[svoboda] Из детства к Поднебесной IV
Из детства к Поднебесной IV
Жизнь в военном училище, как и вообще жизнь в армии, полна парадоксов. Попав
в <систему>, нормальный человек вначале испытывает шок. <Единство и борьба
противоположностей> вначале бесят. Потом люди либо тупеют окончательно, либо
учатся относиться ко всему философски. Одна из нелепостей, к которым трудно
привыкнуть - ты изнываешь от безделья, и в то же время абсолютно нет
свободного времени. Человек в армии себе не принадлежит.
Первый курс: голод. Постоянно хочется есть, трудно привыкнуть к новому
рациону и режиму. Ужин - в шесть. Мы тащили все, что угодно и грызли то, что
можно было сжевать. Соленые огурцы, пряники, банка кабачковой икры, которую
умудрились открыть о спинку кровати: Пирожки с повидлом продавала
легендарная тетя Фрося. Буфет носил название <Амбразура>: как только звучала
команда <Разойдись!>, толпа приступом шла на бетонную стену, надо было за
пять минут успеть пробиться к узкому окошку, сунуть деньги, и вывалиться
обратно с едой. Толстая Фрося колотила большими деревянными счетами по
головам наседающих курсантов, и кричала страшные ругательства, но никогда не
обсчитывала, поэтому Фросю боготворили. Когда пошла перестройка, буфетчица
открыла прямо возле камбуза свой коммерческий киоск, с большими стеклянными
витринами и разнообразным ассортиментом, но это все было уже не то.
<Амбразура> в девяностом году заменяла <Сounter Strike>.
На территории училища росло несколько огромных старых деревьев.
Первокурсники как обезьяны повисали на ветках, когда не видели офицеры, и
рвали грецкие орехи. Ладони и пальцы были коричневыми от сока. <Пятаки> на
этих же орехах настаивали спирт.
***
За бойцом каждым во взводе закрепляют <ответственную территорию>.
Ничего общего с <сектором обстрела>, и другой военной романтикой. Это
участок, который надо убирать постоянно. Кому-то достается <толчок>, кому-то
курилка. В первом случае человек <шуршит> в гальюне, во втором - собирает
бычки на улице. Трудно сказать, что хуже - вонь или мороз. Это - помимо
основных нарядов и <глобальных> уборок. Мне, можно сказать, повезло - весь
первый год я следил за окном в кубрике. Оно просто должно было быть чистым.
Осенью все стало сложнее, окна заклеили. Периодически кто-то сжирал яблоко
или грушу, и бросал огрызок в форточку. Попадали не все. Иногда объедки
падали между рамами. Приходилось отдирать створки, доставать мусор и опять
все заклеивать. Позже я придумал закреплять кнопками между двумя форточками
картонку, и объедки либо вылетали за окно, либо падали внутрь, на кровать
товарища. <Заслонка Захарова> была в училище в ходу много лет.
Как обстоят дела сейчас - не знаю: Училище превратилось в
<военно-морской университет>, его объединили с <Голландией>. По территории,
которая заметно уменьшилась из-за построенных коттеджей, разгуливают
иностранцы и праздно шатаются какие-то ботаны. Из трех десятков ялов на
берегу остались пять. Наверное, продали - надо же туристов на чем-то катать:
Пирсы прогнили и разрушены.
Когда-то вход в Севастопольскую бухту охраняли дельфины-камикадзе. Одна
из дисциплин, которую нам преподавали, была посвящена подводному
диверсионному делу. Про дельфинов нам показали фильм. Он имел гриф
<секретно> - засекречивали чуть ли не все, дело доходило до идиотизма.
Дельфины находились в клетках на дне бухты, на концах мола и у
подножия Константиновской батареи, на входе. Они были натасканы на крупные
объекты, которые передвигались под водой из открытого моря в сторону берега.
Когда дельфин кричит, он издает ультразвук. В природе это помогает животному
находить в мутной воде косяки рыбы и вообще - ориентироваться.
Севастопольские дельфины были натренированы таким образом, что обнаружив
пловца (аквалангиста), тыкались носом в специальные клавиши, расположенные
по периметру клети. Давали <азимут>. Далее дело за малым: срабатывает
сигнализация, и люди выпускают дельфина - убийцу. С прибором на теле. он
натаскан проплывать над водолазами совсем близко, за это получает рыбку. В
боевой ситуации пловца цепляет прутик - спусковой крючок, вниз идет выстрел.
В мирное время вместо стреляющего устройства на дельфина надевали девайс с
капканом. Щелчок, захват, механизм отстегивается от <рыбины>, в резиновый
шар подается из баллона воздух, диверсанта выбрасывает вверх.
Ну а против подводных лодок существовал третий вид дрессировки. На
дельфина надевали бомбу, и все. После перестройки уникальных животных
кому-то продали. Надеюсь, в коммерческий зоопарк или дельфинарий, а не
японцам. Японцы дельфинов кушают. Даже уникальных:
Все эти весьма грустные вещи я увидел и услышал в 2010 году, спустя
семнадцать лет после выпуска. Ну да, вернемся в девяностые:
***
В помещении роты обитали мыши. Непонятно, почему они поселились в
столь малопригодном для жизни месте, а не оттягивались, например, на кухне
или продовольственном складе, но они были. Бегали по ночам, царапали
коготками по полу, грызли ботинки и ножки тумбочек. Я принес мышеловку,
кусочек копченого сала, и поставил ловушку в шкаф. Мыши игнорировали
угощение, и продолжали грызть вещи. Не среагировали они и на сыр. <Прицепи
корку хлеба!> - посоветовал мне Гоша - <Это же армейские мыши, они не знают,
что все это - еда>. Я приладил кусочек заплесневевшего сухаря, и дела пошли
на лад. За вечер попадалось три - четыре животины. Иногда пружина не убивала
сразу, а прижимала лапу или хвост. Жертвы отчаянно пищали, их добивали
каблуком. Тела выбрасывали в форточку. Еще в ноябре средних размеров мышь
попала головой в развилку ветки дерева напротив окна, и повисла. До самой
весны она улыбалась нам в окно своей оскаленной мордочкой.
Всем хозяйством в роте заведовал мичман Яша. На самом деле его звали
Яковом Аркадьевичем. Мерзкий, желчный и брюзгливый Яша в действительности
был нормальным человеком - это я понял позже. Просто - сундук. Да еще -
еврей, на такой неинтеллигентной должности, отбился от своих соплеменников.
Яша копался в кладовке, раздавал нам бескозырки с тельняшками и иногда
язвительно улыбался. Глубокой ночью идешь по коридору после наряда, еле ноги
тащишь - от туалета к кровати. Добраться - и спать! Флотские штаны
расстегнуты. На пути вырастает вездесущий Мазанский: <Захаров! Вы меня
сильно удивляете! Вы б еще своего <мальчика> высунули! Следите за одеждой!>
Говорят, что именно такой покрой брюк придумали по приказу Петра I. Однажды
<Герр Пит> шел по набережной, увидел какие-то белые пятна в стороне от
дороги. Заинтересовавшись, монарх подошел поближе, и узрел в зарослях
матросские жопы. Отпущенные погулять на берег, морячки развлекались с
местными куртизанками. <Страм то какой!> - негодовал Петр, и приказал
перешить всем одежду так, чтобы передняя часть легко откидывалась, а зад
оставался прикрытым. В семнадцатом веке ВМС России получили новые штаны. В
2005 году старенький Яша таки уехал в Израиль.
Пожалуй, самой легендарной личностью среди офицеров третьего
факультета являлся подполковник Коробкин. Его фразы вначале записывали, но
потом это дело надоело.
Дневальный поднимается по лестнице, его останавливает Коробкин:
- Вас не учили старшим по званию честь отдавать?
- По корабельному уставу честь на трапах не отдается:
- А я Вам, между прочим, не корабль!
Рота на выезде. Построение на окраине какого-то села. Перед шеренгой -
Коробкин, пытается сказать речь. Местный конопатый мальчик целится в дядю из
игрушечного ружья . В строю смеются. Коробкин багровеет: <Мальчик! Смирно!>
Ребенок стреляет, показывает язык и убегает: Симпатий у своих подчиненных
Коробкин не вызывал. Однажды курсанты заметили, что их ротному на почту в
<систему> приходят письма, надписанные женской рукой. Одно письмо открыли.
Оказалось, писала любовница. Листочек аккуратно вложили в конверт, и
отправили его жене. Через неделю командир пришел с расцарапанной мордой. Он
как туча ходил по этажу, и испытывающее смотрел всем в глаза. Кем была
подложена свинья, подполковник так и не узнал.
Летние ночи в Крыму теплые и темные. В одну из таких ночей Коробкин
дежурил по факультету и заснул. Именно в это время Черноморская школа
диверсантов проводила учения. Старейшая в России школа - она была основана в
пятидесятых, сразу же после того, как итальянские боевые пловцы взорвали
<Новороссийск>. Флагман затонул, стали набирать специалистов, на входе в
Арт-бухту поставили клетки с дельфинами-камикадзе. С тех пор в Крыму
периодически проходят маневры ПДСС. Так вот, вначале дежурному подсунули под
нос коробку с надписью <бомба>, потом вынесли с разгона <Уралом>
хозяйственные ворота, прокатились по училищу, и уехали. Коробкин проснулся,
посмотрел на бандероль, сковырнул крышку, увидел записку: <Учения. Бомба
взорвалась>. Было около двух часов ночи. Коробкин позвонил домой начальнику
факультета, и доложил: <Товарищ полковник, диверсия, факультет уничтожен!>
<Начфака> хватил инфаркт. Говорят, что в эту же ночь <по акватории> дежурил
какой-то карась. Здоровый дебелый детина, из сибирских крестьян. Он увидел,
что кто-то крадется от воды. Хорошо, что на пост не выдавали автоматы. Так
уж получилось - <диверс> замешкался, на его голову опустился кулак размером
с тыкву: С криком: <Американцы!> - перепуганный насмерть <первак> прибежал
к рубке дежурного, на плече у него висел аквалангист, потерявший сознание:
Дедовщины как таковой в военно-морском училище не было. Была
субординация - всю грязную работу, например, выполняли первокурсники. На
камбуз старших не посылали. Но ничего из тех гадостей, о которых
рассказывали успевшие послужить до поступления на срочной: например, стирку
носков старослужащим никто практиковать не пытался. Все-таки - ВУЗ, другие
понятия. Да и <система оповещения>, попросту - стукачество, была налажена
четко. Сразу же после присяги нас стали вызывать к замполиту. Незаметно, по
одному. Пригласили и меня. Зашел в кабинет, за столом - лысоватый капитан
второго ранга, изо всех сил старающийся казаться приветливым и добрым. Рот
растягивается в улыбке, а глаза колючие: <Олег? Присаживайся! Разговор к
тебе есть: Я с личным делом твоим ознакомился - комсомолец, спортсмен,
активный такой: Наверное, мы сработаемся: Помогать командованию будешь?>
<Ох, блять, -думаю, - и здесь придется стенгазеты выпускать!> Говорю: <Если
времени свободного хватит. Осмотреться надо. И помощник нужен>. Замполит аж
потерялся. Придвинулся ко мне, говорит в полголоса: <Я смотрю, ты
действительно - умный человек. Будет у тебя и свободное время, и помощники!>
<И краски с ватманом!> - добавляю я со вздохом. Тут он все попутал: <А
краски-то нахера?> <Рисовать! - отвечаю, - У меня своих нет, нам сказали,
чтобы никаких личных вещей:> Капитан на меня как-то странно посмотрел, и
говорит: <Иди:> Пришел в кубрик, Гоша и Дед на меня хитро поглядывают. <Как
беседа?> - спрашивают. Я рассказал. Ржали они как кони. Гоша упал на койку,
и ногами дергал. Потом пояснил мне, домашнему мальчику, чего от меня
замполит добивался. Я испугался: <А что же мне теперь делать? - спрашиваю -
Я не хочу стучать!> <Не ссы, - говорят, - разговаривай с ним так и дальше.
Отстанет!> Впрочем, в этот кабинет меня больше не приглашали.
Стукачей в нашей роте было трое. Наверное, их было больше, но про этих
знали доподлинно. Скворцова завербовали в первые же дни. Голубев (надо же -
тоже <птичья фамилия>) спалился на экзамене, который сдавал досрочно, чтобы
пораньше уехать в отпуск. Его взяли со шпорой. За списывание отчисляли
крайне редко, и вряд ли Костика поперли б, но: Рассказывали, что он
заплакал. А потом с ним долго-долго говорили. Очень долго. И, даже,
поставили четверочку, отпустили с миром... Третьим осведомителем был тощий
рыжеватый парень по фамилии Колер, который крал все, что мог. Его поймали,
но не выгнали, он согласился на <сотрудничество>. Воровство вообще в училище
процветало - деньги в прикроватной тумбочке мог оставить только идиот.
Пропадали новые ботинки, шлепанцы, тельники, отрезали пуговицы с шинелей,
снимали якорьки. <Ушло? Пеняйте на себя! На флоте нет слова <украли>, на
флоте есть слово <проебал>!> - разъяснили нам взводные, ребята с третьего
курса. Это было для меня очередным потрясением. Совсем другим представлял я
быт будущих <господ офицеров>: слова <честь> и <доблесть> оказались просто
иллюзией ребенка, начитавшегося старых книжек: <Кому нужны мои носки?! Они
же не новые!> - растеряно вопрошал я своих товарищей, и в сотый раз
заглядывал под кровать - <вдруг завалились?> В кубрике смеялись:
А за окнами плескалось море, о котором я когда-то так мечтал:
***
Крымская земля - удивительная земля. Она полна тайн, загадок и кладов.
Кроме черных археологов и перекупщиков эти тайны особо никому не нужны.
Камни Севастополя и его окрестностей дышат историей. Можно прийти на мыс
Херсонес, сесть на одну из лежащих колонн, смотреть на море и слушать.
Ладонь, положенная на мраморную поверхность, ощущает тепло даже когда дует
холодный ветер. Кажется, что под рукой не обработанный сотни лет назад кусок
скалы, а мягкое живое тело. Солнце касается краем воды, и увязает полностью.
Колокол с Собора Парижской Богоматери становится малиновым. Тот самый,
отлитый из турецких пушек. Трофей увезли французы в Первую Крымскую
кампанию, а затем вернули в тысяча девятьсот тринадцатом. Он висит на двух
белых столбах - <Ворота в Страну Дураков>.
Мы сваливали с самоподготовки, и купались на пляже, в Песчаной бухте.
Те, кто оставался в учебном корпусе, <семафорили>. Если из окна класса
свешивалось белое полотенце - <все в порядке>, если красное - <атас,
немедленно домой!> В случае, если выбрасывались одновременно два цвета,
можно было догулять до упора, и не спешить. Красно-белый сигнал означал:
<вас уже спалили>. Днем с пляжа <маяки> можно разглядеть без особого труда.
За Песчаным пляжем - солярий, который курсанты по вечерам называли
<блядорий>, и санаторий с павлинами. Птицы громко кричали ночью, их мерзкий
крик летел далеко над водой.
/продолжение будет/
