[svoboda] Калейдоскоп

Калейдоскоп
Когда мне было 15, родители отправили меня на экскурсию в Орел.
<Орел вспоил на своих мелких водах столько великих писателей, сколько не
дала их миру никакая другая русская земля>. Разбудите меня ночью, сбросьте
на меня с крыши Наоми Кемпбелл, йобните меня ломом - и я прокричу эту фразу.
Когда я сдохну, это будут мои последние слова. За неделю я слышал их раз
сто - от каждого экскурсовода не по разу. Пожалуй, я и сам успел глотнуть
той отравленной мелкой водицы, ибо тяга к креативам появилась у меня после
Орла. Аффтар выпил йаду: Впрочем, это к делу не относится.
:Ей было от 20 до 30 лет, точнее не скажешь, и никто безобразнее нее не
топтал эту планету ни до, ни после. Ножищи-тумбы. Необъятная туша, покрытая
черным ворсом, укутанная в серое платье-парашют. Чудовищные зыбко-упругие
сиськи. Вместо лица - масляный блин дауна, щедро украшенный родинками и
пучками жесткой щетины. Реализовавшийся ночной кошмар - сам Ужоснах,
обретший плоть и кровь.
Как поднялась у меня рука дрочить на нее? Она вызывала какую-то мерзкую,
мутную, но неодолимую похоть - и рука сама ложилась на гусиное горло. Позже,
уже в новейшие времена, мой приятель-художник поведал мне небезынтересную
идею: по логике, идеальная Красота и идеальное Безобразие должны вызывать
схожие эмоции - как два конца единой шкалы. Только эта теория и дает мне
сегодня слабенькое оправдание в собственных глазах. Впрочем, мои угрызения
совести, и сама породившая их страшная бабища к сюжету, опять же, имеют лишь
косвенное отношение.
:Вторая - была моей ровесницей, но я этого не знал. Выглядела она на 12 с
натягом, а без натяга и того меньше. Недомерок: косички, носочки, сандалики:
Термин <нимфетка> тогда еще не был в ходу, да и я не был сладострастным
старцем, чтобы оценить ее невысказанную прелесть. А был я - тощий, но уже
длинный фофан, уже разведший под носом первую легкую песду, полагающий себя
вполне взрослым. Общество недомерка мне претило: я предпочел бы кого-нибудь
с ногами и оформившейся грудью. На людях я ее чурался. И хотя мы не без
удовольствия болтали о всяких пустяках по вечерам в холле гостиницы, дальше
дело не шло: мне надо было выкраивать время, чтобы дрочить на Ужоснах.
Недомерку было обидно, но виду она не подавала - только робко улыбалась при
встречах.
Между тем наступил вечер отъезда. Вокзал, поезд тронулся, мы с недомерком
влезли на наши верхние полки, смежные через перегородку, высунули головы в
проход и стали трепаться. Помнится, я иронизировал и вообще держался этаким
петушком. А для нее все было серьезно. Для нее это было - ночь Прощания. И
скоро, слишком скоро наш разговор зашел в ту область, когда мужчина не
вправе более ни отмалчиваться, ни отшучиваться, а должен уже что-то сказать,
а лучше - сделать. И тут я струсил. Теоретически-то я был подкован на все
сто, а вот на практике... На практике, кроме мозолистых ладоней да
подростковых комплексов, не было ничего в моем активе, и боязно было ударить
в грязь лицом. И я смалодушничал. Я свесил одну руку в проход и прикинулся
спящим.
Наверное, я здорово притворился - она поверила. Иначе вряд ли сделала бы то,
что было потом. А она взяла эту мою руку в свои, и стала ее гладить, а потом
целовать, и что-то шептать над ней, и вдруг я почувствовал, как на ладонь
мне падают горячие капли.
Я изображал покойника. Я вдруг осознал, что совсем рядом, за тоненькой
стенкой, плачет женщина, которой я нравлюсь - и это было первый раз в жизни.
Но что, тысяча чертей, мог сделать я там и тогда: неумеха, в ночном
грохочущем плацкартном вагоне, окруженный со всех сторон взрослыми знакомыми
моих и ее родителей?! Как последний ползучий гад, я продолжал похрапывать и
жмуриться. И ее слезы теплыми струйками сбегали по моим пальцам, собирались
в капли и срывались, звучно щелкая по линолеуму.
Утро, вокзал, автобус. <Выходишь здесь? Ну, будь здорова:> Превед!
Телефонами, адресами обмениваться - некогда, да и незачем:
Но, поскольку мир этот кругл и феноменально тесен, через 9 лет мы
встретились на необитаемом острове Белый Плав почти в центре Селигера. Нас
занесло туда шумной студенческой ватагой, на двух яликах, бурным штормовым
вечерком. Выгрузить на берег успели только ящик водки да ящик портвейна, а
лодки мы проебали обе - их унесло ветром вместе со жратвой и теплыми вещами.
Спички - были. И был ежик, неосторожно вышедший к нашему ночному костру.
Если кто не в курсе, из чего состоит еж, готов рассказать: он состоит из
башки, гавна и иголок - все, песдец. Правда, споднизу у него есть четыре
ноги, меньше цыплячьих, и на 12 харь их хуй поделишь: Но и это к делу не
относится.
Я узнал ее сразу - видел за пару лет до того по дибилятору, когда она заняла
3 место на городском конкурсе красоты, и вспомнил фамилию. Нет, она так
особо и не вытянулась - рост ее оказался средним, приятным для любого
мужчины. И - идеально соразмерная грудь, не требующая лифчика. И - стройные
ноги, которых никогда не касался бритвенный станок. И - муж, конечно,
четвертый год в браке, веселый такой парнишка: балагур и анекдотчик: душа
компании: пидарас - бараньи яйца:
Она тоже узнала меня сразу. Говорят, если баба любила когда-то, то узнает
любого: конного, пешего, пьяного, сраного: Мы немного пили и тихо
беседовали. Вспоминали стада великих писателей, мирно бредущих на водопой к
мелким орловским водам. Проблемы дня грядущего перестали тревожить нас.
Как-то само собой родилось понимание: надо только дождаться, когда ее супруг
нажрется в хлам. И вот тогда:
Супруг не подкачал.
Это было хорошо. Даже - прекрасно. Редко встречаешь бабу, будто специально
заточенную под тебя: ночью, впотьмах, катаясь и безумствуя на мокрой траве,
мы разъединялись только тогда, когда сами хотели этого. Ей тоже было хорошо
со мной, искренне хорошо - случай еще более редкий для первой встречи. Не
люблю высокопарных слов, но этот трах вполне попадал под определение
<созданы друг для друга>. Зачот, короче.
Насытившись, мы лежали на траве, обнявшись, и тут она неожиданно оперлась на
локоть, и влепила мне вполне чувствительную пощечину.
- Мы потеряли девять лет, - сказала она. - Ты понимаешь это? Девять лет мы
могли быть вместе и любить! Ведь ты же не спал тогда, я знаю:
Утром пришли встревоженные спасатели на катамаране - они обнаружили наши
пустые ялики - и обстановка разрядилась.
:Расставаясь, она сунула мне в карман свою визитную карточку.
- Позвони - и я приеду к тебе, - сказала она. - Навсегда приеду.
- А муж? - спросил я.
- Мы не спим полгода. Пусть травит свои анекдоты, пусть пьет со своими
друзьями, но только без меня. Это пройденный этап. Ты позвонишь?
- Конечно, - сказал я.
* * *
Эта карточка и сейчас стоит на моем рабочем столе. За годы на ней
скапливается пыль, и иногда я освежаю ее щелбаном. Когда-нибудь, возможно, и
позвоню. А может, нет. Да, мы созданы друг для друга. Но я отнюдь не считаю,
что потерял 9 лет! Я потерял - чуть меньше года. А потом была - первая
женщина, а потом - вторая, красивые и не очень, любящие и продажные,
запомнившиеся и одноразовые, и даже такие, которых хотелось сразу забыть -
так, как я забыл Ужоснаха. И этот великолепный калейдоскоп, все это
многоцветье меняющихся стеклышек я не променяю на единственное стеклышко из
него - пусть даже самое большое и яркое.
А потом - чё за предъявы сразу после секса?!?