Дикороссы пытаются обрести высший смысл

Френд Владимир Монахов из Братска (vvm55) заинтриговал меня своим постом «Николай Михеев – дикоросс из Йошкар-Олы». Оказывается, есть интересная сетевая группа поэтов и мыслителей «Дикороссы». Сам Владимир Васильевич Монахов тоже мне интересен, как и многие другие мои френды – я всё ещё не теряю надежды про некоторых из них рассказать. «Владимир Монахов, - говорится на сайте дикоросов, - родился в 1955 году в городе Изюме на Украине. Этот город лежит у подножия горы Кремянец, о которой в "Слове о полку Игореве" сказано: "О, русская земля, ты уже за горой!" Не потому ли в Монахове есть что-то былинное, сторожевое, начиная от роста и веса - под 200 килограммов, до перефразировки: "Я - памятник себе: душа в заветной плоти!". Его часто можно увидеть посреди Братска - этакую глыбу, замершую в задумчивости. Чувствуя в Монахове последнюю надежду, к нему подходят с вопросом "Как жить дальше?" Ответы Монахова потрясают: "Если Бога давно нет, то этого отсутствия больше всего и надо бояться, ведь Божья кара осталась". Монахов пишет не только русские хокку, но и философские этюды, по значимости своей перетягивающие многие трактаты. Беда, что изданы они малюсенькими тиражами. Иначе, как пишет Монахов, "будь я во власти, то из меня получился бы неплохой диктатор или тиран"». И он отчасти раскрывается в стихах:



* * *
Из норки вселенной
выглядывает человечество:
- Есть кто живой?

* * *
Все живут один раз.
- И Бог?
- Я же сказал: - Все!

* * *
Бог рожден в смерти.
Смерть рождена в жизни.
Жизнь рождена в Боге.
А Бог не жил!
И этого надо бояться!

Константин Иванов из Новосибирска написал «Московский собор дикороссов или продолжение скрижалей. В чем наши притязания? (О манифесте и проч..)»:


«Когда в 96 г. я без всякого плана начал делать журнал "Верхняя Зона", мне выдвигали возражения, что, мол, просто так нельзя, необходима концепция. Что значит это таинственное слово, я и до сих пор не знаю и знать не хочу, и вполне без него обхожусь.

Сегодня, когда братья-дикороссы предложили мне написать манифест, я испытываю то же самое недоумение, что и тогда. И подозреваю, что и то, и другое на самом деле играет одну и ту же роль в социально-литературных играх. Просто одни, ну, скажем, интеллектуалы, тяготеющие к АВАНГАРДУ и модам-заморочкам, назовут это концепцией; другие же, склоняющиеся к - как остроумно сказал однажды, кажется, критик Золотоносов, - ИВАНГАРДУ, это же самое нарекут манифестом. Я не хочу, чтобы мои друзья прислонялись к одному из ГАРДОВ (кому невмоготу, выбирайте Асгард, не ошибетесь), навязанных уродливыми условиями минувшего века. Они, надеюсь, не претендуют на эндакий всуе мудрствующий модный интеллект, а также и не завидуют лаврам Минина и Пожарского. Они, надеюсь, просто воспринимают жизнь такой, какова она есть.

Так вот, суть и цель концепций и манифестов одна: заявить в этом тесном мире толкающихся локтей право своей группы влиять на человечество. Группа это часть, то есть партия. Поэт же - Единое, в котором содержится и Многое, вернее - Всё. Ему, когда он создает свои вещи, не требуется никакой декларации своего права влиять на человечество, ему достаточно таланта. Поэтому между группой и поэтом я вижу противоречие. Поставили поэта в это чуждое его природе положение особые обстоятельства ХХ века, когда мир поистине перевернулся, и социальная этика стала претендовать на первичность относительно индивидуальной. Личность вне группы практически была выброшена из жизни. В силу известных условий у нас это было жестче, на Западе мягче. Но суть одна. Личность (а поэт и есть личность, лишь особо наделенная речью) была унижена и, чтобы социально выжить, обречена сбиваться в группы.

Пастернак сказал однажды, что лишь бездарности сбиваются в стаи, но и сам, подчиняясь давлению века, превосходным образом отслужил групповые повинности.

Увы, и мы все еще вынуждены отслуживать эти повинности, хоть и в минимальной степени. Группы возникают по законам естественного выживания желающих быть услышанными на фоне вавилонского смешения литтусовочных мелодий, глушащего все звуки в околорыночном прибое. Нас все еще тешит иллюзия, что групповой голос слышней индивидуального. Есть в этом и подражание политическим формам жизни.

Подавая себя как группу, мы как бы баллотируемся в некую невидимую литературную думу. И здесь, как и в политике, результатом усилий бывает лишь карьера полутора человек верхушки группы. Поэт и с этой стороны попадает в непримиримое противоречие с коллективными играми, ибо в литературе не может быть никакой демократии, она по природе жестко авторитарна, и в ней чем больше диктаторов, тем лучше. Царства, воздвигнутые Шекспиром или Гомером, незыблемы. Сбрасывание Пушкина с парохода было и осталось нелепым демократическим выкриком, не имеющим отношения к литературе. Тот же Маяковский и без этой "акции" получил бы в срок свою законную корону. Но таково было влияние века, порождавшее возню с "эстетическими платформами" и декларациями, со всем этим мусором программ и манифестов, годным лишь на корм непритязательным диссертантам.

Вступая в новый век, не будем же плодить мусора, но попробуем сказать, для чего мы собрались, верней - для чего, во имя чего собираться стоит.

II

И тут подоспело стихотворение Андрея Канавщикова "Скрижали", которое он удачно выслал мне к Новому году. Он написал его в минувшем декабре, как бы полушутливо откликаясь на московский собор дикороссов и пафос моей скрижальной строки, благодаря Юрию Беликову громко зазвучавшей. "Скрижали" сразу начинаются как комментарий к нашему собору-наезду. И как эпиграф - к мировой культуре:

Какая жалость,
Как не запить -
Принес скрижали,
Пришлось разбить.

Если в стихах есть поэзия, то Истина с ее помощью, как вода, пробивает себе путь где угодно. Поэзия)* Литература) Искусство) Культура) Человечность - все вырастает из зерна скрижалей. Всё есть в широком смысле - ПРОДОЛЖЕНИЕ СКРИЖАЛЕЙ.

- - - * примеч. Все, что справа от скобки включает в себя то, что от скобки влево.

Сердца остыли,
В глазницах - чад.
Tельцы златые
Опять мычат...

Ну да, это наш сегодняшний день, узнаем. Но до него был страшный XX век,-

Кровь революций,
Прохлада брызг,
Скрижали бьются,
Как рюмки, вдрызг...

- после которого простое мычание златых тельцов многим кажется блаженным отдохновением и уж как минимум - законно-естественным состоянием, благополучной данностью. Но вот та данность сегодняшнего дня, которую на фоне громкого мычания златых телят мы умом признаем, но сердцем не чувствуем:

Мертва обитель,
Жизнь на весу!..

Бессознательная жизнь с упорством безнадежного маньяка снова и снова противостоит нашим усилиям. Но наступает XXI век, когда творец говорит:

Пусть не хотите,
Я принесу
Скрижалей Слово:

Не смущаясь своими слабыми силами (а у кого - перефразируя цветаевское "кто - когда - мог?!" - и когда они были сильными?!), мы обязаны (кем? кому обязаны? Богом, несогласием прожить жизнь паразитами на теле бытия) заявить высшую планку духовных притязаний (все равно снесет, как говаривал Толстой). Поэт говорит, и приходит век, когда вместе с ним все человечество скажет:

Но бить их снова
Не захочу.

Человечество должно расхотеть бить скрижали и пророков. Чтобы оно таким стало, стоит поработать. Хотя прямых рецептов влияния тут нет. Тут скорее каждому творцу не грех помнить, что за одним из городских поворотов его непременно ждет толпа с камнями. Пусть он помнит об этом как об одной из бесспорных наград за его дела.

III

В чем же наши притязания? Да в том, чтобы следовать закону Гераклита - война отец всего, - который еще никто не отменял, даже Спаситель, подтвердивший его словами: не мир, но меч. Да, господа, речь о пресловутой борьбе добра и зла, которую ни телевизор, ни Интернет, ни футбол, ни сводки валютных курсов не отменили. Только пора понять, что это борьба по ВЕРТИКАЛИ неба/земли, света/мрака, а не по ГОРИЗОНТАЛИ левых и правых, красных и белых.

Горизонтальная борьба - это материальная борьба, в плоскости земли и мрака, часто использующая энергии вертикальной борьбы в своих целях и в лучшем случае лишь пародирующая ее. Для Ленина, не знавшего духовного измерения жизни, естественно было сводить всё к горизонтали. Это называлось материализмом.

Многие из нас ныне горды тем, что мы ушли от Ленина и всего такого прочего, связанного с гадостями минувшего столетия. Скромнее, господа! Мы не так уж от Ленина и ушли, если приглядеться. Мы, в основном, все еще материалисты. Кто-то, может, еще обманывает себя, полагая, что противостояние двух систем в прошлом веке было борьбой верного христианским традициям Запада с сатанинским коммунистическим Востоком. Увы, это была борьба всего лишь правой и левой рук Сатаны между собой. Левая проиграла, потому что требовала слишком больших жертв во имя земного рая, к тому же откладываемого в неопределенное будущее; правая победила, потому что и жертв требует меньше и реально предлагает образцы земного рая на Канарах, Багамах и в прочих веселых местах (да здравствует индустрия туризма - дорога в Светлое Настоящее!).

Конечно, под сенью правой руки Сатаны жить приятней, пока не вспоминаешь о Боге. О Боге в последние годы вспоминают ежедневно и много, вспоминают ВСЕ. И чем больше вспоминают, тем сильней ощущение, что под Его именем речь идет о ком-то другом. В нашу эпоху лихорадочного взаимодействия культур все в один голос признают, что Бог един, но вместо служения этому Единому азартно перебирают реквизиты конфессий, обряжаясь в службы, обряды, практики разных культов - и это маскарадное переодевание считая духовным проникновением. Подталкивает и культурология: музей культур переходит в карнавал религий, и наоборот.

На поверхности жизни научное мировоззрение сменяется неорелигиозным, или культурологическим. В нем исчезает разница между объектами религии и науки, всё становится всем, все формы нивелируются, ведь для науки иерархии объектов нет: амёба как объект равноценна вселенной. Потому исчезает принципиальная разница и между Нотр-Дам де Пари и шаманским чумом, и речения Христа приравниваются к шепоту куста.

Но и я не осмелился бы сейчас твердо решить, чего больше в этой планетарной нынешней уравниловке: сатанинского или Божьего? Скорее всего, как всегда, - видимое смешение есть результат происходящей на метафизическом плане бытия схватки. Я лишь надеюсь, что, если Сатана захотел посмеяться, унизив дом христианского Божества, то Господь извлечет из этого хороший для нас урок, заставив нас - после того как все блистательные храмы мировых религий будут окончательно уравнены с простейшими капищами элементарных язычеств, - свободно, по собственному желанию, отказаться наконец от остатков материальных представлений о Боге и сделать дальнейший шаг в глубину постижения Бога, себя, мира.

И тогда всем станет ясно, почему, несмотря на взаимный интерес и доброжелательство конфессий друг к другу и возгласы о том, что Бог един, - вражда не прекращается и союза церквей не получается. Нас соединяет дух, разъединяет материя. Конфессиональные окна (в форме, условно говоря, звезды у иудеев, квадрата у христиан, треугольника у мусульман и т.д.) - это материальные образования, которые, пока им придается духовный смысл, не перестают быть и препятствием для духа. Продолжая сравнение, прибавьте сюда еще качество оконного материала: стекло, слюда, бычий пузырь и т.д.

Для погруженного в чувственное самоощущение человека эти материальности вязнут в духе и от него не отличаются. Для примера - я смотрю в окно на яркий солнечный свет, он заливает косяки и рамы так, что я их почти не вижу, мне чудится, что свет источается деревом и стеклом окна. Что-то вроде этого и с конфессиями происходит. Слить окна в одно невозможно, даже геометрически это была бы бесформенная дыра.

Чтобы конфессиональные окна перестали быть препятствиями на пути к Единому Богу, возможен лишь один путь: стены, отделяющие нас от света, должны так истончиться и просветлиться, что окна растворятся на фоне прозрачных стен. Человек должен весь стать Окном Божества. По-другому не выйдет.

IV

И тут мне вспоминается Россия. Не для русопятской проповеди о нашей исключительности и особости, нет. Просто деваться некуда. Если уж весь мир в надежде на спасение лихорадочно ищет свои и не свои корни где угодно, то нам-то что отказываться от своих мировых корней, лежащих совсем близко? Зачем отказываться от своего таланта и зарывать его? Тем более, что весь мир, очумевший от жажды доллара и счастья, ждет нас как свой последний шанс на выздоровление.

Я говорю без шуток. России не бывать богатой, хотя на это и надеются наши саддукеи, молящиеся на Америку. Россия так же бедна, беспокойна и интересна, как некогда, перед пришествием Христа, была Иудея. Наши фарисеи так же продолжают украшать храмы и торговать в них. Наши светские школьные философы так же не знают своих богатств, утверждая, что русской философии нет (разве из Назарета что-нибудь путное выходило?) и что жить можно и нужно лишь по римлянину Бертрану Расселу.

Но у России другой дар. Россия - шахта духа. Страна не частного, а всеобщего спасения. В этом, 2003-м, году минует 100 лет со дня кончины величайшего мыслителя-пророка, которого мы к своему стыду и позору не знаем и знать пока еще не хотим – Николая Фёдоровича Фёдорова (1828-1903). Это лучший проводник в нашу русскую шахту, но мир его не узнает, пока не узнаем мы сами.

Но не опасно ли сравнение России с Иудеей? Ведь она вскоре погибла.

Не спешите с выводами. Может, на весах вечности то, что Иудея родила Христа, повесомей того, что Тит стер ее в 70-м году с лица земли? Мы не знаем, что и как там будет. А пока спустимся в свою шахту.

Ради памяти об этих вечных позициях и стоит собираться. Вот вам СУПЕРМАНИФЕСТ, он же сверхконцепция, если угодно. Ничего другого не требуется.

7 января 2003. Новосибирск».