[svoboda] Герой
Герой
Вторая часть минисерии <Трус, герой>
1
<Вот лоси>, - думал Гриня, глядя на молодых людей в плавках у ограждения
палубы. - <Как на подбор, блин>. Действительно, все трое были выше его, как
минимум, на голову и имели торсы в виде поставленных на вершины вытянутых
треугольников. <Надо было на плаванье идти. Правильно говорят, что пловцы -
самые атлетически развитые среди спортсменов. А я, дурак, в беговые коньки
подался. Только ляжки двухпудовые накачал, ни в одни штаны не влажу. А
толку? Вечный кандидат в мастера. По области и то в тройку только однажды
вошел...>
Молодые люди махали руками, разминаясь. Одежду они отдали своим cтройным
спутницам. Девушки смотрели на бронзовых ихтиандров с восхищением. Так же
как остальные пассажиры, столпившиеся посмотреть на необычное для
скучноватой речной прогулки зрелище. Так же как Танька.
<А она-то чё рот открыла? Чего тут такого? Сама ведь пловчиха,
рассказывала, как они на тренировках по пять километров проплывали, а то и
больше. А тут до берега от силы полтора будет. Им это как два пальца
облизать. Тоже мне, герои>.
Тем временем первый из молодых людей взобрался на ограждение, расставил
руки в стороны и, прочертив в воздухе многометровую дугу, точно, почти без
брызг вошел в воду. Вынырнув, он сверкнул зубами и показал теплоходу большой
палец. Пассажиры хлопали в ладоши, махали руками и свистели. Второй
ныряльщик на пути к воде успел сделать сальто. Третий вообще прыгнул спиной
вперед, прогнувшись, подставив кубики на животе июльскому солнцу.
- Во черти безбашенные! Бывают же мужики! - выдохнула Танька.
С минуту, блестя глазами, она смотрела на удаляющихся пловцов. Скользнув
по девушкам на палубе, Танькин взгляд растерял блеск и приобрел щелочную
едкость, а вернувшись на Гриню, снова стал пресным.
К горлу Грини подкатился комок тошноты, как от удара в живот. Он стащил
с себя футболку, бросил ее Таньке и сказал сквозь зубы:
- Подержи-ка, - и начал расстёгивать ремень на брюках.
- Смотрите, еще один! - крикнул кто-то из зрителей - Эй, парень, ты
тоже с ними? - он показал пальцем на Волгу. Пловцов уже не было видно. На
встречу теплоходу шла большая баржа с буксиром. Сновали взад-вперёд моторки.
Гриня молча высвобождал ногу из штанины.
- Вряд ли, - отозвался другой пассажир. - Те-то - богатыри, а этот
дохлый, ноги только как у бройлера. На пловца ни разу не похож. Да и сопляк
совсем.
Несколько человек обступили Гриню и стали его разглядывать. Посыпались
советы.
- Ты, пацан, плаваешь-то хорошо? Влево больше загребай, а то снесет к
черту. Течение тут неслабое.
- И движение большое. Смотри под <Ракету> не попади.
- Главное - об воду не убиться, когда прыгать будешь.
- И чтоб под винт не затянуло. Изрубит в капусту, кишки на вал намотает.
Гриня, наконец, разделся. Он переводил тоскливый взгляд с одного
доброжелателя на другого: <Кто-нибудь, остановите меня! Пожалуйста,
остановите же меня!> Но пассажиры только посмеивались над его цветастыми
семейными трусами.
- Ты действительно решил прыгать? - спросил Танька, глядя на Гриню с
напряженным любопытством.
- А фиг ли? - Гриня делал вид, что разминается. Если стоять на месте,
все заметят, что у него трясутся колени. В голове, как белки, скакали
картинки - одна ужаснее другой.
- Тебе на страшно, Гриша? До берега далеко. Доплывёшь?
<А догадайся с двух раз!> - зло подумал Гриня - <На прошлой неделе всей
тусней на пляже были. Все купались, кроме меня. Или ты думала, что я
прическу боялся испортить?>
- Не боись, -сказал он вслух.
- А ты, оказывается, смелый, - сказала Таня. - Я удивлена.
<Оказывается... Удивлена она... Уж лучше бы молчала>, - продолжение
диалога было выше Грининых сил. Обозначив на лице усмешку, Гриня пролез
между перекладинами ограждения и посмотрел вниз. Правая рука сама собой
вцепилась в перила. Он почувствовал себя стоящим на крыше небоскреба. О том,
чтобы прыгнуть с такой высоты головой вниз не могло быть и речи. Тело - от
щиколоток до шеи - стало каменным.
Юноша почувствовал, что он раздвоился. Один Гриня стоял, вцепившись в
парапет, не видя ничего кроме серой, как асфальт, воды внизу. Второй Гриня
наблюдал за первым вместе с остальными зрителями, наполнявшими воздух
сигаретным дымом и ленивыми фразами.
- Не, не прыгнет...
- Сейчас уже деваться некуда...
- Да ну, слабо! Очко-то оно не железное...
<Действительно, прыгнет или нет?> - подумал Гриня-наблюдатель. В ту же
секунду первый Гриня закрыл глаза, произнес слово <пора> и, разлепив
сжимавшие перила пальцы, оттолкнулся от палубы.
Боли от удара об воду он не почувствовал. Просто вокруг стало тихо,
прохладно и темно. Гриня открыл глаза и увидел над собой сквозь толстую
зелено-коричневую линзу, блеклое пятно солнца. Солнце уменьшалось в
размерах, удаляясь от Грини. Когда оно почти совсем исчезло, очень
захотелось дышать. Он пнул воду обеими ногами, потом еще и еще. Солнце стало
медленно приближаться. Когда его голова оказалась над поверхностью, Гриня
сделал подряд несколько вдохов, но они получились мелкими, воздух не хотел
проходить в легкие, застревая в какой-то мембране горла. Все еще пытаясь
выровнять дыхание, Гриня выбросил вверх руку с оттопыренным большим пальцем.
Теплоход был уже далеко. Еще дальше был берег. Если бы не городская
телевышка, его не было бы видно почти совсем. Гриня лёг на живот и поплыл -
как умел, по-собачьи, глядя прямо перед собой. Ноги гирями тянули вниз. Вода
вокруг отливала всеми цветами радуги и пахла мазутом. Вкус соответствовал
цвету и запаху. Совсем недалеко с ревом промчалась что-то большое.
<Действительно, как бы не переехали> - подумал Гриня.
Через секунду он вдохнул накрывшую его волну. Гринино тело возмутилось -
горло скрутили спазмы кашля, руки и ноги задергались. В груди будто что-то
взорвалось, и образовавшаяся полость наполнялась густым и тяжелым. В голову,
разогнав все мысли, брызнули искры ужаса - сначала ослепительно яркие, они
быстро тускнели. Потом стало совсем темно.
Открыв глаза, Гриня снова увидел воду. Бурая, насыщенная нефтью вода
была внизу - в полуметре от его лица. Такая же вода, в пленке слизи,
выливалась из его рта, изгоняемая судорогами легких, которым помогала
внешняя сила, ритмично давившая на его спину. Когда из него перестала литься
вода и Гриня начал дышать, все та же сила перевернула его, и он увидел перед
собой два загорелых лица - одно бритое и добродушное, второе - сердитое и
бородатое.
- Где я? - спросил Гриня.
- В раю! - весело объявил бритый. - А это вот, - он показал на
бородатого, - апостол Петр.
- Распроеб твою, мудака, мать! - сказал апостол. - Я тебя еще на
теплоходе заприметил, когда ты стоял, прижавшись жопой к парапету. Не,
думаю, этому до берега не добраться, этот плавает, как топор.
Продолжая бормотать ругательства, мокрый насквозь бородач перебрался на
корму лодки и взялся за руль.
- Ты, парень, теперь всю жизнь за Петра Николаича Бога молить должен! -
сказал бритый. - Если б не он, так бы ты и помер, не поебавшись.
- Спасибо, - сказал Гриня. Лежа на дне моторки, он не чувствовал ни
радости, ни благодарности - только крайнюю, приятную усталость. Солнце было
в зените, и смотреть вверх было больно. Гриня закрыл глаза.
- Эй, утопленник, просыпайся, приехали! - кричал бритый Грине в ухо,
тряся его за плечо. Гриня сел в лодке, потом, опершись руками, выбрался на
мостки причала.
- Идти-то можешь? - спросил бородатый.
- Могу.
- Ну и заебись. А то нам с тобой возиться некогда. Нам переметы ставить
надо.
- Бывай, утопленник! - крикнул бритый, подняв руку.
Затарахтел мотор, и лодка стала быстро удаляться.
Гриня нашел причал, к которому должен был пристать теплоход. Ждать
пришлось минут сорок. Танька сошла по трапу одной из первых. Заметив Гриню,
она улыбнулась и побежала к нему.
- Гриша, я тобой горжусь! Ты настоящий герой! - Танька потянулась к
его лицу сложенными в трубочку губами и в ту же секунду оказалась сидящей на
асфальте. Не понимая, что с ней произошло, она хлопала глазами, глядя на
удаляющуюся голую спину.
Гриня шел куда глядели глаза, тряся ушибленной кистью: <Чуть клешню не
сломал. Челюсть каменная. Как сердце>.
2
Я сам не знаю, почему я рассказал эту историю моей жене Алёне. Может
быть, мне просто надоели её восторги по поводу того, какая Гриша и Татьяна
замечательная пара: <Столько лет душа в душу! Нет, ну бывает же любовь на
свете!>
Алёна поверила мне не сразу.
- Чтобы Гриша поднял руку на девушку? Не может быть!
- Ещё как может, - сказал я, чувствуя себя немного предателем. - Прямо в
нежную мандибулу. Кулаком. Он мне сам рассказывал.
- А Таня? Как же она после этого за него замуж-то вышла?!
- А ты ее спроси. Вы же подруги.
Через несколько дней, когда Гриня был в отъезде по делам, Алёна
отправилась в гости к Татьяне. По возвращении вид у жены был озадаченный.
- Ты знаешь, я поговорила с Таней на счёт той истории на теплоходе.
- И что?
- Интересно. Ты знаешь, как они поженились?
- Обыкновенно. В загсе.
- Да нет, я про другое. После того случая Танька за ним бегала несколько
лет. Письма ему писала, в армию ездила, всех его подружек шугала, даже
дралась с ними. Пока он не смирился с неизбежным.
- А чё это её так вштырило-то? Гриня, вроде, не бог весть какой
красавец.
- Вот и я её спросила об этом. А она: как ты не понимаешь? Таких парней,
как Гриша, один на сто тысяч. За всю жизнь можно ни одного не встретить, а
уж если встретила, то отпускать нельзя. Он ведь знал, что у него нет никаких
шансов добраться до берега, а всё равно прыгнул.
- А она-то сама знала, что он не умеет плавать?
- Я тоже её об этом спросила. Танька мялась долго, а потом призналась,
что да, догадывалась.
- Почему же она его не остановила?
- А ты сам не понимаешь? Ну, приятно же девушке, если ради неё
кто-то..., - Алёна явно искала подходящее слово.
- Ласты склеит? - подсказал я.
- Сделает что-то безумное и опасное. А ещё она мне сказала, что когда
Гриша ей врезал, она, сидя на асфальте, кончила. Представляешь?
Я представил и расхохотался.
- А скажи, дорогой, если бы на месте Гриши и Тани были мы с тобой, ты бы
прыгнул?
- Мы на своем месте, - сказал я. - И плаваю я хорошо.
3
Новость о том, что Татьяна забрала ребёнка и ушла от Грини к родителям,
взволновала Алёну куда больше, чем меня. Взрослые люди, сами разберутся.
Алёна перестала меня тыкать Гриней, романтическим героем и примерным мужем в
одном лице. Многолетняя примерность Грини улетучилась. Говорили, что он
запил. Я хотел пойти проведать его, но Алёна меня не пустила, опасаясь за
мой моральный облик.
Гриня пришёл сам. В субботу, в начале восьмого утра в прихожей раздался
звонок и не смолкал до тех пор, пока я не открыл дверь. Гриня едва стоял на
ногах. Но глаза не были пьяными - они горели ровным, немного злым огнем.
Говорил он тоже вполне связно.
Я провел Гриню на кухню и стал готовить кофе. Потребовав и получив
бутылку коньяка и стакан, Гриня спросил:
- Ты знаешь, на чем я к тебе приехал?
- Надеюсь, что на такси.
- А вот и не угадал! - обрадовался Гриня и, покинув табуретку, стал
карабкаться на подоконник.
Мы живем на восьмом этаже. Не зная, чего ожидать от человека,
находящегося в запое третью неделю и имеющего опыт прыжков с возвышенных
мест в неизвестность, я ухватил Гриню за рукав и попытался стащить его на
пол.
- Не боись, я только форточку открою. Мне указания дать надо.
Я позволил, но рукав не отпустил. Гриня высунул голову на улицу и
крикнул:
- А ну, включили иллюминацию! Я вам за что деньги плачу?! Дарррмоеды!
У подъезда стоял милицейский <Форд>, на котором после зычной Грининой
команды разом включились мигалки.
- Вот так-то! - довольный Гриня с моей помощью переместился с
подоконника обратно за стол. - Дал этим шакалам штуку долларов, чтобы они
меня возили, куда я скажу, с сиреной. С двух ночи катаемся.
- И куда же вы ездили? - поинтересовался я.
- На кладбище, - сказал Гриня.
Шило стыда укололо меня в печень.
- У тебя кто-то умер? Прости, я не знал.
- Не, все живы-здоровы, - Гриня постучал по столу.
- Тогда зачем ты ездил на кладбище?
- Просто так, - сказал Гриня. - Я люблю кладбища.
Образ пьяного Грини, бродящего среди могил в лунном свете и бликах от
милицейской сирены, не вместился полностью в отпущенные мне природой границы
воображения. И это, пожалуй, хорошо.
- Ты готичен, - похвалил я.
- А то.
- И давно это у тебя?
- С девятого класса. Ладно, расскажу. Хотя ты, Саня, и болтун.
Я хотел было возмутиться, но передумал. Гриня налил себе полстакана
коньяка, окропил его сверху эспрессо и сделал глоток.
- Если помнишь, я в школе коньками занимался. Зимой - каток, а летом -
велосипед. Те же группы мышц работают. Я упертый был, проезжал в день
километров по сто с лишним. Намечу себе посёлочек какой-нибудь по карте,
доеду до него, пожру там в столовой и назад. Как-то раз на обратном пути
меня приспичило. Столовская жрачка всё-таки. Остановился. Вдоль шоссе -
забор, а за ним деревья. Ну, не садится же на дороге, перелез я через забор,
смотрю - кругом памятники, кресты и венки бумажные. Ну, сперва я, конечно,
дела свои сделал - в углу. А потом мне могилы посмотреть захотелось. Я до
этого ни разу на кладбище не был. Хожу, смотрю, жутковато немного, но, в
общем, довольно скучно. И вдруг меня как молнией ударило. С гранитной доски
на меня смотрело женское лицо такой абсолютной красоты, какой я раньше не
только никогда не видел, но и не думал, что подобное может быть. Я даже
описывать не буду. Бесполезно. Короче, стою я, как завороженный, смотрю на
это лицо. Потом прочитал надписи. Сначала имя - Евдокия. Затем цифры - она
умерла меньше, чем за год до того, как я её нашёл, в семнадцать лет. А потом
ещё одну строчку, эпитафию: <Пусть смертна красота. Но смерть сама, тебя
коснувшись, сделалась прекрасна>. Портрет на памятнике стал меня
притягивать, будто магнитом. Смотрю я на фотографию и подхожу все ближе.
Вплотную подошел, сначала рукой коснулся ее лица, а потом губами. И тут на
меня нашло такое... ммм... волнение, что я..., ну, ты понимаешь...
- Нет, не понимаю, - сказал я. - Ты уж, пожалуйста, излагай яснее.
Гриня смотрел в угол.
- Да куда уж яснее. Ну, вздрочил я. Естественно же все.
С последней фразой - в описанных обстоятельствах - я полностью
согласиться не мог. Но тактично решил не спорить.
- После этого между нами установилась связь, такая, знаешь, вроде
пунктирной линии, - продолжал Гриня. - Я сразу это почувствовал. В общем,
стал я к Евдокии ездить. На свидания. Каждые два-три дня.
Я с трудом верил своим ушам. Но мой собеседник был совершенно серьёзен.
- И каждый раз там, на могиле ты ...?
- Ну, да. Первым делом. А потом уж разговариваю с ней, новости
рассказываю, дела и планы. Вскоре на том месте, куда..., в общем там цветок
вырос, большая желтая ромашка. Очень красивая, вот, смотри.
Гриня полез за пазуху и достал подобие большого блокнота в кожаной
обложке. Под прозрачной пленкой лежал высохший цветок.
- Познакомься - Маргарита.
- Очень приятно, - сказал я после паузы.
- Я её с собой взял. Иначе пропала бы. Потом мы с уже Маргаритой вместе
ездили.
- Как сегодня ночью?
- Да...
Гриня закрыл блокнот и осторожно спрятал его обратно в карман. Я вдруг
почувствовал острую потребность сменить тему.
- Слушай, а что там у вас с Танькой-то случилось?
Гриня пожал плечами.
- Да ничего. Достала она меня просто. Нет между нами никаких линий - ни
сплошных, ни пунктирных. Никогда не было. И не будет. А она думает, что
есть. Что я ради неё тогда с теплохода сиганул.
- А разве не так? - спросил я.
Гриня отхлебнул коньяк.
- Не знаю. Когда я стоял там, нам водой у меня перед глазами вдруг
надпись эта возникла с памятника. И весь страх исчез. Если бы не рыбаки...
Ладно, Шура, пора мне. Давно пора. Ты уж извини за вторжение.
4
- Представляешь, Таня и Гриша снова вместе! - объявила Алёна.
- Очень рад, - сказал я вполне искренне. - И давно?
- С прошлой недели. Пожила она у родителей, подулась, а потом
соскучилась. Звонит Грише - раз, другой, десятый - никто не отвечает. Решила
сама поехать. Открывает дверь, заходит. Вся квартира бутылками пустыми
заставлена, а Гриша лежит на диване и звуки какие-то странные издает.
Подошла, а он - весь в блевотине. Брр! Рвёт его, но он проснуться не может
и захлёбывается во всем этом деле. Синеть уже начал. Ну, Танька схватила его
и в ванну волоком тащит. Кое-как откачала, дышать ровно начал. Потом скорую
вызвала. Врач сказал, что если бы она на пять минут позже пришла, умер бы
Гриша. В больницу его увезли. Выписали в прошлую среду. Не пьет, всё
нормально вроде.
Вскоре Татьяна и Гриня пригласили нас в гости. Гриня выглядел свежим,
за ужином пил минеральную воду, ухаживал за Татьяной и много шутил. В конце
вечера я предложил в следующую субботу поехать вместе на шашлыки.
- Мы бы с радостью! - сказала Татьяна. - Но в субботу мы с Гришей на
кладбище едем. На могилу его двоюродной сестры. Бедная девочка!
- Ты с ней была знакома? - спросила Алёна.
- Нет, она очень рано умерла. Но Гриша говорит, что давно хотел нас
познакомить. Правда, дорогой?
- Да, единственная моя, - сказал Гриня, целуя жену. - Давно пора.
