НЕПРЕДВЗЯТО О ПРЕДВЗЯТОМ
Просмотрел книгу Николая Митрохина «Русская партия: Движение русских националистов
в СССР 1953 – 1985 годы» (Москва: Новое литературное обозрение, 2003. – 624 с.).
Аннотация гласит:
«Научная монография об истории движения русских националистов в СССР, основанная
главным образом на воспоминаниях бывших участников движения и материалах их личных
архивов. Автор исследует таинственную «Русскую партию», в течение десятилетий
остававшуюся загадкой для западных советологов. Впервые подробно рассмотрены
связи русских националистов с ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ, а также проблема этнической
ксенофобии в партийно-государственном аппарате. Отдельная глава посвящена истории
русских националистов в диссидентском движении. Книга проиллюстрирована уникальными
фотографиями из личных архивов».
Поскольку книга претендует на статус «научной», попробую её бегло рассмотреть
с позиций исторической науки, и ограничусь теми местами, где упомянут я.
Припоминаю, что приходил где-то в конце 1990-х годов в мой офис автор этой книги,
я ответил на его вопросы и снабдил брошюрами, газетами, материалами Российского
Народного Фронта (РНФ) и Партии Возрождения, где были опубликованы некоторые
мои воспоминания о 1950-1980-х годах. Другими словами, необходимый круг источников
касательно меня у Н. Митрохина имелся, но важно не просто держать под рукой фактический
материал, а его более или мене адекватно осмыслить, избегая журнализма и ломыслов.
Однако дар научного исследователя дарован не каждому.
В частности, я разъяснял Николаю Митрохину, как и всякому другому интервьюеру,
что не являюсь «русским националистом», а скорее «русским патриотом». Короче
– отношусь к России как к Матери, без публичных объяснений в любви к ней, не
рву рубашку на груди, не плачу пьяными слезами. И не противопоставляю, Боже упаси,
русских – другим народам. Для меня весь род человеческий – одна семья, а своя
мать – естественно ближе, я к ней отношусь соответственно, и прежде всего имею
абсолютный - выше меня - долг заботиться о ней, если что-то с ней случится, если
она попадет в беду, заболеет. Так, кстати, было и с моей родной матерью, когда
её разбил паралич, я за ней несколько лет ухаживал, и кто через это прошел, тот
меня поймет. А сейчас моя Мать-Россия тоже в параличе, я стараюсь заботиться
о ней как могу, но это не значит, что я – «русский националист». Я просто Её
сын.
Открываю Библиографию, моих публикаций там нет, а я упомянут в перечне «Устных
интервью Н. Митрохина с» - с «В.И. Скурлатовым (Москва, 2000)». Насторожила фактическая
неточность – в 2000 г. я заведомо (по некоторым обстоятельствам) не мог общаться
с Н. Митрохиным, а приходил ко мне он ранее в 1998 или 1999 году.
Открываю Именной указатель на с. 608, там про меня сказано:
«Скурлатов В.И. – авантюрист 74, 207, 242, 285, 286-289, 291-295, 353, 354, 380,
409, 414-416, 421, 423, 521, 555».
В научном издании использовать такие журналистско-бытовые характеристики людей
(какими бы ничтожными и ненавистными они ни были) не принято, я сам профессиональный
историк и редактор, и мои учителя меня добросовестно школили, как надо избегать
личной предвзятости и ненаучных определений.
Даже допустим, что я авантюрист или засранец или пидер или ещё какая мразь, -
зачем же тогда обо мне много марать бумагу. Заклеймил – и занимайся более достойными
персонажами. Нет, почти через всю книгу я прохожу в связи с теми или иными деяниями
«Русской партии» с её возникновения по сей день, уже полвека. Если столько десятилетий
я бью в одну точку, то почему раньше другие неавантюристичные добропорядочные
национально-мыслящие русские деятели меня не разглядели только как «авантюриста»
и никак не перестают общаться? Что-то тут не так. Это я на пальцах показываю,
как пагубно для человека, претендующего на звание историка, поддаваться эмоции
и смешивать науку с пиаром.
Вообще-то я люблю, когда вызываю ненависть. Значит, я не «тепл» и не для всех
удобен и потому несу знак пассионарности, своим Дабыть возбуждаю нерв Быть. «Теплые»
неугодны Богу, а вызывающие ярые эмоции – да. Как говорит Господь в Откровении
Святого Иоанна Богослова – «О, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты
тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3:15-16).
Каким бы я ни был и как бы плохо ни кончил, я стараюсь всю жизнь исполнить предназначенный
намёт. Получается это со стороны плохо и даже провально, намёт кажется неподъемным
и выше моих сил, но деваться некуда – взялся за гуж, не говори что дюж.
Николай Митрохин все же признает за мной способность мыслить и четко излагать
свои мысли, спасибо хоть на этом. По поводу моего «Устава Нрава» (октябрь 1965
года) он пишет (с. 289):
«Именно этот документ, известный под названием «Устав нрава», на наш взгляд,
в наибольшей степени выражает ту «внутреннюю» идеологию, которая была присуща
членам «группы Павлова» в этот период. В. Скурлатов, будучи маргиналом в политике
(так и хочется умалить и уколоть! – В.С.), тем не менее мог необычайно четко
формулировать идеи, носящиеся в той среде, к которой он принадлежал. Это он продемонстрировал
и в 1965 г., и потом – в 1984-м».
В самом деле, «Устав нрава» - не простая вещь, этот текст нельзя сводить просто
к игре пера, в нём художественно отразился мой внутренний протест против начавшейся
эпидемии шкурничества и бездуховности, которая в конце концов нанесла смертельный
удар нашему тысячелетнему государству.
Что касается «группы Павлова», орудующей в комсомоле тех далеких лет, а ныне
представленной Валерием Ганичевым и его окружением, - то она была неформальной
и из-за своей организационной аморфности, которую пытался преодолеть возглавляемый
мной Университет Молодого Марксиста (УММ), решительно уступала более сплоченной
и целенаправленной еврейско-масонской группировке, в лидеры которой вышел Александр
Николаевич Яковлев. Эта масонская группировка пыталась тогда переманить меня
к себе, велись переговоры через Михаила Александровича Коростовцева, но я остался
верен «Русской партии», после чего против меня была устроена провокация с «Уставом
Нрава».
Обо всем этом я, кстати, подробно рассказывал Николаю Митрохину, но он, судя
по всему, принадлежит как раз к «яковлевцам».
Не буду подробно комментировать все касающиеся меня пассажи его объемистой и
вообще-то насыщенной занятным материалом книги, отмечу ещё одну немаловажную
неточность – насчёт круга философа Алексея Фёдоровича Лосева, у которого в 1961-1963
годах я был как бы добровольным помощником-секретарем. Н. Митрохин пишет (с.
207) – «В. Кожинов также был близок к кругу не скрывающего своих православных
убеждений философа А.Ф. Лосева (1893-1988), в числе учеников и последователей
которого оказалось немало известных русских националистов (П.В. Палиевский, В.И.
Скурлатов, а также А.В. Гулыга и Ю.М. Бородай)». Спасибо автору, что здесь он
меня обозвал «известным русским националистом», а не «авантюристом» (хотя «русским
националистом», повторяю, я тоже никогда не был, а всегда был скорее «русским
патриотом»), но отмечу, что «мода на Лосева» появилась позже, а открыл его для
широкой философской марксистско-ленинской общественности, собиравшейся в моем
УММ, - все же я.
Поскольку я неформально дружил с Вадимом Кожиновым, Петром Палиевским и многими
другими активистами УММ, а это были сливки «шестидесятничества», то скажу, что
большинство из них только открывало мир русской традиционной философско-богословской
мысли, который мне удалось освоить раньше, ещё во второй половине 1950-х годов.
И когда Николай Митрохин заявляет, что мною в УММ «к чтению лекций привлекались
молодые философы, в том числе ученики философа А.Ф. Лосева (П. Гайденко, Г. Батищев,
Э. Ильенков)» (с. 288), то это сказано не совсем точно. Да, у меня в УММ они
вели занятия, я дружил и с Пиамой Гайденко, и с Генрихом Батищевым, и с Эвальдом
Васильевичем Ильенковым, который был тогда, кстати, не «молодым философом»,
а уже сверхуважаемым мэтром, я на него смотрел снизу вверх, он приглашал меня
к себе на квартиру рядом с Проездом Художественного Театра и учил меня подлинному
марксизму, за что я ему благодарен на всю жизнь, а к Лосеву он был равнодушен,
и Пиама Павловна вместе с Генрихом Степановичем отнюдь не были «учениками» Алексея
Фёдоровича, а если тогда и слыхали о Лосеве, то почти наверняка только от меня.
Сейчас вынужден заканчивать данную заметку. Скажу в заключение, что книга действительно
интересная, однако читать её надо критически, перепроверяя сообщаемые в ней действительно
редкую и весьма любопытную информацию о людях моего круга, со многими из которых
я дружил и продолжаю дружить.