[svoboda] Жопа
Жопа
Стас, я ухожу! Мне всё надоело!
Я даже не услышал в коридоре её шагов. Обычно жена стучится, прежде чем
войти, а тут - распахнула дверь и прокаркала. Я вздрогнул, выпустил из руки
хуй и сделал вид, что читаю с монитора. На самом деле на экране красовалась
розовая женская жопа. Ну, да - я дрочил. А что такого? Мне же нужна
разрядка. Всё произошло быстро, и Королёва выскользнула за дверь, даже не
успев оценить пикантность ситуации. Не заметила. Королёва - это моя жена.
Судя по её последней реплике - бывшая.
Мне не хотелось вставать из-за стола, но житейский опыт подсказывал - нужно
что нибудь сделать. Я заправил в штаны недодроченный мускул и пошёл на шум
хлопающего крыльями гардероба. Остановился в дверях спальни и хотел
волнительно взъерошить волосы. Спохватился и принял позу <защитника в
стенке>, прикрывая ладонями оттопырившийся гульфик.
- Ты чо?
Единственная фраза, пришедшая на ум, прозвучала весьма кстати. Как бы
предлагая супруге высказать все накопившиеся за пятнадцать лет <чо>. Ну и
понеслось. Перечислять не стану, так как половину не помню, а то, что
отложилось в памяти, какое-то уж очень обидное. Для меня это всегда было
лучше, чем спор. Стоишь себе, думаешь о чём-нибудь отвлечённом и слушаешь,
слушаешь... И вроде бы о тебе говорят, но как-то совсем извне, из другого
мира. Мира, в котором кипят борщи и страсти. Чувствуешь себя покойником, не
иначе. С той разницей, что о них либо хорошо, а про меня можно и
попакостнее. На этот раз отвлечься не получилось. Мешала не выключенная в
кабинете розовая срака. А Королёва вот-вот рванёт туда; собирать шпильки и
прочую дребедень. Ну да, по сути - двенадцать квадратов пафосно именуемых
кабинетом - всего лишь ёмкость для хранения разной мелкой хуеты.
Я обозначил движение назад и на вопрос - <куда>, ответил - <чайник
поставлю>. А сам быстренько просочился за дверь и некорректно погасил
огузок. Зато быстро. Слушать <про меня> не хотелось и, я таки завернул на
кухню, к чайнику. Но меня и там отыскали. Королёва вынесла вещи, чемодан,
пару сумок и покрыла цветастым мотлохом кухонный уголок и стол. Она потом
ещё долго преследовала меня со своими вещами по всей квартире, но видя, что
аудитория проявляет рассеянное внимание, хлопнула дверью и ушла. Как мне
показалось - навсегда.
На меня вдруг навалилась такая тишина: как в детстве, когда я заснул на
опушке леса, рядом с нашей дачей. Суровые гномы охраняли мой покой. Птицы
перекрикивались вполголоса.
Я протестировал пространство квартиры долгим звуком <а>. Хотел проверить,
будет ли эхо. Эхо где-то запнулось, и я громко пропел - <хуй на-а-а-а>.
Получилось здорово, но главное - мне за это ничего не было. И тут меня
осенило - мне теперь ничего и ни за что не будет! И ни от кого, если конечно
я снова не попадусь на эти дурацкие сюси-пуси. Мне теперь можно всё; я могу
хранить на балконе зимнюю резину, могу дрочить при звуке <долби>, могу
насрать в углу ванной, а то и прямо посередине, могу: дальше фантазия меня
не пускала. Мне стало стыдно, что в голову не пришла мысль - <могу
наконец-то починить шланг в душевой>. И не по чьей-то указке, а сам. САМ!
Впрочем, мне этот шланг всегда был до фонаря. Подумаешь, свистит в сторону.
Делов то:
Я вспомнил, что в холодильнике вторую неделю зимует бутылка Будвайзера,
которую мне нельзя по причине некрасивой формы живота. Живот - мой бич.
Королёва называет его <запасным парашютом>. Плевать! Я вытащил бутылку из
<белого безмолвия> и поглотил, как Баренцево море Рауля Амундсена. Мне стало
совсем хорошо, но тут в замке нервно застрекотал ключ. Как механический
комар в железной банке. Я слышал, как насекомое пару раз вываливалось из
непослушных рук и падало на кафель площадки. Наконец дверь открылась.
- У меня денег нет. Дай тысячу, меня такси ждёт.
У меня была штука, и я дал. Молча. Но Королёва не унималась. Ей всё ещё
хотелось выяснить. Что именно, я понимал с трудом.
- Ничего не хочешь мне сказать?
Я предательски рыгнул и разговор был окончен. Королёва назвала меня свиньёй,
швырнула ключи на пол и вышла. Теперь уже навсегда.
Оставшись в одиночестве, я прошёлся по комнатам, наслаждаясь отсутствием
быта. Мне пришла в голову мысль, что быт - скорее понятие социальное, нежели
сотворённое матушкой природой. У неё-то как раз всё гармонично, пока
индивидуум не начинает выстраивать все вещи в нужном порядке. Разложит,
подправит и назовёт весь этот тошнотворный порядок обустроенным бытом. Стоит
какому либо предмету покинуть своё место, всё: пиздец! Это уже быт
неустроенный.
Я плюнул на ковёр и долго смотрел, как слюна загадочно пузыриться и тонет в
щетине ворса. Можно, конечно, броситься за тряпкой или пылесосом, а можно
просто наблюдать. Результат будет один.
Я прошёл в кабинет и безбоязненно включил жопу. На весь экран. Меня
наполнило ощущением свободы. Но настроения не было, и я решил пройтись. Тем
более, весна.
Гулял не долго. До лабаза с холодным пивом и обратно, как верёвкой
привязанный. Пришла мысль зацепить по дороге <какую нибудь>, да такие
вопросы с кондачка не решаются. Странно, по молодости именно так и решалось
всегда. Ну и хер с ним! Да и контингент, прямо скажем - не тот. Эта со мной
вряд ли пойдёт, а та подвыпившая вобла мне и даром не нужна:
И тут я вспомнил, что когда то любил. Мы жили за полторы тысячи километров и
добирались друг к другу монополистом-аэрофлотом. Это было задолго до
обустроенного быта. Не было вообще никакого быта. И она не была тогда
Королёвой. Она была Леночкой. У Леночки были красные босоножки и в тон им -
обтягивающее короткое платье. Что было у меня, я не помню. Никогда не
придавал значения тому, что на мне висело. Аэрофлот делал своё дело, а мы -
забившись в пустующие и гулкие квартиры каких-то знакомых - делали своё.
Причём, отдавались этому делу как в последний раз, как перед неминуемым
инсультом. Но со временем опасность умереть от инсульта прошла, началась
какая-то хроническая хуйня. Какие-то, блять, приступы стенокардии.
Постоянная, щемящая боль: ишемическая, сука, болезнь.
Королёва всё чаще поворачивалась спиной ко мне и бурчала сквозь сон: -
<Давай: только, чтоб я не проснулась>. И я давал. Как будильник, из которого
вынули батарейки. Вроде отсвечивает на тумбочке, а не будит. Вроде ебёт, а
вроде и нет:
Потом замаячили какие-то левые тёлки. Потом вырос запасной парашют, и они
потеряли ко мне интерес. Зато появился интернет и на экране замелькали самки
в кружевной обёртке. Гладкие и блестящие как недозревшие помидоры. Несколько
раз Королёва ловила меня за просмотром недопустимого и тыкала мордочкой, как
нашкодившего кота. И смеялась: нет, не смеялась - иронично и презрительно
кривила губы. Говорила, - <Как вшивый про баню>. Дурацкая пословица. Вот мне
интересно, а о чём ещё думать вшивому? О суфле? О кантате Шумана? И я в
отместку перестал её слушать. Делал вид, что занят своими мыслями.
Продавщица полуношно пузырилась глазами, как глубоководная рыба.
- Какова?
- Что <какова>?
- Пива какова?
- Вон таво.
Тычу пальцем на полку холодильника за её спиной. Вот и поговорили.
Выебнулась бы хоть: наорала. Типа - <Скажите конкретнее>. Так ведь нет,
развернулась и достала из холодильника именно то, что мне нужно: сука.
На обратном пути ткнулся в звонок к соседу. Палыч был дома и как всегда рад.
Я его недолюбливал одно время, и на то была причина. Его аккуратно
расставленный по полочкам быт служил красной тряпкой и постоянно реял перед
моей мордой во время агитационных экзерсисов моей супруги. Краны у Палыча
работали, столы не шатались, гвозди были забиты, а шурупы завинчены. И ссал
он, скорее всего сидя, чтобы не забрызгать унитаз. Поэтому, как классовый
враг я долгое время был холоден и непримирим. До того самого момента, пока
не узнал, что от Палыча ушла жена. Ничто так не сглаживает классовую
ненависть, как неудачи ближнего. Традиционная славянская догма сработала как
швейцарские часы. Я подобрел, и мы стали иногда выпивать.
- Палыч, пиво будешь? От меня жена ушла.
- Пиво буду. Заходи.
Его даже не смутил тот факт, что в руке у меня была всего одна бутылка. Да и
та, наполовину пустая. Скорее всего, он тоже почувствовал единение,
обусловленное схожестью ситуации.
У хорошего хозяина всегда есть чем встретить гостя пришедшего с облизанной
бутылкой пива. Мы выпили его водку, потом его коньяк. Потом уныло ели его
еду. Мне на ночь нельзя, но я жрал. И поверьте, не от жадности. Просто
хорошо было. А потом я окосел.
- Палыч, вот чо им надо?
- Хуй знает, Стас. Внимания, наверное.
Я даже не знал, что сказать. Я как то и не подумал об этом. Мне казалось,
что предел их мечтаний - аккуратно забитые гвозди и ножницы, которые всегда
на месте. Мне стало неуютно. Внимание, это уже выше моего разумения. Я
почувствовал себя глупым и во мне снова взыграло классовое. Хотелось встать
и плюнуть Палычу на макушку. Вместо этого я зачерпнул ложкой побольше
винегрета и бросил ему в лицо. В общем, получилось смешно, но мы подрались.
Я вернулся в палаты и затосковал. Тишина словно в зимней бане. Можно
услышать, как сверчки пердят. Выпил чаю и пошёл чинить в душевой шланг.
Чинил, чинил: да и вывернул его к ебеням.
Звоню тёще. Естественно, трубку сняла Королёва.
- Лен, может того? Попробуем чо?
- Что попробуем?
- Я шланг починил: почти.
- Стасик, сейчас поздно уже: давай, завтра поговорим, хорошо?
- Хочу уделять тебе внимание.
- Что?
- Внимание уделять. Хочу:
- Давай завтра, Стасик.
- Ну, давай.
Завтра она приедет, и будет распаковывать вещи. Дом наполнится звуками и
обустроенным бытом. Так уже было. И мне кажется, так будет всегда. А потом
мы сядем на кухне и будем пить чай. А потом я получу пиздюлей за скрученный
шланг.
Я поморщился. <Нужно будет успеть подрочить сегодня: когда ещё придётся вот
так: в свободном состоянии>.
Одного не могу понять. Им чо, действительно нужно внимание? Хуйня какая-то.
Вот мне оно как в жопе заноза, внимание это. Меня бы в покое оставили- и
слава богу.
