Демократия сущностно сопряжена с субъектностью. Субъектность же – способность к самоосознанию, к взгляду на себя и окружающие объекты как бы со стороны (или с равнобожьей высоты), то есть способность мыслить. Не столь уж многие обладают такой внутренней силой, чтобы возвыситься над самим собой, самокритически отнестись к себе. А если почти все силы из-за бедности тратятся на животное выживание, то тут не до мышления. Как гласит русское меткое слово, «без денег и разума нет». Хотя и в душе
нищего мерцает искра Божья, но бедность гасит её, и раз нищий не может мыслить, то он по-человечески не существует - и для демократии не годится.
Короче, демократия – не для нищих. Демократия – это форма самоорганизации или кооперации экономически-самодостаточных (богатых). Бедные (экономически-несамодостаточные) зависят от общины (колхоза), работодателя, босса, начальника, барина, царя и т.д. И экономически-несамодостаточные вряд ли в состоянии сделать самостоятельный духовный, идеологический, политический
выбор. Они – типичные жертвы демагогов.
Субъектник относится к своему роду и Родине как к своему родному, собственному. Этим всё сказано, дабы не распинаться всуе о любви к Родине, к России, к роду и к народу. Надо превратить Россию в уважаемую державу для внешних и в цветущий сад для внутренних. После произошедшего более полутысячелетия назад сверхвзрыва низовой субъектности в Европе – весь мир живет в порожденном этим взрывом Новом Времени (Модерне) научно-технической революции, освобождения-раскрепощения
человека, социально-субъектного прогресса. Чтобы занимать достойное место в этом мире Модерна - необходима модернизация. Россия обречена на догоняющее развитие из-за её угнетенной субъектности, так и не набравшей «критической массы». Предшествующие петровская и большевисткая фазы модернизации осуществлялись за счёт форсированной социализации, однако ныне на повестке дня «постиндустриальная» фаза, в которой приоритетную роль в связке с массовой социализацией играет адресная низовая субъектизация. А таковая возможна
только в условиях целенаправленного построения демократического общества.
Ныне успеха добиваются те ранее отсталые досубъектные или недосубъектизированные общества, в которых правящая группа целеустремленно-форсированно взращивает «критическую массу» низовой субъектности и в конце концов строит демократическое «гражданское общество», в котором низовые субъектники-самодостаточники играют ведущую роль. Взаимосвязь низовой субъектизации с устойчивой демократизацией очевидна не только в таких современных
обществах, как «новые индустриальные страны» или прорывающиеся в постиндустриализм Сингапур, Малайзия, Индия, Бразилия и даже отчасти КНР, но и на начальных стадиях прорыва ряда стран Запада. Характерен пример США, где по мере развития производительных сил и роста общественного богатства появлялось все больше и больше экономически-самодостаточных социальных слоев, которые в конце концов вовлекли в свою систему демократических ценностей всё общество. Сначала ядром-ростком возникающей американской нации и американской
демократии стали экономически-самодостаточные «уоспы» («белые англо-саксонские протестанты»), а бедные уоспы, женщины, всяческие иммигранты и индейские туземцы и тем более чернокожие рабы с помощью различных имущественных, гендерных и расовых цензов исключались из участия в политической жизни и, в частности, не допускались к каким-либо выборам. По мере взращивания низовой субъектности укреплялись устои демократии, и постепенно к избирательным урнам допускались новые категории населения. Так, с 1921 года получили
право выбирать и быть избранными женщины, а в последние три десятилетия благодаря форсированному взращиванию «критической массы» низовой субъектности в цветных общинах США (общефедеральная программа «аффирмативных действий») стало возможным избрание темнокожего Барака Обамы на пост президента самой могущественной и продвинутой страны мира.
Итак, «критическая масса» низовой субъектности – фундамент-основа-базис демократии и инновации. Догнать индустрию Запада иногда можно, как в СССР, за счёт форсированной
социализации с одной стороны и всеобщей десубъектизации с другой, однако для этого должна была иметься стартовая субъектная «свеча зажигания» в виде подготовленных кадров и минимальной индустриальной и образовательной инфраструктуры. Провал «большого скачка» в КНР при Мао Цзэдуне и ряда подобных попыток индустриальной модернизации свидетельствует, что сколько ни репрессируй традиционную клячу, её можно загнать, а догнать Запад всё равно не получится. Напротив, в Японии благодаря Революции Мейдзи к власти пришла
патриотическая (то есть нешкурная) группировка, которая за несколько десятилетий с 1868 года смогла взрастить «критическую массу» низовой субъектности и уже в 1904-1905 гг. разгромить полуфеодальную Россию. Ныне же догнать постиндустриализм просто невозможно без акцента именно на субъектизацию.
Взрастить «критическую массу» низовой субъектности в России – значить создать нацию и прорваться к демократии. Век назад эту задачу после поражения от Японии попытался решить Пётр Аркадьевич Столыпин, но не
успел. Интересный подход, напоминающий Израиль с его кибуцами, мошавами и Гистадрутом, предложил Владимир Ильич Ленин в своём «кооперативном плане», но Иосиф Виссарионович Сталин решил, что перед лицом империалистического окружения целесообразнее, опираясь на сохранившиеся с царских времен плацдармики промышленности и науки, осуществить индустриализацию СССР за счёт массовой социализации, пренебрегая взращиванием низовой субъектности. Более того, он боялся противодействия со стороны «раскулачиваемой» низовой
субъектности и потому развязал против неё террор и репрессии. После Великой Победы были потуги некоторых руководителей СССР перевести экономику на хозрасчёт и тем самым помочь низовой субъектности поднять голову, но мы хорошо помним, какая борьба кипела вокруг этого вопроса и как в конце концов, в отличие от дэнсяопиновской КНР, позднесоветская геронтократия так и не решились на раскрепощение низового предпринимательства. Хотя кооперативное движение вроде бы при Михаиле Горбачеве пошло в рост, однако оно не
сделало погоды, и к власти прорвалась не национальная субъектность, а компрадорская шкурность, которая держит рычаги по сей день. И тысячелетняя Русь пала и развалилась.
Казалось бы, кто мешал быстро набиравшему силу национальному капиталу поддержать национально-демократические партии и взять контроль над страной в свои руки. Однако компрадоры, имея доступ к иностранным ресурсам, набирали силу быстрее. Схватка между национальным капиталом и компрадорским произошла в сентябре-октябре 1993 года, и
шансы у обеих сторон были примерно одинаковы, и если бы, например, не моя оплошность (о ней я многократно рассказывал), то мы могли бы пойти путём Бразилии, Индии, Малайзии или Тайваня, а не Нигерии и «сомосы», как идём по сей день.
Сейчас провести постиндустриальную модернизацию России «сверху» не удастся из-за шкурности правящей компрадорско-мародерской группировки, но и в случае оттеснения её от власти отнюдь не гарантировано, что прорыв к демократии, нации и инновации свершится. С удивлением убеждаюсь,
что поставленная ещё Петром Столыпиным задача целеустремленного форсированного взращивания «критической массы» низовой русской субъектности находится на периферии общественного внимания и не ставится ни одной известной мне политической организацией, заметной на российском горизонте. Базис вообще не интересует политических лидеров и партийных публицистов, и полностью доминируют надстроечные воспарения и блуждания в кронах трёх сосен. Само по себе это уже симптом патологизированности российского общества, и на
примере братской и близкой нам по патологии Украины мы видим, что после «оранжевой революции» царит примерно та же экономическая стихийность и политическая расхристанность, как и ранее.
Понимаю, что неостолыпинство как лучший таран против царящего ныне неофеодализма кажется какой-то экзотикой, сколько бы я ни ссылался на успешный иностранный опыт. Типичные возражения – «мы не американцы!», «мы не китайцы!», «мы не израильцы!», «мы не японцы!» и тем более «мы не малайзийцы!». Мол, мы особые. Но мы,
русские, не какие-то «особые», а ныне просто «больные», и другие ранее немощные народы смогли на наших глазах нас обойти не потому, что они лучше нас, а потому, что исцелились благодаря тем лекарствам, которые сто лет назад прописывали нам (глядя на преуспевших к тому времени американцев и японцев) тот же Столыпин со своей «фермеризацией» и «кооперацией» и отчасти Ленин в «кооперативном плане», а отъехавшие от нас в Израиль евреи тоже не мудрили со своей «особостью», а взяли на вооружение наряду с прочим также
опыт русских казаков и артелей.
Прошлый век оказался богатым на «социальные эксперименты», в том числе в России, и накоплен разнообразнейший эмпирический материал, на основании которого можно делать более-менее обоснованные и эвристические выводы. Они вошли в коллегиально-выработанную «неостолыпинскую» Программу постиндустриальной модернизации России «Путь из тупика». Она – сугубо базисная, и потому не воспринимается
доминирующими надстроечниками. Доктор с пациентом не спорит, целостник с частником (партийцем – от латинского корня «парт», то есть «часть») тоже должен не спорить, а отметить его надстроечные односторонности.
Есть четыре главных «изма» Модерна и соответственно четыре их извращения. Первый «изм» - либерализм (субъектность для «достойных»). Второй– национализм (субъектность для «своих». Третий – анархизм (субъектность для «индивида»). Четвертый – коммунизм (субъектность для «всех»). Извращение – когда
главную односторонность выдают за панацею от социальных болезней и соответственно от блокирования прогресса. Вроде бы благие намерения, но при забвении базиса – «критической массы» низовой субъектности – они прямиком ведут в социальный ад.
Либералы призывают провести «честные выборы». Но когда нет стержня низовой субъектности, как в Индии, где доминирует и побеждает коммунистов партия национального капитала Индийский Национальный Конгресс, у нас нищий российский электорат изберёт компрадоров типа
Ельцина или демагогов типа Жириновского, и сколько ни огорчайся, что «Россия, ты одурела!», - против базиса не попрешь, и честнейшие свободные всеобщие выборы приведут к власти очередное чудище, кое вряд ли будет лучше Путина.
Националисты мечтают о русском по крови правительстве (как будто Путин и ряд членов его «питерской» группировки – не из русских деревень, а откуда-то десантировались). Но если каким-то чудом «русско-национальные» лидеры не погасят друг друга, и при тех или иных обстоятельствах
возвысится Русский Вождь, то он вряд ли сможет взять власть, ибо, в отличие от Гитлера, который мог в Германии опираться на «критическую массу» низовой униженной и негодующей немецкой субъектности, у нас таковой «критической массы» не взраслось и при нынешних тенденциях не взрастется, а на досубъектном русском погромном этнозоологизме далеко не уедешь, и Русский Вождь предстанет как голова без всадника.
Анархисты с их лозунгом индивидуальной свободы увязнут в досубъектном болоте и будут стараться
дестабилизировать глобалистское «общество свиней», а если эскапистски решат отстраниться от падшего истеблишмента и жить общинами равных, то обязательно появится Учитель Жизни и кончится антиутопией типа коммуны Чарльза Мэнсона с его «Революцией-9» и объявлением войны между черной и белой расами (победят-де черные) и убийством беременной киноактрисы Шарон Тэйт в 1969 году, или сектой «Народный Храм» во главе с Джимом Джонсом, по приказу которого в Гайане в 1978 году покончили с собой (отравились) 911 человек,
или самосожжением секты «Ветвь Давидова» в Техасе в 1993 году. Контркультура – бывает лучше культуры, контрвласть – бывают хуже власти. Однако даже если анархисты, следуя учениям Михаила Бакунина, Петра Кропоткина и отчасти Питирима Сорокина, преуспеют в альтруизме и кооперации, как «портосовцы» моего давнего знакомого Юрия Давыдова, они смогут помочь форсированному росту «критической массы» низовой субъектности только в союзе (типа Народного Фронта) с целостниками, ибо в одиночку они далеко не уедут. В смычке
же с целостниками они могут внести достойный вклад в кооперирование низовых субъектников.
Коммунисты в стране с нищим населением (типа современной России) могут скатиться к убогому этатизму, если, в отличие от правящих китайских, кипрских и даже молдавских коммунистов, проигнорируют интересы низового предпринимательства и снова увлекутся социализацией в ущерб субъектизации. Надо им признать, что уравниловка губительна, что необходим разумный социальный градиент и экономическая конкуренция в связке
с политической. Впрочем, компартии объединяют многих патриотов России, в том числе и целостников, которые уважают творческие прозрения Ленина о «строе цивилизованных кооператоров» и готовы реализовывать «неостолыпинскую» Программу «Путь из тупика» и тем самым конструктивно участвовать в форсированном взращивании «критической массы» низовой субъектности и соответственно в постиндустриальной модернизации РФ.
Надо подготовиться к тому, чтобы задача низовой субъектизации стала приоритетной для ряда активных
сегодня политических сил России. Субъектизация – не только прорывная модернизация, но и устойчивая демократизация. Без форсированного взращивания «критической массы» национального капитала и демонтажа компрадорско-полицейского режима не удастся вырваться из порочного круга «нищета – авторитаризм» и выйти к инновационному развитию, социальной справедливости, национальному подъему и подлинному народовластию.