Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

Павел Флоренский возвысил, а Владислав Луговенко заземлил

Когда я в 1958 году был студентом физического факультета МГУ, то осенью, постигая
Правую Веру, взял в абонементе университетской Научной библиотеки на Моховой
журнал «Богословский вестник» за 1909 год и прочитал там шедевр Павла Александровича
Флоренского «Общечеловеческие корни идеализма» (http://humanities.edu.ru/db/msg/5977).
Это – пробная лекция /pro venia legendi – «для пробного чтения»/, читанная Павлом
Александровичем 17 сентября 1908 года в ставшей мне впоследствии родной (благодаря
отцу Иннокентию – Анатолию Ивановичу Просвирнину) Московской Духовной Академии.
Двадцатишестилетний  соискатель должности доцента предварил издание лекции -
«Посвящается дорогой матери и памяти любимого отца». Я даже учил это вдохновенное
творение наизусть. Признаюсь, оно произвело на меня столь сильное впечатление,
что я до сих пор укоренен в нем. И моё изобретение – квантовая система мгновенной
связи  Панком (оно уже прошло эспертизу по существу, вот-вот должен получить
патент) – просто конкретизирует основную мысль великого русского мудреца. 

То, что ныне пытается сказать Жак Деррида в своём учении о Archi-ecriture (Пра-Писание)
и  differance (различание) (http://panlog.com:8881/cgi-bin/dd-view.cgi?date=2003-08-31)
и что выражает вслед за Эдмондом Жабэ словами «ты есть тот, кто пишет, и тот,
кто является написанным», - сто лет назад чётко постиг Павел Флоренский. Не буду
его пересказывать, ибо я есть тот, кто высказан им:

«Вся природа одушевлена, вся жива, в целом и в частях, - говорит он. - Все связано
тайными узами между собою, все дышит вместе друг с другом. Враждебные и благотворные
воздействия идут со всех сторон. Ничто не бездейственно, но, однако, все действия
и взаимодействия вещей, существ, душ имеют в основе род телепатии, внутридействующее
симпатическое сродство. Энергии вещей втекают в другие вещи, и каждая живет во
всех, и все в каждой. 

Послушайте, как крестьянин разговаривает со скотиною, с деревом, с вещью, со
всею природою: он ласкает, просит, умоляет, ругает, проклинает, беседует с нею,
возмущается ею и порой ненавидит. Он живет с природою в тесном союзе, борется
с нею и смиряется пред нею. 

Какая-нибудь былинка не просто былинка, но что-то безмерно более значительное
особый мир. И мир этот глядит на другие миры глубокими, завораживающими очами.
Все вещи взирают друг на друга, тысячекратно отражают друг друга. 

Все вещи - центры исходящих тайных сил. Пересекаясь, сплетаясь, запутываясь,
эти черные лучи, эти нити судеб вяжут узлы, новые центры; как бы новые многоразличные
манифестации природы, то являющиеся, то исчезающие, то попадающие в поле зрения
повседневного, то заволакивающиеся от солнечного света туманною дымкою или исчезающие
в густой, как смола, тьме ночи. 

Это бесчисленные существа лесовые, полевые, домовые, подовинники, сарайники,
русалки, шишиги или кикиморы и т. д. и т. д. - двойники вещей, мест и стихий,
воплощенные и бесплотные, добрые и злые numina <Духи> их. Это предвосхищает 
дальнейшее ипостасные имена вещей, nomina их. Это знамения судеб их, omina их.
Это Numina Nomina Omina rerum. <Духи Имена Знаки вещей>. 

Но прежде всего это живые существа. Они покровительствуют человеку и враждуют
с ним. Они то возвращаются в порождающие их стихии, растворяясь в них, и обезличиваются
до простых поэтических олицетворений этой стихии, то снова выступают из них,
снова надевают личину самостоятельности, говорят какими-то особыми, но порою
человеку понятными голосами - быть может, беззвучными телепатическими внушениями,
прямо в душу, требуют себе пищи, вершат житейские дела, женятся и посягают, едят,
пьют, ссорятся, дерутся, хохочут и плачут, радуются и печалятся, болеют и умирают.


Как по стенам неверные тени угасающей лучины, мелькают эти души и двойники вещей,
меняются видом, выступают из мрака и снова уходят, вырастают и уменьшаются, делаются
отчетливыми и расплываются. Кажется, вот-вот сможешь запечатлеть их взглядом!
Но нет! Они растаяли, и осталось обычное, обиходное, дневное. Отвернулся и снова
они тут, прихотливые трелюдники, чудные проказники. Никто не может точно описать
их, никто отчетливо не знает, какие у них лица, а иногда они кажутся и вовсе
безликими: у них вместо лиц зияющая бездонность Ночи. 

Вся действительность переливается странными, фосфоресцирующими светами,  углубляется
новою, интеллигенту неведомою светотенью. Каждая вещь порою делается более, нежели
она есть грубо-эмпирически. Ото всего ждешь диковин. И ничего нельзя закрепить,
утвердить окончательно. Мир этот есть всегда текущее, всегда бывающее, всегда
дрожащее полубытие, и за ним, за его как воздух над землею в жаркий полдень дрожащими
и колеблющимися и размытыми очертаниями - чуткое око прозревает иную действительность…


Вещее заклятие - это судьба мира, рок мира. Да и что такое рок, как не приговор,
как не изречение, как не заклятие? Вспомним, что наше "рок" происходит от "ракати",
т. е. шуметь, рокотать, "рещи", т. е. изречь, совершенно так же как латинское
fatum от fari, т. е. говорить, сказать. Слово кудесника - это рок вещей, их fatum,
и все, на что направлено ладное и складное заклятие, ритмическая incantacio carmen,
столь же мало убежит от него, как дрожащая серна от настигающей ее певучей стрелы.
Недаром древние эллины называли слово "крылатым": бросишь крылатое слово - оно
и летит, само настигая жертву. Но кончено волхвование, и слово умерло. Сказуемое
"Да будет!" снова ушло в безвидное сплетение стихий, в чистую субъективность;
подлежащее снова стало чистым объектом, т. е. идеальным, мертвым, пустым, непроницаемым.
Слово - это уж не есть творческое суждение, а есть только звук пустой, скорлупа,
шелуха мысли, интеллигентское слово.

Слово кудесника вещно. Оно сама вещь. Оно поэтому всегда есть имя. Магия действия
есть магия слов; магия слов - магия имен. Имя вещи и есть субстанция вещи. В
вещи живет имя, вещь творится именем. Вещь вступает во взаимодействие с именем,
вещь подражает имени. У вещи много разных имен, но различна их мощь, различна
их глубина. Есть имена более и менее периферические, и, сообразно с тем зная,
мы знаем более и менее вещь и могучи более и менее в отношении к ней. Непроницаемость
вещи происходит от неумения заглянуть вовнутрь ее, в ее сокровенное ядро. Чем
глубже мы постигаем вещь, тем больше мы можем. 

Кому известны сокровенные имена вещей, нет для того ничего не преступаемого.
Ничто не устоит пред ведающим имена, и чем важнее, чем сильнее, чем многозначительнее
носитель имени, тем мощнее, тем глубже, тем значительнее его имя. И тем более
оно затаено. Личное имя человека - это почти необходимое средство ведения его
и волхвования над ним. Достаточно сказать имя, и воление направлено в круговорот
мира. Иной раз это имя-сущность описывается через перечисление признаков, равно
как расчленяется и творческое "Да будет!". Получается тогда заговор, но первичная
форма его - просто имя.

 Теургия и магия столь же стары, как и человечество. Вера в силу заклятия и переживание
своего мирообразующего творчества простирается так же далеко, как и человек.
Но так как имя является узлом всех магико-теургических заклятий и сил, то понятно
отсюда, что философия имени есть наираспространеннейшая философия, отвечающая
глубочайшим стремлениями человека. Тонкое и в подробностях разработанное миросозерцание
полагает основным понятием своим имя как метафизический принцип бытия и познания…


Между носителем имени и самим именем признается сходство, и это сходство иногда
мыслится как подражание именуемого своему имени. В этом смысле, например, дается
ребенку имя с каким-либо особым значением, чтобы он подражал имени, чтобы "по
имени было и житие". Но и помимо этого рационального значения имени, оно имеет
особое мистическое содержание, и этому-то содержанию подражает несознательно
именуемый. 

Однако именуемый не только подражает имени, но и участвует в нем. Так, все члены
рода соучаствуют в фамильном имени. 

Но можно сказать и наоборот: имя присутствует в именуемом, входит в него и в
этом смысле является как бы внутреннею формою именуемого. Если ранее мыслилось,
что человек самостоятелен и подражает имени от себя, то теперь оказывается, что
он обладает мистической сущностью имени потому, что само имя оформливает его,
присутствует в нем. Так, теофорные имена дают божеские свойства их носителям.

Имя представляется то как начало идеальное, то как начало реальное; то оно трансцендентно,
то имманентно носителю своему; то оно стоит рядом с именуемым, будучи сходно
с ним, причем сходство это есть нечто просто данное; то имя находится с носителем
своим в реальном взаимодействии, являясь причиною мистического его бытия, или
потому, что носитель участвует в имени, или потому, что имя присутствует в носителе»
(Флоренский П.А. Общечеловеческие корни идеализма /Философия народов/ // Флоренский
П.А. Сочинения в 4-х томах. Том 3/2/. Москва: Мысль, 2000, стр. 145-168).

А теперь сравним с несколько более сумбурным текстом Жака Деррида, но передающим
ту же магию имени (я процитирую работу Жака Деррида «Оставь это имя» /Sauf le
nom, 1993/ в переводе Елены Гурко): 

«- Дать имя – значит ли это дать нечто? Некую вещь? Нечто, отличающееся от фамилии,
как, к примеру, Бог или Хора?

- Можно усомниться относительно этого, по крайней мере, в тот момент, когда имя
еще не только не представляет собой нечто, не является той «вещью», которую оно
именует, еще не есть «именование» или нечто известное, но и несет с собой риск
связывания, порабощения или подчинения другому, соединения с называемым, призыва
его к ответу, даже прежде рассуждения или принятия какого-либо решения, прежде
свободы.

Как навязанное стремление, предписанный альянс, а также обещание.

И все же, если имя никогда не принадлежит до конца тому, кого оно называет, оно
не принадлежит ему с самого начала. Согласно формуле, которая преследует нашу
традицию от Плотина до Хайдеггера (хотя он и не ссылается на Плотина) и Лакана
(который не цитирует их обоих), дар имени дает то, чем он не располагает, то,
в чем может состоять, существуя до чего бы то ни было иного, сущность дара или,
если пытаться ухватить ее за пределами бытийственности, не-сущность дара» (Деррида
Ж. Оставь это имя /Постскриптум/ // Гурко Е. Деконструкция: тексты и интерпретация.
Деррида Ж. Оставь это имя /Постскриптум/; Как избежать разговора: денегации.
– Минск: Экономпресс, 2001, стр. 250). 

И вот в «Независимой газете» читаю беседу Натальи Лесковой с профессором, доктором
физико-математических наук, ведущим научным сотрудником Института земного магнетизма,
ионосферы и распространения радиоволн Российской Академии Наук (ИЗМИ РАН) Владиславом
Луговенко. Беседа названа интригующе - «Диагноз голубой планеты: хроническая
астма. Звук человеческой речи, воздействуя на материю, может возродить или разрушить
её» (http://www.ng.ru/science/2004-01-28/13_lugovenko.html):  

– Владислав Николаевич, в недавно выпущенной вами книге для старшеклассников
первая глава называется странно для ученого – «И слово было Бог». Что это значит?

 
– В 1949 году три ученых – Ферми, Паста и Улам – исследовали так называемые нелинейные
системы, которые при определенных обстоятельствах вели себя странно: они как
будто запоминали условия своего возбуждения, а потом хранили эту информацию сколь
угодно долго. Классический пример – молекула ДНК, которая хранит генетическую
информацию животных и растительных клеток. Именно тогда впервые встал вопрос:
как неразумная молекула, не имеющая ни мозга, ни нервной системы, может обладать
свойством памяти, более точной, чем у самого совершенного компьютера? 

Позже хранители информации оказались загадочными волнами, получившими название
солитонов. Ученые констатировали, что они ведут себя подобно разумным существам,
но объяснить этот феномен не смогли. Только через сорок лет российские ученые
под руководством профессора физики Петра Горяева с помощью приборных измерений
смогли проследить путь следования солитонов по цепочке ДНК. (Этим исследованиям
посвящена монография П.Горяева – «Волновой геном». – Ред.). Волна проходила по
цепочкам, как по строчкам машинописного текста, и как бы считывала с них всю
наследственную информацию. Характеристики солитонов при этом постоянно менялись,
и к концу сеанса «чтения» они впитывали в себя программы синтеза белков и построения
живого организма в пространстве и времени. 

Но тут возникли новые вопросы: кто дает солитонам такую команду? Кто устроил
жизнь на Голубой планете по столь сложному и будто продуманному сценарию? Вместе
с сотрудниками Математического института РАН Петр Горяев в начале 1990-х годов
продолжил свои исследования, воздействуя на солитоны записанной на магнитофон
человеческой речью. Результат оказался шоковым: солитоны резко активизировались,
словно ожили. 

Затем исследователи взяли зерна пшеницы, получившие огромную дозу радиоактивного
облучения, под воздействием которого у семян в обычных условиях рвутся цепочки
ДНК и они становятся нежизнеспособными. Но когда их обработали солитонами, несущими
информацию человеческой речи, половина семян проросла. В микроскоп было видно,
что в них восстановились хромосомы, разрушенные радиацией. 
 
– Неужели обычные слова могут оживить мертвую клетку? 
 
– Это были не совсем обычные слова, а определенным ритмическим образом построенные
фразы, мелодикой напоминающие молитву или белый стих. Единичные слова таких результатов
не давали. Удивительно, но факт: под воздействием человеческой речи солитоны
приобрели животворную силу. 

Потом результаты этих опытов были многократно подтверждены учеными из Великобритании,
Франции, Америки. Была разработана программа трансформации человеческой речи
в электромагнитные колебания, которые накладываются на искусственные солитоны,
а затем подвергаются взаимодействию с генетическим аппаратом растений. После
этого значительно улучшается их качество и убыстряется рост. Положительное влияние
слова отмечено и в опытах на животных – мышах, крысах и приматах: под воздействием
«заряженных» солитонов у них выравнивается внутричерепное и артериальное давление,
выравнивается пульс, улучшаются соматические показатели. 
 
– Как говорится, доброе слово и кошке приятно? 
 
– И не только кошке. Слово воздействует на материю, может возродить или разрушить
ее. Очень близкие по смыслу вещи можно прочесть в Священном Писании и жизнеописаниях
святых, где говорится о чудесных исцелениях с помощью молитв. Мало того: непроизнесенное
слово – мысль – тоже имеет немалую силу. Завидуя и негодуя, желая кому-то зла
и мысленно мстя, мы сами порой не подозреваем о разрушительных последствиях этого
процесса. Стихийные бедствия, катаклизмы, войны, катастрофы – все это результат
наших разрушительных усилий. Недаром в древнем Китае император снимал (или даже
казнил!) наместника той или иной провинции, если на вверенной ему территории
происходило слишком много разрушительных стихийных бедствий – землетрясений,
эпидемий, ураганов... 
 
– Какая же тут связь? По-вашему выходит, если я пожелаю соседу по лестничной
площадке сломать шею, то назавтра случится землетрясение? 
 
– Около 13 лет назад я с коллегами из ИЗМИ РАН начал изучать биоэнергетическое
взаимодействие между человеком и окружающим миром. Это была официальная академическая
программа, в рамках которой был проведен ряд интереснейших экспериментов. В частности,
выяснилось, что на нашей планете имеются различные энергетические сетки. Первыми
их наличие открыли английские ученые Хартман и Карри, их именем они и названы.
Замеряя электромагнитные показатели в этих зонах в течение суток, выяснилось,
что они как бы «закрываются» и «открываются» в зависимости от расположения Луны
и планет, иных космоземных факторов. Образно этот процесс был назван «дыханием
Земли». 

Так вот, в больших городах, вблизи загазованных автотрасс это «дыхание» можно
сравнить с одышкой, свойственной больному астмой человеку. А в лесу, в горах,
вблизи водоемов «дыхание» выравнивается, становится будто бы глубже и ритмичнее.
Жизненный ритм людей зависит от природного, планетарного ритма. Оказалось, родная
планета дышит почти в буквальном смысле слова. 
 
– Если принимать на веру ваши рассуждения, то Москва и другие мегаполисы – гиблые
для «здоровья планеты» города. А есть ли хорошие места? 
 
– Три года назад мы ввели понятия локального и глобального дыхания Земли. Если
говорить о последнем, то здесь исследования только начинаются. Во время некоторых
солнечных затмений мы измеряем активность так называемых биоэнергетических вихрей
(«чакр» Земли), диаметр которых – до четырех тысяч километров. Выяснилось, что
они бывают двух видов – отрицательные и положительные. Так вот, отрицательные
вихревые потоки сосредоточены, например, в районе долины Гиза в Египте, Бермудского
треугольника и других «аномальных» мест. А светлые находятся, например, в центральной
части Тибета, на границе между США и Канадой в Северной Америке, в Западной Сибири.
Над Москвой существует отрицательный, относительно локальный вихрь. 
 
– Можно ли, согласно вашей теории, как-то изменить ситуацию к лучшему? 
 
– У человечества уже нет выбора. Если не пытаться изменить ситуацию к лучшему,
то, боюсь, скоро будет поздно. Хотя прогнозы о конце света еще ни разу не сбылись,
на самом деле каждый из них имеет под собой какие-то основания. 

В течение последних двух лет совместно с коллегами из научно-исследовательских
центров США и Индии мы провели интересные эксперименты по воздействию наших мыслей
на «состояние» планеты. В одном из недавних экспериментов участвовало около 60
тысяч человек, а в другом – 100 тысяч. Обязательным условием эксперимента, в
ходе которого проводился ряд приборных измерений, была созидательность, позитивность
этих мыслей. 
 
– Трудно во все это поверить… 
 
– Понимаю. Однако мы ничего не теряем, если попробуем. А вот отказавшись от этой
попытки, рискуем потерять все.

В связи с солитонами и другими подобными явлениями сразу вспоминаются размышления
Льва Николаевича Гумилева о «пассионарных толчках», зонах «пассионарного облучения»
на земной поверхности. Поскольку я физик по образованию, он меня много расспрашивал
о возможных космических или геофизических механизмах воздействия на метаболизм
человека, приводящего к взрыву энергетики, к саможертвенности. 

Не думаю, что подобные статистически-распределенные воздействия, которые иногда
концентрируются до некоего «критического порога» и могут сказаться на поведении
отдельных особей и всей популяции, передаются электромагнитным полем. Вероятнее
квантово-механические эффекты, которые я и несколько групп исследователей «квантовой
телепортации» (явления entanglement и им подобных,  ситуации типа «Боб» и «Алиса»
и так далее - http://virtualhole.narod.ru/t2.html) пытаюсь технически оседлать
в Панкоме, предвестнике ключевого орудия «прикладной эсхатологии