Юнга с <Обворожительного>
Был тих, неподвижен в тот миг океан
Как зеркало воды блестели
Явилось начальство, пришел капитан
И вечную память пропели.
Андрей Андреич Коновалов, человек эпоха! Моряк, стахановец, коммунист! Вы
хотите послушать правдивые истории о войне и море? Тогда вам к Андрею
Андреевичу.
- Смотрю, от солнца заходит, падла! Ну, думаю, шалишь, сука курляндская! К
пулемёту! Пустой бля! Да похер! Моряка черноморца задаром не возьмёшь.
Хватаю калаш мёртвого командира БЧ-5, а маслопуп схватился в него мёртвой
хваткой, руки прикипели, да так и умер. Смотрю, а диск почти полный, не
успел Аркаша его оприходовать. Падаю рядом, и Аркашкиным пальцем стреляю по
тем стодевятым. Нате вам, сволочи! За сирот, за стариков, за Родину!!!
Во дворе Андрея Андреевича уважают за добрый нрав, хлебосольство. Даже его
многочисленные враки-байки о войне и морских приключениях, воспринимают, как
рассказы того же Станюковича. Ну, было когда-то, в жизни и не такое
случается. Стоит ли уважаемого человека вралем выставлять?
Раз в месяц, а именно с пенсии, Андрей Андреич пьёт горькую. Пьёт крепко,
основательно, со знанием дела. Два дня, не меньше. Рычит с балкона второго
этажа старенькая Саратовская гармонь, подзвякивают ей в такт
побратимы-колокольчики, льётся песня.
Где под солнцем южным,
Ширь безбрежная,
Ждёт меня подруга,
Смее-жнаа-яяя:
У Коновалова всегда можно попросить денег под аванс, не даст, конечно.
Поскольку сам голытьба. Что там этой пенсии, кот наплакал. Однако
посочувствует, и может даже перехватит у кого-нито под себя же.
Посоветоваться, испросить мудрого слова? К моряку!
Единственный бзик старика, это море. При нём о море или хорошо или ничего.
- Я помню, ребятушки, как мы на китобое шли через те <Ревущие сороковые>.
Где ледяные антарктические струи встречаются с горячими как преисподняя
потоками с тропиков. Это даже хуже той кладбищенской Бискайи. Индийский
океан, траверз острова Сен-Поль. Шторм налетел неизвестно откуда. Врезало
так, что небо с хмм землёй, сто раз местами менялось. Со всех сторон вода,
от грохота уши закладывает, в снастях воет так, что жить не хочется. Это
видать Господь нас эдак-то наказал.
Много мы тогда с Петей ворвани на борт приняли. Били нарвала, блювала:. Сам
ты блевал, мудак! Блювал, это голубой кит, по-вашински. Петя мне тогда и
говорит. Какой Петя? Дак Капица. Он потом за наши похождения книжку написал.
Ну. И не перебивай, а то в ухо дам, всю жись колокольню искать будешь!
Андрей Андреич одинок, и немудрено. Скитания по морям, войны, дальние
походы. Весь набор для того, чтобы в старости остаться в одиночестве. Какая
баба выдержит такую епитимью? Годами ждать единой случки, годами же
отбиваться от соседских мужиков. Блюсти себя, беречь неизвестно для кого и
чего.
Единственная радость у Коновалова, соседские близняшки Мишка и Гришка.
Светловолосые, радостные, как первое мая, в меру озорные.
Батьки у пацанят нет, мать всё время на работе. Полдня трутся во дворе,
замышляют, претворяют, хулиганят. Андрей Андреич клеит с ними бумажные
кораблики, показывает как вязать сложные морские узлы.
- Вот это рифовый, гляди, этот конец сюда, а это сверху. Не, ты шкотовый
вяжешь, а выбленочный совсем для других надобностей. Я тебе щас такого
выблядочного покажу, засранец, век жопа чесаться будет!
Мальчишки в старом моряке души не чают. Да и старик рад. Одному-то шибко
тяжело. Мысли дурные, сердце откуда-то берётся, угу. По секрету скажу,
Коновалов малятам даже рогатки сделал, но стрелять разрешил только по
консервным банкам хе-хе: Кого-то же надо баловать. Своих нет, а тут сами
льнут, не отвадишь.
Но, как говорится, пришла беда, отворяй ворота. Так и у Мишки с Гришкой в
доме явилась нечаянная <радость>, в виде нового папки.
Баба-то, она ведь не каменная. Победовала одна, да и спроворила себе
подпорку.
Новый <глава семейства>, оказался мужиком борзым, нахрапистым и не
уважительным. С соседями отношений не заимел, с мальцами приемными и вовсе
поступил как лиходей. Пробил тему школы-интерната, да и отправил нахлебников
на государево попечение.
Затосковал тогда Андрей Андреич, опечалился. Пробовал разговаривать с тем
отчимом, Ромкой его звали. Но куда там. Тот старика выжившего даже слушать
не стал.
- Ты, пень, не в свои сани не лезь. Без тебя голова найдётся. Следи за
речью. Мне чужие дети без надобности, не люблю и не полюблю. Деньгами и
прочим, помогу. Пущай пятидневку в интернате учатся, а на выходные к нам с
бабой. Им школа жизни и мне спокойно. Так что отвали, юнга.
Проглотил тогда этого юнгу наш моряк, смолчал. Подавил желание дать мужику в
зубы. Да и за что? По большому счёту он прав.
А время шло, оно всё время куда-то идёт, а мы остаёмся, иногда насовсем.
Это был выходной день, суббота вроде бы. Мишка с Гришкой на побывку
приехали. Серьёзные, повзрослевшие. Ну, так коммуния-то детство из человечка
быстро выбивает. Не хочешь, да повзрослеешь.
Встретились трое закадычных друзей, как обычно, возле дровяников. Мишка с
Гришкой, и старый моряк. Сели на брёвнышко, да давай о жизни говорить.
Старик сапожным ножом из липовой доски фигурку вырезает, а мальчишки
смотрят, да советы дают. Подошли двое таких же стариков соседей.
Поздоровались, уселись рядышком табак смолить. Покой, мир, солнце.
Всё бы хорошо, но как чёрная тень из-за угла, появился пьяный отчим
близняшек, тот самый Роман. И началось.
- Вот они где, эти два пащенка вечно голодных! Домой бегом марш! Матери
помогать, надавыши! Ишь, расселись!
- Ты бы Рома слова выбирал, - вступился за мальчишек Андрей Андреич, - им с
твоими словами ещё жить. Зачем детей обижаешь?
- Ты бы тявкал поменьше, юнга с миноносца <Обворожительный> - Роман
привстал, - я тебя не спрашивал, вот и не сплясывай, тюлень тухлый, - и для
подкрепления своих слов и прав, мужик что было духу, закатал одному из
близнецов поджопника.
Мальчишку перевернуло в воздухе, и он с размаху ударился головой об угол
дровяника. Из рассечённой брови щедро хлынула кровь. А <герой>, не
успокоившись, схватил второго сироту рукой за ворот куртки и, подняв над
землёй, весело закричал: - А вот кто щенка потерял? Подходи, отдам в хорошие
руки.
Лицо повисшего над землёй пацаненка налилось чёрной кровью, он судорожно
пытался вздохнуть, но ворот плотно обхватил шею и не давал спасительному
воздуху попасть в лёгкие.
- Отпусти! - старик встал и шагнул к хулигану, - отпусти, придурок, ты же
его убьёшь! - рядом поднимались ещё двое стариков, в глазах крик и
возмущение.
- А и убью, тебе-то что, крыса водоплавающая? - Роман расхохотался и сильнее
встряхнул мальчишку. Глаза Мишки-Гришки закатились, и это была последняя
капля.
Сапожный нож сходил три раза, каждый раз рассекая в теле ублюдка что-то
важное.
- Ты, - прохрипел ублюдок, - ты меня убил?
- Не тебя я убил, Рома, - Андрей Андреевич аккуратно вытер нож о лацкан
вражьего пиджака, - я убил в тебе пидараса, выродка и животное. Ишь как с
тебя ворвань-то мерзкая полезла, - Коновалов убрал ноги из-под растекающейся
лужи, - лежи, скоро тебе за базар отвечать, моллюск сухопутный. А я пойду
двести граммов приму, пока не началось:
- Евгений Староверов