Радиостанция «Эхо Москвы»: Какого черта, Суббота, 3 Ноябрь 2007
http://echo.msk.ru/programs/features/56074/index.phtml
sys/logo_print
Какого черта
Еженедельная авторская программа Элины Николаевой

таблица из 2 столбцов и 2 строк
Ведущие:
Элина Николаева
Гости:
Георгий Пузенков
художник
конец таблицы
Суббота, 3 Ноябрь 2007

Э. НИКОЛАЕВА: В эфире радиостанции «Эхо Москвы» художник Георгий Пузенков. Жора – звучит как-то неблагозвучно?

Г. ПУЗЕНКОВ: Да, это мой вопрос. Благозвучность, мне кажется, она возникает тогда, когда люди очень сильно привыкают. Например, они привыкают к фамилии
Кабаков, которая абсолютно точно так же звучит.

Э. НИКОЛАЕВА: Не сильно благозвучно.

Г. ПУЗЕНКОВ: Нет, она уже звучит достаточно благозвучно, но много лет тому назад, пока слово какое-то ты не повторишь сто тысяч раз, оно звучит примерно
одинаково.

Э. НИКОЛАЕВА: Понятно. А почему родину не любите и в ФРГ скрываетесь?

Г. ПУЗЕНКОВ: Родину я обожаю.

Э. НИКОЛАЕВА: Все сильнее и сильнее.

Г. ПУЗЕНКОВ: Все сильнее и сильнее, и дело дошло до того, что родина меня встретила широко раскрытыми объятиями, которые успели даже залезть мне в карман.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну-ка, расскажите, как это произошло, на самом деле комично. Жора рассказал мне это до начала нашего разговора. Поведайте свою грустно-смешную
историю слушателям. В назидание, наверное.

Г. ПУЗЕНКОВ: Я думаю, что это не будет никаким назиданием, потому что со мной это уже случается не в первый раз, и никакого вывода сделать нельзя.

Э. НИКОЛАЕВА: Всегда это неожиданно – встреча с этими профессионалами от аферы, аферистами, грабителями и мелкими воришками.

Г. ПУЗЕНКОВ: Я думаю, что это художники с большой дороги, это так называется. Когда ты заходишь возле музея попить кофе…

Э. НИКОЛАЕВА: Достаете свой кошелек из своего красивого дорогого манто…

Г. ПУЗЕНКОВ: …и начинаете доставать оттуда денежки, в это время рядом стоит человек и внимательно смотрит, что же ты делаешь.

Э. НИКОЛАЕВА: И какой ты сам по себе.

Г. ПУЗЕНКОВ: Стоит большой психолог. Он не этим занимается в этот момент, он просто точно совершенно, как космонавт, он уже думает, что он сделает в этот
момент, потому что у них наверняка бывают тренировки, где они даже со смехом замечают ошибки, совершенные коллегами, в специально оборудованных комнатах,
кофейнях, не знаю, где это.

Э. НИКОЛАЕВА: В подвалах, в бомжовых разных…

Г. ПУЗЕНКОВ: Я думаю, что нет.

Э. НИКОЛАЕВА: В хорошо обставленных квартирах, предположим.

Г. ПУЗЕНКОВ: В хорошо обставленных кофейнях.

Э. НИКОЛАЕВА: Кто-то из испытуемых надевает себе на нос такие мечтательные очки такого Шурика, какие одеты на переносице нашего гостя Георгия Пузенкова,
круглые такие.

Г. ПУЗЕНКОВ: И дальше что происходит – жертва, то есть я в данном случае, пьет эту чашечку кофе и хочет поставить на соседний столик, который один-единственный
такой, кофейня «Волконский» называется.

Э. НИКОЛАЕВА: Приличное место выбрано.

Г. ПУЗЕНКОВ: Абсолютно приличное место.

Э. НИКОЛАЕВА: Вот там они, значит, обосновались. Информация вам тоже.

Г. ПУЗЕНКОВ: И в эту секунду, когда ты уже собираешься поставить эту чашку на стол, вдруг какой-то человек…

Э. НИКОЛАЕВА: Джентльмен.

Г. ПУЗЕНКОВ: Именно. С большой дороги. С телефоном-наушником в ухе протискивается между тобой и этим столиком, что, в общем, довольно необычно при довольно
пустом помещении. И ты думаешь «что ж это такое происходит?». Я вежливый, я отступаю, даже я сказал еще, помню, «извините». И через какое-то короткое время
мне захотелось вторую чашечку кофе. В этот момент я обнаружил, что в моем кармане стало пусто. И вот этот момент, я не могу сказать, что я их ценю, такие
минуты, но я по крайней мере коллекционирую в моей жизни, потому что это состояние шока непредвиденного, который ты не программировал и не должен был бы
попасть вот в это психологическое состояние, оно ведет тебя потом несколько дней…

Э. НИКОЛАЕВА: Портит жизнь или заставляет как-то сконцентрироваться, активизироваться, сказать себе «Жора, ты не программируй себя на состояние вежливости,
нужно быть настороже».

Г. ПУЗЕНКОВ: Невозможно так сказать.

Э. НИКОЛАЕВА: Нужно быть агрессивным. Вы должны ждать постоянно, что что-то может произойти. В этом состоянии живет практически все население нашей страны.

Г. ПУЗЕНКОВ: Земного шара, вообще-то.

Э. НИКОЛАЕВА: Но в нашей стране, наверное, особенное это состояние стресса и ожидания, что постоянно нужно быть начеку, нельзя ходить с улыбкой такой мечтательной
на лице.

Г. ПУЗЕНКОВ: Невозможно. Если ты себя так начнешь программировать, то очень быстро ты изменишься, будешь просто другим человеком, и к тебе перестанут приходить
твои любимые мысли, которые тебе, конечно, больше нравятся, чем взвесить и сравнить с… ну, черт с ним, потерянный кошелек.

Э. НИКОЛАЕВА: Черт с ними, немецкими правами.

Г. ПУЗЕНКОВ: Абсолютно. И немецкие, и русские, и карточки всевозможные, кредитные, телефоны. Все, что может быть.

Э. НИКОЛАЕВА: Кошмар. Итак, давайте сразу. Вас называют компьютерным художником. Вы там придумали с этой Моной Лизой, я еще помню, это было сто лет назад,
вы ее компьютеризировали, в какие-то цифры все это ввели и куда-то в космос запустили. Это, конечно, придумать такое надо. Это оскорбление, кстати – компьютерный
художник?

Г. ПУЗЕНКОВ: Да, наверное, это оскорбление, которое можно легко пережить.

Э. НИКОЛАЕВА: То есть вы на меня не сильно обиделись?

Г. ПУЗЕНКОВ: Нет, нет, потому что до сих пор многие люди путают слова «дигитальный», «аналоговый», «виртуальный». Я помню, сколько-то лет тому назад на
«круглом столе», который организовал журнал «Искусство кино», меня тогда пригласили как единственного эксперта, который может сказать, что такое «виртуально».

Э. НИКОЛАЕВА: Скажите мне, что это такое.

Г. ПУЗЕНКОВ: Вообще слово «виртуально» взялось из математики. Виртуальные точки – это точки неявных корней решения задач. Если понятно…

Э. НИКОЛАЕВА: Поясните. Может быть, вы математик?

Г. ПУЗЕНКОВ: Вообще-то, да.

Э. НИКОЛАЕВА: Давайте-ка мы коснемся вашей биографии. Вообще-то, я так и подумала. Рубрика «Блиц». Хоть вы и немец теперь, отвечать будете по всей строгости
российских законов. Пожалуйста, краткая автобиография художника Пузенкова, рассказанная им самим. Давайте, я вам немного помогу, Георгий. В 1953 году вы
родились в Краснополье, в Белоруссии. В 1968 приехали в Москву. В 1976 закончили Институт электронной техники в Москве. Я ничего не путаю?

Г. ПУЗЕНКОВ: Да, он теперь называется Университет электронной техники.

Э. НИКОЛАЕВА: Вот с этого-то все и началось, судя по всему.

Г. ПУЗЕНКОВ: А вот и нет. Началось-то все гораздо раньше. То есть с этого мы начали, во-первых, нашу беседу, что очень трудно изменить себе, как бы ты ни
хотел. Даже если ты наденешь не круглые очки, а квадратные.

Э. НИКОЛАЕВА: Почему круглые, кстати?

Г. ПУЗЕНКОВ: А вот как-то круглое, оно мысли другие вызывает у самого себя.

Э. НИКОЛАЕВА: Но у окружающих оно вызывает агрессию, тоже другие мысли вызывает.

Г. ПУЗЕНКОВ: Это тоже я однажды понял.

Э. НИКОЛАЕВА: Типа, стоит такой…

Г. ПУЗЕНКОВ: Вот этот вот интеллигент в очках, чайник…

Э. НИКОЛАЕВА: Сейчас мы его быстренько обуем. А ведь за стеклами очков кроются глаза умные программиста.

Г. ПУЗЕНКОВ: Это не важно.

Э. НИКОЛАЕВА: Почему же эти глаза не помогают ему?

Г. ПУЗЕНКОВ: Они не помогают, потому что эти глаза смотрят в минуту анализа. Анализ – это тогда, когда настроен наружу. Но в большинстве своем эти глаза
обращены вовнутрь, и в этот момент легко залезть в карман к обладателю этих глаз.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, давайте. Началось все гораздо раньше?

Г. ПУЗЕНКОВ: Гораздо раньше. Началось просто с того, что я хотел быть… бывает урожденная леди такая-то, а был урожденный художник. Просто я начал рисовать
очень-очень рано.

Э. НИКОЛАЕВА: Так любой художник, наверное, может сказать.

Г. ПУЗЕНКОВ: Ну, правильно, любой. И слава богу. Но дело в том, что я начал сопротивляться неприятностям с самого начала.

Э. НИКОЛАЕВА: Рисовать у меня получалось плохо, но я сопротивлялся.

Г. ПУЗЕНКОВ: Нет, получалось отлично рисовать, но я всегда пытался процесс оптимизировать, поэтому я вызвал моего дедушку, который жил в Москве тогда, просто
я настоял. Он был на расстоянии тысячи километров. Он стал моим первым учителем. Он приехал…

Э. НИКОЛАЕВА: Он художник?

Г. ПУЗЕНКОВ: Да, он художник, и он жил уже тогда в Москве, и что интересно, вся моя семья по материнской линии, она из Витебска, и он учился вместе с Шагалом,
и был художником, скажем, такой старой закалки. Он явился моим первым преподавателем. Потом уже, когда моя семья переехала в Москву, вернее в Подмосковье,
на какой-то короткий период, я еще успел год специально поучиться в Казани. Я туда отправился в 14 лет, даже 13 мне было, чтобы жить одному, но это был
большой город, а то место, куда переехали мои родители, было очень маленьким, и будильники стучат, гитары там висят, текстильный городок под Москвой, это
был кошмар просто, ничему там такому не научишься, и вот за год я закончил экстерном художественную школу там, в Казани.

Э. НИКОЛАЕВА: Такая тяга к прекрасному.

Г. ПУЗЕНКОВ: А вот тянет. До сих пор тянет. Никак вытянуть не может. А потом дальше – больше. Я приезжаю в Москву, собираюсь поступать в училище 1905 года,
было такое знаменитое училище тогда художественное. И вот тут-то меня осенило просто так, что я решил этим не заниматься больше, потому что когда я пришел,
меня допустили до экзаменов, мне просто стало страшно от этих рисунков, картин, которые я там увидел. И я понял, что я, собственно, и буду этим-то и заниматься.
И, оказывается, то, о чем я мечтал, это совершенно другое. А то, чему учат в той, советской стране, это совсем не другое, а первое. И я пришел домой, поговорив
со своим дедушкой, я неожиданно услышал в его словах поддержку: «У тебя же хорошие способности к математике, физике, действительно, может быть, ты будешь
ученым, а так – ты будешь…»…

Э. НИКОЛАЕВА: Хобби будет рисование.

Г. ПУЗЕНКОВ: Совершенно верно. И, собственно, это и был первый переломный момент, почему я поступил в Московский институт электронной техники.

Э. НИКОЛАЕВА: Закончил факультет графики потом Московского полиграфического института и работал в различных издательствах Москвы.

Г. ПУЗЕНКОВ: Ну, здесь это сильно преувеличено, что я работал. В те времена нужно было где-то работать. Я же занимался живописью с самого начала.

Э. НИКОЛАЕВА: Электронной уже?

Г. ПУЗЕНКОВ: И даже в Университете электронной техники, несмотря на то, что дошел до аспирантуры, которую бросил, скажем так…

Э. НИКОЛАЕВА: А что мама сказала?

Г. ПУЗЕНКОВ: Мама сказала, как всегда… Я хочу маме послать большой привет. Мама сказала: «Делай так, как ты чувствуешь». И это было с самого детства. И
единственный человек на белом свете, который точно меня всегда чувствовал и чувствует, просто такая связь незримая.

Э. НИКОЛАЕВА: Хорошо, когда есть такая мама.

Г. ПУЗЕНКОВ: Да.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну что же, участвовал в выставках в Москве, СССР и за рубежом.

Г. ПУЗЕНКОВ: Да, тогда же было – СССР.

Э. НИКОЛАЕВА: Членство в Художественной ассоциации «Эрмитаж», вступил в МОСХ РСФСР, членство в «Группе 88» совместно с шестью другими московскими художниками.
Шестимесячное пребывание и работа в Лондоне и Эдинбурге. С 90-го года живет и работает в Кельне и в Москве. Итак, в студии нашей программы Георгий Пузенков,
основоположник пиксельной живописи. Один из самых известных ваших проектов, Георгий, серия растиражированных цифровых образов Моны Лизы. Почему выбор пал
именно на этот шедевр, каково ваше отношение художественной традиции, культурному наследию?

Г. ПУЗЕНКОВ: Все мне нравится. Ну, потому что у нас получается так – я сейчас или на следствии, или на допросе. Началось с того, что украли, как украли,
как с этим бороться…

Э. НИКОЛАЕВА: Давайте теперь самое интересное. Один, наверное, из ярких для меня лично проект растиражированный цифровых образов Моны Лизы. Я его видела,
кстати. И висели они еще черт-те когда. На стенах каких-то издательств, я видела в цифре…

Г. ПУЗЕНКОВ: В компьютерной рамке.

Э. НИКОЛАЕВА: Циферками изображение…

Г. ПУЗЕНКОВ: Нет, это вы видели то, что делали в самом начале, в 60-е годы. Программисты, они выкладывали из циферок.

Э. НИКОЛАЕВА: Честно говоря, не помню, Георгий. Я помню, что какая-то ерунда, думаю. Как можно Мону Лизу циферками или чем-то компьютерным?

Г. ПУЗЕНКОВ: Вот вы абсолютно правы. И мне в те самые времена, когда это все происходило, точно так же…

Э. НИКОЛАЕВА: Это Георгий, это он?

Г. ПУЗЕНКОВ: Нет.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, слава богу, дайте я пожму вашу руку.

Г. ПУЗЕНКОВ: Давайте. Именно тогда мне это и не понравилось, то есть когда я занимался различными цифровыми технологиями в Университете электронной техники,
не прекращая занятия живописью, искусством, тогда я в самом деле не думал, что когда-то совпадут эти пути, потому что это было в середине 70-х годов, это
была русская Силиконовая долина, и более того, тогда не было мониторов, экранов, которые соединяли компьютер с изображением. И все по-настоящему началось
только в 80-е годы. И, скажем, моя Мона Лиза – это смесь аналогового и цифрового. Собственно, я работаю, скорее, как традиционный классический художник,
который использует семантику современного визуального пространства, скажем так, то есть эстетику интерфейса, знаки новые, которые появляются в новом визуальном
пространстве. И, мне кажется, это и есть задача художника, а не компьютерного графика, потому что задача художника выразить жизнь, а задача компьютерного
графика это адаптировать под какую-то декоративную задачу. Собственно, это называется дизайн. Это разные процессы, разные задачи.

Э. НИКОЛАЕВА: А зачем вы ее в космос-то отправили, свою Мону Лизу? Чем закончилось посещение космоса вашей цифровой Моной Лизой?

Г. ПУЗЕНКОВ: Вы знаете, для одной Моны Лизы закончилось возвратом, потому что туда на самом деле полетело две моих Моны Лизы.

Э. НИКОЛАЕВА: Как полетела-то?

Г. ПУЗЕНКОВ: На ракете, прямо на космическом корабле.

Э. НИКОЛАЕВА: Подпихнули.

Г. ПУЗЕНКОВ: Ну, в общем, да. При помощи энергии, двигателей она полетела. Одну взял с собой, можно сказать под мышку, Роберто Виттори, это был итальянский
астронавт, а вторую, очень маленькую, взял Сергей Крикалев.

Э. НИКОЛАЕВА: У вас пробивные способности, как вы вовсю приблизились-то к этому?

Г. ПУЗЕНКОВ: Это не пробивные, это умение сопротивляться неприятностям. А для художника самая главная неприятность это когда кто-то или что-то мешает воплощению
твоей идеи, потому что, понимаете, вот я иногда думаю, что если бы я вот так сопротивлялся неприятностям приватизировать нефтяную скважину, я б точно приватизировал,
но мне это незачем. Мне нужны такие сумасшедшие идеи, дурацкие, которые мало чего приносят.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, хорошо, что хоть они не вредят никому. Потому что люди с порочными наклонностями с таким маниакальным бы упорством…

Г. ПУЗЕНКОВ: А, они занимаются политикой, между прочим. И вот один из них был, его известна фамилия, этого человека, звали его по имени Адольф.

Э. НИКОЛАЕВА: Он также сопротивлялся неприятностям.

Г. ПУЗЕНКОВ: Он был художником, ему не понравилось, и он стал политиком. А я политику недолюбливаю.

Э. НИКОЛАЕВА: Хорошо, что вы все-таки художник.

Г. ПУЗЕНКОВ: Да, я тоже так думаю.

Э. НИКОЛАЕВА: А то бы нам не поздоровилось. Ну, так что, одна вернулась, а другая?

Г. ПУЗЕНКОВ: А другая находится там, и она там находится, потому что другая…

Э. НИКОЛАЕВА: Это какое-то послание нашим инопланетянам?

Г. ПУЗЕНКОВ: Она при помощи, скажем так, нанотехнологий – сейчас это очень модное слово, а тогда, пару лет назад…

Э. НИКОЛАЕВА: Пощупать бы в руках это слово.

Г. ПУЗЕНКОВ: Очень просто, это одна миллионная метра, чтоб вы знали. И еще можно пощупать таким образом: вот мы сидим здесь, комическая станция – там, до
нее расстояние 500 километров. И вот если прекрасная рука прекрасной леди, ваша, вдруг протянется туда на расстояние 500 километров, а вторая рука пощупает
первую, они две туда потянутся, и маникюрными ножничками вы захотите сделать себе маникюр, вы не повредите себе ноготки. Вы представляете? На расстоянии
500 километров. Вот такое уменьшение. И можно там манипулировать, что-то такое делать на уровне 10 микрон. Представляете себе? И что это было такое – я
выложил рельеф, который очень точно напоминает мою версию Моны Лизы в компьютерной рамке, где, скажем, 1 пиксель = 1 молекула. Получился рельеф. Увидеть
глазами это абсолютно невозможно. Только при помощи электронного сканирующего микроскопа.

Э. НИКОЛАЕВА: А вообще кто-то видел при помощи электронного микроскопа?

Г. ПУЗЕНКОВ: Конечно, потому что это можно прочесть в обратную сторону, то есть сначала это можно сделать…

Э. НИКОЛАЕВА: То есть это не просто пиар-ход такой?

Г. ПУЗЕНКОВ: Действительно. Есть микроскоп, есть люди, это мои друзья, с которыми я как раз тогда учился в МИЭТе, компания технологическая, и только потому
все и вышло, что мы, во-первых, понимали друг друга, технически я понимаю, как это делается, а они мне доверились, потому что они видели, что это не какая-то
профанация, не обман.

Э. НИКОЛАЕВА: Не аферист.

Г. ПУЗЕНКОВ: Не аферист, в карман не залезу.

Э. НИКОЛАЕВА: Георгий Пузенков, наш главный современный художник. В отличие от художников, картина у нас не меняется – реклама, потом продолжим.

РЕКЛАМА

Э. НИКОЛАЕВА: Итак, в студии нашей программы Георгий Пузенков, художественный герой нашего времени. А почему всем так нравятся именно французские импрессионисты,
как вы думаете?

Г. ПУЗЕНКОВ: Очень просто и быстро можно ответить. Я вам скажу так. Французские импрессионисты, возьмем любого, например, Моне, кого угодно, чтобы персонализировать,
вначале это всем не нравилось, это нравилось только ему. Через несколько дней и месяцев это стало нравиться его друзьям. Потом, через год или через два,
когда он преодолел какие-то неприятности, сопротивляясь им, это стало нравится, там, еще двадцати людям. Потом, через какое-то время, другие люди, которым
не нравилось, они стали догонять – ну, на новорусском языке. Они – те, остальные люди – догоняли, догоняли, и до сих пор все догоняют. Наконец, догнали.
В это время другие художники стали заниматься другим делом. Их еще не догнали. И этот процесс, он вечен: что зритель, он занимается вообще своим делом,
кто-то из них рубит дрова, кто-то залезает к другим в карман, и только художник профессионально, ежедневно, 24 часа в сутки занимаясь своим делом, думает
об этом. Его друзья, близкие и так далее, они тоже начинают думать об этом. Им становится интересно и понятно. И вот когда аудитория разрастается до размеров,
не знаю, страны, стран и мира, то тогда всем это начинает нравится. И по-прежнему новое, что называется современным искусством, по-прежнему им не нравится.
Им нравится то, что они уже успели понять, а новое еще не успели, поэтому всегда это происходит все с задержкой. Будет догоняться потом, десятилетиями.
И в этом смысле, когда говорят, что художник опередил свое время, это чистейшая метафора. Художник никогда не опережает свое время. Дай бог ему быть адекватным
своему времени, потому что всякое искусство, оно, в сущности, современно. Есть жизнь и есть художники в разных жанрах, которые выражают эту жизнь. И, собственно,
импрессионисты когда-то были наипередовейшими авангардистами, потому что они выразили то, что происходило тогда – открытие новых законов, оптики, физики,
и параллельно это же произошло и в искусстве. Теперь мы живем в другое время – новые законы, компьютеры, новая стилистика, эстетика и так далее. А люди
по-прежнему любят импрессионистов.

Э. НИКОЛАЕВА: Георгий, а положа руку на сердце, какие художники всех времен и народов вам лично нравятся?

Г. ПУЗЕНКОВ: Мне очень нравятся импрессионисты тоже. И мне нравится Леонардо Да Винчи, и Малевич мне нравится.

Э. НИКОЛАЕВА: Именно Мона Лиза вам нравится Леонардо Да Винчи?

Г. ПУЗЕНКОВ: Ну, теперь я уже не могу себя сепарировать…

Э. НИКОЛАЕВА: У него еще есть «Портрет дамы»…

Г. ПУЗЕНКОВ: «Дама с горностаем».

Э. НИКОЛАЕВА: Нет, без горностая, она в таком достаточно простом платье, но у нее взгляд попритягательнее, чем у Моны Лизы. Мадам какая-то висит в галерее
до галереи Моны Лизы, маленький, небольшой портрет. Я его надысь сфотографировала. Знаете, гораздо более завораживающий взгляд. В чем феномен именно Моны
Лизы, я не понимаю? Вполне дебелая тетка такая, с глупым лицом.

Г. ПУЗЕНКОВ: Я такое определение даю. Это феномен победившего электората, вот что это такое.

Э. НИКОЛАЕВА: И хорошего пиара. Лувра.

Г. ПУЗЕНКОВ: Ну, не Лувра. В данном случае и то, что касается художественных произведений, такой пиар нельзя ни купить, ни выстроить. Всегда заложено в
выдающемся произведении или в истории художника, в истории его судьбы, уже заложены какие-то элементы или они постепенно закладываются, как, например,
в судьбе Ван Гога – чем Ван Гог на самом деле настолько лучше, чем Гоген? Нет, ничем. Но у Ван Гога есть…

Э. НИКОЛАЕВА: Свой стиль.

Г. ПУЗЕНКОВ: И у Гогена есть свой стиль, но у Ван Гога другая история. У Ван Гога есть отрезанное ухо.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, не обязательно было отрезать себе ухо.

Г. ПУЗЕНКОВ: А он специально его себе не отрезал.

Э. НИКОЛАЕВА: Прославился только этим на весь мир?

Г. ПУЗЕНКОВ: Дело не в том, что он этим прославился, а дело в том, что как, например, с Моной Лизой что произошло? Ее же украли. До этого момента она не
была такой известной.

Э. НИКОЛАЕВА: Когда на ней спали три месяца, когда служитель Лувра, что ли, ее украл?

Г. ПУЗЕНКОВ: Да, когда ее украл служитель Лувра…

Э. НИКОЛАЕВА: Спал на ней три месяца, подстелив ее под свой матрас. Истинный поклонник Моны Лизы.

Г. ПУЗЕНКОВ: Да, да, совершенно верно. Потом в нее бросали камни, масса вещей происходила с ней.

Э. НИКОЛАЕВА: Может быть, специально, чтобы она так не будоражила и не возбуждала?

Г. ПУЗЕНКОВ: Ну, это уже другой вопрос, кто что делал, какая была мотивация этого поступка.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, понятно. То есть вы хотите сказать, что она стала известна только после того, как на нее свое внимание обратили вандалы и психи?

Г. ПУЗЕНКОВ: Ну, я бы не упрощал. Она просто стала известной, потому что очень много именно с ней происходило и, видимо – с другими картинами тоже много
чего происходило – но мне кажется, что недаром Леонардо Да Винчи так и не продал эту картину заказчику и возил ее с собой всю жизнь и, собственно, ее обнаружили
в том замке во Франции, где он умер, она ему была близка так же, как Малевичу его «Квадрат». Один из «Квадратов», которые он написал, всегда был в той
комнате, где он жил, Малевич.

Э. НИКОЛАЕВА: А вы уже «Квадрат»-то догнали?

Г. ПУЗЕНКОВ: Я его, скажем, не просто догнал, я его перегнал. Я сделал свой «Квадрат», который первый в мире независим от Малевича, потому что это не квадрат,
а а) пиксель, и б) это просто компьютерная рамка, в которой изображена черная пустота. То есть почему независимый, потому что все квадраты, они каким-то
образом связаны с квадратом, а когда ты делаешь компьютерную рамку, а там пустота, ты думаешь или кто-то думает, что это квадрат только потому, что это
ему так кажется, а я об этом ничего не говорил.

Э. НИКОЛАЕВА: А вообще-то там ничего нет.

Г. ПУЗЕНКОВ: А вообще там ничего нет.

Э. НИКОЛАЕВА: В чем же ваша основная заслуга, Георгий? Вы успешный художник, который придумал, как себя продавать на Западе, в этом ваша основная заслуга?

Г. ПУЗЕНКОВ: Я не знаю, перед кем, мне пока никаких медалей, орденов не давали. Поэтому я думаю, что моя заслуга перед моей референтной группой, то есть
перед теми людьми, которые догнали и стараются догонять, то есть перед теми, кому интересно то, чем я занимаюсь. И мне кажется, что самое важное – сопротивляться
тем неприятностям, которое, вот это сопротивление неприятностям, делает из искусства искусство, потому что на самом деле в голову всем каждый день, каждую
секунду приходят тысячи и миллионы идей, только никто об этом не узнает, а вот если тебе хочется показать эти мысли, нужно сопротивляться неприятностям
и их показать.

Э. НИКОЛАЕВА: Понятно. В общем, сейчас приезжаешь в Париж, там всяческие следы русской культуры, а теперь этими следами будет Георгий Пузенков.

Г. ПУЗЕНКОВ: Да, наверное.

Э. НИКОЛАЕВА: Да, говорит он, скромно потупив взор. Так, скорее всего, и случится в ближайшее время. В Париже не планируете свои работы разместить никуда,
ни в какие галереи?

Г. ПУЗЕНКОВ: Я, во-первых, размещал уже в Париже. Это был 2002 год, по-моему.

Э. НИКОЛАЕВА: Хорошо, Георгий Пузенков, художественный герой нашего времени. Я бы еще добавила – основоположник пиксельной живописи. Да, Георгий? Это так?

Г. ПУЗЕНКОВ: Да. Это так. Если говорить о размещении в ближайшее время моих работ где-то, то будет большая выставка в Музее современного искусства в Бохуме,
в Германии, и там будет показано примерно то же, но только в совершенно другом формате, масштабе, что в Музее современного искусства Москвы, на Ермолаевском.

Э. НИКОЛАЕВА: Которая когда откроется у нас?

Г. ПУЗЕНКОВ: Она открылась, она работает.

Э. НИКОЛАЕВА: Как долго будет?

Г. ПУЗЕНКОВ: До 2 декабря она будет работать.

Э. НИКОЛАЕВА: По-моему, несколько этажей только ваши работы?

Г. ПУЗЕНКОВ: Не просто несколько, а вообще все, включая первый этаж.

Э. НИКОЛАЕВА: Прямо при входе можно?

Г. ПУЗЕНКОВ: При входе можно окунуться, потому что я перестроил весь вестибюль…

Э. НИКОЛАЕВА: Боже мой, какая огромная работа. Здание здоровое, пять этажей, по-моему.

Г. ПУЗЕНКОВ: Работа действительно огромная. Пять этажей, да. Работа действительно серьезная. Неприятности, скажем так, по сопротивлению материала пришлось
преодолевать по полной программе, но я вам скажу, что когда ты это делаешь, то по крайней мере у меня, в моей жизни, я никогда не впадаю, просто даже не
испытываю этого состояния депрессии, разочарования, когда я делаю проект. Единственное разочарование я испытываю, когда встречаются люди, которые берутся
что-то помогать и заводят тебя в тупик своим неумением, потому что говорят, что мы сделаем то, то, то, и в последнюю секунду нужно за час или за полдня
переделать то, что они делали три недели.

Э. НИКОЛАЕВА: Понятно. То есть они практически ничего не делали, а только портили. Георгий, вот вы когда-то были вполне приличным живописцем, чего вас потянуло
в эксперименты?

Г. ПУЗЕНКОВ: О, вы меня озадачили. Я-то думал, что я занимался экспериментами всегда, и даже когда был приличным живописцем, правда, я тогда не знал, что
я был приличный, я думал, что я неприличный. И к экспериментам меня тянуло всегда, это нормально, потому что дело же в чем, что ты догоняешь свое занятие
быстрее всех, потому что ты, собственно, им и занимаешься. Другие люди, когда приходят, вот как мы уже здесь сказали, видят, что что-то непонятное. Те,
кто ближе, они быстрее понимают, что это не просто эксперимент, это занятие.

Э. НИКОЛАЕВА: Многие ваши картины создаются методом агрессивного стирания поверхности. Завораживают сочетания слов. А в чем смысл этого метода? Это как
вообще все? Агрессивно стирает поверхность. Напридумываете же.

Г. ПУЗЕНКОВ: Агрессивно стирать поверхность – это значит реально ее стирать. Например, на открытии моей выставки это можно было просто видеть. Я устроил
такой перформанс, которым я продемонстрировал, собственно, методику моей работы – вот это так называемое агрессивное стирание, то есть одна из картин была
не закончена, но зрителям могло показаться, что она вполне законченная, потому что большая картина три на четыре метра, находилась в середине зала и напоминала
абстрактную импрессионистскую живопись, но она была не похожа на мои другие работы тем, что там не было таких белых зон, примерно 50 процентов, скажем
так…

Э. НИКОЛАЕВА: Это вы краску экономите?

Г. ПУЗЕНКОВ: Знаете, я трачу краски, пожалуй, больше, чем кто-либо другой. Есть фильм, где показана трата краски. Кстати сказать, отчасти именно поэтому
я практически не могу здесь в студии моей работать, потому что мне здесь не хватает красок.

Э. НИКОЛАЕВА: Магазинов мало для Георгия Пузенкова.

Г. ПУЗЕНКОВ: Это даже не детский сад, а ясли все эти магазины. Я краской пользуют тоннами, литрами, десятками, сотнями литров.

Э. НИКОЛАЕВА: Бочками.

Г. ПУЗЕНКОВ: Бочками, да, абсолютно, сороковыми, реально. И что интересно, хранители музея, когда описывали работы, которые они приняли на хранение, описали
также и эту работу. Потом она изменилась. Она была, по их мнению, уничтожена. Они подписали, что страшные повреждения поверхности верхнего живописного
слоя с утратами до 50 процентов… Это все сейчас записано.

Э. НИКОЛАЕВА: Забавно.

Г. ПУЗЕНКОВ: Дико забавно, да.

Э. НИКОЛАЕВА: Хороший ход, но на кого он рассчитан, Георгий? Ведь у нас как, наши бандюги, новые русские – ну че, дорисуй картину, я не понял, в натуре,
че ты, краски жалко, что ли?

Г. ПУЗЕНКОВ: Мне кажется, что время меняется и, наверное, мы переживаем…

Э. НИКОЛАЕВА: Они ж ни во что не врубаются.

Г. ПУЗЕНКОВ: Я думаю, что врубаются. Я думаю, постепенно все во все врубаются и я же не рассчитываю специально на кого-то. Я не дизайнер, который обслуживает
предмет, который ему заказали, под интерьер. Причем можно же делать очень хорошие вещи, но чем отличается, еще раз повторю, дизайн от искусства – тем,
что художник обслуживает свои идеи. Они достаточно абстрактны.

Э. НИКОЛАЕВА: Он работает на себя.

Г. ПУЗЕНКОВ: Я бы не сказал, что он работает на себя, он работает на идею.

Э. НИКОЛАЕВА: Обслуживает свои идеи.

Г. ПУЗЕНКОВ: Вот и все. И в этом смысле бандюки или не бандюки, всегда найдется какая-то группа людей, а это непредсказуемо, которая поймет, что ты делаешь.
Им понравится. Вот и все.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, я приблизительно знакома с теорией о том, что цифровой мир является не очень хорошим описанием мира, который мы видим и слышим. Почему
вы выбрали именно этот стиль не очень хорошего описания мира?

Г. ПУЗЕНКОВ: Потому что цифровой метод это приблизительный метод. Собственно, он и возник в XIX веке как система исчисления, приближенная система исчисления,
приводящая к точным заведомо заданным или предполагаемым точным результатам. И мир, в котором мы живем, включая, между прочим, и цифровой мир, он все-таки
аналоговый. А все цифровые методики это все лишь методики. И на самом деле, например, чтоб вы знали, не существует никаких цифровых принтеров, их нет,
они на самом деле аналоговые, то есть та краска, которую выплевывает этот принтер и наносит на аналоговую бумагу, это аналоговое. Существуют только программы,
методики расчета, вот они цифровые, а все, что потом получается, это все равно аналоговое.

Э. НИКОЛАЕВА: То же самое, все как и раньше. В общем, вы придумали свою фишку и придумали, как продаваться. А кто теперь ценители вашего творчества?

Г. ПУЗЕНКОВ: Те же самые ценители, которые были всегда. Это коллекционеры. Что, мне их по именам, что ли, называть?

Э. НИКОЛАЕВА: Назовите по именам.

Г. ПУЗЕНКОВ: Дело в том, что некоторые люди не любят. Я только могу сказать, что во многих музеях находятся мои работы. Например, Музей Людвига, один из
известнейших музеев в мире, находится в городе Кельн, там, где я и живу. Если говорить о западных. Ну, чтобы этот список не длить, скучно будет. А также
здесь, Третьяковская галерея, Русский музей, Музей современного искусства, частные коллекционеры.

Э. НИКОЛАЕВА: Дорого продаете? Почему картинки стоят?

Г. ПУЗЕНКОВ: Дорого, дорого.

Э. НИКОЛАЕВА: Тысячи долларов.

Г. ПУЗЕНКОВ: Ну, много тысяч, скажем так.

Э. НИКОЛАЕВА: Куда деньги деваете?

Г. ПУЗЕНКОВ: Вы знаете, иногда вот так, отдаю добрым людям, которые залезают в мой карман. И как раз вчера, когда добрые люди решили получить денег, они
получили, потому что буквально несколько часов до того я положил какие-то деньги за часть проданной работы, которую другие добрые люди решили мне отдать.

Э. НИКОЛАЕВА: Лучше бы они вам не отдали. Там, наверное, было прилично.

Г. ПУЗЕНКОВ: Там было прилично.

Э. НИКОЛАЕВА: Жора, как мне вас жаль. Эти деньги так тяжело достаются, пока сопротивляешься.

Г. ПУЗЕНКОВ: Особенно художнику.

Э. НИКОЛАЕВА: Пока сопротивляешься краскам, мольберту, холсту. На самом деле заставить себя выдать на гора такое, чтобы прямо душа радовалась.

Г. ПУЗЕНКОВ: Ну, это же желание, вы понимаете.

Э. НИКОЛАЕВА: Желание, которым вы себя удовлетворяете.

Г. ПУЗЕНКОВ: Я бы сказал так, есть такой диагноз, это желаемая паранойя, желаемая болезнь.

Э. НИКОЛАЕВА: Да, знаю, очень знакомо это. Итак, Георгий Пузенков, основоположник пиксельной живописи, наш главный современный художник, да не обидятся
на меня другие наши главные современные художники, и художественный герой нашего времени. У нас рубрика «Культура-мультура», у нас осталось очень мало
времени. Вот вы, Георгий, прожили 20 лет в Германии, а вы поняли главный буржуинский художественный секрет?

Г. ПУЗЕНКОВ: Главный буржуинский художественный секрет заключается в том, что никогда нельзя изменять себе. Вот он такой.

Э. НИКОЛАЕВА: Понятно – работать на потребу. Ну и, наконец, выставка в Ермолаевском. Раз вы такой бизнесмен, зачем вам эта российская выставка? Здесь же…
Или что, хотите заработать? В воздухе запах нефтяных миллиардов?

Г. ПУЗЕНКОВ: Ну, я понимаю, что это журналистский прием…

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, конечно, вы же умный человек.

Г. ПУЗЕНКОВ: …или это радио, или это эхо что-то исказило, бывает же так, звон не всегда понятно, где он…

Э. НИКОЛАЕВА: Ладно, достойный ответ, будем считать. Ну и все-таки, Жора, если без обиды?

Г. ПУЗЕНКОВ: Здесь никакой обиды. Дело в том, что когда меня спрашивают русский я художник, или немецкий, или еще какой-то, вот мы вначале говорили, ну,
интернациональный художник, это по интенции языка, вот что ты хочешь делать, так далее. Но человек отличается от нечеловека и очень похож на компьютер
тем, что он никогда ничего не забывает, то есть своей памятью. И если ты прожил, пролюбил, не знаю что, вот здесь, в этой стране, в моей стране, где я
родился и все произошло со мной, родился, женился, вот то, что я рассказывал, Казань, все эти перипетии, весь этот театр, так скажем, который всегда с
тобой, как ты можешь это забыть? А еще связано это с характером, скажем так. Например, я очень быстро забываю все плохое, реально.

Э. НИКОЛАЕВА: Помните об ограблении только лишь потому, что оно произошло вчера.

Г. ПУЗЕНКОВ: И наоборот, все вот эти вещи я даже не пытаюсь, оно само как-то у меня трансформируется, как исследование психологизма, не знаю чего, то есть
меня уже занимают следующие проблемы, я быстро-быстро перескакиваю, догоняю и так далее. И вот в этом смысле мне просто очень нравится и приятно здесь
делать для тех людей, которых я хорошо понимаю через мою жизнь, через русский язык, через какие-то такие тонкости, которые невозможно описать.

Э. НИКОЛАЕВА: Понятно. Чем удивилась московская публика? Удивилась она?

Г. ПУЗЕНКОВ: Я вам скажу, что московская публика, она, ой, как удивилась. Она удивилась двум вещам. Первая, в общем, была запрограммирована, потому что
преодолевая сопротивление материала, я в самом деле освоил пять этажей, очень такой внушительный проект, с эстетической доминантой, с красивым ударением.
Это то, что было запрограммировано. Но не запрограммирован был скандал.

Э. НИКОЛАЕВА: А он случился?

Г. ПУЗЕНКОВ: Случился.

Э. НИКОЛАЕВА: С дракой?

Г. ПУЗЕНКОВ: Нет, он случился без драки. Потому что люди, которые учинили этот скандал, они также себя тренируют быть вежливыми. Это, скажем, артистические,
журналистские круги. И некоторых из них, как вы сказали, поразило присутствие обнаженных молодых людей – девушек и юношей…

Э. НИКОЛАЕВА: При входе.

Г. ПУЗЕНКОВ: Нет, не при входе, а там, где они эту картину превращали в законченную. Там же был перформанс. Из незаконченной они превращали в законченную.

Э. НИКОЛАЕВА: Да, мы знаем, как у нас делается перформанс. Помним Кулика, все перформанс. И тут же должен быть такой же перформанс – голые люди.

Г. ПУЗЕНКОВ: Дело в том, что, вообще-то, я вам скажу…

Э. НИКОЛАЕВА: У Георгия зло блеснули глаза…

Г. ПУЗЕНКОВ: Почему зло? Это не глаза блеснули, это блеснули те самые круглые добрые очки.

Э. НИКОЛАЕВА: Которые закрывают…

Г. ПУЗЕНКОВ: Еще более добрые глаза.

Э. НИКОЛАЕВА: Короче, они вас подвергли остракизму в прессе?

Г. ПУЗЕНКОВ: Не все, далеко не все, что радует. Молодежь, например, на которую я рассчитываю, которая мне нравится, и вот те, которые догоняют гораздо быстрее,
просто даже не семимильными, а семидесятимильными шагами, они все понимают.

Э. НИКОЛАЕВА: Но это же останется только в памяти или если сфотографировать. Это же на века не уйдет, как картины импрессионистов.

Г. ПУЗЕНКОВ: Что вы имеете в виду?

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, ваш перформанс.

Г. ПУЗЕНКОВ: Так я же не выдаю перформанс за основной продукт. То есть перформанс - это не привлечение, это еще один взгляд, который – опять употреблю слово
«дидактический», ну что я могу еще сказать, простите – показал бы, как я делаю картины. На вернисаже единожды было сделано.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну что же, московская публика удивилась многим, в том числе перформансом. Желаю всем нестандартного взгляда на окружающую действительность.
И те, кто с нами, те не против нас. Какого черта, помните, что современное искусство превыше всего. В эфире были я, Элина Николаева, и…

Г. ПУЗЕНКОВ: Георгий Пузенков.

Полная версия

Copyright © 2004 - 2006
Радиостанция «Эхо Москвы»