Голодомор и Николай Заболоцкий

Был ли голодомор 1933 года умыслом геноцида или ошибкой политики? Аналогично можно задать вопрос о «монетизации льгот» 2005 года – это акт социального геноцида или просчёт недалекого политика? Опубликованные документы свидетельствуют о том, что вину за трагедию голода на Украине несут политические верхи в Москве и в Киеве, которые реализовывали вроде бы благую по намерениям, но ведущую в ад умозрительную утопию. Так, члены Международной Комиссии по расследованию голода, инициированной «Всемирным конгрессом свободных Украинцев» в 1984 году, и изучавшие представленные им же документы, пришли к выводу, что голод 1932-1933 годов не был организован с целью уничтожить украинскую нацию, и им не удалось также обнаружить существование заранее задуманного плана по организации голода на Украине для обеспечения успешности проведения «политики Москвы».

Свидетелями массовой гибели крестьян, вызванной политикой верхов, были также ученые и писатели Украины. Как они реагировали на трагедию? Например, большим авторитетом на Украине пользовался в те годы известный деятель украинского национализма историк Михаил Сергеевич Грушевский (1866-1934), соратник небезызвестного предстоятеля униатской Украинской греко-католической церкви митрополита Галицкого Андрея Шептицкого, лидер Украинской Центральной Рады (1917) и «некоронованный президент» Украинской Народной Республики (1918). После Гражданской войны он вернулся в Киев и принял активнейшее участие в коммунистической «украинизации» Украины и даже был избран в 1929 году действительным членом Академии наук СССР. Хотелось бы проследить по его статьям и архивам, как он оценивал Голодомор? Неужто тоже славословил деяния коммунистической партии и «отца народов». Умер он 25 ноября 1934 года в Кисловодске от воспаления карбункула, похоронен в Киеве.

Остро сострадал невинно погубленным жертвам Голодомора русский поэт Николай Алексеевич Заболоцкий (1903-1958), о чем повествует его сын известный биолог Никита Николаевич Заболоцкий (1932-, Москва) в статье «Голосуя против преступлений» (Вестник, Cockeysville /штат Мериленд/, 28 мая 2003 года, № 11/322/):



«У Николая Заболоцкого была своя концепция устройства и развития мира и, соответственно, своя знаковая система в поэзии. В основе поэтического метода Заболоцкого - общность нравственных законов живой природы для всех ее членов, будь то человек, животное или растение. В этом очерке мне бы хотелось обратить внимание на те составляющие творчества Заболоцкого, которые вобрали в себя его представления об этическом начале природы и, одновременно, - о нравственном состоянии современного ему общества.

В связи с этим, представляется важной конкретно-социальная трактовка ряда стихотворений, на возможность которой исследователи творчества Заболоцкого почти не обращали внимания.

Посмотрим, как это выглядит в стихотворении «Ночной сад», написанном летом 1936 года на Украине. Тема печали, тревоги, смятения естественно вытекали из того душевного состояния, в котором в то время находился поэт. Тогда он только начинал приходить в себя после лавины разгромных критических статей и политических обвинений 1933-1934 годов, после едва не поглотившей его очередной волны репрессий после убийства Кирова. Заметим, что потом он скажет о том времени: «Оглушенный, я замолчал». К тому же, живя на Украине, он впервые во всех подробностях узнал о жестоком раскулачивании и смертельном голоде, которые сопровождали коллективизацию в деревне. Под впечатлением этих событий он написал тогда ряд стихотворений, и в том числе «Ночной сад». Приводим его в первой авторской редакции.

О, сад ночной, таинственный орган,
лес длинных труб, приют виолончелей!
О, сад ночной, печальный караван
Немых дубов и неподвижных елей!

Он целый день метался и шумел.
Был битвой дуб и возмущеньем — тополь.
Сто тысяч листьев, как сто тысяч тел,
летели вместе — низко ли, высоко ль.

Железный Август в длинных сапогах
стоял вдали с большой тарелкой дичи.
И выстрелы гремели на лугах,
и в воздухе мелькали тельца птичьи.

И сад умолк, и месяц вышел вдруг,
легли внизу десятки страшных теней,
и души лип вздымали кисти рук,
все голосуя против преступлений.

О, сад ночной, о бедный сад ночной,
о существа, заснувшие надолго!
О, ты, возникшая над самой головой
туманных звезд таинственная Волга!

В самом названии заключен определенный смысл. В поэтической системе Заболоцкого сад может обозначать человеческое общество или шире - организованное сообщество живых существ. В ночном саду растут не плодовые деревья, не декоративные растения, по определению подчиненные своему садовнику, а вольные дикие деревья - дубы, ели, липы, тополя. Они могли бы расти в лесу, но они - в саду, они уже сообщество, в них как бы присутствует разум.

В стихотворении «Венчание плодами» Заболоцкий обращается к взращенным людьми совершенным плодам деревьев, которым известна тайна всеобщего благополучия: «Чтоб наша жизнь была сплошной плодовый сад, - \ скажите мне, какой чудесный клад \ несете вы поведать человеку?» Примечательно, что в то время, выполняя заказ официальной пропаганды, некоторые поэты, особенно в Грузии, нередко садовником называли Сталина, под садом подразумевая «счастливое советское общество». Но в нашем случае сад - ночной, то есть он во тьме, в беде.

В первых строках стихотворения сад уподобляется собранию музыкальных инструментов, как потом выясняется, умолкнувших, но, значит, способных звучать. Орган, трубы, виолончель - все это знаки музыки, а музыка и пение природы в стихах Заболоцкого - одно из проявлений души природы, то есть символы гармонии, нравственного начала. Так, в стихотворении «Осень» («В овчинной мантии…», 1932) читаем:

Не дрогнет лес. И в страшной тишине,
как только ветер пролетает,
ночное дерево к луне
большие руки поднимает
и начинает петь. Качаясь и дрожа,
оно поет, и вся его душа
как будто хочет вырваться из древесины…

Тут тоже «ночной» лес, деревья которого в «страшной тишине» начинают петь, то есть проявляют свою душу, которая хочет вырваться из древесины в общий мир. Подобную картину мы находим в «Творцах дорог» (1946-1947):

Когда горят над сопками Стожары
И пенье сфер проносится вдали,
Колокола и сонные гитары
Им нежно откликаются с земли.
Есть хор цветов, не уловимый ухом,
Концерт тюльпанов и квартет лилей.
Быть может, только бабочкам и мухам
Он слышен ночью посреди полей.
………………………………………………………..
И тварь земная музыкальной бурей
До глубины души потрясена.
И, засыпая в первобытных норах,
Твердит она уже который век
Созвучья тех мелодий, о которых
Так редко вспоминает человек.

Здесь, опять же ночью, небесная музыка сливается с музыкой цветов, и эти созвучия одушевляют «тварь земную», но, увы, так редко доходят до иссыхающей души человека.

Итак, ночной сад обладает душой, или он знак вселенской души и, следовательно, способен вершить добро. В стихотворении «Ночной сад» выстраивается определенная смысловая последовательность: сад - общество - душа - добро. Но в первой строфе сад предстает печальным караваном немых дубов и неподвижных елей. Он молчит. Эта картина вполне соответствовала состоянию советского общества. Как писал Заболоцкий в «Старой сказке» (1952), «И встречаем мы здесь молчаливо неизбежную участь свою». Но ведь еще недавно, днем, сад был совсем иным: он метался, шумел, дуб был битвой, а тополь - возмущением: «Сто тысяч листьев, как сто тысяч тел, летели вместе…», то есть листья были подобны людским телам, подчиненным единому порыву. Объединение, возмущение, битва - вот чем был сад днем. И в этом прямо-таки мятеже деревьев дуб был первым.

Дуб в поэзии Заболоцкого занимает особое место, он близок к автору или даже олицетворяет автора. Так, в «Завещании» (1947) поэт поручает свою душу именно дубу:

Многовековый дуб мою живую душу
Корнями обовьет, печален и суров.
В его больших листах я дам приют уму,
Я с помощью ветвей свои взлелею мысли…

А в стихотворении «Одинокий дуб» (1957) Заболоцкий говорит о своей литературной судьбе, сложившейся на «дурной почве», «среди безжизненных равнин». Себя или своего современника, одинокого борца в искусстве, Заболоцкий видит в образе дуба-воина:

Вглядись в него: он важен и спокоен
Среди своих безжизненных равнин.
Кто говорит, что в поле он не воин?
Он воин в поле, даже и один.

Так что онемевший дуб-битва в «Ночном саду» - не поэт ли это, которого заставили или пытались заставить замолчать? Вспомним слова Заболоцкого о своем состоянии после событий 1933 года: «Оглушенный, я замолчал».

Обратимся к третьей строфе стихотворения. В ней говорится о причине возмущения сада. Сада - души природы, сада - души народа. Обычно в примечании к этой строфе дается лаконичное пояснение: «С августа разрешалась охота». Действительно, где-то на лугах, видимо вблизи сада, гремят выстрелы - идет отстрел птиц, трупиками которых наполняется тарелка некоего «железного Августа в длинных сапогах» - не то языческого божества, не то хозяина охотников. Вот он пришел, встал со своей тарелкой, и началась охота.

Таким образом, зло в стихотворении исходит от людей в угоду эгоистическим потребностям этого Августа. На его бездушие указывает определение «железный». Правда, слово «железный» отсылает нас и к ружью, обычному оружию охотников.

Существенно, что Август в стихотворении пишется с заглавной буквы. Значит, это не просто месяц, с которого начинается охота, а некий важный символ или персона. Уж не римский ли это император Божественный Октавиан Август, в честь которого назван месяц? Правда, тот Август не носил длинные сапоги, но зато его статус и политическая карьера были сходны с таковыми другого, современного Заболоцкому обожествленного властителя, который тоже, как известно, носил длинные сапоги.

Кроме того, определение «железный» может обозначать не только бездушный, но и читаться как синоним слова «стальной». И тут нам вспоминается цитата из статьи критика Тарасенкова, в которой говорилось, что Заболоцкий в своем творчестве издевался над делом, руководимым «стальным большевиком со стальным именем», то есть Сталиным (Тарасенков А. Похвала Заболоцкому // Красная новь, Москва, 1933, № 9, стр. 181).

Можно вспомнить еще и канонизированного коммунистами руководителя первого репрессивного органа ВЧК - Дзержинского, известного под кличкой «Железный Феликс». Опять в стихотворении выстраивается определенный смысловой ряд, на этот раз противостоящий саду: железный Август - стальной большевик - Железный Феликс - бездушие - зло.

Примечательно, что в стихотворении железный Август «стоял вдали», то есть был как бы нравственно отдален от мира живых душ, от деревьев сада. Точно так же в стихотворении Заболоцкого «Казбек» (1957), уже явно посвященном культу правителя, символом этого правителя является недоступная горная вершина, «обломок кристалла». Вот строки из этого стихотворения, в определенной степени комментирующие «Ночной сад»:

У ног ледяного Казбека,
Справляя людские дела,
Живая душа человека
Страдала, дышала, жила.

А он, в отдаленье от пашен,
В надмирной своей вышине,
Был только бессмысленно страшен
И людям опасен вдвойне.

Как видим, жертвой этого опасного и страшного владыки (подразумевается, конечно, Сталин) была живая душа человека. Кем же были жертвы железного Августа в «Ночном саду»? Ими были вольные птицы, которые становились мертвой дичью и наполняли большую тарелку ненасытного хозяина. В птицах, как и в деревьях, Заболоцкий особенно любил выявлять человеческие качества и степень их нравственного развития. В «Осенних приметах» (1932) он писал:

Вращая круглым глазом из-под век,
летит внизу большая птица.
В ее движенье чувствуется человек.
По крайней мере, он таится
в своем зародыше меж двух широких крыл.

В стихотворениях «В этой роще березовой», «Уступи мне, скворец, уголок», «Ласточка» - птицы, эти «малые дети вселенной», изображены как существа, родственные душе поэта. Так, птица-иволга, олицетворяющая музу поэта, сопровождает его всю жизнь, замолкая лишь в годину тяжелых испытаний. И тогда поэт обращается к ней, онемевшей, подобно ночному саду (1946):

Где ж ты, иволга, леса отшельница?
Что ты смолкла, мой друг?

И дальше:

Молчаливая странница,
Ты меня провожаешь на бой
И смертельное облако тянется
Над твоей головой.

Так вот что заставило возмущаться, шуметь и метаться одушевленный сад - варварское убийство птиц-людей, птиц душ в угоду бездушному, оторвавшемуся не только от природы, но и от сообщества людей тирану. Деревья, птицы и незримо присутствующий в стихотворении автор объединяются единой душой природы, общим неприятием зла.

Активную борьбу со злом провозглашает Заболоцкий в стихотворении «Засуха», написанном почти одновременно с «Ночным садом». Оба эти произведения пронизаны общими настроениями и мыслями. В «Засухе» зло исходит от «раскаленного чрез меру» солнца. (Заметим, что солнце - один из образов, применяемых при восхвалении Сталина.) В стихотворении вместе с пораженной засухой природой страдает и автор. В природе: «В смертельном обмороке бедная река», у автора: «в обмороке бедная душа». Река - душа. Значит, в данной ситуации река - знак многоликой души природы. Да и по смыслу: река, влага - антипод засухи, то есть зла. И вот какой способ борьбы со злом видит поэт (1936):

И чтобы снова исцелился разум,
и дождь, и вихрь пускай ударят разом!
…………………………………………………………
Не бойтесь бурь! Пускай ударит в грудь
природы очистительная сила!

И в «Ночном саду» деревья пытались преподать урок борьбы с тиранией. Но у железного Августа были ружья и стрелки-невидимки, - в результате восторжествовало зло. Сад умолк, наполнился страшными тенями, населяющие его существа надолго заснули. Сад заставили замолчать, но души деревьев не могли смириться со злом: «…и души лип вздымали кисти рук, \ все голосуя против преступлений». Однако этот молчаливый протест душ был недостаточен. Истинный путь к спасению автор ищет в чем-то ином, более масштабном.

В последней строфе стихотворения поэт риторически обращается к «бедному саду ночному» и тут же переводит взгляд к звездному небу, к туманным звездам, как будто там видит путь к благополучному разрешению борьбы добра со злом. Пересекающая небо «таинственная Волга» - не только полоска Млечного Пути, но и некий космический путь туда, где поэту видится неизбежное и окончательное торжество законов нравственности.

Вспомним, что стихотворение начинается с уподобления сада таинственному органу и кончается словами «таинственная Волга». Слово «таинственный» соединяет обладающий душой сад-орган и высший источник одушевленности. Такое же значение звездное небо имеет и в ряде других стихотворениях Заболоцкого.

Любопытно, что советская цензура не усмотрела в стихотворении «Ночной сад» ничего крамольного, и оно дважды было опубликовано в страшном 1937 году - в журнале «Литературный современник» и во «Второй книге» Заболоцкого.

А вот А. А. Ахматова поняла его второй, а лучше сказать, основной смысл, и одну из его строк, в несколько измененном виде, сделала эпиграфом своего стихотворения о сталинских репрессиях. По воспоминаниям Лидии Чуковской, в 1940 году Ахматова попросила ее запомнить это стихотворение и затем его сожгла. Эпиграфом в нем были следующие слова: «В лесу голосуют деревья. Н. Заболоцкий» (Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой. Том 1. Москва, 1997, стр. 121).

Иосиф Бродский, который высоко ценил поэзию Заболоцкого, процитировав третью строку «Ночного сада» (о железном Августе), воскликнул: «Посмотрите, как замечательно прорисован задний план! Это дюреровская техника. Я думаю, самые потрясающие русские стихи о лагерях, о лагерном опыте, принадлежат перу Заболоцкого. А именно, «Где-то в поле возле Магадана…» (Волков Соломон. Диалоги с Иосифом Бродским. Москва, 1998, стр.154). Думается, такой ход мысли поэта, как бы соединившего стихотворения «Ночной сад» и «Где-то в поле возле Магадана…», не случаен. Если во втором из них он оценил лагерный опыт, то в первом он безошибочно ощутил предлагерный опыт жизни 1930-х годов.

В противоположной социальной группе опасность натурфилософских стихов Заболоцкого интуитивно почувствовал палач от литературы, бывший рапповец Н. Лесючевский. Может быть, сам того не сознавая, он был недалек от истины, когда писал в доносе: «А основным для Заболоцкого этих лет являются «пантеистические» стихи, в которых под видом «естествоиспытателя», наблюдающего природу, автор рисует полную ужаса, кошмарную, гнетущую картину мира советской страны» (Лесючевский Н.В. О стихах Н. Заболоцкого // Заболоцкий Никита. Жизнь Н.А. Заболоцкого. Москва, 1998, стр. 556).

Понял эти стихи и проницательный руководитель Союза советских писателей А. Фадеев. В 1948 году, будучи рецензентом и политическим редактором стихотворного сборника Заболоцкого, он проявил бдительность и выкинул уже из верстки ряд стихотворений о природе, и среди них «Засуху», «Ночной сад» и «Лесное озеро», написав редактору издательства, уже упомянутому Тарасенкову, что они «абсолютно должны быть изъяты» (Фадеев А. Письмо А. Тарасенкову от 5 апреля 1948 года // Там же, стр. 425).

После этого сам Заболоцкий, недавно вернувшийся из заключения, отредактировал ряд своих произведений 1920-1930 годов, в том числе «Ночной сад». Характер правки подтверждает, что стихотворение имело социальный смысл и что основная задача правки - затушевать этот смысл. В результате, в последней авторской редакции тополь стал не возмущеньем, а потрясеньем, листья деревьев не летели вместе, а переплетались, ночные тени стали не страшные, а просто длинные, голосование душ лип против преступлений исчезло - уже не души, а толпы лип стали скрывать птиц под купами растений, последняя строка о туманных звездах тоже потеряла прежнюю многозначительность. Еще следует сказать, что в последнем прижизненном сборнике «железный Август» был напечатан с маленькой буквы. Однако через год, готовя свое итоговое собрание произведений, автор снова подтвердил заглавную букву Августа.

В заключение следует отметить, что представления Заболоцкого о взаимоотношениях внутри природы, о разуме и душе, о добре и зле, в том числе и в социальной сфере, о долге человека по отношению к природе, - все это носит глобальный характер и в основе своей не привязано к конкретной стране и конкретным событиям истории. И все-таки в его стихах мы узнаем и определенных персон, и исторические события, происходившие в современной ему Советской России, где:

Жук ел траву, жука клевала птица,
хорек пил мозг из птичьей головы,
и страхом перекошенные лица
ночных существ смотрели из травы.

(Заболоцкий Н. Огонь, мерцающий в сосуде. Москва, 1995, стр. 335)