Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

Одинокий всадник на фоне сумрачных снегов: вечер памяти адмирала Колчака

Мне много рассказывал в Хабаровске об Александре Васильевиче Колчаке (4 ноября
1874 – 7 февраля 1920) один из его соратников – вернувшийся из эмиграции в Китае
писатель Всеволод Никанорович Иванов (7 ноября 1888 – 7 декабря 1971  http://www.vld.ru/ppx/Krivsh/Kn_o_p/Pisateli.html#ИВАНОВ%20Всеволод),
 который с июня 1919 работал в Омске в ставке «Верховного правителя России» в
должности директора Русского бюро печати, чуть ли не министром пропаганды. Тот
образ Колчака, который сложился у меня из рассказов Иванова сорок лет назад,
утвердился во мне вчера вечером на памятном вечере в основанной Александром Солженицыным
Библиотеке русского зарубежья рядом с метро Таганская (кольцо). 

Когда я вошел в уютную читальню на втором этаже, то в глаза сразу бросилась большая
картина Веры Владимировой – конный Колчак в центре снежного круга, окаймленный
вооруженными людьми на фоне сумрачного сибирского пейзажа. 

Вечер проводился в связи с 83-летием гибели славного адмирала, расстрелянного
 большевиками в Иркутске на берегу реки Ушаковки.

Весьма удачно вел вечер молодой и энергичный известный архивист и знаток истории
белого движения Андрей Сергеевич Кручинин. Он кратко рассказал о жизненном пути
Колчака и о его значении в истории России.

Александр Колчак родился в селе Александровское Петербургского уезда в семье
 штабс-капитана морской артиллерии, в дальнейшем генерал-майора В.И. Колчака.
Родители отца вышли из Бугского казачьего войска и, по одной из семейных легенд,
были предками мусульманского серба Колчак-паши, перешедшего на русскую службу.
Отец Колчака был офицером морской артиллерии, братья отца также служили во флоте.
Мать, дворянка Херсонской губернии, происходила из семьи донских казаков. 

Идя по стопам отца, Александр в 1886 году поступил в Морской кадетский корпус
и в период учебы имел большой авторитет среди товарищей. "Ни один офицер-воспитатель,
ни один преподаватель, - вспоминал один из кадетов, - не внушал нам такого чувства
превосходства, как гардемарин Колчак". По окончании корпуса Александр Колчак
отказался от предложенного ему первого места среди выпускников, так как считал
более достойным другого, и был выпущен из корпуса вторым.

В 1895 - 1896 гг. молодой офицер участвовал в морской экспедиции на Дальний Восток,
плавал в Тихом океане, в 1900 произведён в лейтенанты, приобщился к океанографическим
и гидрологическим исследованиям, результаты которых опубликовал по возвращении
в Кронштадт. В Петербурге он изъявлял желание поступить к адмиралу С.Макарову
на ледокол "Ермак", а когда это не удалось, добился включения его в состав русской
полярной экспедиции Э.Толля. 

В период участия в экспедиции (1900-1903) Александр Васильевич проводил гидрологические
и другие исследования, результаты которых публиковал в "Известиях" Академии наук.
Мужественно проявил он себя в сложнейших условиях ледяных переходов. В 1903 году
он 42 дня пробирался на спасательной шлюпке через прибрежные арктические льды
в поисках пропавшей санной экспедиции Толля, привез назад документы и геологические
коллекции вместе с вестью о его гибели. 

За участие в полярных исследованиях Колчак был удостоен ордена святого Владимира
4-й степени. В 1906 избран действительным членом Русского  Географического общества,
которое наградило его большой золотой медалью (до него ее получили лишь Н.Норденшельд
и Ф.Нансен). И поныне островок в архипелаге Литке и мыс на острове Беннета носят
имя Софьи - невесты Александра Васильевича, впоследствии его жены. Его именем
назван остров Карского моря.

С началом русско-японской войны Колчак добился, чтобы Академия наук отпустила
его на тихоокеанскую эскадру. По прибытии в Порт-Артур лейтенант Колчак был назначен
вахтенным начальником на крейсер "Аскольд", в апреле 1904 г. он перевелся на
минный заградитель "Амур", затем командовал эсминцем "Сердитый". Совершил ряд
боевых рейдов, организовывал постановку минных заграждений, за уничтожение японского
крейсера "Такасого", подорвавшегося на минной банке, был награжден орденом святой
Анны 4-й степени. В ноябре из-за мучившего его суставного ревматизма Александр
Васильевич перевелся на берег, командовал под Порт-Артуром артиллерийской батареей.
В последние дни обороны Порт-Артура получил легкое ранение. 20 декабря он записал
в своем дневнике: "Вечером известили, что крепость сдалась, и получили приказание
ничего более не взрывать и не портить... Флота не существует - все разрушено
и уничтожено". Раненый и больной Колчак оказался в японском плену. 

В апреле 1905 г. он вернулся в Петербург. За участие в обороне Порт-Артура Александр
Васильевич был награжден орденом святого Станислава 2-й степени и золотым Георгиевским
кортиком с надписью: "За храбрость".

В 1906 году не без инициативы Колчака возник Морской Генштаб, призванный возродить
почти утраченный в неудачной войне с Японией русский военный флот. Руководя тактическим
отделом, разрабатывал программу реорганизации флота,  выступал в Государственной
Думе в качестве эксперта по военно-морским  вопросам. 

В 1908 году перешёл на работу в Морскую академию, в 1909 опубликовал своё наиболее
крупное исследование "Лёд Карского и Сибирского морей". Участвовал в разработке
проекта экспедиции с целью исследования Северного морского пути. В 1909-1910
экспедиция, в составе которой Колчак командовал ледоколом «Таймыр»,  совершила
переход из Балтийского моря во Владивосток, затем - плавание по направлению к
мысу Дежнева. 

С осени 1910 года Александр Васильевич снова в Морском Генеральном Штабе, где,
продолжая разрабатывать судостроительную программу России, возглавил Балтийский
отдел. В апреле 1912 года он принял предложение командующего Балтийским флотом
адмирала Н.Эссена стать командиром эсминца "Уссуриец", в 1913 году был произведен
в капитаны 1-го ранга и назначен начальником оперативной части штаба Балтийского
флота. Проявляя себя блестящим организатором и аналитиком, оказал большую помощь
Эссену в разработке плана действий Балтийского флота на случай войны. 

С началом Первой мировой войны Колчак принял участие в постановке минных заграждений
в Финском заливе, с сентября 1915 года командовал минной дивизией, затем морскими
силами в Рижском заливе. За умелую организацию боевых действий против германских
судов, в том числе торговых, он был награжден орденом святого Георгия 4-й степени.
 

Война выявила выдающиеся способности Колчака как военно-морского деятеля. В апреле
1916 года он был удостоен чина контр-адмирала, а в июле назначен командующим
Черноморским флотом и начальником черноморских портов с производством в вице-адмиралы.
Архиепископ Таврический и Симферопольский благословил его для деятельности на
новом поприще. Твердо взяв управление флотом в свои руки, командующий наладил
боевую подготовку экипажей, четко организовал морские рейдовые действия. Под
его руководством было осуществлено надежное минирование морских коммуникаций,
и до конца командования Колчака флотом ни один неприятельский боевой корабль
не выходил из Босфора к берегам России. 

Однако начавшаяся буржуазная Февральско-мартовская революция в России показала,
что Колчак при всем своем патриотизме, благородстве и организаторском таланте
все же не обладал достаточным политическим потенциалом, чтобы воспринимать вызовы
времени и наполнять ими свои паруса. Не он держал инициативу, не он находил наиболее
адекватные ответы. Часто он просто оказывался в хвосте событий, уповая на союзников
по Антанте. 

26 февраля 1917 года, получив от М.В. Родзянко телеграмму о событиях в Петрограде,
Колчак распорядился прервать почтовую и телеграфную связь Крыма с Россией, затем
приказал вывести основные силы флота в море, дабы самому контролировать и доводить
до сведения экипажей все сообщения о происходящем в стране. 5 марта распорядился
устроить молебен и парад по случаю победы революции, на митинге в Севастополе
"выразил преданность Временному правительству" (Хесин С.С. Октябрьская революция
и флот. Москва: Наука, 1971, стр. 53). 

Февральскую революцию 1917 г. Колчак расценил как возможность довести войну до
победного конца. Он писал тогда: "Занятия, подготовка и оперативные работы ни
в чем не были нарушены, и обычный режим не прерывался ни на час... Флот и рабочие
мне верят". Он добился, чтобы учрежденный в Севастополе ЦИК Совета депутатов
флота, армии и рабочих был подчинен командующему флотом. Делясь своими впечатлениями
о посещении заседаний Совета, командующий заметил: "Десять дней я занимался политикой
и почувствовал глубокое отвращение к этой пошлой болтовне".

6 марта в телеграмме М.В. Алексееву, оценивая Приказ № 1, сообщал, что "большое
смущение в войсках вызвала внезапность воззвания рабочих и солд. депутатов об
общих гражданских правах вне службы" (Хесин С.С. Цит. соч., стр. 95). Колчак
просил Алексеева, чтобы "Временное правительство объявило всем военнослужащим
обязательно исполнять все до сих пор существовавшие законы" (Там же, стр. 49).
Тогда же Колчак сообщал Алексееву, что "представители нижних чинов, собравшиеся
в Черноморском экипаже, обратились ко мне с просьбой иметь постоянное собрание
из выборных для обсуждения их нужд. Я объяснил им несовместимость этого с понятием
о воинской чести и отказал" (Там же, с. 83). 

Однако на следующий день созванное Колчаком собрание офицеров гарнизона избрало
представителей от офицерства в уже созданный матросами и солдатами Центральный
военнно-исполнительный комитет (ЦВИК), Колчак санкционировал это решение. На
допросе в 1920 году Колчак показывал: "Я считал, что в переживаемый момент необходимы
такие учреждения, через которые я мог бы сноситься с командами. Больше того,
я скажу даже, что вначале эти учреждения вносили известное спокойствие и порядок".
"Первое время, - отмечал Колчак, - отношения были самые нормальные" (Кларов Ю.
Арестант пятой камеры: Допрос Колчака в Иркутске. Москва: Политиздат, 1990, стр.
292). 

12 марта привёл флот к присяге. Позднее, в 1920 году, Колчак на допросе показывал,
что "приветствовал революцию как возможность рассчитывать на то, что она... даст
возможность закончить победоносно эту войну, которую я считал самым главным и
самым важным делом, стоящим превыше всего, - и образа правления, и политических
соображений" (Кларов Ю. Цит. соч., стр. 284).

16 марта Колчак в письме бывшему морскому министру И.К. Григоровичу подчёркивал,
что ему "удалось пока сохранить доверие личного состава флота, рабочих и городского
населения". "К сожалению - добавлял Колчак - у меня нет никакой уверенности,
что это удастся в будущем так же, как это удалось до сего дня" (Хесин С.С. Цит.
соч., стр. 53). А.И. Гучков от имени Временного правительства выразил Колчаку
благодарность "за быстрые разумные действия, коими вы способствовали... сохранению
порядка на Черноморском флоте" (Там же, стр. 53). 

19 марта Колчак утвердил разработанное А.И. Верховским для ЦВИК "Положение об
организации чинов флота, Севастопольского гарнизона и работающих на государственную
оборону рабочих", сводившее задачи комитетов к рассмотрению вопросов быта и внутренней
жизни кораблей и особо подчёркивавшее, что "все мероприятия общего распорядка
по войскам и флоту приобретают законную силу по утверждении командующим флотом
и опубликовываются его приказом". 
21 марта Колчак выступил в ЦВИК, после чего тот на предложенную Колчаком "солидарность
с комитетом выразил ему взаимную солидарность" (Хесин С.С. Цит. соч., стр. 25).
Однако в связи с образованием Севастопольского Совета Колчак 17 марта телеграфировал
Гучкову, что в городе "создалось положение, исключающее всякий порядок в отношении
охраны и безопасности", и просил у министра срочных распоряжений о подчинении
ему всех гражданских властей (Там же, стр. 85). 

22 марта Колчак телеграфировал морскому министру: "Прошу распоряжения о безусловном
запрещении въезда в Севастополь как базу флота лиц, не имеющих отношения к службе
и обороне". Такое распоряжение было им получено. Сам Колчак впоследствии объяснял
это решение наплывом "всевозможных депутаций из Балтийского флота" и массы "самых
подозрительных и неопределённых типов" (Кларов Ю. Арестант пятой камеры, стр.
294). 

В середине апреля Колчак выехал в Одессу для встречи с находившимся там Гучковым,
подчеркнув, что его "чрезвычайно заботит то направление, тот путь, по которому
пошёл Черноморский флот под влиянием измен, под влиянием пропаганды и появления
неизвестных лиц, бороться с которыми я не могу, т.к. теперь под видом свободы
слова эта агитация может проходить совершенно свободно" (Там же, стр. 295).

В 20-х числах апреля Колчак был вызван премьер-министром Временного правительства
князем Георгием Евгеньевичем Львовым в Петроград для доклада "о положении вещей"
(Там же, стр. 295). В беседе с Гучковым он заявил, что "та система, которая установилась
по отношению к нашей вооруженной силе, и те реформы, которые теперь проводятся,
неизбежно и неуклонно приведут к развалу нашей вооруженной силы" (Там же, стр.
298). В ответ на предложение Гучкова принять командование Балтийским флотом,
над которым Временное правительство теряло контроль, Колчак сказал, что с его
переводом ухудшится обстановка на Черноморском флоте, где "вовсе не так благополучно,
как кажется" (Там же). Встретившись по совету Родзянко с Г.В. Плехановым (20
апреля 1917 года), Колчак просил его прислать "своих работников, которые могли
бы бороться с этой пропагандой разложения" (Там же, с. 299). Плеханов обещал
свою помощь.

Вернувшись на Черноморский флот, Колчак 25 апреля 1917 года выступил на собрании
офицеров с докладом "Положение нашей вооруженной силы и взаимоотношения с союзниками"
(Дроков С.В. Александр Васильевич Колчак // Вопросы истории, Москва, 1991, №
1, стр. 57). "Мы стоим, - отмечал Колчак, - перед распадом и уничтожением нашей
вооруженной силы", ибо "старые формы дисциплины рухнули, а новые создать не удалось"
(Хесин С.С. Цит. соч., стр. 175-176). Колчак требовал "прекратить доморощенные
реформы, основанные на самомнении невежества" и "принять формы дисциплины и организации
внутренней жизни, уже принятые у союзников" (Там же, с. 176, 184). 

29 апреля с санкции Колчака из Севастополя выехала делегация в составе около
300 матросов и севастопольских рабочих "с целью повлиять на Балтийский флот и
армии фронта, чтобы вели войну активно при полном напряжении сил", как докладывал
Колчак в Ставку (Там же, стр. 213).

В начале мая 1917 года помощник командира Севастопольского порта был обвинён
в спекуляции казённым имуществом, в связи с чем ЦВИК предложил Колчаку арестовать
его. Колчак считал, что арест и следствие должны быть произведены в законном
порядке, однако ЦВИК произвёл арест без санкции Колчака. 

12 мая 1917  Колчак телеграфировал министру-председателю, морскому министру и
Верховному главнокомандующему, что ЦВИК "в последнее время своею деятельностью
сделал невозможным командование флотом", и просил освободить его от командования,
предупредив, что "никакой командующий не будет в состоянии исполнять свои обязанности,
если деятельность комитета не будет ограничена распоряжениями Временного правительства
в пределах установленных для комитетов правил" (Хесин С.С. Цит. соч., стр. 178).
Временное правительство,  Верховный главнокомандующий и Бюро исполкома Петросовета
потребовали освобождения помощника командира Севастопольского порта, что и было
сделано. 

17 мая 1917 года в Севастополь приехал новоиспеченный военный и морской министр
Керенский, попытавшийся уговорить Колчака не сдавать командование. Однако приезд
Керенского не изменил положения на флоте, где стали раздаваться требования об
отстранении офицеров, усиливалась большевистская агитация. 

27 мая 1917 года на Черноморский флот прибыли представители "Кронштадтской республики",
в эти же дни приехали и направленные из центра большевики. На митингах заявлялось,
что Колчак - крупный землевладелец, что офицеры готовят контрреволюционный заговор
и т.п. (Книпер А.В. Фрагменты воспоминаний /Публикация К. Громова и С. Боголепова/
// Минувшее: Исторический альманах. Выпуск 1. Москва: Прогресс; Феникс, 1990,
стр. 171). 4 июня Колчак телеграфировал морскому министру об "агитации большевиков,
прибывших в Севастополь с депутацией балтийских матросов". На следующий день
он сообщил, что "представители Балтийского флота, присланные проводить идеи кронштадтских
большевиков, имеют в массе полный успех" (Хесин С.С. Цит. соч., стр. 123).

6 июня 1917 года делегатское собрание приняло решение отстранить от должностей
Колчака, его начштаба и помощника командира Севастопольского  порта, причём вопрос
об аресте Колчака передать на рассмотрение судовых и полковых комитетов, отобрать
оружие у офицеров и взять под охрану военные  склады. Колчак телеграфировал морскому
министру и начальнику штаба Верховного главнокомандующего, что "анархическое
движение развивается, происходят митинги, приводящие свои постановления в исполнение
без санкции центрального комитета" (Там же, стр. 180). 

7 июня стало известно, что большинство комитетов высказалось против ареста Колчака.
Однако последний, возмущённый решением об изъятии оружия у  офицеров, выбросил
свой кортик в море, сказав: "Раз не хотят, чтобы у нас было оружие, так пусть
идёт в море" (Дроков С.В. Цит. соч., стр. 57). В тот же день Колчак сдал дела
контр-адмиралу В.К.Лукину. (Позднее, поднятый со дна моря кортик Колчака был
вручен ему с надписью "Рыцарю чести адмиралу Колчаку от Союза офицеров армии
и флота"). 

Временное правительство 7 июня приказало Колчаку и Смирнову немедленно выехать
в Петроград как "допустившим явный бунт" (Хесин С.С. Цит. соч., стр. 181). 10
июня в Петрограде Колчак провёл пресс-конференцию, на которой заявил, что последние
события на Черноморском флоте "объясняются отчасти агитацией германского генерального
штаба", но "кампания против него обусловлена его политическими взглядами" (Там
же, стр. 182). Выступив на заседании Временного правительства, Колчак обвинил
его в развале армии и флота. 

13 июня 1917 года консервативно-националистическая "Маленькая Газета" в воззвании
редакции призывала: "Пусть кн. Львов уступит место председателя в кабинете адмиралу
Колчаку. Это будет министр победы..." (Революция 1917, том  3, стр. 64).

По приглашению американской военно-морской миссии в России Колчак в начале августа
в качестве начальника российской военно-морской миссии из 6 офицеров отбыл в
США. "Мне нет места здесь во время великой войны, - заявлял Колчак - и я хочу
служить своей Родине так, как я могу, т.е. принимая участие в войне, а не в пошлой
болтовне, которой все заняты" (Дроков С.В. Цит. соч., стр. 58). Пребывая в Англии,
принял участие в одной из операций морской авиации. По прибытии в Вашингтон Колчак
выяснил, что американские официальные лица не понимают цели приезда миссии. Колчак
был вынужден сосредоточиться на сборе технической  информации об американских
военных приготовлениях, давая некоторые военно-технические консультации. В начале
октября участвовал в военно-морских  манёврах. Приглашение оказалось скорее почетным,
чем деловым. 

К середине октября 1917 года принял решение вернуться в Россию, избрав наиболее
безопасный в то время путь - из Сан-Франциско на Дальний Восток. Узнав в день
отъезда о свержении в Петрограде Временного правительства, он не придал этому
особого значения. Колчак ответил согласием на телеграмму с предложением выставить
свою кандидатуру в Учредительное Собрание от кадетов и группы беспартийных по
Черноморскому флотскому округу, однако его ответ был получен с опозданием. По
прибытии в Японию он осознал новую ситуацию. 

Известие о намерении Советского правительства вывести страну из войны и подписать
мир с Германией потрясло его, в Россию Колчак уже не мог возвращаться. В начале
декабря 1917 года Колчак обратился к английскому послу с просьбой принять его
на английскую военную службу, мотивируя тем, что "задача победы над Германией
- единственный путь к благу не только его страны, но и моей Родины" (Дроков С.В.
Цит. соч., стр. 59). В конце декабря Александр Васильевич был принят на британскую
военную службу. В автобиографии он писал: "Ни большевистского правительства,
ни Брестского мира я признать не мог, но как адмирал Русского флота я считал
для себя сохраняющими всю силу наши союзнические обязательства в отношении Германии"
(Там же, стр. 59). Колчак изъявил желание отправиться на помощь англичанам в
Месопотамию, но, добравшись до Сингапура, повернул обратно - английское правительство
предложило ему остаться на Дальнем Востоке и оттуда начать борьбу с большевиками.

С апреля по сентябрь 1918 года Колчак в Харбине занимался созданием вооруженных
отрядов для борьбы с "германо-большевиками". Вскоре ситуация в Сибири позволила
ему выехать в Омск: эсеро-меньшевистское правительство Уфимской директории, вставшее
в оппозицию к ленинскому Совнаркому, обратилось к вице-адмиралу с просьбой о
сотрудничестве. "Сотрудничество" со "Всероссийским правительством Уфимской директории",
в котором Колчак получил пост военного и морского министра, завершилось тем,
что 18 ноября 1918 года он при поддержке англичан отстранил Директорию от власти
и сформировал новый совет министров, объявивший его Верховным правителем России
и главнокомандующим ее вооруженными силами с производством в адмиралы. 

Возложив на себя чрезвычайные полномочия, Колчак заявил: "Главной своей целью
ставлю создание боеспособной армии, победу над большевиками и установление законности
и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления,
который он пожелает, и осуществлять великие идеи свободы, ныне провозглашенные
по всему миру".

Колчак опирался на поддержку сибирского казачества и среднего крестьянства, недовольных
продразверсткой, и на войска чехословацкого корпуса, разбросанные в Сибири, а
также на всестороннюю материальную помощь стран Антанты. К весне 1919 г. он создал
значительные вооруженные силы, насчитывавшие до 400 тысяч  человек, на фронте
- до 130 тысяч. Белые армии Сибири и Урала начали активное продвижение на запад,
к Волге, и к концу апреля подошли к Самаре и Казани. 

Максимум военных успехов Колчака пришелся на март-апрель 1919 года;  к Пасхе
  «за  освобождение  Урала»   ему поднесен Георгий 3-й степени. Верховную власть
Колчака была признана А.И. Деникиным (30 мая /12 июня/ 1919 года),   Н.Н.  Юденичем,
Е.К. Миллером. В июне 1919 в союзе с Колчаком хотел выступить бывший царский
генерал Карл Густа Маннергейм, готовый в тот момент двинуть  100-тысячную армию
на Петроград взамен на признание независимости Финляндии, но это предложение
не было принято ни Колчаком, ни его ближайшим окружением. 

По «Положению о временном устройстве власти в России» от 18 ноября 1918 власть
принадлежала Верховному правителю и Совету министров, однако реально  наибольшим
влиянием обладал Совет Верховного правителя и отдельные  сменявшие друг друга
лица, пользовавшиеся особым доверием Колчака. 

Конечно, Колчак как стратег и политик на порядки уступал вождям большевиков,
которым удалось оседлать волну индустриальной модернизации России и порыв её
граждан и народов к субъектности. Не пытаясь охарактеризовать режим Колчака и
обстоятельства его временных успехов и окончательного падения (атаманщина, коррупция,
соперничество армий, некомпетентность Колчака в военно-сухопутных делах, стратегические
и тактические просчеты, двойственная роль союзников, борьба социалистов-революционеров
против режима Колчака, фактический отказ Колчака от решения аграрного вопроса,
партизанское движение и прочее), отметим только вслед за К. Громовым и С. Боголеповым,
издавшими фрагменты воспоминаний Анны Васильевны Сафоновой-Тимиревой- Книппер
(она – знаменитая последняя любовь Колчака, работавшая в Омске у моего вышеупомянутого
учителя Всеволода Никаноровича Иванова), что «сам Колчак  безусловно был захвачен
идеей служения России, как он его понимал, искренне пытался встать над партиями,
издавал приказы войскам о запрещении реквизиций у населения и телесных наказаний
в армии, о прибавке жалованья солдатам, многократно ездил на фронт с подарками
для солдат, привез однажды назад 270 раненых в своем поезде, пытался отдельными
мерами бороться с коррупцией, призывал имущие слои к жертвам на алтарь победы
и т.д. (Минувшее, стр. 176).

Ход событий, однако, в решающей мере зависел не от него. Бросив по призыву Ленина
и Троцкого все силы на Восточный фронт, Красная Армия в мае - июне сначала остановила
армии Колчака, а затем отбросила их до предгорий Урала. Жесткий порядок военной
диктатуры, введенный Колчаком во имя борьбы за "великую и неделимую Россию",
и консервативная экономическая политика Верховного правителя усугубляли его военные
неудачи. 

Новое наступление красных армий, продолжавшееся до конца 1919 года, привело Белое
движение в Сибири к полному поражению. В октябре 1919 фронт стал быстро приближаться
к Омску, 10 ноября Совет министров покинул город, направившись в Иркутск, а 12
ноября выехал Колчак, стремившийся сначала находиться недалеко от своей сражающейся
армии.

Отступив до Иркутска и не желая вступать в мирные переговоры с большевиками,
Колчак 6 января 1920 года сложил с себя полномочия "Верховной всероссийской власти",
передав их Деникину. 

Союзники не смогли обеспечить его проезд на восток, и в середине января 1920
года Колчак был арестован чехословаками, которые передали его Иркутскому  эсеро-меньшевистскому
"Политцентру". Тот, в свою очередь, предпочел выдать вождя Белого движения большевикам
после того, как власть в Иркутске захватил подконтрольный им Военно-Революционный
Комитет. Узнав о пленении Колчака, В.И. Ленин поручил заместителю председателя
Реввоенсовета Республики Э.М.Склянскому направить шифром члену РВС 5-й армии
И.Н. Смирнову распоряжение: "Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не
печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную
телеграмму с разъяснениями, что местные власти до нашего прихода поступили так
под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске.
Ленин /подпись тоже шифром/. «Берётесь ли сделать apxи-надёжнo"?..." (Дроков
С.В. Цит. соч., стр. 67). Смирнов дал соответствующее указание иркутскому ревкому,
после чего тот принял решение о расстреле Колчака с мотивировкой, указанной Лениным.


Вместе с Колчаком в тюрьму была заключена его любимая женщина - А.В.Тимирева,
сопровождавшая его с 1918 года и пожелавшая оставаться с ним до конца (после
сорока лет мыканий и лагерей она, 1893 года рождения, умрет в Москве 31 января
1975 года, на четыре года пережив своего бывшего начальника Всеволода Никаноровича
Иванова).

Напомним нарисованный бароном А.П. Будбергом (Дневник белогвардейца. Ленинград,
1929) портрет «этого вспыльчивого идеалиста, полярного мечтателя и жизненного
младенца» (стр. 224): «несомненно, очень нервный, порывистый, но искренний человек;
острые и неглупые глаза, в губах что-то горькое и странное; важности никакой;
напротив - озабоченность, подавленность ответственностью и иногда бурный протест
против происходящего» (стр. 2-3); «жалко смотреть на несчастного адмирала, помыкаемого
разными советчиками и докладчиками; он жадно ищет лучшего решения, но своего
у него нет, и он болтается по воле тех, кто сумели приобрести его доверие» (стр.
95); «жалко адмирала, когда ему приходится докладывать тяжелую и грозную правду:
он то вспыхивает негодованием, гремит и требует действия, то как-то сереет и
тухнет; то закипает и грозит всех расстрелять, то никнет и жалуется на отсутствие
дельных людей, честных помощников» (стр.  72-73); «вырвать у него решение очень
легко, но нет никакой уверенности в том, что оно не будет изменено через полчаса
докладом кого-нибудь из ближайшего антуража» (стр. 97); «скверно то, что этот
ребенок уже избалован и, несомненно, уже начинает отвыкать слушать неприятные
вещи» (стр. 98).

«Вечером адмирал разговорился на политические темы и выказал свою детскую искренность,
полное непонимание жизни и исторической обстановки и чистое увлечение мечтой
о восстановлении великой и единой России; он смотрит на свое положение как на
посланный небом подвиг и непоколебимо убежден, что ему или тому, кто его заменит,
удастся вернуть России все ее величие и славу и возвратить все отпавшие и отторженные
от нас земли. Он с восторгом рассказал случай с отказом принять предложение помощи
Маннергейма только потому, что надо было поступиться и признать независимость
Финляндии; когда же я ему высказал, что не было ли такое решение крупной военной
и государственной ошибкой, то он весь вспыхнул, страшно огорчился и ответил,
что идеею великой, неделимой России он не поступится никогда и ни за какие минутные
выгоды. Несомненно, что это его credo» (стр. 224). 

Сохранились допросы Колчака следственной комиссией Иркутского военно-революционного
комитета. Считая себя военнопленным, адмирал ответил на все вопросы следствия
о его деятельности, стараясь при этом как можно меньше давать материала для обвинения
лиц из своего окружения. Участь бывшего Верховного правителя была определена
телеграммой Ленина с указанием о его ликвидации ввиду "опасности белогвардейских
заговоров в Иркутске". 7 февраля 1920 года в четыре часа утра адмирал Колчак
был расстрелян на берегу реки Ушаковки, а его тело сбросили в прорубь. Остатки
сибирских белых войск ушли в Забайкалье, затем на Дальний Восток и окончили свой
путь в Маньчжурии.

Мог ли Колчак стать «русским Маннергеймом»? Ведь будущий президент Финляндии
русский генерал Карл Густав Маннергейм (1861-1951) имел с ним много общего. С
14 лет кадетский корпус, затем Николаевское кавалерийское училище, потом кавалергардский
полк, служба в драгунском и уланском полках, женитьба на москвичке Анастасии
Николаевне Араповой, дочери генерал-майора.

В 1896 году Маннергейм участвовал в коронации Николая II в качестве офицера-кавалергарда.
Он стоял почти рядом с молодым монархом - караульным при троне. 

Отличие в том, что с тех пор, как подполковник Маннергейм разошелся в 1903 году
с женой, порог его жилища не переступала ни одна женщина.

Оба были заядлыми путешественниками – один в морях, другой в горах и пустынях.
Прирожденный этнограф-ориенталист, владевший к тому же фотокамерой не хуже, чем
табельным оружием, Карл Густав Маннергейм совершил длительную и трудную экспедицию
в Тибет и Китай, встречался с Далай-ламой. И в том же 1909 году, когда Колчак
издал свою книгу «Лёд Карского и Сибирского морей», Маннергейм выпустил ценнейший
«Сборник географических, топографических и статистических материалов» по результатам
своего грандиозного путешествия.

Оба – и Колчак, и Маннергейм – героически участвовали в русско-японской войне
и оба храбро и самоотверженно сражались за Россию в Первую мировую войну.  После
вступления в войну Румынии в 1916 году на стороне союзных держав, 
Маннергейм со своей кавалерийской дивизией был переброшен на Румынский фронт
и произведен в генерал-лейтенанты. Это был второй чин, который он получил в боевой
обстановке. В русско-японскую войну ему объявили, что он "полковник" прямо на
поле боя.

Незадолго до Октябрьской революции генерал-лейтенант Маннергейм 
командовал кавалерийским корпусом на Южном фронте, был ранен в атаке, лежал в
госпитале, когда узнал о взятии власти большевиками. Новое коммунистическое 
руководство страны назначило ему приличную пенсию, однако Маннергейм откликнулся
на приглашение возглавить вооруженные силы буржуазной Финляндии и отразить попытки
установить в ней власть финских большевиков. 

В 1918 Сенат Финляндии пригласил Маннергейма возглавить государство, однако летом
1919 года Маннергейм проиграл К.Столбергу на первых президентских выборах. Впрочем,
и будучи главнокомандующим оборонительными силами, 
фельдмаршал (с 1933 года) Маннергейм играл в Финляндии ведущую роль.

Самое трудное политическое решение в своей жизни Маннергейму пришлось принимать
в 74 года, в начале Второй мировой войны. В равноубийственном раскладе сил в
Европе Маннергейм принял сторону сильнейшего. Принял на время. Сильнейшей стороной
в 1941 году была Германия. В августе 1944 - марте 1946 гг. - президент Финляндии.
Дожил Карл Густав Маннергейм до глубокой старости 
и скончался в 1951 году на одном из швейцарских курортов в Лозанне, где подлечивал
обветшавшее здоровье. 

Маннергейм владел семью языками: русским, финским, шведским, польским, английским,
французским, немецким. Каждый день недели он говорил на одном из этих семи языков.
Из всех своих многочисленных наград больше всего дорожил белым крестиком Святого
Георгия IV степени, добытым в боях 1914 года.

Мне кажется, у Колчака, в отличие от Маннергейма, не было никаких шансов победить
большевиков. Во-первых, социальный расклад в России отличался от социального
расклада в такой особой части России, как Финляндия. В Финляндии было больше
низовой экономической самодостаточности и потому сильнее были позиции мелкобуржуазных
национальных сил, чем в остальной России, и эти силы были способны к жесткой
политической и вооруженной борьбе. Во-вторых, перед огромной Россией стояли более
масштабные модернизационные и геополитические задачи, чем перед маленькой захолустной
Финляндией. Соответственно Россия породила «волевую накипь» в виде большевиков,
способных эффективно отвечать на любые тогдашние всемирно-исторические вызовы.
Тот же Всеволод Никанорович Иванов рассказывал мне, как изумлялся он вместе со
«сменовеховцами», «евразийцами» и многими другими его знакомыми - успехам Ленина
(и его партии), которому за  несколько лет удалось собрать и укрепить совсем
уж было развалившуюся страну. И тогда казалось, что не только в России, но и
во всем мире никто не в состоянии устоять перед большевиствким натиском.

Слушая выступления отлично подобранных докладчиков, я, повторяю, укреплялся в
этих оценках умного современника тех далеких событий. 

Выпускник истфака МГУ Андрей Владимирович Марыняк сделал довольно компетентный,
но несколько краткий обзор литературы о Колчаке и разоблачил некоторые мифы и
развесистую клюкву, возникшие вокруг этой исторической фигуры в последнее десятилетие.
Очень информативный доклад о деятельности Колчака по возрождению российского
флота после русско-японской войны сделала Елена Петровна Пуденкова. О Георгиевских
наградах адмирала и его боевом пути рассказал Никита Андреевич Кузнецов. К сожалению,
я задержался в Государственной Думе РФ и, когда пришел на этот вечер памяти Колчака,
то зал оказался набитым битком (не менее 100 человек), негде было сесть, мне
не удалось законспектировать выступлений. Лишь чрезвычайно содержательный доклад
«Колчак и Гайда», который сделал Александр Александрович Петров, мне удалось
более или менее зафиксировать, но это – отдельная тема.

Наконец, Александр Алексеевич Першин показал фильм и подробно рассказал о своей
прошлогодней летней экспедиции по следам Колчака в Карское море, на остров Беннета
(http://www.rabochiykray.ru/society/00000111.htm), и о водружении в честь 100-летия
прибытия на этот остров Александра Васильевича пятиметрового православного креста.
В самом деле, как трудно было пробиться к этому острову сейчас на тримаране и
в полном оснащении современными средствами связи, а сто лет назад каково же пришлось
Колчаку, когда он на шлюпке пробивался вглубь Полярного океана, стремясь спасти
экспедицию Толля.

Очень мне понравилось мероприятие. Оно в ряде отношений выгодно отличается от
заседаний нашего Русского Исторического Общества. Великую роль играют книги и
архивы, которые в Библиотеке русского зарубежья – под рукой. Подбор докладчиков
и режиссура – на высоте. Правда, у нас заседание длится полтора часа, а у них
– три. Кое что надо нам взять на вооружение у коллег, а ещё лучше – наладить
творческое плодотворное (публикации, Интернет, выступающие, аудитория) взаимодействие.


Надеюсь отныне регулярно участвовать в деятельности Библиотеки, дал Андрею Кручинину
свою визитку, взял расписание дальнейших мероприятий, а заодно накупил столько
интереснейших книг, сколько мог унести.