Олимпийское понимание

По утрам смотрю передачу «Час истины» замечательного российского исторического телеканала «365 дней». До чего противны исторические передёрги-истерии жириновщины-ципковщины на ведущих телеканалах – а здесь отрадны тенденции историческо-академической респектабельности. Завет мудрого Спинозы non ridere non lugere neque detestari sed intellegere (не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать) должен определять отношение историка к перипетиям, зверствам и неправдам прошлого. К живым деятелям можно относиться страстно, а к мертвым надо относиться беспристрастно. Надо понимать добро и зло, различая их. И судить с точки зрения Правой Веры как самосогласованной системы знания, интегрирующей откровения всех религий, постижения всех мудрецов и открытия всех наук.

«История - это наука о прошлом, но чем глубже мы её изучаем, тем яснее становится будущее, - утверждает телепортал «365». - Ибо человек, не знающий прошлого, обречён блуждать по кругу. Развенчивая мифы, мы не создаём пустоту. Мы ищем истину, а она бывает и горькой, и опасной. Ничего не принимая на веру, всё подвергаем анализу - поэтому мнения участников программы зачастую будут полярными. Хотя бы потому, что, правильно понимая историю, мы глубже узнаём себя. Итак, история - это наука о себе.
Еженедельно на Первом Историческом канале смотрите программу "Час истины"».

Вчера смотрел компетентную и весьма познавательную передачу «Скопин-Шуйский. Мечник Смутного времени», выступали кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН и доцент РГГУ Борис Николаевич Морозов и член Союза писателей России, преподаватель Лицея «Воробьевы Горы» Наталья Георгиевна Петрова. А сегодня с утра понравилась передача «Александр Керенский. Демократ и диктатор» - участвовали кандидат исторических наук преподаватель кафедры новейшей отечественной истории Московского государственного педагогического университета, главный редактор альманаха «Белая гвардия», автор работ по истории Гражданской войны, Белого движения и Российского зарубежья Василий Жанович Цветков и кандидат исторических наук доцент кафедры отечественной истории новейшего времени Российского государственного гуманитарного университета, ответственный редактор журнала «Посев», автор книги «Неудавшийся реванш. Белая эмиграция во Второй мировой войне» (2001) и составитель сборника «Вторая мировая. Иной взгляд. Историческая публицистика журнала "Посев"» (2008) Юрий Станиславович Цурганов (жижист vivat_1991). И хотя Юрий Цурганов по должности и политическим взглядам должен быть антикоммунистом, да и Василий Цветков, возможно, тоже – оба не брызгали слюной на большевиков и на Ленина, как некоторые политики и «историки», а соблюдали нормы академического приличия и демонстрировали профессиональную компетентность и сообщили ряд неизвестных мне ранее фактов.

Их политические взгляды, признаться, меня мало интересуют, но есть терминологические претензии. Например, упорное называние Великого Октября не «революцией», а неким «переворотом». Кстати, латинское re-volutum буквально есть «пере-ворот», но термин «революция» зарезервирован в исторической науки для обозначения крупных социально-политических трансформаций, а термин «переворот» - для дворцовых-государственных замен одних властвующих лиц на другие в рамках одной общественно-политической системы. Тот же Юрий Цурканов педалирует разрыв большевиков Ленина со всей царской системой власти, и в то же время называет Ленинскую революцию – «переворотом». Как-то нелогично получается. Правда, заместитель директора Института российской истории РАН Владимир Михайлович Лавров вообще назвал нашу Русскую Революцию, особенно Февральскую, даже не «революцией», а «русским бунтом». Как будто мы, русские, в отличие от англичан, французов, японцев, китайцев не достойны иметь свою революцию, как будто мы вообще какие-то выродки и не смеем и не должны восставать против неправедных властителей. Впрочем, об уровне экспертных оценок Владимира Лаврова как историка говорит такой факт – ознакомившись с моим Живым Журналом, он расклассифицировал меня как «комуняку», хотя во всех справочниках написано, что я в 1988 году основал неостолыпинский Российский Народный Фронт под Андреевским флагом и вместе с другими организациями низовой субъектности (то есть национального, а не ныне властвующего компрадорского капитала) борюсь за национальную демократию и за постиндустриальную модернизацию. Интересно, что Василий Цветков и Юрий Цурганов в заслугу Александру Федоровичу Керенскому ставят именно то, что «он считал национальную демократию всё же возможной в России».

Не только в оценке исторических событий и личностей надо подниматься над партийной позицией и смотреть на копошение людей и их сообществ с точки зрения вечности или с точки зрения олимпийских богов. Можно сопереживать, теряя олимпийское спокойствие при виде террора и репрессий «собственных» злодеев прошлого, и нельзя проходить мимо негодяя, откручивающему голову котенку. Но врачу, судье, историку надо стремиться к олимпийскому пониманию как происходящего перед их глазами, так и случившегося в прошлом. Это касается и живой злобы дня – текущей политики. Равнодушным нельзя быть, это грех, но прежде чем перейти к действию и пресечь и пожертвовать собой, всё же желательно понимать, с чем сталкиваешься. И когда выносишь приговор – взвесить надо шкурные и надшкурные мотивы и последние оценить с точки зрения Высшего Долга.

На сходную тему в содержательном белорусском Интернет-издании «Наше мнение: Живой Журнал» размышляет 1 мая 2006 года кандидат философских наук, доцент Николай Сергеевич Семенов (Институт теологии имени Кирилла и Мефодия Белорусского государственного университета) в статье «Политика и смысл»:

«Нам настоятельно необходима «критика политического разума»; нам необходима своего рода феноменология политики, показывающая, как конституируется сама «политическая предметность», политический мир. Только это позволит нам преодолеть наивную точку зрения на политику и политиков, в которой погрязли и сами политики, и их недоброжелатели, и публицисты, вращающиеся вокруг всего этого. Да и почти вся современная политология, по существу, все еще держится этого «наивного взгляда». Отнюдь не делаю исключения и для себя.

Разум можно понимать и как единство смысла. Так «разумны» ли наши политики? Они и опираются-то не на разум, а, скорее, на идеологии, эти редукции полноты смысла, и групповые интересы. Скажем так: они являются производителями ложных интерпретаций смысла, которые выдаются за наши собственные. А ведь вся человеческая жизнь определяется важнейшим движущим ею смыслом. Следовательно, необходимо также извратить очевидность, а она (самоочевидность) определяет само понятие разума.

Рассматривая феноменологию Гуссерля, Эммануэль Левинас неоднократно отмечает: «Факт обладания смыслом и есть само проявление свободы … Интенциональность – это не что иное, как осуществление свободы» (Избранное: Трудная свобода. – Москва, 2004, стр.193). Очевидность, интенциональность, свобода – это напрямую взаимосвязано. Но мы также хорошо знаем, что «смысл» нашей жизни и деятельности может навязываться нам; в то время как наше сознание само по себе и есть смысл, нас убеждают в том, что мы ошибаемся, нас могут принуждать – прямо или косвенно – принять, даже поверить, что в действительности смысл нашей жизни иной, лежит в другой плоскости и требует от нас другого, нежели мы сами считаем. Например, он заключается в том, чтобы «беззаветно служить своему государству» – или быть «безусловно, т.е. фанатично, преданным своей религии». Смысл привязывается к некоей объективированной и абсолютизированной ценности, которая далее не обсуждается, ибо всякое ее критической обсуждение заранее объявлено кощунственным. Нами управляют, управляя «нашими смыслами»; тем самым управляют «нашей свободой» – и, следовательно, нашими личностями. Но что это такое – управляемая свобода и уже-всегда послушная личность? Ни что иное, как абсурд. Таким образом, перед нами грандиозное надувательство.

Смысл жизни мне не указывают; смысл жизни я выбираю и определяю сам; это и моя способность, и мое право, и мой долг, моя ответственность. Наше мышление (или мы не мыслим? кто тогда мыслит за нас?) есть проявление свободы сознания и оно должно быть также свободой по отношению к мысли о себе. Политиканство, которое подменяет подлинную политику, это всегда агрессия против сознания, сознательности граждан; а сознание, опять же следуя феноменологической философии, – это внутренняя присущность смысла мышлению, свобода мыслительного процесса» (Там же, стр. 197). Итак, разом атакуется смысл, наша свобода, очевидность, время и сама наша личность. Следовательно – есть что защищать.

Жизнь, движимая смыслом – это и есть духовная жизнь. Смысл, духовность и свобода сопряжены. Там, где свобода «укорочена» или вообще упразднена, царит одна техника «жизни», лишенная духовной основы. Тогда мы наблюдаем в социуме жесткое доминирование, господство запретов, приказов, постановлений, контроля за исполнением. Это выдается за «Порядок». Но этот якобы «порядок», якобы царящий в нашей жизни, обессмысливает ее. Творческая энергия жизни деградирует. «Творят» под заказ. Производят – подделки, философию подменяет идеология, голос совести заглушают, зато культивируют «верность» – почти в полном соответствии с тезисом Гиммлера: Meine Ehre heisst Treue (моя честь – это моя верность).

Но «прежде чем вести себя по отношению к вещам, мы понимаем их» (стр. 205). Напротив, нас стремятся принудить вести себя по отношению к вещам прежде, чем мы их понимаем. Тем самым – погрузить в стихию иррационального, в которой мы, лишенные воли и ослепленные, являемся наилучшим объектом манипулирования. Так возникают все эти организованные и срежисированные «собрания народного одобрения» (или «возмущения»), так фабрикуется «голос народа», который сам затем становится объектом вторичного манипулирования. Парадокс всей этой «политики» в том, что манипулируют тоже манипулируемые. И «политик», призывающий нас к «свободе» и, конечно же, «ответственности», сам никоим образом не является ни свободным, ни осуществляющим ответственность субъектом.

И еще нас хотят оставить при одном «ты существуешь». Ты существуешь – и довольно; радуйся тому, что ты и твои близкие еще целы. Но «я существую» человечно лишь тогда, когда оно предстает в качестве разума, смысла и свободы, сохраняя таким образом свое достоинство. (Свобода, разум, осмысленность входят в понятие нашего достоинства. Отсюда и только отсюда можно вывести и понятие «достойной политики»). Это «я\ты существуем» должно быть понято и прояснено – и не с помощью взятых со стороны готовых формул. Так что сражение идет за то, кто мы такие на самом деле, кто мы такие в этом мире. На кон поставлена судьба человеческого сознания. Нас хотят заставить существовать в затемнении – и при этом говорить: «Смотрите, мы существуем в полном свете, в ясности, открытости и доступности». Я ничуть не преувеличиваю. Послушайте, как политики и государственные мужи, которые возводят множество преград, защищающих прежде всего их самих, которые исходят из давно изживших себя и просто абсурдных предпосылок, тем не менее нисколько не смущаясь громогласно заявляют: «Мы открыты всему миру».

Гуссерль выдвигал следующее положение: «Не придавать никакого значения «я это вижу», когда речь идет о вопросе «почему?», было бы абсурдом». Это можно взять себе за правило, избегая, с одной стороны, интеллектуалистского уклона, а, с другой, отдавая должное «видимостям», не погружаться в «непосредственную эмпирию», игнорируя то, что Гуссерль называл категориальной интуицией. Проще говоря, есть люди, для которых «я вижу это» заслоняет вопрос «почему?» – но есть и люди, для которых вопрос «почему?» перечеркивает «я вижу это».

Поэтому – «мы видим это» (т.е. им не удалось нас провести); но теперь мы должны задуматься о «почему». Задуматься, памятуя известный тезис Спинозы: Non ridere non lugere neque detestari sed intellegere (не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать)».

Но если следовать Гуссерлю и его ученику Хайдеггеру и тому же Левинасу, освоившему обоих, то непременно выйдешь на строгую аксиологию Правой Веры, которая и позволяет распутать надстроечные обманы и самообманы и с позиции Олимпийского понимания (но не равнодушного «олимпийского спокойствия») оценить акторов прошлого и настоящего.