Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник Русская философия в системе знания. 4


Русская философия в системе знания. 4

 

Ниже – дискуссия обостряется. Особенно остро-критически выступил Сергей Сергеевич Хоружий. В основном разделяя его оценки, предпочел бы высказать их корректнее, тактичнее. Надо не проклинать и не смеяться, а понимать, как это попыталась сделать выступавшая следом Неля Васильевна Мотрошилова. Иначе можно из одной крайности впасть в другую. И снисходительнее можно относиться к концептуальной недостаточности и к нередким фактическим ляпам – не всегда здесь имеется умысел, тем более злобный, а чаще - просто несовершенства любого отдельного автора статей, односторонности исследователя.

/стр. 26/ А.Н. Николюкин: Выход фундаментальной энциклопедии "Русская философия" - это событие не только в области российской философии, но и всей русской культуры, смежных научных дисциплин: истории, литературоведения, культурологии. Впервые с такой научной обстоятельностью представлены статьи не только о крупнейших деятелях русской философии, но и о её важнейших понятиях и терминах, что естественно выводит книгу за рамки национальной философии, поскольку позволяет рассмотреть последнюю в контексте всемирной философии.

Думается, что уже теперь надо начинать подготовку нового, расширенного издания этого ценного справочника. Поэтому я позволю себе высказать ряд пожеланий и замечаний, которые могут быть использованы в будущей работе. Много говорилось о том, кого нет в персональных статьях книги, и я не буду повторять это. Более того, я считаю, что настоящая научная энциклопедия сильна не только тем, что в ней, конечно, есть крупнейшие имена, но также и тем, что она содержит, пусть не/стр.27/большие, статьи о мыслителях второго и третьего ряда, о которых едва ли где можно найти сведения. Установка должна быть в научном издании не на так называемый "широкий круг читателей", а на совсем иного читателя.

Я не смог прочитать все 800 статей, но среди особенно удачных мне представляется статья "Русская идея" (М.А. Маслин), статьи Б.Н. Тарасова о произведениях Ф.М. Достоевского "Дневник писателя" и "Легенда о Великом инквизиторе". Хотя по поводу последней должен сказать, что целесообразнее было бы дать концептуальную статью "Братья Карамазовы", ибо философский диалог Ивана и Алеши вовсе не ограничивается проблемой "Легенды". Кстати, жаль, что не дана статья о "Бесах" Достоевского - одного из лучших философских романов русской литературы. Прошедшим летом я еще раз перечитал роман "Бесы" и снова убедился, что это глубочайший философский роман.

Правильная идея давать статьи об отдельных книгах русских мыслителей не всегда удачно реализуется, я полагаю, что статья о каком-либо философе должна подаваться таким образом, чтобы, читая ее, можно было бы видеть (посредством курсива), какие его книги представлены отдельными статьями. Так, например, в статье о Розанове отсутствует упоминание (и отсылка) о его книге "В мире неясного и нерешенного", о которой имеется отдельная статья.

Следовало бы также упорядочить, расширить статьи об общих философских категориях. Так, имеются статьи "Смерть", "Жалость", но нет статьи "Любовь", категории, восходящей к Платону, о которой немало писали Вл. Соловьев, Бердяев и другие. Есть статья "Философская поэзия", краткая, но весьма содержательная, и надо бы подумать о статье "Философская проза".

Вообще тип энциклопедической статьи имеет свои вполне определенные жанровые особенности, в чем мне приходилось убеждаться, редактируя несколько энциклопедий, в том числе четырехтомную "Литературную энциклопедию русского зарубежья. 1918-1940". Такая статья, как правило, не может быть только исследовательской, где автор высказывает свои собственные воззрения или дает собственную интерпретацию рассматриваемых вопросов. Статья должна быть максимально точной и полной по материалу, содержать различные высказанные в печати точки зрения, автор ее не должен стремиться быть судией и оценщиком всего. В советские времена это называлось словом "объективизм". Вот именно такой беспристрастный объективизм и составляет суть энциклопедической статьи как научного жанра.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Уважаемый Александр Николаевич Николюкин очень правильно акцентирует этот момент «объективизма», который я обобщаю до правоверной позиции надконфессиональности и надпартийности/

Неизбежно привлекают внимание читателя статьи о Ленине и Сталине. Они, конечно, необходимы, хотя ни тот, ни другой не были профессиональными философами (так бы и Жданов мог попасть в "философы"). В настоящем виде эти статьи написаны в слегка подновленном, с моей точки зрения, духе. Потребуется, конечно, более глубокое осмысление роли и наследия их в русской культуре. Но это ещё впереди. Пока же в статье "Сталин", в частности, говорится об инициированной Сталиным философской дискуссии 1947 г. по книге Г.Ф. Александрова, которая повлияла на теоретические исследования "в духе беспредельной политизации и идеологизации", однако, как считает автор, "стимулировала разработку ряда философских проблем". Лучше бы не сказали апологеты Сталина. Ведь, с другой стороны, исследование многих проблем и нестандартных подходов к ним были заблокированы.

Несколько односторонне написана статья о работе Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". Из оценок приведен лишь положительный отзыв французского коммуниста Л. Альтюсера. А ведь было и немало отрицательных отзывов современников, в частности В. Брюсова.

Многие говорили об отсутствии указателя имен в книге. В связи с этим вспоминаю, как в 1967 г., в год 50-летия Октябрьской революции я участвовал как составитель и редактор в подготовке юбилейного академического издания "Советское литературоведение за 50 лет". Когда авторская и редакторская работа была закончена, я предложил заказать алфавитный указатель имен, но руководство Отделения литературы и языка АН СССР отказалось от этой идеи, пояснив мне: один академик увидит, что он упомянут только 5 раз, а другой - 15, и могут быть неприятности. /стр. 28/ Очевидно, этот рецидив упрощенного подхода сказался и ныне в рассматриваемой "Энциклопедии": кто-то мог бы обидеться. Но в результате разочаровался читатель.

Книге предпослан прекрасный эпиграф из Достоевского, жаль только, что не указано, откуда, из "Дневника писателя"?

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Эпиграф гласит - "Прежде чем понять общечеловеческие интересы, надобно усвоить себе хорошо национальные, потому что после тщательного только изучения национальных интересов будешь в состоянии отличать и понимать общечеловечский интерес". Точная ссылка - Достоевский Ф.М. Два лагеря теоретиков (По поводу "Дня" и кой-чего другого) [1862] // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Том 20: Статьи и заметки 1862-1865. - Ленинград: Издательство "Наука", Ленинградское отделение, 1980, стр. 19/

Ещё раз хочу подчеркнуть, что авторский коллектив, составители и редакторы сделали подарок нашему читателю, прежде всего философу, литературоведу, историку, культурологу очень нужной профессиональной энциклопедией.

С.С. Хоружий: Замечания о книге следует, несомненно, начинать с общих вопросов, касающихся издания в целом, в первую очередь, его концепции. Поскольку же книга - первая в своем роде, первый осуществленный проект Энциклопедии русской философии, то вопрос о концепции важен особенно. Мы обнаруживаем, однако, что создатели книги, хотя имели концепцию, решили от читателя ее утаить.

В преамбуле они заявляют, что пребывали на самой вершине русской философии (далее ради краткости - РФ) и, конечно, оттуда им было "видно главное в ней, а именно - ее сущностная оригинальность" (с. 5). Но в чем она - нам не сообщается. Поэтому знакомство с томом пришлось начать с извлечения его концепции, и она вправду оказалась оригинальной. Для начала мы понимаем, что здесь нет попытки провести некие общие идеи касательно РФ, утвердить какой-то определенный облик РФ... Её нет, потому что её не может быть: уровень статей тома настолько низок, что они, за малыми исключениями, не могут провести вообще никаких идей - не только общего масштаба, а попросту по теме статьи, с трудом справляясь с казенным пересказом положенного фактического содержания. И тем не менее, как вскоре нам уясняется, концепция тут даже очень есть, и проведена она твердой рукой. Это не только концепция, но и стратегия, и называется она так: номенклатурная приватизация русской философии.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Сергей всегда был тверд в своих оценках, обычно обоснованных/

Мы замечаем, что есть один аспект, на который обращено особое внимание создателей, и аспект этот касается селекции, отбора материала. Есть нечто в материале РФ, что особо ценно и дорого для создателей, и оно должно быть представлено со всей бережной, максимальной полнотой; и есть нечто, как Розанов бы сказал, мерзкое для их ноздрей, чего в их томе не должно быть на дух, в помине.

Самое дорогое в РФ для создателей её первой энциклопедии - это кадры, те самые, которые решали всё. Ни в одном прежнем издании не были с такой полнотой, такой любовью собраны все кадры, весь цвет - кого же? - советской идеологической номенклатуры, верхушки идеологического аппарата партии. Уже беглое обозрение персоналий показывает: это - самый многочисленный отряд русских мыслителей, их главная категория, которая почти что исчерпывает собой всю РФ послеоктябрьской эпохи. Набор персоналий тома - как путеводитель по партчекистской системе идеологического контроля, ни одно звено ее не отсутствует: АОН при ЦК КПСС, ИМЛ при ЦК КПСС, ВПШ, Политиздат, "Правда", "Коммунист", идеологические кафедры ведущих вузов...

Имен этих мыслителей я не знаю, но по всему ясно: никто не забыт среди героев и полководцев идеологического фронта, вот вижу и знакомого: В. Малинин. В начале 1990-х его безграмотно-погромной стряпне пришлось мне посвятить целый текст "О мародерах", можно его прочесть в моих "Путях русской философии". Тогда эту стряпню отказались издавать, сегодня же - не только он в ряду персоналий, но в том включены и статьи его пера. Времена меняются? Или философы в штатском просто высадили десант на страницах отдельно взятого издания? Покажет это реакция сообщества, из которой ясно станет и то, есть ли оно у нас и чего стоит.

Понятно, что в этой кадровой концепции РФ есть и необходимый отрицательный полюс: если издание - для идеологических кадров, то оно точно уж - не для тех, с кем эти кадры боролись. Свободная, несоветская мысль в советской России - слава Богу, обширная глава РФ. Не иссякавшая никогда целиком, она имеет свою историю, и немалую: в первые десятилетия СССР, это - тексты многих невыехавших философов, богословов; затем, больше и больше - галактика самиздата, в которой философская и богословская литература - самый крупный сектор; наконец – творче/стр.29/ство "в стол", имевшее тоже широкие масштабы.

В позднесоветское время то был целый материк философской жизни страны, где создавались оригинальные тексты, делались переводы западных авторов, велись важные дискуссии, выпускались журналы (некоторые - по много лет), сборники (достаточно назвать "Из-под глыб"), и весомым фактором движения мысли был "Вестник РХД", на котором в числе мест выпуска значилась и Москва. Весь этот материк в томе не существует. Не только нет ни единой статьи ни об одном из его явлений, его авторов (начиная с Солженицына и Сахарова), но нет и вообще ни единого слова о нём, о самом факте его существования. Кадры приговорили его к высшей мере.

Кадры, конечно, бдительны и ко всем прочим идейным проискам. По отношению ко всей неортодоксальной мысли в СССР том твердо проводит ту же линию, какая проводилась идеологическими органами СССР. Поэтому в нём отсутствуют Г.П. Щедровицкий и всё широкомасштабное "методологическое движение", отсутствуют Бибихин и Библер, среди ныне живущих отсутствуют все, несозвучные новой генеральной линии, православно-патриотической, - список репрессированных, живых и ушедших, здесь мог бы быть очень длинным.

Согласно названию, том должен охватить "русскую философию", не более и не менее. Однако как видели создатели свой предмет, чем определяются у них границы охватываемого материала - понять невозможно. Рефлексия границ предмета отсутствует целиком, так что их, в результате, нет вообще: с точки зрения дисциплинарных границ, содержание тома - месиво, окрошка из философского и всех соседних дисциплинарных дискурсов. Ближайшие соседи - религиозные.

Сфера русской религиозности - огромного разнообразия и объема, и великое множество её содержаний мы найдем в томе. Всю не найдем, вся бы не поместилась (хотя тенденция к этому видна, идеологические товарищи нынче рьяно православно-церковны); но по какому принципу нечто из этой сферы зачисляется или не зачисляется в РФ - сказать нельзя, никакого такого принципа нет. Что угодно, от чего до философии как до Луны, может в том попасть - чистейшая история Церкви, гомилетика, аскетика, епископский и монашеский чин... Примеров легко привести десятки, но делать я этого не стану, ибо по каждому возможно неотразимое возражение: но здесь есть философское содержание! "Есть философское содержание" - действительно, мощный аргумент, который усиленно используется не только в этом томе, но и во многих построениях истории РФ, расширяющих ее до Кия, Щека и Хорива включительно.

И сразу на все эти использования надо сказать, что они несут грубую методологическую ошибку. Феномены, составляющие философский дискурс, "философские феномены", - класс, кардинально отличный от "феноменов, имеющих философское содержание". Мысль, из которой философское содержание извлекает не сама она, а лишь совершенно другая мысль, аналитическая мысль профессионала-философа иной эпохи, - такая мысль в своей природе отнюдь не является философской мыслью и не конституирует философский дискурс. Эта негодность общего принципа еще многократно усугубляется негодностью эмпирической практики, уже отмеченной, когда в философы зачисляют одного архиерея и обходят соседнего, ровно настолько же "философского". Такая судьба-индейка постигает не только архиереев, она постигает в томе всех, у кого "есть философское содержание". Вот, на другом полюсе от архиереев - авангардисты: Кандинский и Малевич, если верить тому, - философы, а какие-нибудь там Хлебников, Эйзенштейн, Филонов, Татлин, Шагал - не философы. Или вот Андрей Белый - философ, а Платонов - нет. Хотя тоже, казалось бы, Андрей?

Однако, как мы уже убеждаемся, верить тому нельзя. Предмет, что под именем РФ представлен нам в томе, на самом деле, по Гоголю выражаясь, - ни то ни сё, а черт знает что.

Методологическое недомыслие тома ярко демонстрируется и рубрикой "Тексты русских философов". Печать этого качества несут все аспекты рубрики: отбор текстов - содержание статей - объемы статей. По самому определению, отдельные ста/стр.30/тьи должны посвящаться таким текстам, что стали этапными для мыслителя и заняли самостоятельное место в истории РФ. Но отбор заведомо не удовлетворяет этим условиям: укажем лишь, что у Карсавина и И. Ильина в отборе отсутствуют их самые главные книги (соответственно, "О личности" и "Философия Гегеля..."), у Соловьева, Бердяева, Флоренского - важнейшие, этапные и для них, и для РФ (соответственно, "Чтения о Богочеловечестве", "Смысл творчества", "У водоразделов мысли"). По содержанию, статья обязана осмыслить текст в контексте творчества автора и в контексте философского процесса. Но этого нет почти ни в одной статье! В лучшем случае, перед нами серый студенческий реферат, в худшем (и более частом) - примитивный "пересказ своими словами"; анализ же и рефлексия - на нуле. Пересказ - дело длинное, и статьи расползаются до размеров, абсурдных в словарном издании (пример - статья "О назначении человека"), а порой - еще элемент абсурда - далеко превышают объем статьи о самом авторе со всем творчеством его (пример - статьи о Лосеве и "Диалектике мифа"). В итоге, вся эта рубрика - несомненный провал издания.

Моя конкретная научная тематика - исихазм. По вышеотмеченной причине, сегодня он включен в номенклатурную картину РФ и в томе - если считать, что он действительно по философии! - представлен даже слишком обширно. "Исихастский блок" в томе включает целый десяток статей: "Аскетизм", "Исихазм", "Добротолюбие", "Феодосий Печерский", "Сергий Радонежский", "Нил Сорский", "Паисий Величковский", "Серафим Саровский", "Игнатий Брянчанинов", "Оптина Пустынь". К этому списку требуются два замечания: 1) к исихастской традиции в томе причислены, заведомо ошибочно, еще две персоналии, св. Димитрий Ростовский и митрополит Платон (Левшин), а в разных статьях к исихастам ошибочно причисляется и целый ряд других фигур; 2) при явной гипертрофии "исихастского блока" (для философского издания), в нем тем не менее отсутствуют действительно ключевые фигуры всей исихастской тематики: крупнейший учитель исихазма в XIX в. св. Феофан Затворник и крупнейший исследователь исихазма в XX в. протоиерей Иоанн Мейендорф. Что же касается статей, то они принадлежат разным авторам, но одно главное качество прочно соединяет их: полная некомпетентность в предмете, т.е. исихазме. Статьи дают, как правило, вялый пересказ элементарного содержания своей темы, без грубых ошибок (за вычетом статей П.В. Калитина, о коих скажем особо), но ни в одной нет даже намека на вхождение в сферу, в дискурс современной науки об исихазме. Эта наука активнейше развивается последние десятилетия, почти всем учителям русского исихазма были посвящены капитальные международные конгрессы в Бозе (Италия), суммировавшие богатый фонд исследований. Труды их всех изданы, а мною в России выпущены два фундаментальных сводных издания - "Аналитическая библиография исихазма" и "Панорама исихастских исследований" (в журнале "Символ"). Все названное - необходимый инструментарий современной работы по исихастской тематике. Но ни одна статья не только не пользуется этим инструментарием, а вообще не ведает о его существовании, все они - на донаучном, безобразно устаревшем уровне. Весь исихастский блок тома - вне современного научного контекста изучения исихазма. Глубокое философское содержание исихазма, принципиально важное для РФ, осталось полностью незатронутым. О частных ошибках, изобилующих в статьях, уже нет нужды говорить.

Особый перл представляет собою присутствующий в томе удивительный и неповторимый калитинский цикл. Возможно, я заметил в томе не все статьи, принадлежащие перу П.В. Калитина, но и замеченного достаточно. "Аскетизм", "Добротолюбие", "Димитрий Ростовский", "Платон (Левшин)", "Анагогия", "Синергизм", "Духовное просвещение", "Святоотеческое учение"... - вся эта продукция полностью за гранью добра и зла - и печатного слова. Не буду голословным, господа, вот цитаты. "Исихастская традиция, обязанная своим появлением последнему Восточно-христианскому отцу Церкви Симеону Новому Богослову" ("Святоотеческое учение", с. 491). «"Добротолюбие" - сборник... наиболее полный из них (?) был издан в 1782 г. в Be/стр.31/неции Иоанном Маврокордато. Подобный же сборник был издан Никодимом Святогорским и Макарием Коринфским в кон. XVIII в. Именно его перевел на рус. язык Паисий Величковский» ("Добротолюбие", с. 155). Дикие фактические ляпы и полная невменяемость содержания. Число томов "Добротолюбия" у него - шесть. Даже персоналии, где, казалось бы, вся основная канва строго задана, в калитинском исполнении искажают исторические фигуры до неузнаваемости, - я уже упоминал о превращении в исихастов двух иерархов абсолютно иного духовного типа и стиля. Предъявляются мнимые, мистифицированные "философские концепты", фигуры, понятия, события устраивают некий пляшущий шутовской хоровод...

Собственно, вся эта патоэксцентрика сама по себе вовсе не вызывает сильных чувств, "сейчас так пишут", да ещё и не так, это у автора такой творческий темперамент. Так что весь вопрос совсем не к Калитину, вопрос опять - к создателям тома. Я бы его задал так: «И после всего этого, товарищи, вы хотите, чтобы я считал ваш том - "Энциклопедией Русской Философии"?». Простите, я о русской философии - лучшего мнения.

Н.В. Мотрошилова: Выход в свет книги "Русская философия: Энциклопедия" (Алгоритм, 2007) мог бы стать одним из заметных событий как в жизнедеятельности отечественного и зарубежного философского сообщества, так и в развитии культуры нашей страны. Ведь давно назрела потребность в современном академическом информационном издании, которое бы закрепило новые подходы, исследовательские результаты в важнейшей для нашей культуры сфере - в осмыслении отечественной мысли, взятой в ее многовековом развитии. Стала ли книга, названная энциклопедией, таким событием? Мои впечатления, скажу сразу, двойственные, противоречивые.

Значительная часть "Энциклопедии" - это перепечатка (почти без изменений и часто, увы, без обновлений) словаря "Русская философия" 1995 г., выпущенного издательством "Республика". В "Словаре", конечно, были свои недостатки. Но издание в целом выразило существенные для того времени сдвиги в презентировании, охвате, осмыслении, оценке истории отечественной мысли и посвященных ей исследований. Сегодня "Словарь" стал библиографической редкостью, недоступной новым поколениям читателей. Поэтому сохранение в "Энциклопедии" ядра материалов "Словаря" - тех, которые содержат неустаревающее и объективное освещение профессиональной философии России в многовековой истории ее развития - заслуживает поддержки. Эти материалы (с некоторыми ценными дополнениями), в основном, и образуют то, что можно считать "здоровым ядром", несомненно, существующим в "Энциклопедии".

Однако ведь "Энциклопедия" по определению должна была обладать более высоким академическим статусом, нежели упомянутый "Словарь" и другие словари того же тематического профиля; она должна была содержать больше информации, нежели другие справочно-информационные издания. Несомненно, требовалось также сконцентрировать и представить читателям новые исследовательские результаты, публикации, материалы, что появились за более чем десятилетний период после издания "Словаря". И надо было устранить его недостатки.

Оправдались ли такие ожидания, выполнены ли высокие современные требования? Выскажу далее свои оценки и суждения (профессиональное право на них, полагаю, подкрепляется тем, что в последние два десятилетия я опубликовала более пятидесяти авторских листов по истории русской философии, включая монографию 2005 г. "Мыслители России и философия Запада").

В принципе согласна с теми, кто считает, что предоставленный двенадцатилетним периодом шанс обновления прежних справочных изданий и, соответственно, создания отвечающего высоким исследовательским и информационным критериям современного энциклопедического справочника по русской философии - был во многом упущен. Более того, в ряде отношений (о которых далее будет сказано) сделаны шаги назад в сравнении с 1990-ми гг.

Каковы причины этого? О разных трудностях - "мытарствах" - может рассказать главный редактор, уважаемый специалист по русской философии и руководитель других подобных проектов М.А. Маслин. Но ведь таких объяснений не предъ/стр.32/явишь читателям, которых интересует чистый результат. Посему на подобные темы распространяться вряд ли стоит. А вот концепцию издания обсудить совершенно необходимо. Ибо и я думаю, что неудовлетворительная концепция (сложившаяся скорее стихийно, потому что обсуждения её в заинтересованном философском сообществе не было) - основная причина недостатков и неудач издания.

Потому сначала о рациональной концепции, которую, как я думаю, следовало принять раньше, но, по крайней мере, целесообразно положить в основу последующих изданий. Прежде всего, следовало и следует в будущем учесть тот факт, что отечественной философии XIX и XX-XXI вв. посвящен по-своему добротный, постоянно обновляемый и востребованный справочник персоналий под редакцией П. Алексеева, построенный по принципу "что было, то было". В презентировании в "Энциклопедии" более отдаленной истории такой принцип тоже по-своему работает, потому что сама эта история уже так или иначе осуществила отбор профессиональных исследовательских результатов. Но вот при изображении истории философии России советского и постсоветского времени - если следовать подобному подходу - возникают многочисленные проблемы и трудности. Они обсуждались, например, при подготовке "Новой философской энциклопедии". Редколлегия ее пришла вот к какому решению: посвятить "персоналии" только наиболее значительным философам советского периода, в основном тем, кого уже нет с нами, - и таким, чей исследовательский вклад признается, при всей разнице оценок, в современном философском сообществе. Другие имена (а ведь их набирается очень много) упомянуты в обобщающих статьях, посвященных тем или иным философским дисциплинам, тенденциям, концепциям, достойных этого имени.

В "Энциклопедии" по русской философии, полагаю, вполне можно, даже наиболее целесообразно принять подобный же принцип применительно к упомянутым периодам. Кроме того, учитывая ее специальный "дисциплинарный" характер, стоит ввести еще одно существенное ограничение - релевантность предмету, т.е. истории русской философии и её исследованиям. Потому считаю: "персоналии" здесь надо посвятить отнюдь не всем философам России советского и постсоветского периодов, в принципе достойным специальных статей, а только тем, которые внесли позитивный вклад в исследование истории русской философии. О чём надо предупредить в предисловии к "Энциклопедии". И это вполне разумное ограничение не должно вызвать обид у тех исследователей, которые работали и работают в других областях философии (тем более что их имена, как известно, присутствуют в различных философских справочниках).

Между тем концепция, которой реально последовали в "Энциклопедии", опиралась, как видно, на другие принципы. Ведь сказал же М.А. Маслин, что из песни, дескать, слова не выкинешь... Но позвольте, какую такую "песню" надо было исполнить в этой профессиональной "Энциклопедии"? Не "песню" же об истории КПСС, о марксистской идеологии в СССР и ее протаскивании в философию, не о партийной номенклатуре или о чем-то подобном! Если эта энциклопедия философская, посвященная достижениям, крупным идеям российской философии и её исследованиям, то принцип включения или невключения в неё каких-то лиц достаточно понятен и по-своему строг. И он заведомо исключает большинство тех, статьями о которых была "дополнена" и "обновлена" "Энциклопедия". Так, статья "Ильичев" в ней не просто неуместна, она поистине издевательски следует непосредственно за статьей "Иван Александрович Ильин"!

Возьмем примечательную статью "П.Ф. Юдин": в ней об этом деятеле сказано, что он, оказывается, "акцентировал свое внимание на эффективности работы научных учреждений"; одновременно говорится о его активной роли в "реализации сталинских установок в теории..." - вот такая получается "эффективность"!

И ведь этот бред, уж извините, предваряет прекрасную статью А.И. Абрамова "П.Д. Юркевич" - последний действительно был одним из философов, сыгравших немалую роль в становлении профессиональной российской философской мысли. Такая вот получается история русской философии...

Посему высказанное С. Хору/стр.33/жим и В. Кантором глубокое недовольство именно отмеченными сторонами "Энциклопедии" я понимаю и разделяю. Вместе с тем, ради объективности считаю необходимым сделать ряд уточнений.

Во-первых, в общей сумме статей издания обсуждаемые неуместные, недостойные вставки сравнительно немногочисленны и все-таки не делают погоды. Поэтому о книге в целом несправедливо было бы говорить лишь в катастрофической тональности.

Во-вторых, я далека от распространенных сегодня подозрений, будто возврат к старому, до боли знакомому, в подобных случаях согласованно насаждается "сверху" и поддерживается "снизу" некими рьяными сторонниками коммунистического реванша. Полагаю, скорее было иначе: в организационном хаосе, в спешке, при отсутствии хорошо продуманной и четко реализуемой рациональной концепции издания чья-то "твердая рука" на вполне местном уровне втолкнула в наскоро склеиваемую “Энциклопедию" весь этот посторонний делу материал...

И всё-таки главный, наиболее серьезный для академического справочно-информационного издания специального профиля просчет я вижу в другом негативном результате. Если читатель захочет получить объективную и многостороннюю картину того, что нового появилось в исследовании российской философии в последние десятилетия как в нашей стране, так и за рубежом, то его постигнет неудача. Конечно, кое-что он узнает, но только о работе определенной группы философов, действительно занимающихся такой исследовательской работой и достигших ценных результатов.

Однако никакими рациональными, относящимися к науке доводами нельзя оправдать факт почти полного умолчания о целом ряде известных, признанных в стране и за рубежом исследователей русской философии - таких, как Р. Гальцева, И. Роднянская, В. Кантор, Н. Гаврюшин, И. Евлампиев, Н. Котрелев, Т. Артемьева, И. Борисова, А. Носов, М. Максимов (вместе с постоянно работающими в г. Иваново Соловьевском семинаре с его периодическим изданием), А. Кара-Мурза, Ю. Мелих и другие.

То же относится ко многим даже не упоминаемым известным зарубежным философам-русистам (Л. Мюллер, В. Гердт, П. Элен и др.), не говоря уже о более молодых исследователях, своевременно вводить которых в информационное поле - одна из частных задач "Энциклопедии". К слову, на фоне такого пренебрежения профессиональными философами, именно исследовательскими достижениями отечественных и зарубежных авторов разъяснение "научных интересов" и перечисление далеких от науки публикаций "профессиональных" идеологов-сталинистов выглядит просто неприлично.

Нельзя примириться и с тем, что как раз новые, современные исследования, изыскания, материалы, новая библиография, в сущности, не получили отражения в "Энциклопедии". Что относится отнюдь не к "маргинальным" темам и персоналиям исто¬рии русской философии, а к ее центральным фигурам, теориям, проблемам. В подтверждение этого неутешительного вывода я могла бы привести много примеров. Ограничусь теми философами и той проблематикой, которые мне наиболее близки.

Статьи о В. Соловьеве, Н. Бердяеве, С. Франке, Л. Шестове, Н. Лосском, Г. Шле¬те, Ф. Степуне - чтобы упомянуть истинно центральные фигуры - поражают недопустимым для информационного издания, отчетливо выраженным невниманием к спектрам разнообразных подходов, сложившихся в отечественной и мировой литературе, совершенно неудовлетворительным, можно сказать и сильнее, библиографическим оснащением. С этой точки зрения некоторые статьи, опубликованные в "Философской энциклопедии" 60-х гг., - скажем, статья "В. Соловьев" и образцовая для того времени библиография к ней - отличаются рядом преимуществ.

Так, в статье о С. Франке никак не отражен знаменательный факт издания в Германии, начиная с 2000 г., восьмитомного издания сочинений этого философа на немецком языке. В статье И. Чубарова о Г. Шпете ни словом не упомянуто о солидных публикациях сочинений этого философа и работ о нем, осуществленных Т. Щедриной и М.Г. Шпет, а также рядом других авторов. В статье В. Курабцева "Л. Шестов" и библиографии к ней запечатлен односторонний, на мой взгляд, подход к идеям /стр. 34/
этого мыслителя и не учтен современный контекст посвященных Шестову исследований. (Да и вообще в "Энциклопедии" явный переизбыток совсем не сильных статей Курабцева и некоторых других авторов.) В статье "Степун" просто обойдены молчанием публикации работ Степуна и посвященные ему фундаментальные исследования, осуществленные В. Кантором. В статье "Гуссерль в России" не получил отражения принципиально важный факт издания в нашей стране собрания сочинений Э. Гуссерля на русском языке. Исключительно важные по своим темам статьи "Кант в России", "Ницше в России", "Гуссерль в России" безнадежно устарели и обидным образом дают сугубо неполную, обедненную картину участия российских философов как раз в новейших исследованиях немецкой мысли. Перечень подобных примеров занял бы много страниц.

Предполагаю, что упущенные возможности обновления, актуализации этих и других статей вряд ли лежат на совести авторов (тем более тех, кого уже нет с нами). Мне известно, что многие авторы даже не знали о перенесении (без изменений!) их статей из "Словаря" в "Энциклопедию". Не думаю также, что концепция группы, готовившей "Энциклопедию", подразумевала недооценку новых идей и новой информации. Ведь в статьях - персоналиях о членах редколлегии заботливо обновлена, что совершенно правильно, библиографическая информация. Итак, критических замечаний накапливается много.

И все же не хотелось бы заканчивать на этой ноте. Несмотря на всё сказанное, мы бы поступили неправильно и необъективно, если бы просто перечеркнули уже отчасти воплощенный в "Энциклопедии" большой профессиональный исследовательский труд авторов и редакторов. Ибо при подготовке следующего издания вполне возможно устранить постороннее, добавить нужное, относящееся к делу, действительно актуализировать материал, изменить отношение к информационно-справочным, библиографическим факторам и аспектам "Энциклопедии". /Окончание следует/


В избранное