Вика
-Пашел нахуй,- кричала моя разгореченная падруга. Ее, наспех, задом -
наперед надедетые стринги до сих пор смешили меня, а ситуция казалось
забавной.
"Ну вот нахуй, она меня еще не разу не посылала нахуй, да даже на хер или в
баню, небыло такого. Да наверно зря я все таки...почему то мне казалось что
это будет весело и мы вместе поржем и займемся как всегда сексом и она
засыпая скажет какой я у нее шутник или что то типо этого"

Хуяяяякс, ее мокрая от пота ладошка, казалось как хлыст, вспорола мою щеку и
уже окончательно убедила меня во всей серьезности происходящего, а в глазах
замигали искры злобы и обиды, захотелось заплакать и вернуть время назад. Но
вместо этого рот открывался и закрывался не произнося неодного слова. А
указательный палец жалко стучал об грудь моей разгневаной пассии, явно
недоставляя ей никагого дискамфорта.

Незнаю скока я бы еще простоял в немой позе ленина, если бы не был подхвачен
подмышки и пинком не отправлен за порог. Больно ударившись об косяк ногой, я
полетел в таинственую полутему пролета. При помощи одной ноги и ногтей на
руках мне все таки удалось остановиться прямо у лестницы.
- Ну все пизда коту васе!-меня наконец прорвало и я бросился назад нито
просить прощения на коленях, нито отмудохать свою обидчецу.
- Сука, - хотел заорать я, буксуя на соседском коврике, пытался втиснутся во
все быстрее уменьшающийся проем между косяком и дверью. Но глазомер к
сожелению меня сегодня подвел, и наконец подскольнувшись, я полетел
встречать своим наполовину красным штеблетом полтонную стальную дверь.
Встреча произошла в назначенное время, но к сожелению одному участнику
сразуже пришлось покинуть поле боя... В глазах запульсировало темнотой, и
подскальзнувшись еще раз на проклятом коврике меня снова понесло всторону
лестницы.
Сатрясенный мозжечок и подбитая нога не оставляли мне шансов затормозить
свое тело, а оставленые еще в прошлый раз ногти желали мне счастливого
палета. Посколько веселый спуск оставался неизбежным я принял единственно
верное решение спуститься на ногах, точнее на одной, притормаживая руками за
перила, и на пролете остановится уже окончательно, желательно не поломав
себе руки. И план удался вплоть до своего конечного этапа.
Что ошибочно было принято за стену, оказалось раздвоеная и размытая
сознанием мусарная труба. И радостно вперед протянутые руки встретили
нежданую пустоту. А начавший выражать удивление штеблет через мнгновение все
же отыскал железное сооружение.

Звездопад звездопад, как же это красиво...ой е ой и как же это больно.
Открыв глаза я увидел качающуюся одинокую лампу и темноту вокруг нее. Болела
голова и было ужасно холодно. Дырявые семейники и майка безрукавка особо не
грели. Хорошо еще я голый по квартире, как моя уже наверно бывшая подружка
не хожу, а тоб че щас делал? А щас то блять че делать? Бля пусть думают что
мы спортсмены, хромая, потрусил домой.
- Одинхер уже не пустет, она у меня характерная девка, самостоятельная,
обеспеченная. Иногда поражаюсь че она во мне нашла,- думал я на очередной
скамейке, выкавыривая стекляшки из голых пят,- может и зря я это намутил то,
может нестоило, сказала же раз нет, херле мне надо постояно все проверить и
нащупать человеческие границы, нащупал... настроение испортилось
окончательно: надеюсь родители еще не спят...

Даaa, комната с диваном, казавшимся мне в далеком детстве самым большим,
теперь давила меня своей миниатюрностью. Тут наверно и придется жить
неопределенный срок. Свою хату я сдал, приняв заманчивое предложение
бесплатно жить у Вики. Да и не прогнала бы она меня еслиб не это.
Ответственная она, если сказала то все, как отрежет. К тому же крассивая и
раскрепощеная, богиня секса, развратная тигрица... ну кроме одного
моментика, точнее одной дырочки.
- Я обычный человек, - объесняла она как ребенку,- и этой дырочной
испрожняюсь, и мне будет крайне неприятно если что то пойдет нитак, даже
запах непреемлем, потому что я не человек на самом деле, я богиня, - звонко
рассмеялась и нырнула головой под одеяло в область моего паха. Отсос был и
правда божественный поэтому я и оставил свои попытки. А вот сегодня как черт
дернул, блять ну нахуя?

Как и говорилась раньше не преемлет она домашней одежды, да и евроремонт со
всяко там обогревателями позволяет ей ето и спит стало быть тоже так. Так
вот одеялко то и соскользило с нежной кожи. и предстало во всей красе
предомной викино очко. Ну вы неподумайте сразу, никаких мыслей выебсти не
возникало, я добрый и стеснительный парень. Я как раз в контру играл с
наушниками, а впереди из них микрофон торчит. Вот я и подумал дайка я
микрофон в очко вставлю а наушники на жопу одену. Она проснется а я ей типа
сегодня для нас играет dj perdun, или там роджер роджер вызываю самую
крассивую попку, ответьте роджер...мы вместе посмиемся, комплекс с очком
улетучиться и я смогу вкусить все плоды ее совершенного тела. Подумано,
сделано, обильно смазав микрофон слюной я нежно вдавил его внутрь. Очко
хлюпнуло елеслышно и поглотило разширенную часть.
- Как бы током неударило,- запоздало подумал я.
- Какого бля хуя,- донеслось врайоне подушки,- я же тебя убью мудак.
Все системы моего организма забили тревогу, и я понял что план провалился.
Жопа скрылась в одеяле и тело начало искать что бы одеть. Я выкинул дивайс
подальше, толи спасая едиственую купленую вещь в доме, толе самого себя.
Между тем Вика напялила свой трусняк, да так что веревка для жопы впилась в
нежные багровые губы, отчего вика выглядела более нелепо, чем если бы она и
вообще не надивала...дальше вы знаете...
На следующий день симка от нее, "вещи забери свои извращенец". Что делать,
купил цветов, конфет, знал что не поможет, а хуйл попытаться можно ,мы не
гордые. Прихожу сидит, за компом, по скайпу с кем то затирает. И мне между
делом,- цветы и конфеты зря, вещи забирай и пездуй.
А сама нос ведет все как будто говном пахнет, сначала думал, мне может мое
ничтожество показать хочет. А потом вспомнил оружие преступления было то
благополучно скрыто и сейчас как говорится под носом у следователя.

Нет,- кричу ей, -не богиня.
На микрофон тычу и ржу как дебил. Дошло наконец, она ж у меня умная.
Смотрела, смотрела на меня, а потом и сама давай усыкаться. Помирились мы с
ней короче тогда, очко тоже принимать участие стало в утехах наших
непосредственное. Все хорошо, правда микрофон она мой выкинула тогда, хотя я
даже к запаху его уже привык. Люблю ведь, хоть и не богиня.

Герой
Вторая часть минисерии <Трус, герой>

1

<Вот лоси>, - думал Гриня, глядя на молодых людей в плавках у ограждения
палубы. - <Как на подбор, блин>. Действительно, все трое были выше его, как
минимум, на голову и имели торсы в виде поставленных на вершины вытянутых
треугольников. <Надо было на плаванье идти. Правильно говорят, что пловцы -
самые атлетически развитые среди спортсменов. А я, дурак, в беговые коньки
подался. Только ляжки двухпудовые накачал, ни в одни штаны не влажу. А
толку? Вечный кандидат в мастера. По области и то в тройку только однажды
вошел...>

Молодые люди махали руками, разминаясь. Одежду они отдали своим cтройным
спутницам. Девушки смотрели на бронзовых ихтиандров с восхищением. Так же
как остальные пассажиры, столпившиеся посмотреть на необычное для
скучноватой речной прогулки зрелище. Так же как Танька.

<А она-то чё рот открыла? Чего тут такого? Сама ведь пловчиха,
рассказывала, как они на тренировках по пять километров проплывали, а то и
больше. А тут до берега от силы полтора будет. Им это как два пальца
облизать. Тоже мне, герои>.

Тем временем первый из молодых людей взобрался на ограждение, расставил
руки в стороны и, прочертив в воздухе многометровую дугу, точно, почти без
брызг вошел в воду. Вынырнув, он сверкнул зубами и показал теплоходу большой
палец. Пассажиры хлопали в ладоши, махали руками и свистели. Второй
ныряльщик на пути к воде успел сделать сальто. Третий вообще прыгнул спиной
вперед, прогнувшись, подставив кубики на животе июльскому солнцу.

- Во черти безбашенные! Бывают же мужики! - выдохнула Танька.
С минуту, блестя глазами, она смотрела на удаляющихся пловцов. Скользнув
по девушкам на палубе, Танькин взгляд растерял блеск и приобрел щелочную
едкость, а вернувшись на Гриню, снова стал пресным.
К горлу Грини подкатился комок тошноты, как от удара в живот. Он стащил
с себя футболку, бросил ее Таньке и сказал сквозь зубы:
- Подержи-ка, - и начал расстёгивать ремень на брюках.

- Смотрите, еще один! - крикнул кто-то из зрителей - Эй, парень, ты
тоже с ними? - он показал пальцем на Волгу. Пловцов уже не было видно. На
встречу теплоходу шла большая баржа с буксиром. Сновали взад-вперёд моторки.
Гриня молча высвобождал ногу из штанины.
- Вряд ли, - отозвался другой пассажир. - Те-то - богатыри, а этот
дохлый, ноги только как у бройлера. На пловца ни разу не похож. Да и сопляк
совсем.
Несколько человек обступили Гриню и стали его разглядывать. Посыпались
советы.
- Ты, пацан, плаваешь-то хорошо? Влево больше загребай, а то снесет к
черту. Течение тут неслабое.
- И движение большое. Смотри под <Ракету> не попади.
- Главное - об воду не убиться, когда прыгать будешь.
- И чтоб под винт не затянуло. Изрубит в капусту, кишки на вал намотает.

Гриня, наконец, разделся. Он переводил тоскливый взгляд с одного
доброжелателя на другого: <Кто-нибудь, остановите меня! Пожалуйста,
остановите же меня!> Но пассажиры только посмеивались над его цветастыми
семейными трусами.

- Ты действительно решил прыгать? - спросил Танька, глядя на Гриню с
напряженным любопытством.
- А фиг ли? - Гриня делал вид, что разминается. Если стоять на месте,
все заметят, что у него трясутся колени. В голове, как белки, скакали
картинки - одна ужаснее другой.
- Тебе на страшно, Гриша? До берега далеко. Доплывёшь?
<А догадайся с двух раз!> - зло подумал Гриня - <На прошлой неделе всей
тусней на пляже были. Все купались, кроме меня. Или ты думала, что я
прическу боялся испортить?>
- Не боись, -сказал он вслух.
- А ты, оказывается, смелый, - сказала Таня. - Я удивлена.

<Оказывается... Удивлена она... Уж лучше бы молчала>, - продолжение
диалога было выше Грининых сил. Обозначив на лице усмешку, Гриня пролез
между перекладинами ограждения и посмотрел вниз. Правая рука сама собой
вцепилась в перила. Он почувствовал себя стоящим на крыше небоскреба. О том,
чтобы прыгнуть с такой высоты головой вниз не могло быть и речи. Тело - от
щиколоток до шеи - стало каменным.

Юноша почувствовал, что он раздвоился. Один Гриня стоял, вцепившись в
парапет, не видя ничего кроме серой, как асфальт, воды внизу. Второй Гриня
наблюдал за первым вместе с остальными зрителями, наполнявшими воздух
сигаретным дымом и ленивыми фразами.
- Не, не прыгнет...
- Сейчас уже деваться некуда...
- Да ну, слабо! Очко-то оно не железное...
<Действительно, прыгнет или нет?> - подумал Гриня-наблюдатель. В ту же
секунду первый Гриня закрыл глаза, произнес слово <пора> и, разлепив
сжимавшие перила пальцы, оттолкнулся от палубы.

Боли от удара об воду он не почувствовал. Просто вокруг стало тихо,
прохладно и темно. Гриня открыл глаза и увидел над собой сквозь толстую
зелено-коричневую линзу, блеклое пятно солнца. Солнце уменьшалось в
размерах, удаляясь от Грини. Когда оно почти совсем исчезло, очень
захотелось дышать. Он пнул воду обеими ногами, потом еще и еще. Солнце стало
медленно приближаться. Когда его голова оказалась над поверхностью, Гриня
сделал подряд несколько вдохов, но они получились мелкими, воздух не хотел
проходить в легкие, застревая в какой-то мембране горла. Все еще пытаясь
выровнять дыхание, Гриня выбросил вверх руку с оттопыренным большим пальцем.
Теплоход был уже далеко. Еще дальше был берег. Если бы не городская
телевышка, его не было бы видно почти совсем. Гриня лёг на живот и поплыл -
как умел, по-собачьи, глядя прямо перед собой. Ноги гирями тянули вниз. Вода
вокруг отливала всеми цветами радуги и пахла мазутом. Вкус соответствовал
цвету и запаху. Совсем недалеко с ревом промчалась что-то большое.
<Действительно, как бы не переехали> - подумал Гриня.

Через секунду он вдохнул накрывшую его волну. Гринино тело возмутилось -
горло скрутили спазмы кашля, руки и ноги задергались. В груди будто что-то
взорвалось, и образовавшаяся полость наполнялась густым и тяжелым. В голову,
разогнав все мысли, брызнули искры ужаса - сначала ослепительно яркие, они
быстро тускнели. Потом стало совсем темно.

Открыв глаза, Гриня снова увидел воду. Бурая, насыщенная нефтью вода
была внизу - в полуметре от его лица. Такая же вода, в пленке слизи,
выливалась из его рта, изгоняемая судорогами легких, которым помогала
внешняя сила, ритмично давившая на его спину. Когда из него перестала литься
вода и Гриня начал дышать, все та же сила перевернула его, и он увидел перед
собой два загорелых лица - одно бритое и добродушное, второе - сердитое и
бородатое.

- Где я? - спросил Гриня.
- В раю! - весело объявил бритый. - А это вот, - он показал на
бородатого, - апостол Петр.
- Распроеб твою, мудака, мать! - сказал апостол. - Я тебя еще на
теплоходе заприметил, когда ты стоял, прижавшись жопой к парапету. Не,
думаю, этому до берега не добраться, этот плавает, как топор.
Продолжая бормотать ругательства, мокрый насквозь бородач перебрался на
корму лодки и взялся за руль.
- Ты, парень, теперь всю жизнь за Петра Николаича Бога молить должен! -
сказал бритый. - Если б не он, так бы ты и помер, не поебавшись.
- Спасибо, - сказал Гриня. Лежа на дне моторки, он не чувствовал ни
радости, ни благодарности - только крайнюю, приятную усталость. Солнце было
в зените, и смотреть вверх было больно. Гриня закрыл глаза.

- Эй, утопленник, просыпайся, приехали! - кричал бритый Грине в ухо,
тряся его за плечо. Гриня сел в лодке, потом, опершись руками, выбрался на
мостки причала.
- Идти-то можешь? - спросил бородатый.
- Могу.
- Ну и заебись. А то нам с тобой возиться некогда. Нам переметы ставить
надо.
- Бывай, утопленник! - крикнул бритый, подняв руку.
Затарахтел мотор, и лодка стала быстро удаляться.

Гриня нашел причал, к которому должен был пристать теплоход. Ждать
пришлось минут сорок. Танька сошла по трапу одной из первых. Заметив Гриню,
она улыбнулась и побежала к нему.
- Гриша, я тобой горжусь! Ты настоящий герой! - Танька потянулась к
его лицу сложенными в трубочку губами и в ту же секунду оказалась сидящей на
асфальте. Не понимая, что с ней произошло, она хлопала глазами, глядя на
удаляющуюся голую спину.

Гриня шел куда глядели глаза, тряся ушибленной кистью: <Чуть клешню не
сломал. Челюсть каменная. Как сердце>.

2

Я сам не знаю, почему я рассказал эту историю моей жене Алёне. Может
быть, мне просто надоели её восторги по поводу того, какая Гриша и Татьяна
замечательная пара: <Столько лет душа в душу! Нет, ну бывает же любовь на
свете!>
Алёна поверила мне не сразу.
- Чтобы Гриша поднял руку на девушку? Не может быть!
- Ещё как может, - сказал я, чувствуя себя немного предателем. - Прямо в
нежную мандибулу. Кулаком. Он мне сам рассказывал.
- А Таня? Как же она после этого за него замуж-то вышла?!
- А ты ее спроси. Вы же подруги.

Через несколько дней, когда Гриня был в отъезде по делам, Алёна
отправилась в гости к Татьяне. По возвращении вид у жены был озадаченный.
- Ты знаешь, я поговорила с Таней на счёт той истории на теплоходе.
- И что?
- Интересно. Ты знаешь, как они поженились?
- Обыкновенно. В загсе.
- Да нет, я про другое. После того случая Танька за ним бегала несколько
лет. Письма ему писала, в армию ездила, всех его подружек шугала, даже
дралась с ними. Пока он не смирился с неизбежным.
- А чё это её так вштырило-то? Гриня, вроде, не бог весть какой
красавец.
- Вот и я её спросила об этом. А она: как ты не понимаешь? Таких парней,
как Гриша, один на сто тысяч. За всю жизнь можно ни одного не встретить, а
уж если встретила, то отпускать нельзя. Он ведь знал, что у него нет никаких
шансов добраться до берега, а всё равно прыгнул.
- А она-то сама знала, что он не умеет плавать?
- Я тоже её об этом спросила. Танька мялась долго, а потом призналась,
что да, догадывалась.
- Почему же она его не остановила?
- А ты сам не понимаешь? Ну, приятно же девушке, если ради неё
кто-то..., - Алёна явно искала подходящее слово.
- Ласты склеит? - подсказал я.
- Сделает что-то безумное и опасное. А ещё она мне сказала, что когда
Гриша ей врезал, она, сидя на асфальте, кончила. Представляешь?
Я представил и расхохотался.
- А скажи, дорогой, если бы на месте Гриши и Тани были мы с тобой, ты бы
прыгнул?
- Мы на своем месте, - сказал я. - И плаваю я хорошо.

3

Новость о том, что Татьяна забрала ребёнка и ушла от Грини к родителям,
взволновала Алёну куда больше, чем меня. Взрослые люди, сами разберутся.
Алёна перестала меня тыкать Гриней, романтическим героем и примерным мужем в
одном лице. Многолетняя примерность Грини улетучилась. Говорили, что он
запил. Я хотел пойти проведать его, но Алёна меня не пустила, опасаясь за
мой моральный облик.

Гриня пришёл сам. В субботу, в начале восьмого утра в прихожей раздался
звонок и не смолкал до тех пор, пока я не открыл дверь. Гриня едва стоял на
ногах. Но глаза не были пьяными - они горели ровным, немного злым огнем.
Говорил он тоже вполне связно.
Я провел Гриню на кухню и стал готовить кофе. Потребовав и получив
бутылку коньяка и стакан, Гриня спросил:
- Ты знаешь, на чем я к тебе приехал?
- Надеюсь, что на такси.
- А вот и не угадал! - обрадовался Гриня и, покинув табуретку, стал
карабкаться на подоконник.

Мы живем на восьмом этаже. Не зная, чего ожидать от человека,
находящегося в запое третью неделю и имеющего опыт прыжков с возвышенных
мест в неизвестность, я ухватил Гриню за рукав и попытался стащить его на
пол.
- Не боись, я только форточку открою. Мне указания дать надо.
Я позволил, но рукав не отпустил. Гриня высунул голову на улицу и
крикнул:
- А ну, включили иллюминацию! Я вам за что деньги плачу?! Дарррмоеды!

У подъезда стоял милицейский <Форд>, на котором после зычной Грининой
команды разом включились мигалки.
- Вот так-то! - довольный Гриня с моей помощью переместился с
подоконника обратно за стол. - Дал этим шакалам штуку долларов, чтобы они
меня возили, куда я скажу, с сиреной. С двух ночи катаемся.
- И куда же вы ездили? - поинтересовался я.
- На кладбище, - сказал Гриня.
Шило стыда укололо меня в печень.
- У тебя кто-то умер? Прости, я не знал.
- Не, все живы-здоровы, - Гриня постучал по столу.
- Тогда зачем ты ездил на кладбище?
- Просто так, - сказал Гриня. - Я люблю кладбища.

Образ пьяного Грини, бродящего среди могил в лунном свете и бликах от
милицейской сирены, не вместился полностью в отпущенные мне природой границы
воображения. И это, пожалуй, хорошо.
- Ты готичен, - похвалил я.
- А то.
- И давно это у тебя?
- С девятого класса. Ладно, расскажу. Хотя ты, Саня, и болтун.
Я хотел было возмутиться, но передумал. Гриня налил себе полстакана
коньяка, окропил его сверху эспрессо и сделал глоток.

- Если помнишь, я в школе коньками занимался. Зимой - каток, а летом -
велосипед. Те же группы мышц работают. Я упертый был, проезжал в день
километров по сто с лишним. Намечу себе посёлочек какой-нибудь по карте,
доеду до него, пожру там в столовой и назад. Как-то раз на обратном пути
меня приспичило. Столовская жрачка всё-таки. Остановился. Вдоль шоссе -
забор, а за ним деревья. Ну, не садится же на дороге, перелез я через забор,
смотрю - кругом памятники, кресты и венки бумажные. Ну, сперва я, конечно,
дела свои сделал - в углу. А потом мне могилы посмотреть захотелось. Я до
этого ни разу на кладбище не был. Хожу, смотрю, жутковато немного, но, в
общем, довольно скучно. И вдруг меня как молнией ударило. С гранитной доски
на меня смотрело женское лицо такой абсолютной красоты, какой я раньше не
только никогда не видел, но и не думал, что подобное может быть. Я даже
описывать не буду. Бесполезно. Короче, стою я, как завороженный, смотрю на
это лицо. Потом прочитал надписи. Сначала имя - Евдокия. Затем цифры - она
умерла меньше, чем за год до того, как я её нашёл, в семнадцать лет. А потом
ещё одну строчку, эпитафию: <Пусть смертна красота. Но смерть сама, тебя
коснувшись, сделалась прекрасна>. Портрет на памятнике стал меня
притягивать, будто магнитом. Смотрю я на фотографию и подхожу все ближе.
Вплотную подошел, сначала рукой коснулся ее лица, а потом губами. И тут на
меня нашло такое... ммм... волнение, что я..., ну, ты понимаешь...
- Нет, не понимаю, - сказал я. - Ты уж, пожалуйста, излагай яснее.
Гриня смотрел в угол.
- Да куда уж яснее. Ну, вздрочил я. Естественно же все.

С последней фразой - в описанных обстоятельствах - я полностью
согласиться не мог. Но тактично решил не спорить.
- После этого между нами установилась связь, такая, знаешь, вроде
пунктирной линии, - продолжал Гриня. - Я сразу это почувствовал. В общем,
стал я к Евдокии ездить. На свидания. Каждые два-три дня.
Я с трудом верил своим ушам. Но мой собеседник был совершенно серьёзен.
- И каждый раз там, на могиле ты ...?
- Ну, да. Первым делом. А потом уж разговариваю с ней, новости
рассказываю, дела и планы. Вскоре на том месте, куда..., в общем там цветок
вырос, большая желтая ромашка. Очень красивая, вот, смотри.

Гриня полез за пазуху и достал подобие большого блокнота в кожаной
обложке. Под прозрачной пленкой лежал высохший цветок.
- Познакомься - Маргарита.
- Очень приятно, - сказал я после паузы.
- Я её с собой взял. Иначе пропала бы. Потом мы с уже Маргаритой вместе
ездили.
- Как сегодня ночью?
- Да...
Гриня закрыл блокнот и осторожно спрятал его обратно в карман. Я вдруг
почувствовал острую потребность сменить тему.

- Слушай, а что там у вас с Танькой-то случилось?
Гриня пожал плечами.
- Да ничего. Достала она меня просто. Нет между нами никаких линий - ни
сплошных, ни пунктирных. Никогда не было. И не будет. А она думает, что
есть. Что я ради неё тогда с теплохода сиганул.
- А разве не так? - спросил я.
Гриня отхлебнул коньяк.

- Не знаю. Когда я стоял там, нам водой у меня перед глазами вдруг
надпись эта возникла с памятника. И весь страх исчез. Если бы не рыбаки...
Ладно, Шура, пора мне. Давно пора. Ты уж извини за вторжение.

4

- Представляешь, Таня и Гриша снова вместе! - объявила Алёна.
- Очень рад, - сказал я вполне искренне. - И давно?
- С прошлой недели. Пожила она у родителей, подулась, а потом
соскучилась. Звонит Грише - раз, другой, десятый - никто не отвечает. Решила
сама поехать. Открывает дверь, заходит. Вся квартира бутылками пустыми
заставлена, а Гриша лежит на диване и звуки какие-то странные издает.
Подошла, а он - весь в блевотине. Брр! Рвёт его, но он проснуться не может
и захлёбывается во всем этом деле. Синеть уже начал. Ну, Танька схватила его
и в ванну волоком тащит. Кое-как откачала, дышать ровно начал. Потом скорую
вызвала. Врач сказал, что если бы она на пять минут позже пришла, умер бы
Гриша. В больницу его увезли. Выписали в прошлую среду. Не пьет, всё
нормально вроде.

Вскоре Татьяна и Гриня пригласили нас в гости. Гриня выглядел свежим,
за ужином пил минеральную воду, ухаживал за Татьяной и много шутил. В конце
вечера я предложил в следующую субботу поехать вместе на шашлыки.

- Мы бы с радостью! - сказала Татьяна. - Но в субботу мы с Гришей на
кладбище едем. На могилу его двоюродной сестры. Бедная девочка!
- Ты с ней была знакома? - спросила Алёна.
- Нет, она очень рано умерла. Но Гриша говорит, что давно хотел нас
познакомить. Правда, дорогой?
- Да, единственная моя, - сказал Гриня, целуя жену. - Давно пора.

Из детства к Поднебесной VII
Многие, побывавшие в войсках, рассказывают о том, что в армии собаку
съесть - милое дело. Курсанты всегда подкармливали Бобиков и Жучек,
обитавших на территории училища. По ночам дворняги бродили по постам, и лаем
предупреждали часового о том, что кто-то идет. На <Голландию> нападали -
даже кирпичом кому-то по голове зарядили, на нас - ни разу. Мы собак не ели.
Хотя рецепт еще на первом курсе рассказал Дед, приехавший из Казахстана.

<Собака фаршированная рисом>, записывайте.
Берется собака - молодая, толстая, с короткой густой шерстью, лучше -
коричневая. Ей не дают есть три-четыре дня, только пить - соленую воду.
Когда голод и жажда задолбают животину в конец, приступают непосредственно к
готовке. Дают воды с марганцовкой, сколько сможет вылакать. После того, как
псина напьется, ее начинает рвать. Так называемая <окончательная очистка>
организма. Сразу же после этого предлагают ей рис - недоваренный. Пес с
жадностью заглатывает <начинку> (вас бы три дня не покормили). Когда уже
жрать не может - все, фаршировка закончена. Убивают, свежуют, и, не потроша,
бросают в котел. Специи и соль по вкусу. Еще, по словам Генки, казахи в
стойбищах пользуются собаками вместо салфеток. Все едят руками, жир стекает
по локтям. Вначале этим маслицем смазываются волосы (как гелем), потом -
сапоги, после аксакалы ловят пробегающего мимо пса, им вытирают потное лицо
и ладони. Дед божился, что сам видел такое, и не раз.

Я пробовал собаку , в Китае, в ресторане. Со знакомыми - они на
восточном факультете ДВГУ учились - зашли в кабачок, стали заказывать.
Мяукают чего-то, китаезы кланяются. Потом стали на стол еду метать. Много
всего - красивого и необычного. Я вообще в первый раз поехал - это где-то
девяносто третий год был. Напились мы как кролики, принесли водку с желчью
змеи. Повар прямо у стола вырезал из брюха гадюки какой-то орган - похож на
черную горошину, выдавил несколько капель. Жидкость в графине стала
изумрудно - зеленой. Выпили по небольшой плошке, бросило в жар. Выпили еще
по одной, сидим, рожи у всех красные, и, главное - протрезвели, будто не
квасили с самого утра. Хотели по третьей - разливальщик знаками объяснил -
нельзя мол, сердце может не выдержать. Стали его спрашивать, что на столе.
Смотрю, кореш мой удивляется. Настаивает, а китаец съезжает, потом испугано
заморгал, и на кухне спрятался. <Случилось что-то?> - спрашиваю. - <Да
ничего особого. Собакой нас накормили. Боится теперь>. Второй раз я откушал
<друга человеку> в подпольном ресторане на Новокузнецкой. Надо сказать, что
в Китае готовят собачатину лучше.
Но: Вернемся в училище.

Не ели мы собак. Когда пьяный майор из медслужбы вооружился
<мелкашкой>, и поехал стрелять по территории, все негодовали. А псы - будто
чуяли смерть, все попрятались, негустой улов получился. Майору после этого
прокололи шины - событие из ряда вон выходящее. На преподавателей вообще не
дергались - не тот уклад. Рассказывали, что еще до нашего набора Кежанкину
запорожец перевернули. Не за убийство братьев наших меньших - просто достал
он. Специалист был классный, а учитель - найхреновейший, ничего объяснить не
мог. Экзамены принимал он же, и спрашивал как надо. Вот и обозлились те, кто
в отпуск не поехал. Был еще Рюрик - смешной мужичонка лет пятидесяти с
кафедры физики. Имя у него было такое, папа с мамой назвали. Однажды Рюрик
пришел с подбитым глазом. Наверное, кто-то из чужих в городе приложил - наши
бы его бить не стали.

Мухин-Блинцов преподавал высшую математику, он был наполовину глухой -
одно ухо вообще не слышало. (<Не шепчитесь! Вы думаете, я не слышу?! Я все
вижу!> - любимая фраза). Мухин засыпал иногда у доски, стоя. Это сподвигло
нас с Гошей на криминал. Перед экзаменом - (Крым, страшная жара, лето) - мы
забили в аудитории окна. Чтоб не проветривалось. Кондиционеров в те времена
в аудиториях, разумеется, не было. На стол экзаменаторам поставили три
бутылочки пепси (кока-кола тогда не продавалась). Пробки предварительно
осторожно сняли, долили туда немного спирта, и закрыли опять. Расчет был
прост: Муха клюкнет, захмелеет, душно ведь - и вырубится. Можно будет
писать, изредка пробуждая его. Вначале все пошло по сценарию - Блинцов стал
клевать носом и пустил слюни, которые растянулись от губы до скатерти.
Марина сидела рядом и уплетала конфеты. Я все переписал со шпоры, рассказал
билет лояльно настроенной Голицыной, и, чтобы разбудить Мухина, крикнул:
<Доклад закончен!> Старый еврей вздрогнул, несколько секунд ошалело смотрел
на исчерченную мелом доску, а затем прогнусавил: <Вы так и не вспомнили, о
чем я Вас спрашивал:> Он заставил тянуть билет по новой, хотел поставить
<три шара>. Рассказывали, что Марина, когда я вышел, взяла его за кончик
галстука, и прошипела: <Захарову не ниже четверки!> Марина была хорошей
бабой.

Как я уже говорил, до выпуска у нас добрались далеко не все. Отчисляли
не только за самоволки и неуспеваемость. Учился у нас такой - Жужа. Иногда
поставит табуретку, влезет на нее, и красуется перед зеркалом, мышцами
играет. Все ржали, и подмигивали друг другу. Чморить его не решались - Леха
был профессиональный боксер, друзей у Жужи не водилось, по крайней мере -
среди наших, особняком он держался. На четвертом курсе он поехал в Питер на
соревнования, там его и приняли наши доблестные правоохранительные органы.
Гопником он был, оказалось. Убегал от ментов, упал в яму с водой, выловили,
доставили в участок, очная ставка - раскололся. Дело замяли, мать продала
все что можно, после этого умерла. Позже я узнал, что Жуковской
восстановился в училище, и даже закончил его. После <системы> подался к
бандюкам, работал сутенером в Ялте, не брезговал грабежом, насиловал девок.
В конце концов его чуть не убили при переделе территории. Выжил, подался в
армию, воевал в Грозном, получил медаль за отвагу. Это он сам все рассказал,
когда встретились. Жужа приезжал во Влад к своему приятелю - Огурцу. Миха
Огурцов учился на курс позже, он был приветливый, добродушный парень,
качался все время в бытовке. Не знаю, что их свело. Сейчас Миша контролирует
один из Владивостокских рынков, он стал бандитом.

Сержик по распределению попал в неплохую крымскую часть, стал
спиваться, в конечном итоге его сослали на <Адмирала Кузнецова>, что-то
вроде плавучей каторги с самолетами. <Зеленый Змий> одолевал Сержика еще в
ВВМУ. Он часто приходил пьяный, и ничего не помнил утром - ни как пел ночью
песни, ни как потом его дневальные ловили и отливали ледяной водой. Убирал
утром блевотину возле койки, и спрашивал - никто меня из командиров не
видел? Бог пьяниц любит, ему везло. С Сергеем я пробовал спекулировать
водкой, когда были перебои с алкоголем - брать в одном месте, продавать в
другом. Ничего не вышло, он стал сразу же <употреблять товар в личных
целях>. Под конец учебы он опять изъявил желание заняться коммерцией.
Приехал на хату, предложил несколько ящиков кортиков. Самых настоящих,
офицерских, военно-морских. По смешной цене, что-то около сорока долларов за
штуку, но все - оптом. Я, зная его характер, долго отнекивался, потом
повелся. Забили <комиссионные>, нашел людей, договорился. За час до
назначенной встречи Сержик позвонил, и сказал, что цена <выросла в два
раза>. Вначале пришлось улаживать эксцесс с моими <товарищами> - объяснять,
что продажа отменяется. Потом на пороге вырос Монеков, глазки бегают,
пальчики как щупальца шевелятся сами по себе. Говорит: <Ну как?>
- Что как?
- Согласны твои?
- Я же тебе сразу сказал - все отменяется.
- Ну это: Там еще осталось немного: Пара сотен: По старой цене:
Очень захотелось его побить. Вместо этого я спустился вместе с ним во двор -
чтобы его не убили люди, которых он подвел. Они несколько раз ударили
Сержика по лицу, когда узнали, что произошло, но ко мне никаких претензий не
имели. Когда они уехали, Монеков сказал мне <спасибо>.

***

Вскоре была защита. Тема моего диплома была труднопроговариваемая:
<Постановка активных заградительных ненаправленных помех радиоканалу
<буй-самолет>.
Защитил, и мы напились. Ужасно напились - я так напивался только два раза в
жизни - на первом курсе, и когда <систему> закончил. В кабаке все было
путем. Потом приехали на квартиру, которую я снимал у бабки, и продолжили.
Пили шампанское, портвейн, спирт, спирт, спирт:. В пьяном угаре выпустили из
клетки попугаев, за которыми я должен был присматривать, зарядили два
водяных пистолетика <Мадерой>, и били их влет. Одна птица сдохла. Утром я
чуть не умер. В Севастополе светает рано, часов в пять, и попугаи начинают
чирикать. Это было, в общем, не пение - крик мерзких птиц отдавался эхом в
пустой чугунной голове, бил по сжавшимся мозгам, выворачивал душу. Плохо
соображая, что делаю, я дополз до попугаев, нащупал одного (они сидели на
жердочке), и опустил головой в глубокую поилку с водой. Второй тут же умолк.
В обед принесли телеграмму - хозяйка возвращалась из Москвы, где гостила
целый год у дочери. Приезжала раньше положенного срока, наверное - зятя
доставала. Пришлось спешно белить потолок - он был покрыт фиолетовыми и
бардовыми винными пятнами. Птиц я закопал под окнами, осталась только одна.
Старухе я заплатил деньги вперед, но она не взяла их с собой, запрятала
где-то в доме. За год инфляция сожрала всю сумму, на нее можно было купить
не больше килограмма мяса. Я добавил столько же, и бабка перестала скорбеть
о безвременно ушедших питомцах (сказал, что померли они от старости).

Потом отметили защиту всей бандой, по второму кругу. Отправились с
ночевкой на Фиолент - так мыс называется. Человек двадцать всего. Гоша тащил
брезентовую палатку и убеждал всех, что она армейская и все поместятся. Я
еще подумал - компактная какая: Когда нажрались, небо было уже усеяно
звездами. Развернули палатку. А она двухместная. <Что за хня?> - спрашиваем.
А он: <Все равно другой не было. Вы бы волноваться стали, а сейчас вам все
пох:> Было, действительно, плевать на палатку. Из веток и зеленой листвы
странных деревьев, которые росли на берегу, развели костер. Сырые дрова
горели, будто были политы бензином. Местные ребята сказали, что во время
войны сок, который добывали из их стволов, использовали как керосин. Сварили
вкуснейший суп из сайры. Тушенки, лапши и риса. В котел вывалили все, и
подождали, когда он забулькает. Уже на рассвете стало холодать, с моря
потянул свежий бриз, я стал трезветь и залез в палатку. Ее в темноте
поставили на какой-то пенек, он неудобно давил в бок. Нащупал пьяное тело,
положил животом на твердый выступ, и устроился поудобнее сверху, на спине.
Вылез, когда уже солнце было высоко. Все купались. Завтракали остатками
водки и мидиями, которых наловили тут же. Через несколько минут из палатки
вылез Клим. Сел рядом, морщится. Говорит - прикинь, какая-то падла ночью
меня пузом на пенек положила. Я встать хотел, а он навалился и спит. А я
пьяный, ни крикнуть ни повернуться. До утра мучался. Смотри какой синяк
огромный: Я покачал головой. (Клим, если читаешь - прости!)

***

Инженерное Училище капитулировало перед Украиной сразу. Те, кто
согласился принять присягу первыми, получили квартиры и хлебные места. ЧВВМУ
долго держалось. Наш <контрик> ходил угрюмым, он сказал, что <училище
останется русским>. Начальник факультета пообещал перед строем съесть свою
фуражку, если он продастся <незалежнiй>. Через несколько дней он, вопреки
приказу начальника, открыл вместе с замом адмирала ворота украинским
представителям, крепость была сдана. Часть офицеров уволилась, часть
осталась. Из оставшихся менять форму на новую, с трезубцами, отказался
только полковник Гречко. Украинец по паспорту, с украинской фамилией, он
сказал: <Я - лучший специалист. Если можете заменить - давайте. А нет -
идите нахуй!>
Гречко был крутой мужик, его не тронули.

Мы присягу принимали как проститутки, за пять лет - три раза.
Советскому Союзу, России и Украине. В последний раз - чтобы дали диплом.
Говорили, что младшие курсы могли по желанию перевестись в русские военные
учебные заведения. Кафедра философии тут же спешно разработала <научный
труд>, в котором доказывалось, что Нахимов имеет украинские корни, и предки
его были казаками. Чтобы не переименовали. (Казак Нахим: Хорошо, что не
Мойша:)
Присягнув <народу Украiны>, распределялись, по желанию - кто-то оставался в
<незалежнiй>, кто-то ехал на Балтику и Север. Тризубец в документах сыграл
злую шутку с Юриком Торгеным. Он пять лет провел на Камчатке, разумеется, в
российской армии. Увольняясь, запросили его паспорт. Ведь призывался с
территории, которая сейчас принадлежит другой стране. Там его послали
нахер - служил, мол, России, там и спрашивай. Несколько раз он ездил в Крым
и обратно, промотал все деньги, и, даже, объявлял голодовку - приглашал
журналистов. Паспорт ему не давали. Потом он исчез из виду, чем закончилась
эта история, я не знаю. Наверное, получил.

Во Владивостоке я решил эту проблему проще. Когда прописывался, в
военкомате старый подполковник поднял на меня изумленно глаза, и спросил: <А
это что такое?> В билете красовалась <вилка>. - <Ошибка это, вот что такое!
Русский я, время было такое, ляпали не спрашивая! Вы пока записывайте, а я
скоро вернусь>
- Куда это ты?
- В гастроном! За бутылкой - вспрыснем.
Подполковник улыбнулся в усы, и пробурчал что-то вроде: <Ну: Вижу, что не
китаец:>
Документы были сделаны.

Я не служил - воспользовался неразберихой между странами, и написал
рапорт об увольнении - мол, не могу выбрать между двумя родинами. Диплом
дали. До меня ли было - Крым проебали, а тут какой-то выпускник. А вот форму
мою зажилили, хоть и мерки на парадный китель снимали, шили. Чтобы не
выглядеть белой вороной, я пошел на склад, и сам купил ее у мичмана.
Мичман - он интернационален, что русский, что украинский. Сундук и в
Африке - сундук. Кортик только не получилось - их все продали раньше, но я
про это уже говорил. А потом я взял билет на Дальний Восток.
- <И билет на самолет с серебристым крылом:>
Потому, что это - очень интересно. Потому, что там - сопки, тигры, там
растет папоротник и плавает в лужах лотос, а в лесах под водопадами
медитируют мудрые седые отшельники - хранители вековых знаний. Так я думал.
Меня манила таинственная Азия...