Привет всем!
Именно деятельность его группы, проработавшей в районе Кракова 156 дней, стала
ключевой сюжетной линией романа Юлиана Семёнова и фильма <<Майор Вихрь>>. Это
он бежал от гестаповцев на краковском рынке -- отчего после войны находился под
наблюдением до 1956 года, вместе с вошедшей в его группу радисткой Ольгой-<<Комар>>
(Елизаветой Яковлевной Вологодской), которая была арестована немцами <<на ключе>>,
но сумела бежать, завербовав одного из работавших с нею абверовцев. Это его группа
вскрыла схему минирования объектов в Кракове. Это его группа снабжала наших настолько
подробными и точными данными, что это вызывало серьёзные подозрения.
Капитану Михайлову, <<Голосу>>, генерал-майору ГУР МО Украины, Герою Украины
и кавалеру российского ордена <<За заслуги перед Отечеством>> IV степени Евгению
Степановичу Березняку 25 февраля исполнилось 98 лет!
Героя-разведчика -- с днём рождения!
-- Можете поделиться секретом своего долголетия?
-- Никогда об этом не задумывался... Дело, наверное, в том, что я всегда работал.
Но в моей жизни было множество моментов, когда от смерти меня отделяли секунды,
сантиметры, миллиметры. Так, в Днепропетровске, где я работал в подполье, меня
остановил патруль.
Я им предъявил газету <<Звезда>> за 1937 год со статьей <<Очистити школи вiд
нацiоналiстичного охвiстя>>, где меня назвали петлюровцем. Меня не только отпустили,
но еще и предложили работу в полиции.
Но самым трагичным в моей жизни был эпизод, когда немцы обнаружили нашу радиостанцию
на хуторе Санка, на чердаке дома Михала Врубля. В пристройке был сеновал, который
от леса ограждался дощатой стеной. В ней можно было поднять две доски и попасть
в убежище, где я и находился при провале нашей группы. Это в фильм не вошло,
кстати... Радиостанцию стащили с чердака, вместе с Ольгой <<Комар>>, она не успела
снять наушники, не успела воспользоваться ни гранатой, ни пистолетом. Ее посадили
на скамейку, которая ограждала мое убежище, я находился от нее на расстоянии
5-10 см... Допрос длился полтора часа. Если бы я шелохнулся, чихнул, если бы
я повернулся, все было бы кончено.
Мне повезло, что гитлеровцы были без собак. Они забрались на сеновал, прокалывали
сено, надо мной то с одной стороны, то с другой появлялся штык. О том, что я
в убежище, знала Ольга, знал хозяин, знали его дочери Рузя и Стефа. Я слышал
все вопросы, которые гитлеровцы задавали Ольге, слышал ее ответы. Я видел в щель
хозяина квартиры, которого положили на землю, и над ним стоял автоматчик, видел
Стефу, которую тоже положили на землю. Из дома вытащили мой костюм темно-синего
бостона, в котором я сбежал с рынка . <<Кому принадлежит костюм?>>. Хозяин был
выше меня и мощнее, костюм ему не подошел. <<Где хозяин костюма?>> Он отвечает,
мол, я случайно купил этот костюм по дешевке. Чтобы облегчить свою участь, им
всем стоило показать пальцем или кивком головы на мое местопребывание... Рузя
в прошлом году умерла, а Стефа живет и сегодня.
-- Что вы думаете о нынешней украинской разведке?
-- В нашей разведке есть очень много умных профессионалов. Но есть и те, кто
был принят туда по указке сверху и часто это очень недобросовестные люди. Я считаю
очень непорядочным и бессовестным того человека, который сейчас занимает пост
руководителя органов госбезопасности. Он поднял архивы органов и подал их в искаженном
виде. Он воспользовался ими для охаивания всего нашего прошлого. Это факт.
Прошлое у нас было очень разнообразное. Были периоды процветания и подъема нашего
государства, особенно после войны. А были периоды преследований, террора, неправильных
и нелепых решений. Это все надо преподносить правдиво. Но нельзя же охаивать
все, создавать музей оккупации... Кто оккупировал Украину? Не было у нас до революции
государства, какую же страну эти Советы оккупировали? Советы создавались в Украине,
в нашем <<Арсенале>>, они создавались Чубарем, Петровским, видными деятелями
украинской национальности.
Украина не была второстепенной в Советском Союзе, она была на ведущем месте.
Мы всегда занимали первенство по вопросам просвещения, у нас было свое министерство
просвещения, министерство иностранных дел.
-- Евгений Степанович, когда вы были последний раз в Кракове?
-- На свое 90-летие, вместе с женой. Такой подарок мне сделал тогдашний мэр Омельченко.
-- И как сейчас поляки оценивают Вашу роль в спасении Кракова?
-- Официальные власти Польши перестали меня приглашать после прихода к власти
Леха Валенсы. И на 50-летие освобождения Кракова я ездил в Польшу по приглашению
общественных организаций. На столе в кабинете у генерального консула СССР я обнаружил
газету <<Glos Krakova>> с такими словами на первой странице: <<Завтра будет годовщина
освобождения Кракова. 18 января 1945 года в Краков ворвались полураздетые, голодные
солдаты маршала Конева, начались грабежи и насилие. Кто будет завтра возлагать
цветы на могилы оккупантов, тот не может считать себя поляком>>. Представляете,
каково мне было читать эту публикацию в краковской газете?
А на следующий день было большое собрание краковской интеллигенции в Ягеллонском
университете. Мне предоставили слово, и я прочитал эти слова из газеты. Сказал,
что мне известно, что в зале есть люди, готовые подписаться под этой публикацией:
<<Так вот я к вам, господа, обращаюсь. Ответьте, на каком основании вы меня называете
оккупантом? Я летел к вам тогда, когда в нашей стране уже не было немцев. Я летел
к вам, зная, что 75% десантников погибает. Почему вы называете оккупантом мою
радистку, которой не было 18 лет? А вы знаете, что если бы не войска маршала
Конева, не было бы этого университета? Был бы уничтожен театр им. Юлиуша Словацкого,
историческая память Кракова - Вавель>>. Тишина стояла гробовая, а когда я закончил
- взрыв аплодисментов, весь зал поднялся, овация была минут пять. Так меня встретили
при Валенсе.
Недавно Первый канал варшавского телевидения закончил документальный фильм, который
назван по моей книге <<Пароль Dum Spiro>>. Часть его они снимали полгода тому
назад у меня дома. Я спрашивал автора сценария и режиссера: зачем вы сейчас,
спустя столько лет, делаете фильм о моей группе? Она отвечает: мы хотим на примере
патриотизма воспитывать нашу молодежь.
Есть разное понимание отношений наших народов, есть здравомыслящие люди. А есть
очень гоноровые поляки. Они не так просто что-то прославляют или пишут что-то
хорошее о чем-то вне Польши.
-- А что представляли собой поляки тогда, в 1944 году?
-- Режим устанавливался и поддерживался немцами, местные польские власти были
условные: на местах, конечно, были разные солтисы, вуйки, воеводы, но все они
полностью подчинялись немецкой администрации. И было две главных силы, которые
оказывали сопротивление немецкой оккупации: левая Армия Людова и правая Армия
Крайова. У обеих были вооруженные соединения и подполье. АК поддерживала польское
правительство во главе со Станиславом Миколайчиком, находившееся в эмиграции
в Лондоне. С Советским Союзом у него были недружественные отношения. Но моя группа
сотрудничала с обеими армиями.
Поляки относились к нам очень доброжелательно и поддерживали нас. Если бы не
доброжелательное отношение польского населения к нашим группам, они бы там не
срабатывали так, как они срабатывали. Я ведь знал и другие десантные группы,
которые тоже сотрудничали с польским подпольем: большую диверсионную группу полковника
Калиновского, капитана Собинова и т.д. Сотрудничество и взаимопонимание с польским
подпольем у нас всех было неплохое.
Мою оценку может подтвердить и оценка советского правительства тех, кто нам помогал.
Шесть моих сотрудников, которые работали на мою группу, были награждены орденами
Советского Союза. Это были, например, руководитель краковского подполья Юзеф
Зайонц и его жена Валерия, осведомитель Юзеф Прысак, хозяин радиоквартиры Михал
Врубля. Правда, наградили уже после 1965 года...
-- И как же вам помогала Армия Крайова?
-- Мне сильнейшим образом помогал батальон Армии Крайовой поручика Герарда Возницы.
Он отдал мне несколько землянок в Бескидах для размещения моей группы. Его врач
Ян Новак со своей женой Ингеборой помогали нам во всем. Мы их женили там, в Бескидах,
я ходил к ксендзу, просил, чтобы их обвенчали. На нас работал полковник Армии
Крайовой Побук. Он имел огромные агентурные возможности.
Возница мне рассказал, что у него есть знакомый, который работает в одном немецком
учреждении. Я попросил связь с этим полковником, но Побук категорически отбросил
мое предложение о встрече в лесу. Он был у немцев на хорошем счету, имел доступ
к материалам, которые нас интересовали. И тогда он, возможно, чтобы от меня отвязаться,
назначил встречу на немецкой свадьбе - у вуйта одного села, который отдавал свою
дочь за фольксдойче. На свадьбе были немцы из гарнизона, идти туда было очень
рискованно. Чтобы попасть в это село, мне нужно было пройти 15 км через места,
где находились немецкие гарнизоны. Но я проявил настойчивость, свою упрямую хохляцкую
натуру, и принял приглашение.
Меня взялся сопровождать Собинов, руководитель небольшой диверсионной группы,
которая дислоцировалась недалеко от нас. Мы вдвоем преодолели эти 15 км, конечно,
с проводником. Хозяин был предупрежден, кто придет на эту свадьбу, были приняты
все меры предосторожности. Мы спрятали свои офицерские автоматы не заходя в дом.
Спустя 20 лет я встретился с этим полковником на приеме у мэра Кракова Збигнева
Солицкого. Побут меня узнал, мы обнялись, и он сказал: я тебя, капитан, помню
хорошо по свадьбе, ты там целовал невесту. Вот таким было сотрудничество с АК.
Кстати, поляки первые наградили меня орденом, когда узнали настоящую фамилию.
Я ведь был для них капитан Михайлов. Они узнали, что я на самом деле Березняк,
нашли мой адрес, и я получил высокий орден <<Виртути Милитари>>.
- Вам что-нибудь известно о подробностях Варшавского восстания? Советские войска
Рокоссовского тогда намеренно задержали наступление?
- Я ничего не знаю, но не исключаю этого. Дело в том, что Варшавское восстание
было направлено на то, чтобы раньше советских войск взять власть и посадить премьера
Миколайчика. Это было предельно ясно для советского правительства и для нас.
Эмигрантское правительство хотело выхватить власть перед носом у Советского Союза.
Восстание было направлено на это и только на это. Было просто нелепо поднимать
восстание тогда, когда они знали, что через день-два в город войдут советские
войска. И я не исключаю, что это послужило в определенной степени причиной задержки
наших войск. Впрочем, Рокоссовский знал об этих причинах больше, чем я.
-- А как поляки относились к немцам?
-- Поляки знали о страшных злодеяниях гитлеровцев в Польше. После оккупации Варшавы,
буквально через неделю, они взяли на учет всех местных писателей, артистов, журналистов,
медицинских работников, профессуру и т.д. А вскоре началось уничтожение этой
группы населения. Недалеко от Варшавы есть Пальмирский лес, гитлеровцы по ночам
вывозили туда своих жертв и расстреливали. Элита была уничтожена, и поляки об
этом знали, хотя это делалось в строжайшей тайне. В Кракове после оккупации гитлеровцы
также взяли на учет всех ученых, писателей и прочих выдающихся людей. Но краковскую
элиту уничтожить не удалось: информация о готовящейся акции проникла в иностранные
информационные органы, поднялась волна, и краковской элите удалось уйти от уничтожения.
Я побывал в Пальмирах спустя 30 лет после начала Второй мировой войны, в 1969
году, в составе делегации Всемирного совета мира. Глава совета Ромеш Чандра и
первый послевоенный президент Польши Юзеф Циранкевич попросили, чтобы я выступил
перед студентами как член делегации. Я зашел посмотреть и обнаружил полный зал
развязной молодежи: пьют пиво, ноги на столе. И я решил не рассказывать о каких-то
глобальных и масштабных событиях, а рассказать о судьбе конкретной польской семьи,
той, где работала наша радиостанция. И я рассказал о судьбе Михала Врубля и его
двух дочерей. Гитлеровцы повесили Михала в лагере смерти Освенцим, а дочерей
забрали в Равенсбрюк. Их освободили американцы, Стефу и Рузю выносили на носилках,
они обе весили по 24 кг. Я рассказывал о патриотизме, который проявила эта семья
-- и в зале воцарилась гробовая тишина...
Конечно, в Польше в то время были и <<друзья>>, наподобие наших <<оуновцев>>,
служившие агентурой немецкого гестапо, СД, жандармерии. По существу они находились
на содержании гитлеровцев. Их пытались забрасывать в польские отряды, в наши
диверсионные формирования.
Была такая попытка и в моей группе, но мы разоблачили немецкого агента и обезвредили
предателей. Однажды у нас появился бедный, оборванный, весь в синяках украинец
со своей подставной женой. Называть их фамилии не буду, потому что родственники
еще могут быть живы. Как выяснилось позже, он был из разбитой дивизии <<SS Галичина>>.
Они оказались агентами гестапо, были разоблачены и обезврежены.
Потом был немец, некий Пауль из Бухенвальда. Он оказался подсадной уткой: в Бухенвальде,
в Освенциме и других немецких концлагерях его подсаживали в камеры для выуживания
информации. Когда его <<ресурс>> был, так сказать, исчерпан, его отправили к
нам как <<немецкого коммуниста>>. Он объявил мне, что Тельман не погиб во время
бомбардировки, что он якобы знает его местопребывание. Немцы, мол, хотят использовать
Тельмана как разменную монету для того, чтобы что-то выторговать у Советского
Союза. На самом деле это был провокатор, агент гестапо. Мы разоблачили Пауля
и его подставную жену-польку, не буду рассказывать как, это уже наши методы.
-- А каким было отношение поляков к еврейскому населению?
-- Не знаю, я не вникал в этот вопрос. Но знаю, что поляки не очень-то защищали
евреев, не прятали их от немцев... Евреи не находили поддержки у поляков.
-- Вы с 1949 до 1954 года жили и работали во Львове. Приходилось сталкиваться
с представителями УПА?
-- Я вернулся во Львов после лагеря НКВД СССР в Подольске, и даже несмотря на
это меня неплохо приняли местные партийные органы. Мне поручили заведовать сектором
печати областного комитета КПСС. Поскольку это не мое призвание -- я не журналист,
не газетчик, не писатель -- я попросил руководство облкомитета, чтобы они вернули
меня в педагогическую сферу. И вскоре меня назначили на ту должность, которую
я занимал до войны - завотдела народного образования. Я открывал там украинские
школы, начинал развитие нового этапа просвещения.
В гороно я работал до 1950 года. А потом был начальником отдела учебных заведений
Львовской железной дороги. В моем подчинении находились техникумы, школы, детские
сады - вся система просвещения Львовской железной дороги. В то время во Львове
ослабевшие и разрозненные, но еще действовали группы ОУН-УПА. Из личной памяти
о деятельности УПА мне осталась история о том, как меня приговорили к казни.
В 1949 году, когда я еще работал в горотделе образования, я однажды вернулся
с обеденного перерыва. Телефон обычно стоял на тумбочке, а тут я нашел его прямо
на столе, напротив моего кресла. Я поднял телефон, чтобы поставить на место,
нашел под ним записку: <<Якщо ви, пане, будете поводити себе так, як зараз, то
попереджаeмо, що ми вас знищимо>>. Я сообщил об этом начальнику львовского КГБ,
но тот, видимо, не обратил внимания: такие предупреждения получали и другие.
Прошло примерно две недели. И вот где-то в 11 часов ночи у меня в кабинете раздался
звонок. Перепуганным голосом моя соседка, местная дивчина 17-18 лет Лида, сказала:
<<Пане Eвгене, молю я вас, не йдiть сьогоднi додому, вас чекають хлопцi бiля
брами>>. Я переночевал в своем кабинете, на следующий день предупредил органы
безопасности. От второй попытки <<хлопцi>> отказались...
Эта соседка недавно поздравляла меня с 95-летием, и я ей сказал, что живу уже
95 лет потому, что в 1949 году она предотвратили мой уход в иной мир. Вот такая
была у меня ситуация с бандеровцами. Но я был, признаться, удивлен. Видимо, они
не знали кусочка моей биографии.
Когда я в 1939 году приехал во Львов, то во Львове было три украинских школы:
одна гимназия и две начальные школы. А еще было 14 еврейских и почти 80 польских.
Я сделал все, что мог, чтобы через два года во Львове появилось около 80 украинских
школ. Ванда Василевская, побывав во Львове, написала письмо-жалобу лично Сталину.
Она сообщила, что львовский горотдел образования извращает национальную политику
партии, что мы насильно превращаем польские школы в украинские и т.д. Перед самым
началом войны во Львов прибыла комиссия из Москвы. Она начала работу с начальника
областного комитета партии, секретаря по идеологии Приходько. Он поступил непорядочно:
заявил, что ничего об интересующей их истории со школами не знает, и все свалил
на голову горотдела по образованию. Но комиссия начала работу 10 июня, а 22 началась
война, и я отправился в Винники, защищать Родину.
-- Для чего украинская власть пытается реабилитировать ОУН-УПА?
-- Потому что они сами принадлежат к этой категории, имели непосредственное соприкосновение
с ОУН, УПА и т.д. Мне кажется, что наш президент имеет к ним непосредственное
отношение через своих родителей. Кравчук публично рассказывал, как носил еду
в лес для бойцов ОУН-УПА, а потом стал секретарем ЦК Компартии Украины по идеологии.
Каким надо быть бессовестным человеком, чтобы это делать? Лучше уж признайся,
что ты это делал и что ты предатель.
-- Вы участник многих исторических событий. Как относитесь к тому, что сейчас
пишут в современных учебниках истории?
-- История Украины должна быть одна, а не три, четыре или десять. Когда-то высказывалось
мнение, что можно издать несколько учебников истории, разных авторов, и давать
их ученикам на выбор. Это страшная нелепость. Коллектив авторов должен подбираться
руководством Украины, но не конъюнктурным путем, а из тех людей, которые верят
в историю. Нужна историческая правда. Ложь в истории - это страшное невежество.
Искажение истории - это то, что разлагает, вводит в заблуждение нашу молодежь,
врать в истории - это преступление против молодежи. Я считаю, что за такие вещи
надо наказывать.
Сейчас в учебниках истории, которые у нас появились, очень много вранья. Правда
об истории Великой Отечественной войны там если и есть, то сведена до минимума.
Много упрощений, искажений, умалчиваний. Я, например, имел возможность почитать
учебник по истории запорожского <<ученого>> Федора Турченко. Он написал, что
во время войны в каждом регионе Украины были формирования ОУН-УПА, он полностью
отрицает партизанское движение. Он врет нашему государству, и за это надо наказывать.
Нужно доверять авторство умным профессионалам, а не профессионалам-оборотням
наподобие Юхновского, Жулинского... Или взять Юрия Шаповала, который написал,
что в Днепропетровске наши войска, оставляя город, сожгли хлебозавод вместе с
рабочими. Мой родной отец работал на этом заводе и никто его не сжигал.
-- Вас нынешняя власть не обижает?
-- Понимаете, я считаю себя оппозицией, но стараюсь в критике обходиться без
"завихрений майора Вихря". Ведь власть меня награждает, присваивает звания, материально
я обеспечен. Я уходил на пенсию с должности руководителя главного управления
школ Министерства просвещения и получаю такую же пенсию, как и другие высокие
чиновники: около 3 тыс. грн. плюс стипендия. Жена тоже получает около тысячи
гривен пенсии и нам на двоих хватает. Сыновья обеспеченные люди, занимаются бизнесом,
мой самый "бедный родственник" -- это внук Виктор, он старший лейтенант СБУ,
пошел по моим стопам, так сказать. Но власть я критикую в своих публикациях.
В моем последнем сборнике, который я, кстати, подарил президенту Ющенко, есть,
например, такие статьи, как "Цена бездарных реформ" или "Не было бы победы, не
было бы Украины". Когда я уходил на пенсию, Украина, по данным ЮНЕСКО, занимала
5-е место по уровню образования. А сейчас -- 50-е. У нас по официальным данным
10 тыс. юношей и девушек, которые не пересекали порога школы. Я открыто говорю
о развале армии, в том числе и СБУ, о том, что у власти сейчас нет профессионалов,
нет настоящих политиков, много недоумков.
"ГОЛОС" И "ВИХРЬ"
Евгений Березняк родился в 1914 г. в Днепропетровске. Закончил пединститут, с
1932 года работал учителем сельской школы, завотделом Гродненского гороно. С
октября 1939 года и до начала войны заведовал Львовским горотделом народного
просвещения, затем вернулся в Днепропетровск. В конце 1943-го его направили в
Москву в школу ГРУ. После ее окончания он возглавил группу разведчиков под кодовым
названием <<Голос>>. В ночь на 19 августа 1944 года "Голос" десантировался под
Краковом. По ошибке пилотов разведчики были выброшены не в том квадрате, и Березняка
в лесу задержали немцы. В гестапо "Голос" заявил, что он должен на рынке передать
агенту питание для рации и деньги. С рынка ему удалось сбежать и выйти на связь
с радисткой, которой он передал информацию о готовящемся уничтожении Кракова.
После возвращения к своим он попал в лагерь НКВД: у органов вызвало подозрение
его пребывание в гестапо и побег оттуда. После ходатайства ГРУ его отпустили.
После войны работал в сфере образования. С апреля 1998 года на пенсии.
Дмитрий Гомон
