Приснилось – в зале собрались курсанты военного училища на конференцию о Ницше и о значимости его идей для России. Ведёт конференцию генерал Александр Лебедь, он сидит справа на ближней стороне длинного стола, я сажусь слева от него. Желающие выступить тянут руку, Лебедь предоставляет слово. Я тоже подымаю руку, уже продумал речь. Мол, Ницше и Маркс вышли из Канта, который свершил коперниковский переворот в философии и в центр поставил трансцендентальную способность воображения, которая
сопряжена с временем и спонтанна и есть «причина самой себя». Тем самым спинозовская субстанция causa sui предстала как субъект. Маркс призвал философию не просто объяснять мир, а изменять его, и субстанцию объяснял через базис как совокупность производственных отношений, сопряженных с развитием производительных сил. Владыкой мира представал труд, необходимо коллективный в эпоху индустриализма и в предшествующие эпохи бедности. Индивид вплетался в обобщенный субъект общества. Продолжатели Маркса довели подобно-истолкованную
субъектность до полной десубъектизации-антигуманизма (Луи Альтюссер) и почти запрограммированности-структурированности-математизированности самобутстрепирующейся свободы воли (Ален Бадью). А Ницше вслед за Шопенгауэром акцентировался на свободе воли индивида как источнике самопрограммирования судьбы - аmor fati и сверхчеловек вплетены в вечное возвращение. Линию Ницше довел до логического завершения Хайдеггер в трактате «Бытие и время» (1926). Ответ же на вопрос, что первично – курица свободы или яйцо
судьбы – очень важен в социально-политической деятельности. Личность или общество, герой или толпа, фюрер или масса – политический выбор сущего. Но эти две взаимосопряженные крайности сходятся в выборе человека бытия, что и свершил Эрнст Юнгер в трактате «Рабочий. Господство и гештальт» (1932). Бытийный подход должен определять судьбы субъектника, России, человечества.
Тщетно тянул я руку. Генерал Лебедь в упор не замечал. Куда-то я отвлекся. Когда по улице возвращался на конференцию, слышал трансляцию
с ней – уже начался банкет. А затем – какие-то соревнования. Вернулся – зал пуст. Рядом с местом, где сидел – врос в землю чемодан. Оторвал его, низ остался в земле. Купил газету типа «Вечерняя Москва» - на первой странице отчет о конференции и фотография перед началом соревнований. Оказывается, это гребля. Я сижу на второй лодке от берега. Но я же заведомо не был на этих состязаниях, я не застал конца конференции вообще!
С генералом Лебедем понятно – это была его месть. Ведь 3 августа 1997 года я
не дал ему слова на собрании в Тульском Доме Офицеров, посвященном дню ВДВ. В этом Доме офицеров проходила встреча с генералом Рохлиным, и Лев Яковлевич поручил вести собрание мне. А я и Рохлин были настроены против Лебедя из-за свершенного им, как мы полагали, предательства в Хасавюрте годом ранее. Зал набит битком, мы с Рохлиным в президиуме, появляется Лебедь, стоит в конце зала недалеко от входа. Спрашиваю Рохлина – «Что с ним делать?». Рохлин говорит – «Пусть постоит». До этого мы в штабе Тульской дивизии
ВДВ сабантуйничали с командованием, и я не подал Лебедю руки. Так и простоял Лебедь час на задворках, хотя в прениях тянул руку. Наконец, Рохлин сказал мне – «Дай ему слово». И Лебедь вышел к трибуне и заверил в своей преданности нашему Движению в поддержку армии (ДПА). А во сне он мне в отместку слова так и не дал. И откуда появилась не должная быть фотография, к чему бы это?