«Валерий Иванович, у меня к Вам вопрос. Я ещё давно читал книгу Николая Митрохина "Русская партия: Движение русских националистов в СССР".
Что Вы думаете, ну необязательно о книге, но о наличии в Политбюро,
на более низовых должностях в КПСС, просто в обществе т.н. "русской партии" – людей, исповедующих или сочувствующих русскому национализму?
На Ваш взгляд, насколько сильна была такая "русская партия" в Партии, Союзе писателей, интеллигенции в целом ? Знали ли Вы лично людей, которые подпадали под это определение (разумеется, неформально)?».
Мой ответ: В эту «русскую партию» я входил, с автором этой книги общался. Но сама книга разочаровала, поскольку Николай Митрохин
- скорее репортер, чем исследователь. Он собрал фактический материал, взял интервью у многих из нас, но не осмыслил процесс.
Да, существовали сторонники так называемой "русской партии" во всех закоулках тогдашнего советского общества, от Политбюро до школ и конструкторских бюро. Появление этой "русской партии" было вызвано запросами времени, назревающей необходимостью модернизации доминирующего тогда "индустриализма". На Западе этот вызов времени претворился в движение
за гражданские права и "студенческие революции", в Китае происходила "культурная революция" и череда ведущих к дэнсяопиновским реформам событий, а у нас заговорили о возрождении деревни на базисе развития хозяйственной самостоятельности и вообще о внедрении хозрасчета в народном хозяйстве и прежде всего о наращивании производства ширпотреба (группа Б) и продовольствия для населения и преодоления позорнейшего "дефицита" колбасы и шмоток.
Естественно, наряду с распространенными
тогда идеями "конвергенции двух систем", мы обращались к отечественному опыту взращивания низовой субъектности - столыпинской реформе, нэпу и ленинскому «кооперативному плану», сохранившимся оазисам и росткам хозяйственной инициативы и предприимчивости. Наши сторонники в ЦК КПСС продвигали планы подъема Русского Нечерноземья. Мы были горячими сторонниками экономических замыслов Косыгина и противниками идеологической догматической примитивности Суслова, а в верхушечной борьбе поддерживали инновационный
отечественный ВПК (олицетворение - Устинов) против реакционного административного сверхконтроля (олицетворение - Андропов).
Мы в духе "конвергенции" преодолевали односторонности Гражданской Войны, осваивали "правды" обоих сторон. "Русская партия" боролась с пристрастностью официальной трактовки отечественной истории и вообще с официальной поверхностной идеологией и фактически достигла "Гражданского Примирения" (которое сейчас, обратите внимание, усиленно разрушается
в духе истеричного антикоммунизма-антибольшевизма-антисталинизма и дискредитации и чуть ли не отвержения советского периода нашей истории). Соответственно мы пытались реабилитировать дореволюционное наследие и объективнее подойти к деятелям и деяниям и идеологемам дореволюционного прошлого и белого движения.
Однако после смерти Брежнева нарушился более-менее сложившийся баланс сил в руководстве Советского Союза, и модернизация страны при Андропове сорвалась, хотя в эти же годы в США при Рейгане
и в КНР при Дэн Сяопине модернизационные проекты рванули вперед. И у нас началось новое Смутное Время, на престол взошел Горбачев, при котором неимоверно усилились позиции главного врага нашей "русской партии" и "агента влияния" враждебных нам сил - Яковлева.
После августа-1991 "агенты влияния" взяли власть и первым делом разрушили Советскую Империю и уничтожили наш ВПК, и "русская партия" попыталась восстать, и мы чуть ли не добились победы в сентябре-октябре
1993 года, но проиграли.
О каком-либо рывке в постиндустриализм сейчас говорить не приходится, но "русская партия" не подавлена до конца, и новое русское поколение, по крайней мере наиболее активные и продвинутые его группы наподобие НБП, берут на вооружение ряд концепций, выработанных "русской партией", и прежде всего неостолыпинско-неонэповскую концепцию форсированного взращивания русской низовой субъектности и соответственно русской постиндустриальной модернизации.