[Blind-Unlimited] про оленей
ПРО ТУНДРУ, ОЛЕНЕЙ И МАЛУЮ НУЖДУ.
Вот многие спрашивают: "Лора, а как в тундре с туалетом?". "А с туалетом в
тундре, - говорю я, - всё замечательно. Нигде больше вы не найдёте такого
шикарного туалета, как в тундре (тут я тяну из пачки розового "Собрания"
удлинённую сигаретину и делаю паузу, чтобы нервно закурить). Этот туалет
простирается буквально от горизонта до горизонта, и единственное
неудобство, с которым вы можете столкнуться при акте каканья или писанья,
это...". Впрочем, это не единственное неудобство.
Когда-то я имела дело с туалетом, у которого не было потолка, трёх стен и
двери. Туалет находился на территории нашей с экс-мужем дачи, поэтому
какое-то время он нас не раздражал, но мы все равно потом сделали себе
новый, со стенами и даже неким подобием журнального столика.
Доставшееся же нам от прежних хозяев тубзо представляло собой 4 вкопанных в
землю столба, между которыми болтались драные ковровые дорожки. Вместо
крыши над тубзом нависала кедровая ветка, на которой вечно лежал сугроб
снега. Выпрямляясь, посетитель уборной обязательно задевал башкой сугроб и
стряхивал его себе за шиворот.
Так вот, когда я очутилась в оленьем стойбище, то воспоминание о тубзе с
непрочным сугробом над головой оказалось одним из самых тёплых и, по
меньшей мере трижды в день, я была готова отдать по ведру чая за каждую из
трёх его ковровых дорожек.
Я забыла сказать, что пакетированный чай в тундре ценится несколько выше, ч
ем какое-нибудь говно типа Хеннеси. В приютившем меня стойбище уважали
'Липтон'.
Часа через три после приезда, надувшись с дороги 'Липтона' с привезенной
мною же сгущенкой, я выбралась из чума посмотреть, куда можно было бы этот
'Липтон' выпустить из организма. Для красоты я захватила с собой
фотокамеру, никого, впрочем, не обманувшую: 'Лора, - сказали мне добрые
хозяева, - ты если поссать хочешь, берегись оленей'. Про оленей я не
поняла, но переспрашивать не стала. 'Нет, - сказала я, незаметно зардевшись
в полумраке чума, - я хочу пофотографировать'.
Снаружи было очень просторно. Низко над тундрой висело солнце, во всю
ивановскую демонстрируя мне широкие возможности для фотографирования:
сколько ни напрягай объектив, ни одного мало-мальски подходящего укрытия.
Между чумов бродили олени, задумчиво ковыряясь копытами в снегу. Выглядели
они, несмотря на рога, миролюбиво.
'Липтон', между тем, с каждой минутой делал мою жизнь всё более трудной. Я
отошла метров на двадцать от крайнего чума, спустила портки и, выставив
голую задницу на минус 47 при ветре 15 м/сек, тут же перестала её ч
увствовать. Но мне было не до задницы: процесс изгнания 'Липтона' затмил
мне в тот момент всё. Именно поэтому я не сразу обратила внимание на
какой-то неясный движняк позади себя. А когда обернулась, то даже не
испугалась: выражение лиц у оленей, несущихся ко мне, было сосредоточенным,
но не враждебным. Они смели меня, по-моему, даже не заметив, и принялись
жрать снег там, где я только что сидела на корточках.
В чум я вернулась сильно озадаченная. До этого я думала, что северные олени
едят исключительно ягель.
Тот факт, что надо мной ржали, я здесь упоминать не буду, тем более что
ржали надо мной беззлобно. Мне есть, чем гордиться: я оказалась легко обуч
аемая, о чём ныне и присно сообщаю в резюме при попытках куда-нибудь
трудоустроиться.
В следующий поход до ветру я пошла уже со знанием дела, захватив с собой в
чисто поле длинную палку по имени 'хорей'. Хорей этот, ничего общего не
имеющий с ямбом и прочими поэтическими прибамбасами, обычно используется
погонщиками оленей в качестве дрына, которым следует подпихивать любителей
человеческой мочи, если они слишком тормозят в дороге.
В тот раз я выдернула хорей из сугроба рядом с чумом и пошла в снега,
напевая какую-то мужественную херню вроде 'Ты теперь в Армии'. Олени, разом
наплевав на ягель, собрались в кучу и пошли за мной, как дети за
крысоловом. Я сменила песню на 'Три кусочека колбаски' (посмотрела б на
вас, что б вы вспомнили спеть при похожих обстоятельствах), но скоты не
отставали. Я прибавила шагу, олени перешли на рысь. Я побежала, олени
пустились в галоп, обогнали меня и остановились посмотреть, где я там. Я
издали показала им хорей, и они подошли поближе. Двое из них дали почесать
себя меж рогов, а один - потрогать за нос. Нос у северных оленей волосатый,
если кто не знает.
Мы стояли напротив друг друга: я и штук двадцать оленей, выжидающих, когда
я перестану страдать хернёй и наделаю им наконец жёлтого снега. Я
замахнулась хореем, они слегка пригнули головы и не сдвинулись с места.
'Пошли вон отсюда!!!' - крикнула я и затопала ногами, мгновенно
провалившись в наст до середины ширинки.
Олени стояли и смотрели, как я выбираюсь из снега. Пара-тройка из них
вытянула шеи, чтобы проверить, не оставила ли я в снегу немножко мочи, а
один даже сунулся с этим вопросом непосредственно ко мне . 'Пошел вон, козё
л', - сказала я, ударила его по харе и в этот момент до тошноты напомнила
себе институтку, попавшую в кубло нахалов и отбивающуюся от них веером.
В чум я вернулась ни с чем. То есть, наоборот.
- Ну как? - спросила Алла Айваседо. Мы с ней познакомились в Самбурге,
хороший город, тыща человек населения, включая интернатских детей. Это Алла
привезла меня в стойбище к своим родственникам, представив как 'хорошую
русскую, правда, немного того'.
- Да никак, - сказала я.
- Олени? - спросила Алла.
- Как вы вообще тут в туалет ходите? - спросила я.
- Да как. Пошли покажу, - сказала Алла, - я как раз тоже уже хочу.
И мы пошли.
Олени уже разбрелись по стойбищу, но, увидев нас, стали группироваться и
готовиться к охоте.
- На них надо крикнуть, они разбегутся, - объясняла Алла на ходу.
- Я орала, - сказал я.
- Да как ты там орала, - махнула она в мою сторону щепкой. Щепку она
захватила в чуме у 'буржуйки'.
- Нормально орала, - сказала я, но, вспомнив институтку, заткнулась.
Олени шли за нами хорошо обученной 'свиньёй'.
Алла остановилась, выковыряла в насте ямку щепочкой и взялась за полы
ягушки (это такая девичья малица из оленьих шкур). Олени подошли и встали
как вкопанные метрах в двух, не спуская глаз с выколупанной Аллой лунки.
- Смотри, как надо, - сказала Алла и, набрав воздуху, крикнула на
полтундры:
- А НУ НА ХУЙ БЫСТРО!!!
Олени всё еще бежали, когда Алла встала и расправила ягушку. Когда встала
я, олени уже возвращались, но были еще далеко.
С того момента я ходила в тундру без провожатых. 'А ну на хуй быстро!!!' -
это я ведь и сама умею сказать, когда приспичит. Причем, вскоре выяснилось,
что данную фразу не обязательно кричать полностью, достаточно и усеченного
варианта. 'А ну на х*й!!!' - доносилось время от времени из тундры. Это
означало, что кто-то из обитателей стойбища пошёл в туалет.
Через три дня я научилась различать их по голосам.
подписчиков на данный момент 92