Русская философия в системе знания. 1

В понедельник вечером 17 ноября 2008 года на традиционном совещании обменивались мнениями о роли Панлога как орудия информационно-духовной брани. Идёт вечная борьба Добра и Зла, и Панлог призван служить силам Добра. Для этого он должен противостоять разделению и розни, которые сеет Сатана между людьми, и выступить «честным маклером» в спорах и поисках человеческих. Есть же рейтинговые агентства и аудит-фирмы и арбитражи, которые имеют высокую моральную репутацию и которым более-менее доверяют спорящие стороны. Так и Панлог должен стоять выше межпартийных и межконфессиональных и прочих различий и оценивать деяния и деятелей с высшей точки зрения, которую можно назвать «системой знания». И пусть каждая «визитка» Панлога высвечивается в этой компьютерно-систематизированной «системе знания», которая подводит под общий знаменатель обретенные на сей момент человечеством откровения религий, постижения мудрецов и открытия ученых. Разумеется, оценки событиям, личностям, фирмам, партиям и т.п. должны выноситься на основе полноты имеющейся информации, что и предусмотрено Панлогом. Разумеется также, что отнюдь не все визитки должны содержать оценки, тем более категорические, но полнота информации – обязательна хотя бы в идеале.

Кроме того, предусмотрена система поиска по примерно сотне прямых и косвенных признаков для каждого сущего, отраженного в соответствующей «визитке» Панлога, и тем самым высокие требования предъявляются к удобному использованию принятых в профессиональных сообществах классификаций, систематизаций и ранжирований. Сами эти признаки, их выбор предопределяют удобство поиска и классифицирования. А оценочная компонента в актуальных «визитках», сходная с духовно-церковной оценкой греха и вины ранее и с требованиями Международных трибуналов ныне, так или иначе принудит многих оглядываться на Панлог и сдерживать свой произвол и садизм и аккуратнее соблюдать правила приличия и морали. Панлог позволяет отслеживать «кредитные истории» лиц и организаций, так что он обречен на то, чтобы с ним считались.

Чтобы быть «честным маклером» в информационных круговертях и духовных и политических схватках, Панлог надо сделать максимально беспристрастным. Ни в коем случае нельзя апеллировать как к высшей инстанции к какому-то одному вероисповеданию или «изму». Я предпочитаю термин Правая Вера для обозначения «системы знания» и апеллирую к «категорическому императиву» Канта, который интегрирует моральные заповеди всех религий, и к свободе (свободная воля, субъектность, равнобожие), которая есть высший признак и высшее устремление и самое сильное побуждение человека. Можно вместо термина «Правая Вера» использовать более академически-научный и по сути эквивалентный термин Карла Ясперса «философская вера», акцентирующий рационально-критическое отношение к сущему и бытию. Уже само такое отношение носит интегрирующе-холистический характер, противостоящий расчленяюще-партикуляристскому (партийному).

Конечно, «система знания» чрезвычайно актуальна в начавшейся новой эпохе развития человечества, которая обычно обозначается как глобалистское постиндустриальное «общество знания». Эта холистическая или «всеохватывающая» «система знания» должна быть прежде всего апробирована в духовном срезе и предстать не только приемлемой, но и авторитетной в профессиональном сообществе современных браминов, то есть богословов и философов. Именно это сообщество вырабатывает ценности и оперирует ими и пытается сформулировать «системы ценностей» современного мира, которые и призвана интегрировать «система знания», возвысившись над частными «системами ценностей». Другими словами, все течения богословской и философской мысли, от индуистских, буддийских, иудаистских, христианских, исламских и даосских и конфуцианских доктрин до кантианства, марксизма, ницшеанства, хайдеггерианства, дерридианства, феноменологии и логического позитивизма должны с максимальной глубиной и максимальным уважением найти своё место в единой и внутренне-непротиворечивой «системе знания». Трудная задача, но выполнимая, если держать в уме трактовки взаимосопряженности Ничто, Бытия и человеческого сущего (Dasein) не только у мистиков Востока и Запада, но и у позднего Шеллинга, и у Хайдеггера, и в русской религиозной «философии всеединства», и прозревать в Священных Писаниях и в текущей политической практике потребность жертвоприношения и существеннейшее для русской мысли богочеловеческо-эсхатологическое Преображение-Воскрешение и в конце концов высший акт Богосаможертвоприношения.

Под этим углом зрения представляется чрезвычайно интересным и чрезвычайно поучительным для концепции Панлога и дальнейшей разработки этой универсальной информационно-поисковой системы обсуждение книги «Русская философия: энциклопедия» (Москва: Алгоритм, 2007. – 736 стр. – Общая редакция: Маслин М.А.; составители: Апрышко П.П., Поляков А.А.; редакционная коллегия: Маслин М.А., Громов М.Н., Жуков В.Н., Мысливченко А.Г., Поляков А.П., Сербиненко В.В., Солодухин Ю.Н.). Современный отечественный философский и вообще отечественный духовный мейнстрим представляется самым сильным и перспективным в мире, что не очень уж удивительно, учитывая уникальный исторический и экзистенциальный опыт, пережитый и переживаемый нашей страной. Французский же мейнстрим, освоив и продолжив немецкий, ослабел после ухода ведущих корифеев. В Германии – уклон в эпигонство и историю, в США и Англии – в позитивизм-прагматизм (если не считать глубоких литературно-художественных постижений, но мы говорим о философском мейнстриме), в Индии и Китае – в традиционализм. Израильский мейнстрим считаю во многом ответвлением российского, а Минская философская школа во многом занята добротным освоением французского мейнстрима.

Что касается философии в современной России, то она многолика. И представлена она не только в Институте философии Российской академии наук и академическом журнале «Вопросы философии» и в процветающем Российском Философском Обществе, но и на философских кафедрах столичных и региональных вузов, в ряде научных центров и в недрах гуманитарной и частично научно-естественной и научно-технической и церковной и околоцерковной общественности, работающей в редакциях, институтах, аналитических отделах, за рубежом и дома. Как всегда и везде, хватает философских и околофилософских дилетантов и графоманов, но мы будем стараться ориентироваться именно на мейнстрим, то есть на крепких и признанных профессионалов.

Вчитаемся же в стенограмму «Обсуждение книги «Русская философия: энциклопедия»» (Вопросы философии, Москва, 2008, № 9, стр. 3-39):

«/стр. 3/ Участвуют:

Владислав Александрович Лекторский, доктор философских наук, академик Российской Академии наук, главный редактор журнала "Вопросы философии"

Михаил Александрович Маслин, доктор философских наук, зав. кафедрой истории русской философии философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Франсуаза Лесур, профессор университета Лион-3, Франция

Лев Владимирович Скворцов, доктор философских наук, заместитель директора Института научной информации по общественным наукам Российской Академии наук

Николай Всеволодович Котрелев, доктор филологических наук, заведующий отделом "Литературное наследство" Института мировой литературы A.M. Горького (ИМЛИ)

Владимир Карлович Кантор, доктор философских наук, член редколлегии журнала "Вопросы философии"

Игорь Константинович Пантин, доктор философских наук, главный научный сотрудник Института философии Российской Академии наук, политический директор журнала "Полис"

Александр Прокофьевич Поляков, главный редактор издательства "Республика"

Константин Михайлович Долгов, доктор философских наук, главный научный сотрудник Института философии Российской Академии наук

Геннадий Георгиевич Майоров, доктор философских наук, профессор кафедры истории зарубежной философии философского факультета Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова

Анатолий Кириллович Воскресенский, кандидат философских наук, директор центра "Истина"

Михаил Николаевич Громов, доктор философских наук, заведующий сектором истории русской философии Института философии Российской Академии наук

Александр Николаевич Николюкин, доктор филологических наук, главный научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам Российской Академии наук

Сергей Сергеевич Хоружий, доктор физико-математических наук, директор Института синергийной антропологии

Неля Васильевна Мотрошилова, доктор философских наук, заведующая отделом истории философии Института философии Российской Академии наук

Владимир Васильевич Миронов, доктор философских наук, член-корреспондент Российской Академии наук РАН, декан философского факультета Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова

/стр. 4/ В.А. Лекторский:
Мы собрались для обсуждения книги «Русская философия: Энциклопедия». Такого издания у нас не было, а те словари по русской философии, которые издавались ранее, вызывали большие нарекания. Я вспоминаю, в частности, обсуждение у нас в журнале более десяти лет тому назад одного подобного издания. В нашем обсуждении участвуют известные специалисты по истории русской философии, которые выскажут свое мнение, но прежде всего я хочу предоставить слово главному редактору "Энциклопедии" Михаилу Александровичу Маслину.

М.А. Маслин: Выражаю благодарность главному редактору журнала, академику Лекторскому Владиславу Александровичу и заместителю главного редактора Борису Исаевичу Пружинину за возможность проведения круглого стола. Особенная благодарность директору издательства "Алгоритм" Сергею Васильевичу Николаеву, поддержавшему публикацию "Энциклопедии". Здесь я говорю от имени большого коллектива авторов разных поколений - профессионалов в области истории русской философии, ученых и преподавателей. Назову только некоторых авторов: М.Н. Громов, В.В. Мильков, В.В. Сербиненко, А.И. Абрамов, М.Н. Грецкий, В.А. Малинин, В.Ф. Пустарнаков, А.А. Ермичев (СПб.), Л.Е. Шапошников (Нижний Новгород), А.Н. Ерыгин (Ростов-на-Дону), В.А. Бажанов (Ульяновск), А.Т. Павлов, Л.Р. Авдеева, А.П. Козырев, Б.В. Межуев, многие другие. Некоторых из них, к сожалению, уже нет с нами.

Они соединились, прежде всего, для удовлетворения острой нужды в научно-справочном издании, которое раскрывало бы всю предметную область русской философской мысли от Киевской Руси до наших дней и соответствовало бы современным требованиям подготовки специалистов по философии - студентов, аспирантов, научных работников. Составной частью этой подготовки в России является в настоящее время изучение истории русской философии, что отражено в соответствующих государственных стандартах в области высшего образования.

Очевидно, что "Энциклопедия" имеет также общее просветительское значение и адресована всем интересующимся русской философией. Разумеется, не профанам, а тем, кто, как сказано древнерусским книжником - "книжною сладостью насыщен". Энциклопедия "Русская философия" создана впервые, истоки ее в виде словаря восходят к самому концу советского времени, когда были сняты запреты на публикацию ранее запрещенных текстов русских философов и когда кафедре истории русской философии МГУ было возвращено ее прежнее название (до 1988 г. она называлась кафедрой истории философии народов СССР).

Словарь "Русская философия" был издан издательством "Республика", которое в 1990-е гг. было лидером выпуска интеллектуальной литературы. Сейчас, к сожалению, это издательство фактически прекратило существование. Словарь вышел из печати в 1995 г. (82 печатных листа) практически одновременно с малым энциклопедическим словарем "Русская философия" (50 печатных листов), созданным коллективом авторов, сформированным в РГГУ под руководством А.И. Алешина и вышедшим в издательстве "Наука" в том же году. Этим первым в своем роде изданиям посвятил замечательную рецензию А.В. Гулыга в № 12 "Вопросов философии" за 1995 г. (кажется, последняя прижизненная публикация Арсения Владимировича).

Были и другие обсуждения, в России и за рубежом. Дополнением к словарю стал университетский учебник "История русской философии" (издательство "Республика", 2001 г.), созданный тем же авторским коллективом. Публикуется также электронная библиотека русской философской мысли (состави¬тели М.Н. Громов, М.А. Маслин), сделан ее первый выпуск, посвященный русской философской мысли XI-XVIII вв. Таким образом, словарь, учебник, плюс электронная библиотека составляют необходимую основу для систематической профессиональной подготовки специалистов по истории русской философии.

Энциклопедия "Русская философия" представляет собой расширенное, дополненное новыми статьями издание словаря (объем 109 печатных листов), преследующее те же академические цели. Поэтому опубликование "Энциклопедии" поддержано решением Ученого совета философского факультета Московского университета. Необходимо обозначить еще одну важную цель, которую преследует создание "Энциклопедии": /стр. 5/ - она создана не только для России, но и для мирового читателя.

Это подтверждается заинтересованным участием в нашем круглом столе профессора университета Лион-3 (Франция) Франсуазы Лесур. В настоящее время готовится перевод словаря «Русская философия» на французский язык, и Ф. Лесур возглавляет группу переводчиков, которая осуществляет эту работу. Я думаю, что присланное ею выступление будет весьма интересным для присутствующих и читателей журнала.

Дело в том, что в настоящее время наблюдается очевидное усиление интереса к русской философии, причем не только на европейском Западе, но и на азиатском Востоке. Например, в Гуанчжоу (КНР) создан Институт русской и советской философии, который регулярно проводит представительные научные конференции. Этот интерес усиливается и в Восточной Европе, причем не только в тех странах, где всегда проводились исследования русской мысли (Польша и Сербия). Например, в Венгрии в последние годы наблюдается подъем интереса к русской мысли, сделаны переводы на венгерский язык сочинений Г.Г. Шпета, П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева. Презентации "Словаря" и "Энциклопедии", которые состоялись в Германии, Венгрии, Франции, показывают наличие за рубежом весьма заинтересованного отношения к изучению наследия русской философии, причем это интерес не аморфный, но проявляется сегодня в специализированных формах, в исследованиях конкретных теоретических проблем, поднятых разными русскими идейными течениями. Это подтверждает ту очевидную для авторов "Энциклопедии" мысль, что русская философия обращена отнюдь не только к собственной этнокультурной реальности, а ко всеобщим проблемам мировой философии.

Сегодня, как никогда ранее, существуют все условия для ведения конструктивного диалога с зарубежными учеными. Убежден, что помощью в этом диалоге будет "Энциклопедия" как строго научное издание, основанное на источниках, а не на субъективных мнениях.

Я напоминаю: у нас есть заочная участница, Франсуаза Лесур. Она прислала краткий, но очень конструктивный отзыв, который я зачитаю:

«Несколько лет тому назад издательство "L”Age d”Homme", ведущее франкоязычное издательство в области славистики, поставило себе целью издать французский перевод словаря "Русская философия", составленного под редакцией Михаила Маслина. В 1995 г., когда вышло первое издание словаря, по соображениям того времени и в связи с решением не включать статей о тех мыслителях, которые были еще в живых, целый ряд крупных фигур русской философии XX в. (в том числе Аверинцев) были оставлены за бортом. В прошлом году, когда я решила взяться за это дело, и мне довелось познакомиться с М. Маслиным, мы пришли к выводу, что полноценное ознакомление иностранной публики с русской философией требует дополнений.

Та энциклопедия, которую мы теперь имеем, значительно расширилась, в ней фигурируют имена Аверинцева, Мамардашвили, Хоружего... До сих пор жалею, что нет Ахутина, Бибихина, Библера, Мотрошиловой... Но, что для нас особенно ценно, появились новые статьи, излагающие некоторые понятия, ключевые для русской мысли, как, например, "цельность" - перевод которых на французский язык уже сам по себе составляет проблему! Для специфических русских терминов, не касающихся философии, но нужных для понимания той или иной статьи, мы составляем свой отдельный небольшой глоссарий.

Французской публике доступны уже несколько "Историй русской философии", в том числе знаменитый труд отца Василия Зеньковского, переведенный в 50-е гг. прошлого века. Но эта "История русской философии" относится к тому времени, когда литературоведы еще придерживались скорее отрицательной оценки древнерусской письменности и ее культурного значения. С тех пор труды Д.С. Лихачева коренным образом изменили взгляд на литературу Древней Руси, а значит, и на истоки русском культуры вообще. В этом смысле особенно ценны такие работы, как, например "Идейные течения древнерусской мысли" М.Н. Громова и В.В. Милькова.

К тому же, если "История русской философии" Зеньковского дает достаточно полный обзор основных течений русской религиозной философии, то они рассмат/стр. 6/риваются без того критического расстояния, которое возможно сейчас. Ведь контекст представлений и ожиданий уже другой.

Между прочим, переводу «нашего» философского словаря предшествовала фундаментальная «История русской литературы» в шести томах, издающаяся в Париже в издательстве "Файяр" за последние двадцать лет, которая уже содержит статьи о Леонтьеве, Соловьеве, Бердяеве, Шестове... Эта "История русской литературы" подготовила почву для философской энциклопедии тем, что показала теснейшие связи, существующие в России между литературой и философией.

В последнее время всюду возрождается интерес к духовности вообще. Вместе с тем, в связи с исчезновением Советского Союза и возвращением в круг наций России как таковой, русская история вызывает обостренный интерес, а именно её стороны, которые до сих пор недостаточно освещены.

Эта "Энциклопедия" (как и предыдущий "Словарь") прежде всего имеет то достоинство, что она предлагает читателю не только персоналии, но и основные оригинальные понятия, выработанные русской философией, а также иные крупные события (например, "Декабристы"), которые оказали бесспорное воздействие на дальнейший курс русской духовной жизни.

По сравнению с традиционным (по французским представлениям) философским словарем, здесь уделяется относительно больше внимания общекультурным явлениям. То, что очень ценно для публики, в своей общей массе пока недостаточно осведомленной об особенностях русской духовности, - это возможность понять, из каких истоков она возникла, как сложился ее неповторимый облик, и вообще восстановить перспективу. Таким образом - будем надеяться - станет достаточно ясным, почему "профессиональная" философия в западном смысле появилась в России относительно поздно, и в то же время как "мысль" оказалась рассеянной по всем различным областям культуры.

Поэтому наш проект несколько отличается от исходной "Энциклопедии": в ней есть множество второстепенных или даже третьестепенных явлений или имен, необходимых для исчерпывающего представления о русской философии, но среди которых французский читатель не будет в состоянии ориентироваться. Придется пожертвовать некоторыми слишком второстепенными явлениями для того, чтобы наиболее важные не затерялись.

Спешнев, например, несмотря на исключительное значение, которое он имеет для Достоевского, по отношению к философии как таковой представляет собой побочное явление: эта статья войдет в состав статей "Достоевский" и "Петрашевцы". Но имя автора всюду сохранится. С той же целью обеспечить удобочитаемость придется объединить под одной статьей все статьи, относящиеся к одному и тому же автору: например, в статью "Чернышевский" войдет статья "Антропологический принцип в философии". Притом ничего бесследно не потеряется: в конце словаря будет фигурировать указатель, отсылающий читателя к нужным статьям.

Еще одно преимущество этой "Энциклопедии" в том, что в ней XX в. представлен особенно широко. На дневную поверхность вдруг всплывают множество мало известных явлений или течений, свидетельствующих о том духовном и умственном кипении, которое вопреки всем ожиданиям продолжалось под колпаком политического насилия и официальной идеологии.

Как видно, при передаче такого специфического материала возникают совершенно особые трудности, связанные с межкультурной рецепцией. Наша задача, связанная с переводом этого словаря - выявить именно ключевые моменты в становлении русской философии и очертить общую проблематику русской духовности. Мы и должны дать понять, почему "философия" в западном понимании этого слова как критической аналитической умственной деятельности дает о себе знать сравнительно поздно, а в то же время наглядно показать, что западноевропейский тип развития не единственный возможный. Это приведет, мы надеемся, к более точному представлению о том, из каких различных течений сложился мировой процесс».

/стр. 7/ Л.В. Скворцов: Я продолжаю читать «Энциклопедию» и не беру на себя смелость высказывать какие-то окончательные суждения. Я могу говорить о своих предварительных впечатлениях, но достаточно определенных впечатлениях, которые, как мне кажется, подводят нас к некоторым важным заключениям.

Такой фундаментальный труд, как энциклопедия, должен оцениваться с точки зрения двух основных критериев. Первый критерий смысловой: какие основополагающие идеи несет русская философия и какую роль она играет в структуре современной российской ментальности. Второй критерий эмпирический: соответствует ли энциклопедия определяющим фактам, не смешивает ли она главное со второстепенным? Очевидно, что оба критерия взаимосвязаны и обусловливают друг друга.

Как утверждает редакция в предисловии, "с вершины тысячелетней пирамиды русской философии видно главное в ней, а именно ее сущностная оригинальность". Как представляется, это и есть ключевой концептуальный момент "Энциклопедии".

Но как влияла и как влияет сегодня русская философия на самосознание российского народа?

Очевидно, например, что сущность аналитической философии, формирующей культ факта, совпадает с ментальностью англичан, с психологией эмпиризма, традиции и прецедента. Философия прагматизма формирует культ успеха, свойственный американцам. Экзистенциализм и философская герменевтика также оказывают влияние на ментальность европейцев.

А что же русская философия? Этот вопрос прежде всего относится к современной духовной ситуации России. Нам не следует обольщаться. Современная российская ментальность подражательна. В 90-е гг. мы стали "как бы" американцами. Ключевые слова ментальности этого времени - "баксы", "ваучер", "вау", "о”кей", "кока-кола", "шопинг", "шуз". После того как американцы начали бомбить Сербию, а затем - Ирак, в российской ментальности происходит сдвиг в сторону европейца как образца.

Телевидение нас всё время убеждает, что русские - европейцы. Мы поставили на общих собраниях нашего Центра ряд докладов о ментальности англичан, скандинавов и их отношении к российской ментальности. Оказалось, что их характеристики акцентируют влияние на отличиях, а не на тождестве ментальности. Между тем в нашем повседневном лексиконе ключевыми словами становятся: "евродоллар", "евро", "евроремонт", "европейское качество". Не является ли все это современной практической реализацией философских идей "всемирной отзывчивости"? Грустная ирония. Не так ли?

Как русская философская мысль должна реагировать на эти процессы? Чтобы подойти к правильному ответу на этот вопрос, нужно усвоить духовные уроки XIX и XX вв. Выход в свет энциклопедии "Русская философия" можно считать своевременным, но как эти уроки "прорисованы" в ней? Наиболее интересной мне представляется статья "Русская идея", раскрывающая сложность и противоречивость процесса приближения философии к цивилизационной истине России. Хотелось бы, однако, видеть и персонифицированные составляющие этой противоречивой истины.

Первое, на что следовало бы обратить внимание, это более четко показать роль пророков цивилизационного коллапса России, которые, опираясь на концепцию цельного знания, стремились выработать виртуальный курс, открывающий путь к великому историческому компромиссу в России, позволяющему избежать цивилизационной катастрофы. Основными "вехами" здесь стали славянофилы, Вл. Соловьев и Василий Розанов.

Вторая группа, составляющая антипод первой, состоит из адептов построения идеального общества, перманентной революционной перестройки, сочетавших философию позитивизма с гегелевским идеализмом. Это революционные народники, марксисты, В.И. Ленин и И.В. Сталин. Ментальность перманентной "перестройки" стала доминирующей в XX в.

Наконец, следует сказать и о третьей смысловой группе философов, особенность которых заключается в колебаниях и самоотрицании, направлявшем общественное /стр. 8/ самосознание в движение по кругу. Началось это с «легального марксизма». Бердяев, Булгаков, Струве прошли путь от марксизма к идеализму и религиозной философии.

В известном смысле парадигма самоотрицания проявилась и в творчестве советских философов, в том числе и признанного кумира, автора "Зияющих высот» Александра Зиновьева, который от кардинальной критики советской идеологии перешел на позиции "новой идеологии", призванной восстановить и развить все позитивное, что имелось в организации реального коммунизма. Вместе с тем, есть примеры и обратной эволюции. Как представляется, нужно было бы более четко сделать акцент на этой стороне духовного опыта России. Только в этом случае мы сможем дать ответ на вопрос, какую философию выбирает общество и какая философия необходима обществу сегодня.

Если оценивать "Энциклопедию" с позиций эмпирического критерия, то здесь следует отметить явные положительные результаты. Энциклопедия "Русская философия" - это пример изменения в лучшую сторону профессиональной ментальности философского сообщества. Я лично с обостренным вниманием читал статьи, посвященные философам, с которыми был лично знаком. Естественно, на меня и сегодня продолжает действовать тот психологический фон, на котором протекала жизнь философского факультета МГУ в 40-50-е и 60-е гг. прошлого столетия. Этот фон определялся черно-белой краской, которая выражала борьбу группировок: белецкианцев и антибелецкианцев, гносеологов и антигносеологов, истинных знатоков русской философии и ее либерально-буржуазных исказителей. Тот, кто нравился, был носителем истины, и всё у него было хорошо; тот, кто не нравился, был носителем самых различных заблуждений. Счастье виделось в самоутверждении через борьбу. Этот черно-белый психологический фон в "Энциклопедии" отсутствует, и я лично приветствую это.

Сегодня в "Энциклопедии" мирно соседствуют Эвальд Васильевич Ильенков и Василий Сергеевич Молодцов, декан философского факультета в те бурные годы, Михаил Трифонович Иовчук и Теодор Ильич Ойзерман. В этом контексте наряду со статьей об Иване Яковлевиче Щипанове можно было бы поместить статью и о профессоре З.Я. Белецком, который играл столь заметную роль в жизни философского факультета МГУ. Мы бы более отчетливо увидели, что реально стояло за бескомпромиссной борьбой тех лет. Как представляется, сдвиг профессиональной ментальности позволил соединить в "Энциклопедии" ранее казавшееся несоединимым: объективная оценка философских позиций В.И. Ленина, его работы "Материализм и эмпириокритизм", работ И.В. Сталина сосуществует с не менее объективными оценками творчества их теоретических антиподов. В итоге мы получаем полную картину противоречивого и, вместе с тем, общего движения русской философской мысли. Как мне кажется, "Энциклопедия" утверждает академический взгляд на философское творчество - в этом я вижу основание для положительной оценки проделанной работы.

Второй положительный итог, о котором сегодня можно говорить - это определение основного корпуса "Энциклопедии" - персоналий, направлений, ключевых категорий русской философии. Правда, подчас кажется, что слишком широк круг имен, включенных в состав философов. Хочется повторить известную фразу: широк русский человек, можно было бы и сузить. Спорным, например, представляется стремление создателей "Энциклопедии" представить в качестве русского философа Екатерину II, которая хотела стать "философом на троне". Текст статьи (автор В.И. Коваленко) показывает, что толерантного и просвещенного философа из Екатерины не получилось - судьба Новикова и Радищева доказывает это достаточно наглядно, что, однако, не отрицает ее величия как государственного деятеля.

Освободившись от черно-белой краски в оценке творчества философов, мы еще не освободились от других, если так можно выразиться, более "тонких" предрассудков. Я имею в виду влияние на нашу профессиональную ментальность внешних факторов. Ключевые фигуры в философии мы нередко оцениваем с точки зрения их административного статуса, занимаемого места в структурах кадрового, администра/стр. 9/тивного и статусного влияния; влияния пиар-кампаний, т.е. звучания того или иного имени в массовом сознании. Особенно это заметно в списках литературы, которые приводятся в подготовленных к защите диссертациях. С этой точки зрения «Энциклопедия» не поддалась искушению включить в свой состав какого-либо псевдофилософа лишь на том основании, что он издал многотомное собрание своих сочинений. Не все научные сообщества следуют этим путем.

От административной магии мы постепенно освобождаемся, но существует и другой предрассудок - это общинный предрассудок, который подталкивает к тому, что в равной мере охватить солнечным светом признания всех и каждого. Я бы с этой точки зрения подумал над тем, чтобы для ключевых фигур русской философии дать места на порядок больше, чем сейчас. Так, на освещение философского творчества Достоевского выделено три столбца. Бесспорно, это содержательная статья, подготовленная квалифицированными авторами (А.П. Поляковым и М.А. Маслиным). Вместе с тем, теоретическое пространство не позволило, скажем, дать трактовку Достоевским такой острейшей проблемы, как свобода, которая для современной ситуации России стала ключевой. Возьмем концепцию будущей общественной формулы, изложенную в романе "Бесы" Шигалевым на секретном совещании. "Выходя из безграничной свободы, - говорил Шигалев, - я заключаю безграничным деспотизмом. Прибавлю, однако же, что кроме моего разрешения общественной формулы не может быть никакого".

Разве это не политическая парадигма XX в.? Не менее актуально звучит и конечное разрешение вопроса. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо. Или интерпретация свободы Кирилловым: "Вся свобода будет, когда будет все равно, жить или не жить. Вот всему цель".

Впечатление недоговоренности, как мне кажется, лишь отчасти компенсируется статьями, посвященными "Легенде о Великом инквизиторе". Я обращаю внимание на это потому, что постановка Достоевским наиболее сложных философских проблем привлекает сегодня повышенный интерес.

Аналогичные суждения можно было бы высказать и применительно к статье о В.В. Розанове. В конце этой статьи упоминается об "Апокалипсисе нашего времени". Как известно, в нем дается цивилизационная оценка событий 1917 г., начиная с Февральской революции. Эта оценка разительно расходится с тем, что пишется и говорится о Февральской революции сегодня. Между тем то, о чем говорит В.В. Розанов, заслуживает самого пристального внимания.

В заключение мне хотелось бы сказать несколько слов о библиографии. Библиография - это путеводитель для читателя, который, заинтересовавшись творчеством философа, может обратиться к его оригинальным сочинениям. В этом смысле В. В. Розанову, например, повезло, поскольку там дана отсылка к собранию его сочинений - вышло уже 24 тома. Но вот Густаву Шпету не повезло. В библиографии дан отсыл к трем работам, вышедшим в 1989, 1994 и 1996 гг. Между тем, начиная с 2005 г., в серии "Российские пропилеи" были опубликованы четыре тома сочинении Шпета: "Мысль и слово. Избранные труды" (2005 г.), "Густав Шпет: жизнь в письмах. Эпистолярное наследие" (2005 г.), "Philosophia Natalis. Избранные психолого-педагогические труды" (2006 г.), "Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры" (2007 г.). Хотелось бы, чтобы авторы соответствующих статей не проходили мимо таких, имеющих прямое отношение к теме статьи, публикаций.

В целом, как мне представляется, проведена важная и полезная работа. Сама Энциклопедия" теперь будет служить своеобразной платформой дальнейшей научной работы над проблемами русской философии.

Н.В. Котрелев: Уважаемые коллеги, я не буду говорить ничего о содержании отдельных статей потому, что это слишком долго, слишком пространно и почти всегда в истории спорно. Я буду говорить о содержательной форме или о формальном содержании издания. Мне этот аспект представляется более важным. В нем прямее, и проще, и более обобщенно отражается культура эпохи. С другой стороны, именно в /стр. 10/ в своем целом пособие словарного типа удовлетворяет запрос «читателя», некоего множества потребителей. Эта форма, обеспечивающая цельность замысла и его реализации, обладает большей устойчивостью, инертностью в истории.

Сейчас о новом словаре имеет смысл поговорить потому, что в нем собралось много хороших статей, он хорош, порою даже очень хорош в своих составных частях. Безусловно, хорошая работа, она оправдывает те средства, которые в нее вложены - человеческие и, видимо, материальные. Но мне кажется, что говорить нужно о недостатках, потому что это недостатки нашей общей культуры, философского цеха, в частности, и обсуждение их важно для многих.

Недостатки самые серьезные, недостатки прежде всего методологические, которые заставляют меня, по крайней мере, рассматривать этот словарь как некоторое произведение in progress, создающееся, предполагающее свое продолжение, продолжение самое скрупулезное и ответственное.

Первая проблема - это проблема словника. В своей вступительной реплике М.А. Маслин пояснил, что перед составителями стояла задача охватить в их компендиуме всю предметную область, обозначаемую именем русской философии. Если мы посмотрим, однако, на обсуждаемый результат их усилий, то выясняется, что в самом замысле не были определены толком границы словаря, его предметное поле.

В нем нет прежде всего пограничных вещей, где с литературоведением философия пересекается, где она пересекается с лингвистикой, с психологией, искусствознанием, культурологией. За счет этого выпадают целые куски - вроде Д.Н. Овсянико-Куликовского, фигуры, кому-то, может быть, скучной, но очень крупной, очень влиятельной в своем времени. Если нет его, то едва ли не неизбежно опущение специального издания, выходившего в Харькове с 1907 по 1923 гг.: "Вопросы теории психологии творчества". Я понимаю, что многие статьи появляются в любом коллективном труде, и энциклопедическом тоже, уже в процессе работы и даже в последний час, - по предложению конкретных авторов, в силу их большей осведомленности в частностях предметного поля, их увлеченности темой и т.п. Это драгоценно. Но задача редакции - следить за соблюдением границ и пропорций.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Уважаемый Николай Всеволодович Котрелев, конечно, прав, но ведь возможности бумажных энциклопедий-словарей-справочников чрезвычайно ограничены, и электронный универсальный мультимедийный Панлог как раз и предназначен избавить пользователей от недостатков "бумажных" статей о лицах и о других сущих, которые обычно куцые и неполные и необновляемые и некорректируемые и, хуже того, зачастую односторонние и даже ангажированные и лживые/ /Продолжение следует/