усталость и торжество. Разве
могли они подумать, что придут времена, когда придется защищать их Великий Подвиг.
Однако ныне на память о Победе направлены все виды психотронного оружия. Здесь
открылись свои рубежи и вошли в обиход военные термины. Защитить Победу от злобных
наветов - значит отстоять честь нашей Родины и ее будущее. Недаром писали на
знаменах во время войны: <Наше дело - правое!>
Специально для Столетия
С уважением
Нина.
