Единомышленник Рудольф Лившиц из Комсомольска-на-Амуре
Вчера в книжном ларьке Государственной Думы купил книгу «Провинциальная демшиза:
Взгляд из глубинки» (Москва: Издательство Эксмо, 2003. – 480 стр.). Автор – профессор
вуза и публицист Рудольф Львович Лившиц из Комсомольска-на-Амуре. Начал листать
– написано моими словами, как будто это я сам писал. Поразился и обрадовался
– редко встречаешь единомышленника, обычно многих даже вроде бы близких заносит
в ту или иную шизу. А в этой книге – трезвое мышление, выверенные оценки. И духовно-политическая
траектория автора во многом близка моей.
Не удержусь от пересказа-цитирования-комментирования предисловия «От автора».
«Я, - начинает Рудольф Лившиц, - живу далеко от Москвы, в Комсомольске-на-Амуре.
Некогда это был город, которым действительно гордилась страна. Здесь были созданы
и успешно работали предприятия отечественного ВПК, выпускающие великолепные подводные
лодки и лучшие в мире истребители. Сейчас гордиться особо нечем. Судостроительный
завод перебивается случайными заказами, авиационный выпускает машины для Китая.
Российская армия по нищете своей не в состоянии купить ни одного истребителя.
Разумеется, население города уменьшается, смертность существенно превышает рождаемость,
по улицам средь бела дня шляется масса опустившихся людей, появилось огромное
число наркоманов, процветает проституция. Налицо все признаки одичания народа.
Такая же картина и даже ещё хуже – по всей великой России. Мы все стали свидетелями
и участниками гигантской исторической катастрофы, постигшей нашу страну. В такой
ситуации каждый человек должен сделать для себя выбор: стоять в стороне, прислуживать
режиму или включиться в борьбу» (стр. 5).
До чего удачное начало, какое оно емкое! И какая верная последняя фраза абзаца!
Автор учился в 1967-1972 годах на философском факультете Уральского университета
и, как и я, увлекался теорией познания, защитил по ней кандидатскую диссертацию.
«Все изменилось с перестройкой. Она вовлекла в свой бурный водоворот весь советский
народ, интеллигенцию в первую очередь. Я забросил свои гносеологические штудии,
плюнул на созревающую докторскую диссертацию и, как в омут головой, бросился
в чтение политической литературы. Вместе со всеми я погрузился в атмосферу всеобщей
эйфории, радостного ощущения открывающихся грандиозных дисциплин, ожидания огромных
перемен. Каких именно? Вот на этот вопрос я, пожалуй, внятно не смог бы ответить.
Если говорить в общем, мне хотелось социализма с человеческим лицом, социализма
гуманного и демократического, но как он должен выглядеть в деталях, я не представлял»
(стр. 6). Мое отличие – я тогда четко представлял, что Советский Союз для постиндустриального
рывка должен, как уже осуществлялось в коммунистическом Китае, высвободить низовое
предпринимательство, а для этого – наделить своих граждан стартовой самодостаточной
собственностью через выдачу именных неотчуждаемых сертификатов, дающих возможность
на протяжении жизни выбрать землю, недвижимость, акции приватизируемых предприятий
или ценные государственные бумаги на сумму примерно 100 тысяч долларов.
Логика такая – собственность укореняет гражданина в собственной стране, создает
у него привязку к обществу и государству, сплачивает граждан в нацию. Примеры
– США при Рейгане или КНР при Дэн Сяопине. Я договорился с Ельциным в 1988 году,
что он осуществит программу созданного мной Российского Народного Фронта «К народному
богатству», если придет к власти, но в июне 1990 года убедился в его компрадорском
предательстве и вообще в полном шкурном перерождении позднесоветской номенклатуры.
«Да было уже поздно, - продолжает Рудольф Львович. – Советский Союз был разодран
на части националистическими элитами, общественная собственность разворована
ходорковскими да гусинскими, все медиа-пространство захвачено их обслугой» (стр.
6).
До перестройки, продолжает автор, он не занимался публицистикой, а «в период
перестройки, захваченный общей волной, с величайшей охотой взялся за перо». «Газета
«Дальневосточный Комсомольск», орган Комсомольского-на-Амуре горкома КПСС, стала
моей постоянной трибуной. На ее страницах в 1988 – 1990 годах опубликовано немало
моих статей, выдержанных в духе горячей поддержки перестройки. Раскол среди сторонников
перестройки наметился в начале 1990 года. Именно тогда возглавляемая А.Н. Яковлевым
идеологическая машина приступила к смене вех: от критики недостатков реального
социализма стала переходить к открытому антикоммунизму. Когда это переход стал
свершившимся фактом, в среде интеллигенции, ранее дружно поддерживающей политику
перестройки, произошло размежевание. Определенная ее часть предпочла уйти от
борьбы, другая сочла за лучшее «прозреть», почуяв, куда ветер дует. Я сделал
иной выбор: остался сторонником идеалов социализма» (стр. 6-7).
Я тоже тогда в 1990 году сделал свой выбор – абсолютное неприятие распада страны
и компрадорского национал-предательства. Ясно, что предательское расчленение
моей Родины, за которое никто пока не понес сурового наказания, ставило крест
на будущем, и о форсированном создании низовой «критической массы» самодостаточных
хозяев как базиса и трамплина постиндустриального рывка России можно было забыть
– не до жиру, быть бы живу. Я метался от одной «горячей точки» к другой, выводил
сторонников на митинги и шествия, участвовал в уличных схватках Августа-1991
и Осени-1993, но не удалось удержать тысячелетнюю державу. Сам я лично был отброшен
в политическое неудачничество, в котором, несмотря на проявляемые политические
и интеллектуальные усилия, остаюсь до сих пор. И народ мой продолжает деградировать
и вымирать.
Победившая демшизовая интеллигенция отшвырнула и меня, и Рудольфа Львовича Лившица.
«Как только «демократы» завладели газетой «Дальневосточный Комсомольск», - вспоминает
он, - мне закрыли в нее доступ. Власти они добивались под лозунгами свободы и
плюрализма мнений. Получив ее, они первым делом зажали рот всем несогласным.
В октябре 1990 года редактор «Дальневосточного Комсомольска» А.Г. Кикоть заявил
мне: «Пусть комсомольчане отдохнут от статей Лившица», выбросил в корзину две
мои новые статьи и приказал рассыпать гранки двух других, готовых к печати. Так
я получил наглядный урок того, что такое свобода в исполнении господ демократов.
Впрочем, к тому времени я уже насмотрелся на эту публику, понял, какая мразь
рвется к власти, так что большого удивления поступок г-на Кикотя у меня не вызвал»
(стр. 7).
Оценки происходившего и происходящего совпадают у Рудольфа Лившица с моими. «Созданный
в России в результате контрреволюционного переворота 1991-1993 гг. режим держится
на системе тотального обмана. Запущена и отлажена дьявольская машина промывания
мозгов, цель которой – довести каждого человека до состояния робота, способного
поверить в любую чушь, которую ему с умным видом преподнесут с экрана какие-нибудь
Сванидзе или Познеры. Но всегда есть люди, не утратившие способность размышлять,
обладающие достаточной волей, чтобы противостоять натиску манипуляторов. Я –
один из тех, кто не дал себя обмануть, кто отчетливо видит всю гибельность пути,
по которому ведут Россию доброхоты-поводыри» (стр. 7-8).
Трезво оценивает Рудольф Львович и массовую социальную опору антинародного режима
– это прежде всего люмпенизированные низы народа, в основном нищие бабульки и
пьянь, склонные из-за беспросветности и обездоленности к «стокгольмскому синдрому»
или к «комплексу Каштанки». Как мудро подметил Николай Некрасов в поэме «Кому
на Руси жить хорошо», «Люди холопского звания Сущие псы иногда – Чем тяжелей
наказание, Тем им милей господа». Между тем, отмечает автор: «Пропаганда режима
усиленно раздувает миф о том, что новый режим не приемлют только старики в силу
естественного возрастного консерватизма. А вот люди зрелого и молодого возраста,
дескать, в своей основной массе сердцем приняли реформы».
Вранье! «Не буду говорить о том, - пишет Р.Л. Лившиц, - что такое высокомерно-пренебрежительное
отношение к пожилым людям – мерзость и подлость. Скажу другое: в реальности большая
часть людей старших возрастов голосует за эту унижающую их всеми возможными способами
власть. В старости социальные связи человека ослабляются, что делает его легким
объектом манипуляции. Если бы не голоса нищих старушек, которым по ящику внушили,
что придут коммунисты и все отберут», эта власть давно бы ушла в небытие» (стр.
9).
Согласен я с Рудольфом Львовичем и в оценке перспектив нынешней компрадорско-мондиалистской
российской власти. «Сколько она продержится, - говорит он, - я не знаю. Но в
том, что каждый день ее существования приближает смерть русской цивилизации,
уверен абсолютно. Фатализм мне чужд. Не верю я в то, что власть олигархов и компрадоров
уйдет сама собой, в результате действия объективных законов истории. Но не верю
и в то, что власть эта навсегда, что ничего с ней поделать невозможно и остается
только каждому спрятаться в своей норе, тоскливо ожидая, когда великая цивилизация
будет поглощена океаном Истории. История, в этом я глубоко убежден, - результат
сознательной деятельности людей, их усилий, воли, страсти, борьбы. Будущее –
открыто. История не гарантирует нам прогресса, но и не обрекает нас на апокалипсис.
А если так, надо бороться. Нельзя опускать руки ни при каких обстоятельствах»
(стр. 8-9).
Замечу – все же тяжело бороться в одиночку, а вот сплочения единомышленников
пока не произошло, нет «критической массы» пассионарных. Это – самая больная
проблема России. Поэтому каждый единомышленник, особенно способный к действию,
- на вес золота. Три-четыре самоотверженных человека, действующие совместно,
- могут перевернуть страну. Но где этих трех-четырех взять?
Вот Рудольф Львович Лившиц, слава Богу, похож на такого бойца. Помещенные в его
книге материалы, осознает он, «представляют, возможно, интерес для читателя как
опыт духовного сопротивления». «Я решился собрать вместе все эти созданные в
разные годы и по разным поводам работы, питая надежду, - заканчивает автор свое
Предисловие, - что смогу таким образом хоть в какой-то мере послужить святому
делу спасения русской цивилизации от угрожающей ей гибели. Враг силен, пока мы
его боимся. Но если один человек, презрев искушения коллаборационизма и перешагнув
через страх, способен не склонить головы, то это уже – предвестие грядущей победы.
Рядом с одним встанет другой, потом третий, четвертый, пятый… Так возникнет критическая
масса, достаточная для того, чтобы направить поток истории в новое русло. Ради
того и живем» (стр. 9).
Лучше не скажешь!