Заводская история
1.
Костя Семушкин ехал в трамвае и думал про пизду. Он привычно думал так
каждое утро и про себя называл эту поездку на работу "пропиздон". Про пизду
думалось легко, не надо было напрягаться и что-либо вспоминать - все
вспоминалось само собой, складывалось в картинки и разные интересные
вопросы. Семушкину нравилось рассматривать женщин в трамвае и думать о том,
ебали ли их сегодня ночью, а если ебали, то - как. Женщины с утра были все
больше напряженно-мрачные и Костя обычно ставил диагноз, что не ебали.
Последнее время Костю интересовал вопрос, который пришел к нему из
интернета - вопрос о бритой и волосатой пизде. Мода на бритую пизду,
захлестнувшая весь мир, интересовала Семушкина с точки зрения практической
реализации. Как и любому мужику, Семушкину приходилось в жизни бриться и он
знал, что дело это хлопотное, отнимает время, не всегда - особенно с
похмелья - вообще хочется бриться. Но это все-таки бритье, так сказать,
лица - места, которое доступно и видно в зеркале. Пизду же не очень видно,
особенно если у женщины животик. Семушкин представил себе, что ему надо
каждый день брить себе яйца и ему это не понравилось.
С другой стороны, Семушкин знал, что уж раз начал бриться, то волос прет с
годами все крепче и надо либо бросать совсем и отпускать волосатость, либо
бриться каждый день. Потому что щетина. На лице у Кости щетина - еще ладно,
а вот у девушки, понимаешь, щетина на пизде - это облом. Костя как-то раз
ткнулся в такую и ощущение было - как будто он выебал проволочную щетку.
Костя был уже не молод - заканчивался четвертый десяток - и курс молодого
бойца проходил еще при старом режиме, когда порнухи не было и многое
приходилось поначалу додумывать самому. С блядями Семушкин старался не
вязаться - был брезглив и боялся болезни, а вот девушки с репутацией
приличных обычно были озабочены тем, чтобы их блядями не считали. Потому что
с какой-то попытки все же рассчитывали выйти замуж. Быть целкой в те
легендарные времена было не зазорно, до определенного возраста даже почетно
и сильно прибавляло шансов при попытке замужества. В более зрелом возрасте,
когда уже понятно, что девица пользованная, - ей надо было изо всех сил
показывать, что ее не ебет кто и когда попало, что она ждет любимого
нетронутой, а то, что пломба у нее сорвана - так это след трагически
оборвавшейся любви, а не результат блядства.
Весь этот цирк девицы вполне могли изображать, поскольку внешних признаков
выебанности на них не оставалось - хоть бы их ебли каждый день по три раза.
Это тогда - в старые времена, при волосатой пизде. А теперь, при бритой:
Получается, что если баба бреет пизду, то она поддерживает себя в постоянной
готовности к ебле. Если замужняя, то понятно, а вот незамужняя - получается
как ни крути - блядь. Семушкин думал о том, как девки выкручиваются из этого
положения и ему было интересно. Сам-то Семушкин пользовал теток больше в
возрасте, жениться на них не собирался и целомудрие их ему было по хую. Но
среди семушкинского контингента бритых писек не было и опыта такого общения
он почти не имел.
Костя подумал, что бритье пизды наверняка придумали мужики. Для того, чтобы
продавать всякие бритвенные станки и прочие прибамбасы. И тем самым неплохо
насолили бабам, создав на ровном месте столько проблем. И ведь смешно - бабы
клюнули и повелись. Так же как они упорно заблуждаются в том, что туфли на
огромных каблуках и походка свежевыебанной гусарской лошади на ходулях
делают их невероятно красивыми, так же ошибаются они и с бритой пиздой -
была бы фигурка, а волос ебле не помеха. Наоборот:Семушкин вспомнил случайно
вбитую в него в школе фразу и ухмыльнулся, произнеся ее про себя по-своему:
"Все лысые пизды одинаковы, каждая волосатая пизда - волосата по-своему."
Семушкин увлекся этими мыслями так, что чуть не проехал свою остановку.
Выпрыгнул из трамвая прямо под колеса мышино-серой иномарки, привычно
матернулся в адрес ее владельца и смешной трусцой, какой бежит обычно
немолодой и не привыкший бегать холостой мужчина поздних средних лет после
получасового сидения на жопе, потрусил к тротуару.
Накрапывал дождик. Тетки пораскрывали зонты и теперь наперебой норовили
попасть Семушкину спицей в глаз. Костя, тихо матерясь, переместился поближе
к краю тротуара, поднял воротник и тут вспомнил, что у него сегодня с собой
кепка. Полез в сумку, достал головной убор. Кепка была не Костина. Вчера
понемножку пили вечером с сантехником и Горыныч - так любимого слесаря звал
весь дом - проиграл Косте эту кепку в дурака. Так - шутки ради. Костя и не
взял бы кепку, да на улице так же моросило - вот и прихватил.
Кепка была не первой свежести, но вполне ничего так. Кожаная, слегка
поцарапанная. А сбоку - непонятная эмблема. "Наверное что-то значит" -
подумал Костя:
До проходной родного завода Косте оставалось метров двести. Вполне можно
было прогуляться в кепке. Семушкин нацепил свой выигрыш на голову и
уверенной неспешной походкой рабочего человека стартовал в сторону
остопиздевшего ему до белых чертей облупившегося и давно уронившего с
фронтона какой-то там орден пропускного пункта.
2.
Людка Ковалева сидела в своей конторке и ругала себя страшными матами. Жутко
чесалась пизда. Чесалась так, что ни о чем другом невозможно было думать.
Самое поганое, что чесать ее через джинсы было бесполезно - только хуже. А
расстегнуть ширинку и всласть почесаться было - никак. Все время кто-нибудь
норовил влезть в инструменталку с какой-нибудь идиотской проблемой. Людка
представила себе, что ее застукают за чесанием пизды на рабочем месте и ей
стало нехорошо. Разнесут ведь по всему заводу и не докажешь потом, что ты
просто чесалась:
Зачем только послушалась Наташку? Ну выпили по чуть-чуть, но не настолько
же, чтобы взять и так изменить свою жизнь: Разболтались как всегда про свое,
про бабское. Наташка одна живет, ей крутиться приходится, конечно. Ну и
слово за слово - как обычно за столом - докатился разговор и до пизды.
Наташка говорит: "Людк, а ты бреешь ее:ну там у себя?" Людка и не поняла
сначала. Потом поняла. "Зачем?" - говорит. Ну Наташка и объяснила, зачем:
Короче, мол, с бритой пиздой Людка сразу станет для своего Витюни новой и
привлекательной. И молодой. И красивой. Сейчас мужики, мол, не хотят уже в
волосне копаться - им подавай выбритое все. Чтоб как у первоклассницы. А
волосы это - антисанитария. Тем более, что небось выпадают да липнут ко
всему там, да и седые уже, наверное: На седину Людка обиделась, после ухода
Наташки долго пристраивалась к зеркалу, рассматривала свою нижнюю шевелюру.
Даже вырвала, поморщась, пару волосков. Посмотрела - вроде не седые. Потом
пошла, посидела за Витиным старым компом - знала, где искать его похождения.
Тетки в интернете действительно были все выбриты до блеска и Людка серьезно
задумалась:
Витек был на сутках, Людка - выходная, никого дома не было и наутро Людка,
купив одноразовые бритвенные станки, вооружилась ножницами и чуть - по
чуть-чуть состригла и сбрила себе всю девичью красоту. Получилось интересно.
Но занимаясь стрижкой и бритьем в ванной, Людка как-то не сообразила, что
волосы эти могут стать последней каплей в чаше терпения сливного сифона
Короче, корыто безнадежно засорилось. Вечером муж придет с суток, пойдет
мыться, там - беда, настроение угроблено, вместо стакана будет три и:считай,
зря брила пизду.
Позвонила сантехнику. Горыныч пришел уже датый, после обеда. Пробил пробку,
засвинячил пол-квартиры, выцыганил сто рублей и рюмку водки. Пришлось
открыть Витину бутылку. Но все же проблему решили. Можно было надеяться на
хороший вечер - засор пробит, пизда побрита, водка - в холодильнике:Вот
примерно так же начиналась Вторая мировая война. Тоже, наверное, кто-то
пизду побрил.
А еще Горыныч, уходя и будучи сильно нетрезвым, напялил не свою кепку.
Витину. А свою оставил. Такую же, но без значка сбоку. Но этого Людка не
заметила.
Витек пришел с суток, пожрал, принял стакан, раскорячил Людку и был
непонятно удивлен бритой пиздой. Особо вопросов не было, но ебля как-то не
задалась. С волосатой было даже веселее.
И вот теперь Витек опять на сутках, Людка сидит на работе, а пизда зудит и
чешется. Где счастье?
3.
Витек Ковалев был мягко говоря не в духе. Уже третий день уговаривал себя,
уговаривал:и все бы складывалось. В картину мира не вписывалась только
кепка. Но этого было достаточно, чтобы картина эта развалилась, как Витин
"Москвич", однажды неудачно наехавший на "лежачего полицейского".
Вообще-то Витек был охранником. Но не простым, а государственным.
Вохровским. Охранял, как он считал, окружающий мир от быдла, которое может
проникнуть в него со стороны завода. Несмотря на то, что сам Витек был самым
обычным состарившимся пэтэушным чмом, считал он себя элитой. Ну, в конце
концов, элитой среди чма:или чмы? Среди быдла, короче. Так вот - "чмо" и
"быдло" и никак иначе он именовал про себя всех проходивших и проезжавших
мимо него. И было это не от классовой чуждости - Витя сам двадцать лет
пропахал в металлическом цехе - и не от ненависти к людям. Все было проще. У
Витька был пистолет. Револьвер то есть. Наган. Витек даже стрелял из него
однажды. И вот когда Витек стоит на страже, он все время думает об этом
самом:револьвере и ни о чем другом. Нет, нет, да и погладит рукояточку -
кругленькую такую, объемную, с приятными такими накладками с насечкой. И
думается Витьку, что вот идет мимо него все это быдло и чмо, а он сейчас как
достанет, да как начнет их по углам раскладывать: Приятно чувствовать себя
самым главным в этом мире. Особенно, если больше никто об этом не знает.
А сегодня у Вити особенный повод гладить рукояточку. Сегодня он заступил на
смену в сильной задумчивости. В очень сильной.
Вообще-то Витя всю жизнь был не ходок. Так - раза три по пьяни сходил
налево. Да и не сходил - если бы ходить пришлось, так не пошел бы. Просто
эти три раза дело само рядом лежало. Да и если честно, то из трех раз два
неудачные были. Один ничем не кончился, а второй залечивать пришлось тайком
от Людки.
То, что все бабы - бляди, Витя знал с детства. Не знал, а уверен был. Но
Людка, с которой прожил уж лет пятнадцать, казалась ему и не бабой вовсе.
Так - станок для ебли. Витю даже устраивало то, что Людка с годами толстела
и дурнела - меньше народу позарится. И так он привык к этой своей
исключительной собственности, что, видно, слишком расслабился.
Как раз в прошлую смену базар вышел про баб. С Игнатьевым - напарником
Витиным. Тот на заводскую библиотекаршу пару недель как залез, ну и давай об
этом Вите рассказывать. Про то, как она очечки снимет, да так встанет,
этак:Игнатьев, мол, ее ебет стояком раком, а она как красная кавалерия
ногами топает и орет громче Буденного. И пизда у нее - как у куклы - вся
выбрита и кремом смазана. Вот так вот. А по заводу ходит недотрогой. И муж у
нее. И двое детей.
Мало того, что от игнатьевских рассказов на Витька вдруг накатило, так еще и
подумалось: "Вот сижу тут сутками, а Людка дома выходная. Я тут слюни пускаю
с этим дураком, а ее может быть дерут сейчас в три уха. А она орет и топает
как африканский слон." А детей у них с Людкой нет, мешать никто не будет -
ебись себе на здоровье. Вот такой вот козел Игнатьев ее и ебет сейчас. И в
тапочках Витиных ссать ходит потом.
Внезапно накатившее желание, неблизкий конец смены, мысли о ебущейся с
кем-то Людке - все это ввергло Витю в жуткую мрачность. Если бы Игнатьев
рассказывал не про библиотекаршу, а про Вальку - намотчицу, например, то
было бы полегче. Библиотекарша была все-таки как бы из другого мира - того,
где, как считал Витя, и не ебутся вовсе. А оказывается - ебутся. И еще как.
Ну а уж если и там такое, то что думать про Людку:
Почему-то особенно Витька возмутила бритая пизда библиотекарши. Игнатьев
пояснил: " Ты, Витя, старый уже, тебе бы только мочалку потрепать. А мы люди
современные - интеллигентный человек вроде меня лохматую бабу ебать не
будет. Бритых хватает. Так что если баба с кем-то ебется кроме своего
карманного мужика, она обязательно пизду бреет. А твоя, небось, не то что не
бреет, - и не моется уже перед этим:Куда ты от нее денешься? Да и толку с
тебя:"
Все это Игнатьев говорил как бы в шутку, но Вите хотелось застрелить его
всерьез. Домой тогда пришел уже на взводе. Людка была ласкова. Супчик,
селедочка, водочка:правда Витьку явно не показалось - бутылка была начата,
но:мало ли - может же и Людка захотеть водки. Тоже ведь человек. Поплыл,
разомлел, от неприятного разговора с Игнатьевым осталось только вспыхнувшее
тогда желание. Взял Людку за жопу, подтолкнул к кровати, наигранно-грубо
стал снимать с нее халат, трусы. Людка привычно поддавалась. Стянул трусы,
задрал ей к потолку полные ляжки, сунул голову туда - вдохнуть бабского
потного мяса, провалиться языком ей во влажную пизду, подцепить спрятанную в
складках кнопку - завести бабу. И вдруг:Бритая пизда.
Выеб жестко, коротко и без особого кайфа. Как будто поссал. Пошел на кухню,
допил водку, покурил. Под алкогольным наркозом плохие мысли не развивались,
но и радости не ощущалось. И только утром, когда собрался за пивом и снял с
вешалки кепку, - прошибло как высоким напряжением. Кепка была чужая.
4.
Семушкин привычным жестом сунул руку в карман куртки. Все рассчитано и
отработано - двадцать лет одно и то же - пропуск в рыло охраннику и обратно
в карман. Как кольт в ковбойском фильме. Только хрен тут тебе кольт - рука
провалилась в пустой карман. "Вот блядь" - подумал Семушкин - "куртень-то
постирать давал соседке, все выложил, а обратно:вот блядь." На вертушке
стоял Витек из Костиного подъезда. Редкое говно. В другой раз Семушкин и
здороваться бы с ним не стал. Но тут такое дело:
-Слышь, Вить, я это:пропуск дома забыл. Пусти, ладно?
- Иди домой за пропуском. Если каждый тут будет:
- Вить, ну мы ж соседи. Мне Макарыч прогул нарисует пока я буду домой
гоняться.
- Нарисует. А мне-то что?
- Вить:- ныл Семушкин.Ему было противно, очень хотелось послать все на хуй и
убить вахтера. Причем, убить уже хотелось больше, чем послать.
"Жаль, что у меня пистолета нет" -подумал Семушкин - "Влупить бы ему сейчас
в лысую башку и конец фильма:"
Семушкин ныл, его обходили недовольные, неопохмелившиеся еще утренние
рабочие, толкали, проходили по ногам. "Блядь, Макарыч - еще то говно -
оставит без копейки сука, только ведь и ждет повода. И все из-за этого
Витька:".
- Слышь, ты пустишь меня или нет?
- Пошел на хуй. Тебе же сказали - иди за пропуском.
- Ну ладно. Сука ты, Витя. Пизда лысая.
Семушкину стало жарко. Он снял с головы кепку, вспомнил, что она чужая и со
злобой запустил ей в Витька:
- На, гнида. Лысину прикрой. Простудишься.
И повторил громко на всю проходную:
- Пизда лысая. И мама твоя - пизда лысая, и баба - пизда лысая:
Семушкин выдохся, перебрав ближайших родственников Витька. И даже
успокоился. Все - можно было идти домой. Завтра с Макарычем уж как-нибудь:
Вот, казалось бы, сколько раз за жизнь Семушкина или того же Витька называли
пиздой. И еще по-разному. И - ничего:Только при этом ни разу не сходились на
одной шахматной клетке все эти обычно бредущие в разных краях мироздания
обстоятельства. Мудило Горыныч, бутылка водки, кепка, Людка со своей бритой
пиздой, Семушкин - склеротик, забывший дома пропуск. Да еще в смену
Витька:Как будто кто-то трясет нас с вами, братцы, как кости в стакане и все
привыкли уже, что все ни хуя, да ни хуя, а потом бац - четыре шестерки и все
говорят: "Ну ни хуя же себе:"
Когда Витька назвали пиздой, он уже поймал кепку. Свою кепку. "Ебаный
сосед:вот же блядь" - пронеслось в пустоте Витиной башки. Почему-то
вспомнилось, как мылся с Семушкиным в цеховом душе, вспомнилось, что у
Семушкина висел большой такой рабочий хуй. А у самого Витька хуй был
маленький когда висел. Такая вот хуета - когда встает,-нормальный, а когда
опадает - маленький. Втягивается. В принципе, это удобно даже - не болтается
там ничего, но не будешь же в бане всем объяснять и стоячий демонстрировать.
Раньше Витек как-то на это внимание не обращал, а теперь в интернете этом
ебаном - везде только про хуй. Как его увеличить. И такие хуи везде на
фотках - Витин даже близко не лежал. Людка над Витьком тоже посмеиваться
стала. "Теперь понятно все. - заводился Витек - Смеемся, а когда муж на
работе, - к соседу бегаем, который с таким хуищем. Даже пизду для него
побрила. А этот говноглот уже в моей кепке ходит:"
Крыша у Витька была и так худая, а после всех этих напряжений съехала
совсем. Глядя на Семушкина остекленевшим взглядом, Витек понтово, как в
американском вестерне, вытащил наган, сделал паузу и на счет "три" лупанул в
Семушкина. Пауза Семушкина и спасла. Выстрели Витек на счет "раз" и носили
бы Костю под музыку.
Слесарь-сборщик Хайдаркулов давно уже потел перед вертушкой - ему надо было
выйти с ночной смены, а перепалка Витька с Семушкиным его задерживала. В
принципе, Хайдаркулов мог и подождать, когда скандал рассосется, но проблема
была в том, что сегодня он выносил с завода не только килограмм тридцать
медной проволоки, которую всю смену аккуратно наматывал на себя, но еще и
рихтовочную плиту немерянного веса. Плиту Хайдаркулов приладил как рюкзак
себе на спину и прикрыл курткой. Плита Хайдаркулову была на хуй не нужна -
он выносил ее на спор. На кону стояло три бутылки водки. Короче - сложная
финансовая комбинация, а тут - "лысая пизда" в проходной.
Под тяжестью всей этой хуйни у тщедушного татарина подгибались ноги и ждать
он не мог. Хайдаркулов резко толкнул Семушкина в грудь и с криком: "Пошел на
хуй, дай пройти" ринулся через вертушку. В это мгновение выстрелил Витек.
Пуля попала Хайдаркулову в спину. При общей внушительной массе татарина
вместе с проволокой и плитой, выстрел в спину из нагана был ему хоть бы хуй.
Плиту не то, что наганом - пушкой не прощибешь. Но от грохота выстрела и
легкого толчка татарин упал, сбив на скользком кафеле и Семушкина. Сверху
обоих придавило плитой.
Витек, видя такое дело - что он завалил сдуру сразу двоих, подумал: "На хуй
такая жизнь - дадут лет двадцать и в жопу ебать будут. На хуй:" и выстрелил
себе в башку. Поскольку целиться себе же в голову Витьку было неудобно, то
он промазал, но оглушенный, тоже свалился на пол. Наганная пуля, не попавшая
в Витькину башку, прошила гнилые переборки заводоуправления и разнесла
вдребезги графин с водой у начальника отдела кадров. Пугливый кадровик
бросился к начальнику отдела режима - жаловаться на нарушение, но дверь у
того была заперта. Зная, что режимщик на месте, кадровик забарабанил в
дверь:
А начальнику отдела режима было хуже всех. Он как бармен в мексикансом
боевике убеждал себя всегда, что "бармена не убивают", но сам после 91-го
года уже слабо верил в это. Старый чекист уже слышал выстрелы и видел по
монитору, что проходная завалена трупами. Первое, что он сделал - бросился к
двери и повернул ручку замка. Почти в тот же момент в дверь дико
забарабанили. "Пиздец"- булькнуло в чекистском мозжечке. Режимщик открыл
сейф, вытащил оттуда дежурный и всегда готовый к бою стакан коньяка,
перекрестился на портрет президента и опрокинул тару в организм. Потом
достал из-за папок пыльный Макаров, передернул затвор и открыл огонь по
двери.
На заводе стали на двери не жалели. Но и патронов у деда было три обоймы.
Потом когда дверь вскрыли автогеном, там обнаружился трижды легко раненый и
здорово контуженный режимщик посреди полностью разнесенного кабинета. Но это
потом:
А пока начальник караула вызвал тревожную группу, запер дверь и лег на пол.
Первые ласточки приехали быстро. Беспрепятственно пройдя вертушку,
заваленную убитыми, спецназовцы углубились в лабиринт коридоров
заводоуправления.
Людке бабы крикнули в окошко инструменталки: "Витьку твоего в проходной
убили:!" и она, недовыдав слесарный молоток юному пролетарию, как была - с
молотком ринулась к заднему входу корпуса заводоуправления. В коридоре она
сразу обнаружила троих омоновцев, ощетинившихся автоматами. Омоновцы были
очень заняты показыванием друг другу разных сигналов на пальцах и заметили
Людку слишком поздно.
Одному эта их пантомима стоила сломанной руки, второму - сотрясения мозга, а
третий умудрился навалиться на Людку и нейтрализовать ее, как ему
показалось. Однако, Людка только притворилась мертвой и вставая с
распростертой на полу бабы, жирный омоновец получил такой удар ногой по
яйцам, что рухнул в общую кучу, придавив снова и Людку.
Об исчезновении группы захвата сообщили куда надо и оставшиеся спецназовцы
до подхода подкрепления заняли оборону в проходной.
Тем временем, весть о том, что в заводоуправлении идет бой, дошла до масс. В
металлическом цехе работяги заперли все двери и ворота, низложили начальника
цеха, а мастера Макарыча приговорили к смертной казни. До исполнения заперли
в складе готовой продукции.
Не желая больше дырявить себе башку, менты доложили в Москву. Директора
завода сняли с сочинского пляжа и прямо в трусах и в полотенце отвезли в
Адлер, откуда на спецсамолете потаранили усмирять восстание. В самолете с
ним случился тяжелый инфаркт и везти его пришлось прямо в клинику. А
директор завода был, хоть и большой ворюга, но представлял собой самое
страшное препятствие на пути приватизации завода московской
финансово-промышленной группой. И сделать с ним ничего не могли потому что
он был одноклассником вице-премьера, которому, правда, уже жутко надоел. Так
что после того как пальба на заводе утихла и покойники ожили, завод тихонько
без старого директора продали, а работяг разогнали. Теперь там публичный дом
с кегельбаном.
Вот такие вот штуки бывают иногда от праздных пустых размышлений и от
неумеренного серфинга в интернете в поисках порносайтов с длинными хуями и
лысой пиздой.
5.
Наверняка, Читатель, когда ты будешь писать сочинение по этой книжке в своей
вечерней школе, тебе надо будет знать, какая тут главная мысль у автора.
Чтобы ты, дружок, не перегрелся от этого, я тебе ее просто нарисую. Главная
мысль - во всем опасайся лысой пизды. Я когда Горбачева первый раз увидел,
сразу вспомнил слова, которым меня накануне девочки в детском саду учили.
"Вот - думаю - лысая пизда. Как бы с ним чего не вышло". И как в воду
глядел.
- Креозот Арчибасов
