Художественное, понятийное и бытийное постижение Истории
Ночью более трех часов смотрел видеокассету Никиты Михалкова о Белом движении,
о нашей Революции, о Крымской трагедии 1920 года, о Колчаке, Деникине и Врангеле
– «Русский выбор: Пролог. Колчак. Деникин. Врангель».
Существует принципиальная разница между художественным, понятийным и бытийным
постижением Истории. Мне довелось быть научным консультантом нескольких исторических
кинолент: из художественных – «Емельян Пугачев» Алексея Салтыкова, из документальных
– «На Поле Куликовом» и «Торжество Православия» Бориса Карпова. С близкого расстояния
наблюдал творческий процесс выдающихся киномастеров, ибо как Алексей Александрович
Салтыков (1934-1993), так и основоположник «православного кино» Борис Леонидович
Карпов (1936-1997) являлись ярко художественными натурами. Никита Михалков, будучи
тоже человеком весьма художественно одаренным, настойчиво пытается постичь нашу
историю в своих известных кинофильмах «Урга», «Сибирский цирюльник», «Утомленные
солнцем» и других. И в художественных своих полотнах, и в художественно-публицистических
видеоповествованиях Никита Сергеевич всегда убедителен, но не всегда бытийно
прав.
Разница трех типов постижения Истории – онтологична. Божественная Святая Троица
проецируется в человеческие сферы чувства, разума и воли, и спектр людей дифференцируется
по соответствующим варнам-кастам вайсья, кшатриев и браминов. Высшее постижение
– браминское, бытийное. Ниже – понятийное и художественное. В реальной жизни
смешаны все три типа постижения, однако художник-вайсья склонен к художественному,
ученый-кшатрий – к понятийному, а политик-брамин – к бытийному постижению.
В последнее время стали модными художественно-публицистические трактовки бытийных
событий Истории, особенно Русской Революции и её предистории. Вспоминаю небесталанные
сериалы Эдварда Радзинского и Леонида Парфенова. Что касается передачи «Подробности»,
концепцию которой Николай Сванидзе, согласно оценке Хорошевского суда, украл
у Сергея Доренко, то она тоже пытается удовлетворить интерес телезрителей к воистину
драматическим и трагическим страницам отечественной истории и прежде всего к
историческим личностям. Видеосюжеты Никиты Михалкова, опирающиеся во многом
на малоизвестные архивные материалы и окрашенные художественно-акцентированными
деталями, тоже нацелены на удовлетворение этого интереса и тоже понятийно исходят
не из «красного», а из «белого» восприятия нашей Революции.
Вот это меня и смущает. Явная односторонность настораживает. Да, есть «белая»
правда, но есть и «красная». Целостное постижение – только бытийное. А Революция
сама по себе – бытийна. Она – не столько от человека, сколько от Бога. Её, словно
ужасную грозу (по латыни – «террор»), можно сравнивать как с очистительной благодатью,
так и с грозной карой. В ней божеское и сатанинское испытывают души людей. С
одной стороны, во главе революционных матросов «в белом венчике из роз впереди
идет Христос», но те же блоковские «двенадцать» революционеров не колеблясь бесовски
пускают в расход виновных и невиновных, и благими намерениями мостится дорога
в ад. В Революции на первом плане, как мудро говорит в видеосюжете об адмирале
Александре Васильевиче Колчаке его внук Александр Ростиславович Колчак, - «не
чеховщина, а достоевщина».
Для Никиты Михалкова, как для Владимира Солоухина или Виктора Астафьева и ряда
других /но отнюдь не всех/ выдающихся русских художников, - Русская Революция
кажется адом, трагедией, «восьмидесятилетним ужасом». Александр Ростиславович
Колчак робко возражает, что все революции похожи на стихийное бедствие, и недаром
китайцы не желают никому «жить в эпоху перемен». Однако Никита Сергеевич гневно
возражает – «ни одна революция, в отличие от нашей, не отторгала в такой степени
основы бытия народа». Под этими «основами бытия» понимаются, видимо, «православие,
самодержавие и народность». В то же время режиссер-комментатор Никита Михалков
затем приводит «кредо» Александра Васильевича Колчака – «Война /в том числе и
гражданская/ выше справедливости, её пути неисповедимы, её оправдывает только
победа, и горе побежденным».
Естественно, мастерство Никиты Михалкова возбуждает эмоцию в нужную автору политическую
сторону. Признаюсь, на меня произвел сильное впечатление сюжет о подлом убийстве
тысяч белых офицеров в Крыму, в том числе единственного сына прославленного писателя
Ивана Шмелева – Ильи. Виновники Крымской трагедии тоже названы и показаны – Землячка
(«Демон») и Бела Кун. Что касается Михаила Фрунзе и Алексея Брусилова, то Никита
Михалков, проявляя некоторую объективность, оговаривает их довольно достойное
поведение в этом черном деле. Да и другие сюжеты – художественно пронзительные,
впечатляющие.
Очень интересен рассказ об Антоне Ивановиче Деникине. Для меня как историка
многие факты были просто в новинку – отношения с Временным правительством, взаимоотношения
в парижской эмиграции с Сергеем Эфроном, а также с супругами Скоблин и Плевицкая
(тоже агенты НКВД). Вообще сюжет о Деникине достоин отдельного разговора – настолько
он насыщенный.
Барон Пётр Николаевич Врангель всегда вызывал у меня особую симпатию. Увы, видеорассказ
о нем показался мне слабее остальных в данной кассете. Нового узнал я мало. Никита
Михалков, как и другие «белые» и «пробелые» художники и историки, мало внимания
уделяет базисным вопросам и предпочитает надстройку, а ведь Врангель вел очень
умную и перспективную экономическую политику в Крыму, есть чему поучиться и сегодня.
Особенно внимательно отнесся я к сюжету о Колчаке, учитывая свежие впечатления
о вчерашнем прекрасном вечере его памяти в Библиотеке русского зарубежья. Совершенно
справедливо подчеркивает Никита Сергеевич Михалков рыцарственность, бескорыстность
и самоотверженность этого, говоря словами автора, «великого патриота России».
Кроме того, неплохо охарактеризована политическая позиция Колчака, его разногласия
с эсерами и его нацеленность на «срединный» демократический путь России. Свою
власть он рассматривал как средство спасения и возрождения «единой и неделимой»
России и готов был передать её законно избранному Учредительному Собранию. Ничего
не скажешь – светлым человеком был Александр Васильевич Колчак, настоящим праведником.
И все же ловил себя на том, что дух цехового корпоративизма довлел надо мной
при оценке комментариев Никиты Михалкова. Более бесстрастно-академическое понятийное
постижение профессиональных историков мне ближе, чем более пристрастно-публицистическое
постижение художника. Как раз у меня перед глазами строки коллег по цеху К. Громова
и С. Боголепова, издавших воспоминания Анны Васильевны Сафоновой-Тимиревой-Книппер,
последней любви Колчака, которая «самоарестовалась» с ним в Иркутске в роковые
дни января 1920 года и в глазок камеры видела, как «люди в черном» уводили её
возлюбленного Александра Васильевича на расстрел. Готовя к печати фрагменты её
воспоминаний (Анна Васильевна скончалась 31 января 1975 года в Москве), пишут
оба историка, «мы сами открыли для себя этого человека, с его развитым чувством
чести и любви к родине, далекого от шкурничества и корысти».
И далее – «Тут важна каждая деталь, размывающая или разламывающая стандартный
образ. Но история любви адмирала, может быть, сильнее всего превращает плакатную
фигуру в живого человека.
В написанных фрагментах ничего не сказано об омском периоде деятельности Колчака,
когда он взялся за не подходившую ему роль (Трафальгар бы ему, а не Омск; «Трагедия
адмирала Колчака» назвал свою книгу С.П. Мельгунов). Естественно, что и комментарии,
коснувшись этой сложной темы, не могли иметь целью ее широкий охват и раскрытие.
С другой стороны, грешно было бы не воспользоваться возможностью и не напомнить
о несправедливо замалчиваемой военной и научной деятельности Колчака, в частности
- о его арктических исследованиях.
Приходится ждать упреков в пристрастности комментариев. Могут сказать: нельзя
снимать ответственности с Колчака за то-то и то-то, нельзя идеализировать его
отбором фактов. Но задача здесь была особая - дорисовать тот образ адмирала,
который близок автору-героине воспоминаний. Психологические аспекты в таком случае
оказываются подчас важнее, чем политические.
Кроме того, совсем не бесплодно для историка сосредоточиться на исследовании
и обрисовке тех личных качеств и разнообразных заслуг Колчака, которые выдвинули
его и сделали в глазах определенного круга людей надеждой нации, благородным
знаменем белой идеи. Авторы комментариев готовы упрекнуть себя скорее в том,
что не продвинулись далеко по этому пути, чем в обратном» (Книппер А.В. Фрагменты
воспоминаний. Публикация К. Громова и С. Боголепова // Минувшее: Исторический
альманах. Выпуск 1. Москва: Прогресс; Феникс, 1990, стр. 100).
Мне кажется, с учетом некоторой «белой» и соответственно «антикрасной» предвзятости
Никиты Сергеевича Михалкова, - его художественно убедительные и исторически поучительные
пространные видеоповествования о выдающихся вождях Белого движения помогут нашим
согражданам лучше постичь то, что с нами случилось в прошлом веке, и не наступить
на те же грабли в веке нынешнем.