Скурлатов В.И. Философско-политический дневник Прощаясь с индустриализмом
Прощаясь с индустриализмом
Терминология диагностична и эвристична. Ясно, что 19-ый век отличается от 21-ого. Как назвать эпохи уходящую и наступающую? Политики говорят об устаревших капитализме и социализме, которых сменяет некое глобально-конвергентное «общество равных возможностей», аналитики-экономисты говорят об индустриализме, сменяющемся постиндустриализмом, искусствоведы и вообще гуманитарии – о замене модернизма постмодернизмом. Каков общий знаменатель, объясняющий новое человеческое качество как на личностном,
так и на социальном уровнях?
Привлекает термин «субъектность». Раскрыт он не до конца, хотя явно бездонен. В философии Нового Времени, особенно после «Критики чистого разума» (1781) Иммануила Канта, – он вообще центральный. Как провозгласил Гегель, «субстанция есть субъект». Мартин Хайдеггер неопровержимо сопряг человеческое бытие Dasein с бытием Sein, сущим Seiende, языком как «домом бытия» и Ничто. Обретя субъектность, человек стал равен Богу - "И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один
из Нас, зная добро и зло" (Бытие 3:22). Возвращаясь к земной реальности, учтём, что субъектность в социальном бытии распределена неравномерно, поскольку сопряжена с собственностью, с её самодостаточностью. Если человек – неимущий, то есть не сопряжен с самодостаточной собственностью, то он зависим от общины, барина, царя, работодателя, кормильца и т.п. и является досубъектным или недосубъектизированным. В бедных традиционных обществах, где внизу доминирует община, субъектность свойственна верхним правящим
слоям. Такую субъектность можно назвать «верховой». Она породила великие религии, великие империи и великие шедевры прошлого. Но она локализована по определению, ибо не имеет массовой базы, и раз за разом угасала вместе с порожденными ею блистательными культурами и государствами.
По мере роста производительных сил и соответственно общественного богатства росли и возможности расширения социальной базы субъектности. Размывалась автаркия общин и происходила социализация низов, служившая трамплином субъектизации
для некоторых самых активных низовиков. В свою очередь, низовые субъектники создавали стимул для досубъектных-недосубъектизированных обрести экономическую самодостаточность и способствовали общественному прогрессу как возвышению субъектности. Вообще вне взаимосвязи социализации с субъектизацией нельзя понять историю обществ Запада и Востока. Социализация – это лоно и почва субъектизации, а субъектизация – это мотор-двигатель социализации.
Чтобы взорвать традиционное общество, в котором верховодили
верховые субъектники, должна была накопиться «критическая масса» низовой субъектности. В ряде обществ Запада и Востока иногда такое «предкритическое» состояние достигалось, но взрыва не происходило, и субъектизация угасала, побеждала реакция традиционализма. Но вот к 15-ому веку в Итальянских городах и в ряде других регионов Европы (Англия, Богемия, Ганза) благодаря развитию торговли, ремесел и строительства такая «критическая масса» низовой субъектности взрастилась, и произошел взрыв этой социальной «сверхновой
звезды», породивший Новое Время (=Модерн). В вихрях, завихрениях и осколках этого грандиозного взрыва Модерна, принесшего с собой субъектное "богоравное" отношение к самому себе, окружающему обществу и остальному миру и соответственно духовно-критическую рациональную и научно-техническую революцию и новые формы самоорганизации низовой субъектности типа капиталистических компаний и предприятий, наций, партий, профсоюзов и т.п. наряду с глобализмом открытия Нового Света и освоения планеты и создания
колониально-торговых империй и прочих экспансионистских проектов, - мы живём по сей день. Отказ от Модерна возможен индивидуально и локально, но не реален глобально – для этого надо, как в Потопе, уничтожить существующее человечество.
Иногда завихрения демодернизации-десубъектизации, порожденные взрывом Модерна, выдают за контрмодернизм или постмодернизм. Но чтобы обуздать Модерн, совсем недостаточно арсенала традиционализма (религиозно-конфессиональное обрядоверие и даже суеверие, культ личности
вождя, социальный «неофеодализм» и «неоопричнина», «великая инквизиция» и ГУЛАГ, этнозоологизм вплоть до этноцида, и т.п.), - необходимо использовать институты и орудия того же Модерна. Какие бы социальные эксперименты ни проводить в русле Модерна, в какие завихрения утопий и антиутопий контрмодерна ни погружать общества, - тем не менее эти попытки повернуть время вспять обречены, ибо неявно сохраняется «код субъектности», и любая целеустремленная десубъектизация подспудно соотносится с субъектностью и обычно
пошло сводится к монополизации субъектности «новыми верхами» за счёт десубъектизации низов, всегда сопряженной с умышленным их обнищанием. Не буду даже приводить примеры из советской или путинской социальной и политической практики. Важно лишь констатировать, что временная локальная десубъектизация-демодернизация возможна, но только в рамках глобального Модерна. А чтобы уничтожить Модерн – надо уничтожить всё человечество.
Поэтому социальная патология десубъектизации-демодернизации, наблюдающаяся
ныне в путинской России и в ряде других локальных социальных лепрозориях, отнюдь не есть провозвестник будущего или «родник» нового глобального мейнстрима, а есть текущее очередное временное завихрение, которое раньше-позже будет поглощено мейнстримом Модерна (при возможной деградации-кончине народа, пораженного данной патологией).
Что касается термина «постмодернизм», то он отрицает «модернизм» как типичный поиск ХХ-го века и даже иногда впадает в контррационалистический культ хаоса и архаики, но
в творческом своём бунте не только остается в русле Модерна, но питает его. Склонен считать постмодернизм новым порывом субъектности, выражающем-отражающем скачок от привычного для XIX-XX-ых веков индустриализма к постинлдустриальному «обществу знания» с его количественным и качественным возвышением субъектности. Ибо плевела потребительства, бросающиеся в глаза поверхностным наблюдателям (хотя культ потребительского Золотого Тельца действительно привел к нынешнему мировому кризису перепотребления), не должны
затмевать умножающиеся зерна субъекности как на уровне личностей и обществ, так и в глобальном плане. Задача – пользуясь потрясением-дуновением мирового кризиса, постараться отделить зерна от плевел и перейти в локале и глобале к новому более высокому уровню и качеству жизни в субъектности.
С этой точки зрения интересны суждения автора книги «Прорыв в будущее: Социология Интернет-революции» известного идеолога «информационного общества» Игоря Виленовича Эйдмана (жижист igeid) в заметке его Живого Журнала «Пора валить из 19 века»:
«…Век расшибанья лбов о стену, Экономических доктрин, Конгрессов, банков, федераций, Застольных спичей, красных слов, Век акций, рент и облигаций… Век буржуазного богатства (Растущего незримо зла!). Под знаком равенства и братства Здесь зрели темные дела...»
Так писал Александр Блок о 19-ом веке. Разве эти определения не подходят для начала 21-го века?
«Под Кандагаром погибли британские
солдаты. В Воронеже молодежь побила инородцев. На биржах Лондона и Нью-Йорка растет цена золота. В Бомбее исламские фанатики захватили гостиницу. В Париже только не давно закончились студенческие волнения, а сейчас бастуют железнодорожники. В Великобритании сокращены расходы на содержание королевского двора. Напряженность на Балканах спала, но нет уверенности, что этот регион в ближайшем будущем не ждет новый военный конфликт. Сейчас на Кавказе погибает на порядок меньше российских солдат, чем в начале чеченской
операции».
Парадокс - новости начала 21 века вполне оправдано могли бы украсить новостные полосы газет конца 19 века.
В 19 веке произошла глобальная социальная трансформация. Окончательно умер сословно-клерикальный архаичный мир средневековья. Ему на смену пришел «матерьялистичный» буржуазный век «акций, рент и облигаций».
Затем в 20 веке мир трясло: он скатывался то в фашизм, то в коммунизм (который был неудачной попыткой «загнать клячу истории» и сбежать из 19 века в коллективистскую
утопию).
К началу 21 века мир, «намотавшись по буеракам», и, сильно устав от различных социальных экспериментов, не нашел ничего лучше, чем вернутся к 19 веку. Т.н. «рейганомика» и «тэтчеризм», так же как и рыночные реформы в России и Восточной Европе, были по сути попытками вернуться в 19 век, то есть во времена неограниченного "господства незримой руки рынка". Помимо всего прочего, в результате этого в США, Европе и России были разрушены основы социального государства, заложенные в 20
веке.
Но история все-таки развивается, её ход невозможно повернуть вспять. Социальная организация общества для того, чтобы быть жизнеспособной, должна соответствовать уровню его технологического развития. Архаичные утопии еще менее жизнеспособны, чем прогрессистские. Социальные отношения 19 века в информационную эпоху «не канают».
Неолиберальная утопия сегодня переживает глобальный кризис и движется к краху. Когда она рухнет, мир всё-таки придет к новому 21 веку - не только к новому
уровню развития технологий, но и к радикально другим, современным принципам социальной организации общества».
polovchanka: +1 может, мир что-то пропустил в 20м веке или что-то не успел доделать? или 21-й век что-то потерял?
igeid: В 20 веке он как раз не успел уйти от 19 века :))
witch_doctor_cs: В 20м веке трясло, не спорю. Однако очень много мнений, что в середине 21-го века будет трясти еще больше.
igeid: Согласен. Только я думаю, что от этой тряски толку будет больше, а бед меньше.
natconslib: Игорь, Вы что. Разве можно говорить о том, что на Западе произошло сворачивание социальной системы? Её подкорректировали в соответствии со сложившейся исторической ситуацией, но сама система современной смешанной экономики никуда не делась. Право, глупо пытаться утверждать, что якобы вернулись времена laissez faire. И сейчас мир опять качнуло влево, причём, в отличие от XX века, левизна
будет не этатистской, а - как бы так выразиться - социумной, что ли... Игорь, а что Вы думаете об этом: http://community.livejournal.com/namarsh_ru/2447793.html http://community.livejournal.com/namarsh_ru/2554540.html
igeid: В США к началу 21 века социальное
неравенство вернулось на уровень, который был до Нового курса, распределительные функции государства снизились до того же уровня. Сейчас пойдет обратный процесс. Что же касается неэтатической альтернативы, я об этом писал, в прошлый понедельник вышла моя статья в Ведомостях (ссылка в ЖЖ есть).