Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

ВВЕДЕНИЕ В МЫШЛЕНИЕ. УРОК 001: САМОТВОРЕНИЕ


Сотворим компьютерную игру – «Сотворение мира». И в этом мире пусть действует
компьютерный вирус - способный к самостоятельному программированию игрок Адам.
 Программист играет с ним, как Отец с сыном. Но однажды Адам свершает Грехопадение
- познает свою способность к программированию и соответственно свою возможность
программировать Программиста…

О том, что было и будет дальше – читайте Священные Писания, изучайте историю,
 смотрите фильм «Матрица»…

Нас же пока интересует вопрос – откуда взялся Программист? Из какого материала
и по каким правилам он сотворил сущее? Логика, математика, синергетика - лишь
потом (http://panlog.com:8881/cgi-bin/dd.cgi?year=2003&time=2003-6-19#1).

Если мыслить «снизу» - не выйдем из логического круга и остановимся на констатации
взаимопринадлежности-взаимопонимания сына и отца, присущего Да-быть (Da-Sein
= Sein-Da) и сверхсущего Быть (Sein). Дальнейшее вопрошание упирается в «Да!».
А что такое «Да!» начала творения «и сказал Бог: да будет свет» (Бытие 1:3)?

Вопрос этот до последней глубины исследован Мартином Хайдеггером, и я попытался
подытожить ответ в работе «Постигая Хайдеггера» (http://www.panlog.com/heidegger.html).
“Da”- это не “при” сущем “тут”, а стояние в Просвете Бытия. Исследователи отмечают,
что в философии Хайдеггера “раньше самой ранней мысли - ясность или неясность
того, о чем она: Просвет (Lichtung), в котором имеет место всё” (Бибихин В.В.
Примечания переводчика \\ Хайдеггер М. Бытие и время. Москва: Издательство Ad
Marginem, 1997, с. 450). Как бы человек ни раскрывал свой взор и слух, как бы
ни отдавался мысли и порыву - он всегда с самого начала уже обнаруживает себя
в этом Просвете вошедшим в круг непотаенности, чья непотаенность (алетейя) уже
осуществилась, коль скоро она вызвала человека на соразмерные ему способы своего
открытия. Про-свет - это про-нимание.

Иначе говоря, человеческая мысль - не первоисходна и не самодостаточна. Она принадлежит
“пространству”, “просвету”, “прониманию”, “лону” Бытия. До её вопрошания - ответ
“да” или “нет”. И “нет” - от “да”. “И свет во тьме светит, и тьма не объяла его”
(Евангелие от Иоанна 1:5). “Мышление проводит борозды в поле Бытия, - говорит
Хайдеггер в лекции “Существо языка” (1957), словно бы уподобляя Бытие тому отзывчивому
на каждое человеческое помышление Океану, который изображен в научно-фантастическом
романе Станислава Лема “Солярис” (1961). - Собственный жест мысли - не вопрошание”
(Heidegger M. Das Wesen der Sprache \\ Heidegger M. Unterwegs zur Sprache. Tuebingen:
Neske, 1959, S. 173, 175).

Человек есть Dasein, только если ему Sein ещё до задаваемого им первовопроса
уже отвечает “да!” “Вопрос оказывается не последним словом в языке, - комментирует
французский философ Жак Деррида в книге “О духе. Хайдеггер и вопрос” (1987).
- Прежде всего - потому что он не первое слово. Во всяком случае прежде всякого
слова располагается то слово, иногда бессловесное, которое мы называем “да”.
Род предшествующего всякому началу залога, который, всё опережая, делает нас
заложниками: вовлеченными участниками слова и поступка” (Derrida J. De l'esprit.
Heidegger et la question. Paris: Galilee, 1987, p. 148).

Тем не менее путь «снизу» - от Адама к Программисту – не совсем тупиковый. Он
вбирает в себя всю науку. И он показывает принципиальную ограниченность науки,
всяческого панлогизма, самого мышления.

В Вводном уроке 000 (http://panlog.com:8881/cgi-bin/dd.cgi?year=2003&time=2003-6-9
)  обозначалась основа основ мышления – единоборство-саможертвоприношение-самоуничтожение
как предпосылка саморождения-самовозрождения. Этот Первоалгоритм Бытия (Быть)
задает алгоритмы бытия всего сущего и всякого сущего, прежде всего бытия человека
(Дабыть).

В единоборческо-богоборческом Первоалгоритме содержатся все начала и концы, и
к его постижению предстоит возвращаться постоянно. Представьте себе колебания
«Вечного Двигателя», пульсации «Вечного Сердца», циклы-всполохи «Вечного Огня».
Как говорит Гераклит, «Этот космос, один и тот же для всего существующего, не
создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым
огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим».

Вот он, камень преткновения мышления – невозможность поднять себя за волосы и
на пути «снизу»  постичь, Кто изготовляет «ген» сущего, Кто правит космосом.
Ведь не может из простого Самораздвоения Единого возникнуть вся эта роскошь-красота
многообразного сущего, всё богатство наших переживаний и эмоций. Сложность последствий
предполагает равномощную сложность Первопричины.

Между тем все предшествующие попытки «дедуцировать» сущее из того или иного Первоначала
позволяли упорядочить и организовать постигаемое сущее и даже понять его саморазвертывание-самоорганизацию.
Великие системы Платона, Аристотеля, Плотина, Фомы Аквинского, Лейбница, Фихте
и особенно Гегеля в философии (беру только западную философию), Чарльза Дарвина
в биологии, Карла Маркса в обществоведении, классической механики, М-теории или
синергетики в физике, аксиоматики и метаматематики в математике и логике – на
этих путях мышления «снизу» возникла Техника (по-хайдеггеровски – Постав http://panlog.com:8881/cgi-bin/dd.cgi?year=2003&time=2003-5-15
), которая поставила Адама на равных один на один с Программистом.

Однако ограниченность мышления «снизу» проявляется не только в невозможности
постичь Программиста и его замысел (= Быть с Его Истиной и Смыслом и Жизнью и
Путем), но и в невозможности постичь само мышление, сам смысл сущего. Титаническая
попытка Гегеля, который, отталкиваясь от проведенного Кантом строго-научного
анализа предпосылок мышления, постарался через саморазвертывание мышления (абсолютной
идеи, духа) охватить многообразие природы, истории и человека, - не удовлетворила
мышление.

Поэтому послегегелевская философия, начиная с позднего Шеллинга, старается избегать
панлогической дедукции, а концентрируется или на микроскопическом «понимании»
размножения тварного сущего, или на макроскопической «интуиции» его всеединения.
Первая линия свойственна западноевропейскому мышлению (особенно показателен здесь
Эдмунд Гуссерль), а вторая – русскому (особенно показателен здесь Павел Флоренский).

Но есть ещё путь мышления «сверху», о чем будет идти речь дальше. А промежуточное
положение между путем «снизу» и путем «сверху» занимает Мартин Хайдеггер.

Прежде чем перейти к осмыслению пути «сверху», не могу не процитировать Анатолия
Сергеевича Арсеньева, о книге которого «Философские основания понимания личности»
я рассказывал в одной из предыдущих заметок (http://panlog.com:8881/cgi-bin/dd.cgi?year=2003&time=2003-6-22).
Обсуждая работу Сергея Леонидовича Рубинштейна «Человек и мир» и намеченный в
ней «выход из тупика, в котором пребывает научная психология» (с. 298), А.С.
Арсеньев различает «теоретика» и «мудреца».  «В Рубинштейне, - пишет он, - мудрец,
в конце концов, преодолел теоретика и шагнул через него. И этот шаг был важнейшим
в его судьбе. Это – радостное открытие, выход на свободу из собственных внутренних
оков, открытие себя и мира, шаг в «пространство – обиталище мудрецов». Он представляется
мне как мудрец, бесконечно любящий жизнь, глубокий и тонкий ценитель её красоты
– красоты природы, красоты женщины, красоты музыки, поэзии, любви, вдохновения,
поступков и слов человека… Но если теоретик сделал шаг в сторону мудрости (произошло
преображение теоретика в мудреца), он уже не может исповедовать никакую теорию.
Все теории превращаются для него в частичные инструменты, пригодные для решения
частных, ограниченных задач. Они не могут определять его отношение к миру (мировоззрение,
которое теперь оказывается и мировосприятием, и мироощущением, и миропониманием).
Оно определяется теперь другим основанием, другим источником (не «снизу», а «сверху»).
Он «один на один» с Миром (Богом) как Целым» (с. 300).

Как видим, мои размышления во многом совпадают даже терминологически-концептуально
с размышлениями Анатолия Сергеевича Арсеньева. Мы – капли одного дождя, струи
одного потока.

Можно поспешно решить, что «теоретики» - не мыслят, потому что находятся в плену
принятой мыслительной парадигмы и заимствованных шаблонов и алгоритмов мышления.
На самом деле «теория» - это дисциплина и самодисциплина мышления, а «мудрость»
- побудитель и парус мышления. В гармоничном человеке – «теоретик» и «мудрец»
взаимодополняют и взаимоусиливают друг друга. Мартин Хайдеггер – показательный
пример.

Теперь обсудим путь мышления «сверху». Он не сводится к «мудрости», а превосходит
её. Он родственен откровению, духовидению, мистике. В философии путь мышления
«сверху» ярче всех попытался выразить Фридрих Ницше. А до него выразили в своих
пророчествах-прозрениях великие учителя человечества, основоположники мировых
религий.

Поскольку путь мышления «снизу» принципиально не может поставить Дабыть  один
на один с Быть и подступиться к замыслу и исходному «материалу» Программиста
- перевернем отношение между Адамом и Программистом. Примем за первоисходное
– нынешний Адам и есть грядущий Программист, который запрограммировал Адама прошлого.

Другими словами, нынешнее человечество программирует следующий цикл сущего (космический
цикл), который по законам синергетики абсолютно совпадает с нынешним циклом (известная
мифологема «вечного возвращения»).

Эта концепция «вечного возвращения», которую в Новое Время с такой силой возродил
Фридрих Ницше, - основа основ первозданного мышления, а также внутренне присуща
античной философии. Так, выражение "время апокатастасиса" эксплицирует характерное
для античности представление о циклическом времени, которое предполагает возможность
буквального (нумерического) повторения событий. Философским основанием такой
концепции времени может служить известное рассуждение из аристотелевской "Физики"
("подобно тому как может повторяться снова и снова одно и то же движение, так
и время..." D 12. 220 b 12-14), которое развивает Евдем Родосский: "Повторяется
ли то же самое время или нет - вот вопрос. Термин "тождественное" многозначен.
То же самое по виду, очевидно, повторяется, например лето и зима, и другие времена
года и периоды, и точно также повторяются и те же самые по виду движения, как,
например, солнцевороты, равноденствия и другие пути Солнца. А если поверить пифагорейцам,
что-де [повториться] то же самое нумерически, то и я буду рассказывать вам с
палочкой в руках, [как сегодня], и вы будете сидеть вот так, и все остальное
будет точно таким же, и в таком случае логично считать, что [повториться] то
же самое время. Ибо у одного и того же движения, равно как и у многих тех же
самых [движений] "раньше" и "позже" тождественны, а стало быть, они тождественны
нумерически. Следовательно [повторится] все то же самое, а значит и время" ("Физика",
фр. 88).

Ритм сущего сопряжен с ритмом самотворения Адама, артикулирует его мышление.
Отсюда понятна необходимость «строевой подготовки» мышления как выражение Страха
Господня, начала премудрости.

Как отмечает Олег Алексеевич Чулков в публикации Центра антиковедения Санкт-Петербургского
университета «Время апокатастасиса» (2002), «в лексиконе древнегреческой философии
термин апокатастасис имеет несколько значений: возвращение к прежнему положению
(например, отход войска к исходной позиции); восстановление первоначального состояния
тела, (выздоровление), в этом смысле этот термин использует Аристотель, опровергая
учение о наслаждении, как "чувственно ощутимом восстановлении природного состояния",
(восстановление (apokatastasis) здесь понимается как "перемещение (katastasis)
из неестественного состояния в естественное", Magna Moralia 1204b36, 1205b6)».

В псевдо-платоновском диалоге "Аксиох", апокатастасис - это момент появления
луны или солнца после затмения (370с1); Эпикур называет апокатастасисом возвращение
атомов к прежнему состоянию после их соударения (Epist. ad Herodotum 44, 5);
апокатастасисом обозначают также возвращение звезд к тому положению на небе,
которое они занимали в предыдущий год, в этом значении выражение "апокатастатическое
время" (apokastatikos chronos) употребляется в астрономическом сочинении "Сфера"
ученика Посидония Гемина; этот же термин использует Прокл в "Первоосновах теологии",
называя апокатастасисом циклическое возвращение внутримировой души к прежнему
состоянию: внутримировая душа делает кругообороты своей жизни и осуществляет
возвращения в прежнее состояние (http://svetlov-rv.by.ru/confplat/2001/chulkov.htm).

Прокл рассуждает следующим образом: "если душа измеряется временем и действует,
переходя от одного к другому, и ей свойственно особое движение, а все движущееся
и причастное времени, будучи вечным, делает кругообороты, периодически возвращается
и переходит снова от одного и того же к тому же, то ясно, что всякая мировая
душа, имеющая движение и действующая во времени, должна иметь кругообороты движения
и возвращения в прежнее состояние, так как всякий кругооборот вечного способен
возвращаться в прежнее состояние (pasa periodo" twn aidiwn apostatikh)" (§ 199).
(Ср. §31: "Все эманирующее из чего-то по сущности возвращается к тому, из чего
эманирует"; §32: "Всякое возвращение совершается через подобие возвращающегося
тому, к чему оно возвращается" §33: "Все эманирующее из чего-то и возвращающееся
имеет циклическую энергию").

Христианство проникнуто предвосхищением Второго Пришествия Иисуса Христа, который
как Сын Человеческий или Вечный Адам призван не просто возвратить человечество
в Рай, из которого оно было изгнано после Грехопадения, а сотворить Новое Небо
и Новую Землю – «се, творю всё новое» (Откровение 21:5). Не раз я уже рассказывал
в своем Философско-политическом дневнике, какое огромное впечатление произвела
на меня прочитанная в студенческие годы книга известного немецкого богослова
Германа Гункеля «Творение и Хаос в Начале и Конце»  (Gunkel H. Schoepfung und
Chaos in Urzeit und Endzeit: eine religionsgeschichtliche Untersuchung ueber
Gen 1 und Ap Joh 12. - Goettingen: Vanderhoeck und Ruprecht, 1895. - XIV, 431
S.), в которой показывалось, что конечные события Откровения Иоанна Богослова
сопрягаются с начальными событиями Книги Бытие, то есть Священное Писание свидетельствует
о «Вечном Возвращении».

Между тем, отмечает О.А. Чулков, античной модели циклического времени и "вечного
возвращения" обычно противопоставляют иудео-христианскую концепцию линейного,
исторического времени, символом которого является не круг, но вектор, направленный
от сотворения до свершения мира. Тем не менее, именно термин апокатастасис используется
в "Деяниях апостолов" (3:21) где говорится о том, что "небо должно было принять
Иисуса до времен свершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков
от века".

Увы, как то не раз бывает, Синодальный перевод не вполне точно передает смысл
этого свидетельства, поскольку acri cronwn apokatastasew pantwn означает скорее
"до времени восстановления всего бывшего прежде", то есть до времени возвращения
человечества к первоначальному согласию с Богом, когда, по словам Исаии, "земля
будет наполнена вeдением Господа" (11:9). Не вполне ясный смысл этого свидетельства
из "Деяний апостолов" допускает возможность его истолкования в терминах стоической
философии. Например, согласно гностическому учению Василида, в надлежащее время
произойдет "восстановление всего, как от природы изначально заложено в семенах
[мирового] целого"; такое восстановление, по мнению Василида, предстоит только
пневматическим сущностям, но их материальные оболочки подлежат уничтожению.

С другой стороны, авторитетные раннехристианские авторы разрабатывают такую интерпретацию
термина апокатастасис, которая ко времени вселенских соборов будет признана ортодоксальной:
в конце времен настанет момент, когда очистившиеся от грехов люди вернутся к
Богу (смотри, например, Климент Александрийский, Str. VII, 56). При этом, однако,
остается очевидное противоречие между "восстановлением всего", о котором сказано
в Деяниях 3:21, и весьма существенной для христианской доктрины концепцией посмертного
воздаяния и вечного осуждения грешников. Неустранимость противоречия наиболее
отчетливо обнаруживается в теологической системе Оригена.

Согласно Оригену, Бог-Творец пребывает в вечности, бесконечность времени для
него - один "сегодняшний день" (In. Ioan. Com. I, 32). Мир совечен Богу, поскольку
нельзя представить, чтобы Творец и Вседержитель оставался без сотворенного и
подчиняющегося ему (De princ. I, 2, 10). Тем не менее, известный нам мир имел
начало и будет иметь завершение, которые описаны соответственно в "Книге Бытие"
и "Апокалипсисе". Но прежде него существовали иные миры, а после него будут сотворены
новые.

Ссылаясь на некоторые тексты Нового Завета (Мф. 13:35; Ин. 17:24; Еф. 1:4), Ориген
трактует творение мира как "низвержение" (katabolh) всех существ из некого высшего,
невидимого и бестелесного состояния в низшее, видимое и телесное. В этом низведении
разумные существа проявляют свойственную им свободу, как предполагается нами
в исходной компьютерной игре между Программистом и человековирусом, но именно
благодаря своему разуму и возможности свободного выбора, все отпавшие творения
сохраняют надежду на воссоединение с Творцом.

Различие в скорости свободного отпадения существ от первоначального состояния,
считает Ориген, определяет их видимое разнообразие, но со временем различия между
ними опять исчезнут, когда они возвратятся к первоначальному единству с Богом.
Таким образом, восстановление понимается как противоположное падению «вниз» движение
«вверх» - анастасис, воскресение. Онтологический смысл такого воскресения, состоит
в освобождении от тела, что прямо противоречит ортодоксальному учению о воскресении
плоти. Позиция Оригена здесь сближается с гностической эсхатологией Василида.

С другой стороны, такая концепция всеобщего восстановления близка к учению стоиков
о периодическом обновлении космоса. Зенон Китийский, например, утверждал, что
после космической экпирозы "вновь появятся Сократ, Платон и все люди со своими
родными, возлюбленными, согражданами, станут говорить то же самое, помогать тем
же самым, то же самое делать, и все города и селения, и земля возникнут в том
же самом виде". Повторение событий в космических циклах Хрисипп называл палингенесией
(= renovatio - "возрождение", "обновление"). Но этот же термин использован и
в новозаветных текстах для обозначения грядущего воссоздания ("пакибытия" в синодальном
переводе) царства, когда Сын Человеческий воссядет на престоле славы (Матф. 19:18).
Кроме того, в "Послании к Титу" говорится о спасении посредством "омовения возрождения
и обновления (пилингенесии) Святым Духом" (3:5).

Логической предпосылкой концепции апокатастасиса у Оригена является принцип подобия
начального и конечного момента в развитии каждого из сотворенных миров: "similis
est finis initiis". Поэтому, заключает Ориген, "как один конец всего, так должно
предполагать и одно начало для всего; и как одно начало предстоит многим, так
от одного начала произошли различия и разности, которые ... призываются к одному
концу, подобному началу" (De princ. I 6, 2).

Вначале все сотворенные (павшие) существа распределяются сообразно с их "чином
и заслугами" на двух онтологических уровнях истории мира: видимом и временном;
невидимом и вечном. Разумеется, все разумные духи стремятся вновь обрести бытие
невидимое и вечное, и некоторые из них довольно скоро его достигнут, другие же
вернутся к нему несколько позже, а некоторые - лишь в последние времена, и то
только путем "величайших и тягчайших наказаний и продолжительных и самых суровых
исправлений" (I 6, 3).

При этом, такое наказание вовсе не следует понимать как внешнее насильственное
действие по отношению к провинившемуся существу, ибо "каждый грешник сам для
себя зажигает пламя собственного огня, а не погружается в какой-то огонь зажженный
уже раньше или прежде него существовавший" (II 10, 4).

Когда все разумные и свободные духи, включая дьявола и бесов, будут очищены изнутри
сжигающим их пламенем (топливом которому послужат их собственные грехи) наступит
то самое время апокатастасиса, а точнее момент вечности, в котором исход вещей
совпадет с их начальным состоянием, их окончания уравняются с началами, и будет
восстановлено то состояние разумной природы, которое она имела до Грехопадения
(III 6, 3). Тогда "все будет восстановлено в первоначальное единство, и Бог будет
все во всем" (III 6, 6).

Если бы Ориген на этом и остановился, полагает Олег Алексеевич Чулков, «то его
учение могло бы оказаться вполне приемлемым для ортодоксального богословия, догматические
принципы которого были определены спустя столетие после его смерти». Возможно,
что в этом случае его сочинения избежали бы столь пристального внимания императора
Юстиниана, по настоянию которого церковный собор 543 года анафематствовал отдельные
положения системы "безбожного Оригена", включая его учение о всеобщем апокатастасисе.
Но принцип разумности и свободы сотворенных духов оказался для Оригена важнее
вечного блаженства праведников и вечных мук грешников. Свобода же предполагает
возможность нового падения и, следовательно, творения нового мира.

Ведь разумные и свободные – то есть субъектные - существа всегда претерпевают
какие-нибудь возмущения, а "за этими возмущениями, без сомнения, снова последует
то различие и разнообразие тел, которыми всегда украшается мир, потому что мир
не может состоять иначе, как только из различия и разнообразия; но это [разнообразие]
никоим образом не может осуществиться помимо телесной материи" (II 3, 3).

Однако, в отличии от стоической концепции палингенесии, оригеново учение об апокатастасисе
исключает возможность буквального, "нумерического" повторения событий. Мир не
может быть восстановлен во второй раз в том же самом порядке, с теми же рождениями,
смертями и действиями. Это столь же невозможно, как дважды рассыпанная мера зерна,
никогда не образует одинакового расположения зерен. Следовательно, "миры могут
существовать только различные, с различными изменениями" (II 3, 4).

Точка зрения Оригена имеет право на существование, и недаром она ещё недавно
столь пристально исследовалась в научной фантастике. Но далее я постараюсь показать
философско-логически и физико-математически, почему предпочтительнее модель именно
«вечного возвращения».

Таким образом, учение Оригена о "всеобщем восстановлении" оказалось своеобразным
промежуточным звеном между античной концепцией циклического времени и иудео-христианским
линейным историзмом. В своих рассуждениях Ориген исходит из фундаментального
для христианства принципа личной свободы, но ему все же не удается вырваться
из того порочного круга, в котором, по словам Августина, блуждают нечестивцы,
не знающие, что "единожды умер Христос ..., воскреснув же из мертвых, уже не
умирает и смерть не будет более обладать им" (De civ. Dei XII, 14). Отметим только,
что логически Августин прав не только в случае «одноразовости» самотворения и
самовоскрешения, но и в случае «бесконечноразовости» одного и того же цикла взаимопрограммирования
Христа и Адама, сверхсущего Быть и присущего Дабыть.

Пунктирно намеченная здесь траектория мышления «сверху», то есть программирования
самотворения Настоящего Адама самим Вечным Адамом, - как видим, довольно проторена
ещё в античном и христианском мышлении, не говоря о восточном мышлении, где она
доминирует. Не Творец нас программирует, а мы программируем Творца. На эту тему
много прозрений у шведского мудреца и теоретика Эммануэля Сведенборга (1688-1772)
с его ключевой установкой «человек – рассадник небес». Откровения великого мистика
размещены на многочисленных сайтах, и я рекомендую, например, с точки зрения
всеединства и   единоборства Быть и Дабыть посмотреть комментированную подборку
львовянина Александра Валентиновича Васильева «Оживотворение Бытия» (http://zhurnal.lib.ru/w/wasilxew_aleksandr_walentinowich/ozivotvorenie.shtml).

Всё разнообразие «будущего» космического цикла закладывается нами в цикле «настоящем»,
как праотец Ной закладывал в Ковчег по паре каждой твари. Более того, только
мы, люди, призваны - снова возвращаюсь к дзэн-буддизму - «убить Будду» и покончить
с космосом, обрушив его, то есть воспроизвести Богосаможертвоприношение Сына
Божьего и Сына Человеческого Иисуса Христа на Голгофе, только во Второй Раз –
во вселенском масштабе. Из Круга Времени  (= Вечность) нам не вырваться, но отформатировать
диск сущего и стереть память сбывшегося – в наших силах. Классические подходы
к данной проблематике содержатся в научно-фантастическом цикле Айзека Азимова
Foundation (1951-1953), в романе The End of Eternity («Конец вечности», 1955)
и т.д..

Орудием или рычагом низвержения сущего послужит Постав - создаваемый нами в субъектное
Новое Время и исследованный Мартином Хайдеггером научно-технический фаустианский
строй мышления, сопряженный с ницшевской «волей к власти» или хайдеггеровской
«волей к воле». Когда возник Постав, то Фридрих Ницше, осознав это, воскликнул
– Gott ist tot! (Бог мертв!). Мы, люди, став Программистами, - уже убили Бога.
И Фридрих Ницше справедливо посчитал, что Программист – это прежде всего Нигилист.
А нигилизм стремится низвергнуть сущее в Ничто.

Неплохим введением в тематику данного Урока 001 может быть роман Станислава Лема
Glos Pana («Глас Господа», 1968), в котором подсказывается физическая возможность
силами Постава из нынешнего космического цикла запрограммировать следующий, то
есть осуществить Cамотворение, стать Программистом (http://lib.ru/LEM/godvoice.txt).