Конспект истории России по Александру Тюрину

Исповедуемое мной субъектное понимание истории вбирает в себя не только так называемое «материалистическое», акцентирующееся на взаимосвязи развития производительных сил и производственных отношений с классовой борьбой, но и «природно-технологическое». Ибо Адам, созданный по образу и подобию Бога и в Грехопадении ставший «как один из Нас» (Бытие 3:22) и призванный к равнобожию и к свершению Богосаможертвоприношения, как наглядно явлено на Голгофе, - выше каких-либо соблазнов и тупиков и ловушек сущего, ибо он есть «пастух Бытия» и «заместитель Ничто». История Россия – не патология, а порывы к Высшему Смыслу и завихрения-падения в ад. И не тупая рабская досубъектность, а «вечный бой» («штурм Неба») определял и определяет нашу богоизбранность, нашу историческую судьбу.

Что касается традиционных попыток представить нашу историю «вне субъекта» как зависящую от «надсубъектных» объективно-данных обстоятельств типа климата или внешних воздействий, то в этом ракурсе можно выпуклее выделить и объяснить ряд частностей и ситуаций. Ниже – конспект опуса историка-футуролога-фантаста Александра Владимировича Тюрина Формула истории: Эссе из области исторической механики. Пролог «Полет на метле времени» опускаю как сугубо литературно-необязательный и перейду к истолкованию исторических фактов, комментируя их с субъектной точки зрения. Итак – главка «Русь речная»:

«Есть множество описаний природно-климатических условий русской равнины, созданных талантливой научно-художественной рукой Соловьева, Ключевского, Ильина. Есть географические атласы, свидетельствующие о том, что граница исторической России проходит по изотерме января -8 и о том, что большая часть её территории минимум 500 лет находится за изотермой января -20. География свидетельствует и о том, что вся ее территория открыта арктическим ветрам и о том, что у нее практически нет незамерзающих морских портов и рек, и о том, что большая часть ее территории - зона рискованного земледелия с очень коротким сельскохозяйственным периодом. Это на протяжении многих столетий означало, что не успел хозяйствующий субъект провести весь цикл сельскохозяйственных работ за 3-4 месяца - в Европе отведенный срок в два раза больше - или же погодные аномалии помешали ему в этом, и он с большой вероятностью становится трупом.

Справочники свидетельствуют также о том, что русский дом будет тяжелее среднеевропейского дома в три раза (более мощный фундамент и стены), что он будет гораздо больше потреблять энергии и чаще требовать ремонта из-за сезонных температурных колебаний и твердых осадков. Тоже относится и к русским дорогам.

Еще хорошие авторы отмечают, что у русской равнины нет естественных границ. Это вело, во-первых, к легкости вражеских вторжений, а во-вторых, ее население тонко размазывалось по все более растущей территории, что одновременно понижало интенсивность взаимодействий.

Начало социальной системы "Русь" было относительно случайным. Климатический оптимум IX-XIII веков сместил сроки замерзания рек и открыл балтийско-черноморский и балтийско-каспийские пути. В то же время ныне ледяная Гренландия, как скорее всего и Шпицберген, представали зеленой страной, а Ньюфаунленд был местом, где выращивается виноград. Европа этой эпохи испытала демографическое давление не с юга или востока, а с севера. Варвары северной Европы сильно размножились благодаря потеплению, но сохранили большие размеры тела и агрессивное сознание от более суровых времен. Потоки мышечно развитых и волевых северян двинулись, как жидкость в область пониженного давления, по всем открывшемся путям. И некоторые из них, что пытались проникнуть в богатые страны Передней Азии, стали первыми русскими чиновниками.

Северные варвары двигались по воде, на восточноевропейских реках они создавали опорные базы. В речных долинах они встретились со славянами и ославянивающимися балтами, угрофиннами и скифоиранцами. С одной стороны, рослые волевые смекалистые мореходы в рогатых шлемах, много повидавшие, с разными колюще-режущими предметами в руках, с другой - редкое население, мирно осваивающие дикий ландшафт с помощью хозяйства присваивающего типа (особенно у угрофиннов) и примитивного подсечно-огневого земледелия (особенно у славян), не изведавшие жестокой конкуренции в борьбе за ресурсы. Они встретились, оценили силы и распределили роли. Одним -работать, другим - отдыхать, пардон управлять.

Управляющие ходили в полюдье, собирали дань с работяг и везли ее в Переднюю Азию (куда и нынче стремится любой уважающий себя курортник), там омывали сапоги в теплом море, знакомились с тайнами переднеазиатских жриц любви и набирали в местных лавчонках разные предметы роскоши.

И хотя первое русское государство было образовано с помощью воли и принуждения, ничего дурного и отсталого в этом нет. Такие же северные варвары (друзья-родственники наших рюриковичей), приходя в Европу с моря и двигаясь вдоль рек, грабили и создавали свои колонии. Интересно, что у нас известно только пара случаев лютой расправы северян с местным населением - подавление восстание Вадима и вынужденная антидревлянская операция. А вот в Европе северяне церемонились куда меньше - французы, ирландцы, англичане, немцы, итальянцы драпали от Рагнара Кожаные Штаны, Рольфа Рагнвальдсона и других подобных персонажей во все стороны. Более того, именно в Европе furore normannorum (северный ужас) стал настоящим организационным оружием. Furore Normannorum libra nos, Domine (cпаси нас, Господи, от северян). В результате одни северяне стали защищать от других северян - естественно, за хорошее вознаграждение.

Несмотря на то что северная власть попирала, подавляла и т.д., она была объективно прогрессивной. Для русской равнины это было началом организационных связей почти на всей ее протяженности. Более того, это был период распространения проторусского славянского языка на все том же немалом пространстве. Вокруг северян, как центров кристаллизации, быстро оформился обширный слой управленцев второго эшелона, это были представители поднепровских славян - которые и распространили свой язык на всей территории речной колонизации. Это было временем создания единого культа - вначале это был перунизм, потом христианство, что легло в основу единой культуры.

И хотя Святослав чуть было не утащил русское государство в более теплые края, за Дунай, к концу 10 века оно состоялось. Нарекаю его Русь Речная (РР).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Ватага-дюжина сплотившихся пассионарных (саможертвенных) варягов-орговиков, прообраз Сплота Правоверных, - в истоке Руси. Варяги как верховные субъектники организовали вокруг себя подвластную территорию, и их субъектный фактор создал русскую государственность/

Целью функционирования РР являлось стабильное взымание дани, однако устойчивость системы в первую очередь зависела от предотвращения негативных воздействий внешней среды. А географическое положение РР - ворота между степями Азии и степями центральной Европы - предусматривало постоянное взаимодействие с кочевыми системами. Кочевые орды - это главные генераторы энтропии в средневековье. Для прокорма одного кочевника требуется сто гектаров (и то эти гектары непостоянны), для прокорма крестьянина половина гектара. То есть кочевнику для нормального существования надо уничтожить двести крестьян.

Да, в системе РР власть еще очень мало отличается от завоевателей. Но она значительно предпочтительнее примитивных разорителей-кочевников с их набеговой экономикой, которая не оставляла шансов на выживание оседлому населению. А после того, как Святослав добил рыхлую и довольно незлобную Хазарию, начались главные неприятности. Азия, где также был влажный содействующий размножению климат, стала выбрасывать в Европу одну орду за другой. Угры, печенеги, выходцы с верховьев Иртыша - кыпчаки. Меня можно упрекнуть в антиазиатском настрое, но никогда люди сохи и люди седла не взаимодействовали дружно, несмотря на усилия современных гуманитариев доказать, что кочевники хотели лишь культурного обмена. Нам достаточно заглянуть в русские летописи, чтобы понять - на протяжении сотен лет Степь измывалась над Русью и жила за ее счет, интересы степняков и оседлых были прямо противоположны. Права кочевника попирали права крестьянина. Что для них одних - пашня, для других -пастбище. Что для одних собранный урожай, для других - легкая добыча. Что для одних -человек, жена, ребенок, для других - раб, рабыня, самый ликвидный товар того времени.

Кыпчаки по прозвищу половцы (желтые, но скорее желтокожие, чем желтоволосые) налетали осенью, когда мужики еще в поле завершают сбор урожая, захватывали хлеб, женщин и детей, обрекая деревню на частичное или полное вымирание зимой.

Но моряки-речники быстро пересели с дракара на коня и сменили зверский рогатый шлем на благопристойный шишак. Во времена Мономаха мы видим такую русскую конную дружину, которая заткнет за пояс любых азиатских нукеров. Другое дело, что степняки еще берут массовостью своей конницы и неожиданностью нападения. Кочевые системы сами создают "точки входа" в слабоорганизованную систему РР, где хотят и когда хотят. Создание нормальных условий для сбора дани в свою пользу, борьба с перманентной внешней угрозой облагораживает северную власть, укрепляет вертикальные и горизонтальные связи в РР - эта тема станет для русских государств традиционной.

Однако РР все же теряет безопасность на южном фланге, хиреет балтийско-черноморский путь, страдающая деревня мало-помалу потянулись по рекам с черноземного и плодородного юго-запада на бедные суглинки и субпесчанники северо-востока.

От РР последующим поколениям русских досталась транзитность государства. Именно тысячелетняя транзитность, а не двухсотлетняя крепость земле одно из атрибутов русскости. Под воздействием неблагоприятных энтропийных факторов вроде бы некочевой русский человек легко перемещается по огромным, как правило, малопродуктивным и холодным пространствам (а только такие открыты перед ним всегда), а вслед за трудовыми мигрантами идет и власть.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Транзитность не только Восточной Европы, но всей Евразии действительно диктует «геополитический императив» - устойчивое существование единой и неделимой политическо-государственной системы от Балтики, Альп, Адриатики, Черного моря и Кавказа до Тихого океана и Великой Китайской стены и отрогов Копетдага, Гиндукуша, Тибета/

Образование северо-восточного района притяжения и оскудение юго-западного, а также достаточная локальность половецких набегов (юг), немецких и шведских походов (северо-запад) привело к естественным центробежным тенденциям. Плюсы от безопасности на северо-востоке перевешивали минусы от понижения интенсивности сельского хозяйства и пространственных разрывов.

Немногочисленное население (едва ли больше миллиона) размазывается по обширнейшим территориям, это создаёт еще одну традиционную проблема русских государств. Протяженность и трудность коммуникаций (реки замерзают зимой, дороги превращаются в топь весной и осенью) ослабляют, а то и просто перерезают организационные связи, затрудняют концентрацию трудовых и воинских усилий. У местных властей возникает естественное сепаратистское желание - пойти по наиболее легкому пути - добиться локальной управляемости за счет повышения хаотичности в системе в целом. Но, как правило, сепаратисты не догадываются, что они все еще часть большой системы и хаос бумерангом вернется к ним.

Русский сепаратизм первой волны привел к распаду команды рюриковичей. Расхождение было даже большим, чем в Западной Европе. За счет больших пространств мы получили не западную феодальную пирамиду, а нечто напоминающее компьютерную игру. Каждый рюрикович мог претендовать на престол другого рюриковича, для чего входил в коалиции с третьими рюриковичами, спокойно привлекал внешние силы, даже самые варварские-грабительские в лице тех же половцев, и пытался умаслить народное собрание в интересующем его городе. На последнем этапе некоторые городские собрания уже настолько окрепли, что сами нередко подбирали себе рюриковичей и вели себя, как феодальные властители, по отношению к подчиненным городам, так называемым пригородам. Например, Владимир был пригородом Суздаля, а Москва пригородом Владимира. Это царство свободы было конечно нестабильным, далеким от гомеостаза - и любое масштабное внешнее воздействие могло легко его разломать.

Кстати, чуть не забыл. Национал-демократы из соседних стран и даже историки из ЦРУ наводняют сеть и бумагу дезинформацией, что этнос первого русского государства не имеет отношения к последующим, к "москалям". Однако неистовый Роланд, герой французского эпоса, говорил на немецком, а Ричард Львиное Сердце, герой английской истории, говорил на французском и был к тому же иной веры, чем современные англичане. Современный же русский человек при небольшом усилии разберет Русскую правду, составленные при Ярославе, да и эпические сказания (киевские былины) первого государства сохранились именно в отдаленных углах москальского северо-востока.

Русь лесная

В XIII веке климатический оптимум стал заканчиваться. Сперва в Азии прохладный и засушливый климат пришел на смену теплому и влажному (подобные изменения в свое время погубили Римскую империю). Кочевые орды должны были погибнуть (что с ними не раз уже бывало и будет) или родить вождя. И они родили гениального изобретателя организационного оружия - Чингисхана, который умел становиться сильнее за счет силы врага.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Александр Тюрин здесь сбивается на вульгарно-климатическую надсубъектность, которая, конечно, не объясняет субъектность Чингисхана и его ватаги/

Где-то далеко на востоке рушились под монгольским тараном великие империи, а наши вольные князья, наши города и пригороды еще свободно вставляли друг другу пистоны. Уже были раздавлены в прямом и переносном смысле дружины четырех русских князей на Калке (монголы пировали, положив помост прямо на пленных), а степень взаимосодействия русских княжеств с каждым годом только падала. Это настолько парадоксально с точки зрения концепции "вызов-ответ", что начинаешь уже подумывать о некоем факторе X, сверхъестественной силе, которая желала, чтобы диссипативная Русь Речная поскорее отдала концы. Уже монголы концентрируют силы на Волге и Дону, а русские князья тратят время, как щенята в беспечной возне. И это неправда, что князья не имели информации о концентрации монголов у своего восточного порога, толпы булгарских беженцев наводнили Владимир и Рязань.

После /Андрея/ Боголюбского не один русский князь не рисковал заниматься объединением страны - здоровье дороже. Пространственная протяженность и неудобные транспортные коммуникации давали свободным князьям и вольным городам всегда отговориться от столь хлопотного мероприятия, как созыв единого войска. А если подумать - оно и к лучшему - воинство, сбитое из дружин разных князей, погибло бы, как при Калке. Ведь дружины создавались не ради "положить живот свой за други своя", а ради игрищ рюриковичей меж собой. Любое же войско монголов на уровне фрактальной геометрии отображало общемонгольскую организацию.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Очень упрощенная «внесубъектная» трактовка периода феодальной раздробленности предмонгольской Руси. На самом деле у нас происходили примерно такие же субъектные процессы, как и в Западной Европе, и развивались связи между Западом и Востоком Европы. На эту тему – ряд солидных исторических исследований/

Русь Речная была обречена - именно благодаря своим "свободам", которые на нашей территории традиционно имеют форму хаоса. Железнобокие, однако маневренные татаро-монголы одну за другим перемалывали отборные русские дружины, с помощью передовой осадной техники (китайское ноу-хау) легко брали русские города, где и каменную-то стену встретить было невозможно.

Кстати, парадокс русской дезорганизации показал себя анекдотическим образом даже во время Батыева погрома. Князья, как заведенные, продолжают усобицы. Например, князь новгородский и киевский Ярослав Владимирович (брат убитого великого князя Юрия) совершает поход на Смоленск. Несмотря на аннигиляцию важнейших центров городской культуры, за 3-4 года после нашествия элита успела подзабыть погром. Но татаро-монголы вернулись, как обещали, вновь преподали урок при помощи Неврюевой рати (1252) и опустили занавес над первой Русью.

А что, кстати, случилось бы, если бы никаких монголов не было, если бы Чингисхана грохнули еще в куначестве? Перешли бы мы к Возрождению, стали бы россыпью небольших культурно-развитых княжеств и городов-государств на манер средневековой Италии и Германии? Сомнительно. Продолжались бы тенденции домонгольского периода - выдавление Руси из системы международных торговых путей в просторную, однако изолированную от ойкумены лесную глушь, так что до Италий и Германий было бы далеко. И разве шведы и немцы замерли бы, как вкопанные, на Чудском озере и реке Сестре?

Пример русско-литовского государства вполне показал и доказал, что быть одной лишь периферией Европы означает культурную и языковую ассимиляцию (русско-литовское государство фактически исчезло в результате уний с Польшей и католичеством 1569 и 1596 года). Да и самим полякам находилось место на карте Европе только в роли форпоста Западного мира, если точнее цепного пса, злобно лающего на восточного медведя. Как только роль форпоста оказывалась ненужной, цепного пса сдавали живодерам.

И если бы даже существовала Россия в польском стиле, то ее границы вряд ли уходили бы дальше Волги на востоке, дальше Волхова на Севере и дальше Донца на юге. И сроку бы ей было только до начала индустриальных и национальных революций на Западе. До Волги и Северной Двины распространились бы великая Пруссия с великой Швецией. А за Волгой и Северной Двиной простиралась бы великая Британия. Вернее, сейчас это была какая-нибудь Канада номер два с населением в десять раз меньшим, чем у нас. Англичане ведь так и перли на Северную Двину и на Обь после создания в середине XVI века "Общества купцов-искателей для открытия стран, земель, островов, государств и владений неведомых и доселе морским путем не посещаемых"...

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Это – пустые домыслы, но оставлю как пример фантазий/

Окончательно вернувшиеся монголы установили на 240 лет по-настоящему мафиозную власть, которая разительно отличалась от их власти в цивилизованном Китае или культурном Иране. На Руси это было сочетание безответственности (монголы напрямую не управляли) и грабежа. Грабеж без правил осуществлялся в виде грабительских походов - их были десятки, загляните только в собрание русских летописей (ПСРЛ). Захваченная добыча перепродавалась через главных рыночников того времени - итальянцев - в крымском улусе. Добавьте, если монголы сжигали поле или увозили хлеб, это означало для деревни голодную смерть, и прятки в лесной чаще несли высокую смертность для слабых. Грабеж по правилам осуществлялся в виде взимания дани. 5-7 тысяч серебряных рублей только с московского княжества - заметьте, дань собиралась серебром, хотя серебра на Руси не было. Значит, финансовая элита того времени - бессермены и итальянцы - имели хороший навар. К тому же добавьте вымогание поминок-подарков, а также выдаивание других поборов для монгольских начальников.

Некоторые татаро-монгольские походы времен ига не уступали по разрушительности нашествию Батыя, как например дюденева рать 1293 года. Только в 13 веке после Батыя Переяславль-Залесский разрушался еще 4 раза (1252, 1281, 1282, 1293), Муром, Суздаль и Переяславль-Рязанский - три раза, Владимир - два раза и три раза были полностью опустошены его окрестности. Больше похоже не на благодетельное управление, а на антипартизанские операции вермахта. Татаро-монгольская власть выключила собственно Русь из мировых торговых коммуникаций, из мирового разделения труда. Хотя сама Орда в нем активно участвовала. Да, награбленные у Руси ресурсы, включая людские, продавались и перепродавались (и где-то далеко на западе спонсировали Возрождение), но торговыми операциями в Орде занимались почти исключительно мусульманские купцы-бессермены и итальянские купцы-фряги. Балтийско-Черноморский путь, который собственно создал Русь, теперь Русь разрушал. То, что сбывала обедневшая Русь через Новгород, обогащало лишь узкую прослойку новгородских компрадоров и ганзейскую корпорацию, которая полностью контролировала торговлю на Балтике.

Позднее Средневековье и Возрождение - этот период был в Европе временем перехода к Новому времени, тут в одном флаконе и развитие технологий, и накопление торговых капиталов, и усложнение социальных институтов. У нас это было временем исчезновения всех сложных ремесел и прекращения каменного строительства, а также возврата к архаичному подсечному или переложному земледелию - только в лесу густом имелась возможность укрыться от ордынских рэкетиров. Это было время малопродуктивного хозяйствования на суглинке между Окой и верховьями Волги, с минимальным выходом прибавочного продукта, время бедности. Какое уж тут накопление капитала, лишь бы с голоду не сдохнуть. Имя этому государству - Русь Лесная.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Ни слова о взрыве «критической массы» низовой субъектности в Западной Европе, а Новое время (модерн) сводится к развитию технологии. И ни слова о русском Предвозрождении в XIV веке и о Сергии Радонежском и Куликовской битве/

Лицом его были двух-трехдворные деревеньки с крестьянами-своеземцами и отсталым земледелием, при котором (для поддержания плодородия почв) требовалось постоянное движение вглубь леса - все дальше и дальше от обжитых пространств и торговых путей. Только земельная экспансия и выжигание леса могли дать при редких рабочих руках и бедных почвах достаточный урожай. Существовали и ополья, густо заселенные территории с достаточно интенсивным сельским хозяйством на границе леса и степи - но именно на них князья собирали подати для монголов и именно сюда приходился карающий удар монгольский конницы в случае материальной неудовлетворенности ханов и эмиров.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Ни слова о роли русско-православных монастырей с их системой коллективного (типа кибуцев) хозяйствования в освоении Русского Севера и Предуралья/

Устойчивость для Руси Лесной означала стабильность выплаты дани монголо-татарам - в этом заключался целевая функция для княжеско-боярской верхушки этого государства. Нарушение выплаты дани и неоказание прочих знаков уважения означало для князей мучительную смерть в Орде или разорение податного населения в результате набега. Власть в Руси Лесной явно находилась на перепутье и не могла до конца определиться, то ли она пособник завоевателя, то ли находится в системе взаимных обязанностей с народом. Вся система Руси Лесной носит характер переходности, колебательности, с нечеткими границами власти, суверенности, обжитых территорий.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Совершенно односторонняя и потому вопиюще-неверная трактовка истории России со времен Александра Невского до Ивана III Васильевича. Ни слова о развитии русской низовой субъектности (московские «небывальцы» и монахи-общежительники), которая стала базисом возвышения Москвы и Московской Руси и победы на Куликовом поле и последующих успехов московской государственности/

Татаро-монгольское иго было неблагодетельным для Руси, и тут я в духе Лао-Цзы добавлю, что именно поэтому оно стало благодетельным. Постоянное давление внешней среды - Золотой Орды - усиливало внутренние связи русского пространства и вело к новому типу устойчивости. В рамках концепции вызова-ответа (challenge-response), созданной А.Тойнби, это давление создаст новый тип русского государства с новым уровнем организации и общественного сознания. Однако от Руси Лесной вечным атавизмом осталось включение в международное разделение труда на чужих условиях, относительная изоляция от мировой торговли и пребывание национальное ядра в зоне малопродуктивного сельского хозяйства, дорогого строительства, а также производства и транспорта, сильно зависящих от сезонных колебаний.

/МОЙ КОМЕНТАРИЙ: Вопиющая односторонность довлеет и искажает смысл истории/

Русь полевая

Некоторые историки говорят, что московские князья обслуживали ордынскую власть, что перенимали ее стиль управления. Наверное, историки хотели бы, чтобы Иван Калита на манер Святослава прокричал "иду на ты" и сложил свою буйну голову под кусты вместе со всем московским народонаселением. Или надо было ждать открытия "второго фронта" от западный союзников? Но совсем недавно (1204) западные союзники выпотрошили доверившуюся им Византию, сделав неотвратимым её падение под натиском турок; только что (начало XIV в.) Запад проглотил разоренные западно-русские земли, навалился на Новгород, отрывая от него кусок за куском.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Поверхностно о Византии и о Западной Руси/

Ускорителями московской фазы были три ивана - великие князья Иван Данилович Калита и Иван III, а также царь и великий князь Иван IV. Иванов этих мало кто любит, даже и в нашем отечестве. Иван IV вообще является международно-признанным исчадием ада и наиболее вспоминаемым историческим персонажем с оценкой минус. А меж тем, именно они создали мощное русское государство в отчаянно неудачных условиях, государство, которого, по идее, не должно было быть. Именно этим трем иванам обязаны своим сегодняшним существованием минимум сто пятьдесят миллионов человек и славная российская культура.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Дилетантизм удручает. Как говорится, простота хуже воровства/

От хитрости Ивана Даниловича Калиты родилась сорокалетняя московская оттепель без татарских погромов; она породила рать непуганных бояр и детей боярских, которая в одиночку без участия других княжеств рискнула выехать в поле против западной мамаевой Золотой Орды. Кто тут может упрекнуть московита в трусосости или коварстве? Тверитяне или новгородцы со псковичами и смолянами? В 1380 году они отсиделись по своим углам. А западные русские-литвины вообще были на стороне хана. Целиком и полностью. Так же, как и сто лет спустя, во время Стояния на Угре.

Иван III дожал Орду, которая по-прежнему была в прямом союзе с Западной Русью-Литвой, а затем напомнил и боярам-самостийникам из других княжеств, что они тут лишние. И без особых хлопот Русь воссоединилась.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Автор скачет по хронологическим вершкам, не давая базисных объяснений усиления и объединения Руси в XIV-ХV веках/

Экономически это было время, когда переложное и подсечное земледелие в связи с ростом населения уступало первое место двухпольному и трехпольному пашенному земледелию, осуществляемую на так называемых опольях, находящихся под защитой княжеской дружины. На смену двух и трехдворным лесным деревенькам приходили большие деревни. На смену своеземцам приходили крестьяне, хоть и свободные, но хозяйствующие на чужой господской земле.

Ничего, кроме организационного оружия, у Ивана Даниловича и Ивана Васильевича не было. Несмотря на переход к несколько более интенсивному паровому способу обработки земли, Русь оставалась крайне слабой в производительном отношении, бедной страной, опирающейся на рискованное земледелие, со слабеньким животноводством (из-за длительного периода содержания скотины под крышей), отрезанной от торговых путей (Афанасий Никитин проверил эти пути - и это стоило ему жизни). Климатический оптимум остался в прошлом, и каждое столетие было холоднее предыдущего. Где-то далеко на западе погибали, не сдаваясь, гренландские викинги - это тот редкий случай, когда кому-то было хуже чем нам.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Так называемое «организационное оружие» производно от развития русской низовой субъектности в городах и монастырях, а Александр Тюрин сводит дело к развитию технологии земледелея/

Уже в середине 15 века Орда разделилась на несколько орд и ханств, однако и они оставались в рамках набеговой экономики; некоторые из них жили напрямую от грабежа Руси (если в Крымском ханстве не получался набег, то там начинался голод и кровавые усобицы) . И северо-восточная Русь искала новый режим устойчивости. Экстенсивное земледелие требовало, вместе с ростом населения, постоянного расширения пашни. То есть, экспансии, освоения новых земель. Но Русь сейчас была крепка заперта в кругу враждебных соседей (Швеция, Ливония, Польша, Литва, Турция, Ногаи, Крымское , Астраханское, Казанское, Сибирское ханства). Выход из этого круга означал войну, почти постоянное ведение боевых действий на всех рубежах. В это время на каждый мирный год приходится два военных. Это было время третьего русского государства - Руси Полевой.

Устойчивость для Руси Полевой означала в первую очередь создание всеобщих условий для безопасной жизни и ведения хозяйства. Никакого инструментария, кроме централизации и мобилизации, у государства не было - а это означало безжалостную рубку всех избыточных организационных связей, сокращение точек входа в систему для агрессивной внешней среды. Бояре лишались права отъезда в Литву, земли и доходы перераспределялись в пользу государевых служилых людей, несущих военную и пограничную службу.

В середине XVI в. на Русь свалилась новая напасть - климатическая. Если точнее - малый ледниковый период. Это привело не просто к похолоданию, но и к росту числа погодных аномалий, таких как летние заморозки, обильные осадки, снег посреди лета, наводнения, засухи. Их число превосходило на порядок экстремумы в Западной Европе, они ставили рискованное русское сельское хозяйство в еще более уязвимое положение. И это настоятельно требовало выхода системы Русь из состояния внутриконтинентальной замкнутости.

Кстати, малый ледниковый период воздействовал и на северо-западную Европу. Но поскольку средние температуры были все же выше, чем в России (Гольфстрим все же функционировал), то европейские землевладельцы нашли определенный выход. Они перешли на посадки клевера и турнепса, которым кормили скотину, а та уже снабжала навозом оставшиеся посевы зерновых. Естественно, что при переориентации на скотоводство, землевладельцам требовалось меньше крестьян - они пополняли толпы обезземеленных бродяг, число которых сокращали палачи и работные дома. Значительная часть крестьян превращалась в сверхдешевые рабочие руки для припортовых мануфактур. Но лучшем путем к выживанию для этих бедолаг была колонизация новых заморских земель - перед европейцами все-таки были открыты моря. А вскоре европейцам подоспела на помощь и заокеанская "гуманитарная помощь" - картошка.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Полный примитив и дилетантизм, увы. Тошно читать/

На малый ледниковый период приходится правление талантливого и стратегически мыслящего Ивана Грозного. Иван IV прекрасно понимал (хотя и описывал это, наверное, своими словами), что главная угроза для устойчивости всей "системы Русь" - это слабость производительных сил, основой которых является малопродуктивное рискованное земледелие в условиях дефицита рабочих рук. Иван IV понимал, что внутриконтинентальная замкнутость "системы Русь" делает ее крайне неустойчивой к неблагоприятным воздействиям внешней среды, превращая ее в систему-донора, накапливающую энтропию. Царь Иван понимал, что Руси нужны не только безопасные границы и новые пашни, но и выход к заморским ресурсам, к новым технологиям, которые, в силу естественных причин, страна не могла создать сама.

Сперва Иван IV активно взялся за перестройку государства, убирая избыточные связи и создавая более совершенную организацию. Про элементы регулярного войска (стрельцы) и протоминистерства (приказы) писать не буду, об этом достаточно информации. Гораздо менее "популярна" информация о том, что на место самоуправства бояр и наместников пришло самоуправление крестьянских и посадских общин, их широкое участие в охране порядка и судопроизводстве - и это на основе закона, Судебника 1550 года. Общины управлялись выборными старостами, сотскими, "излюбленными головами". Полицейские функции осуществлялись самим народом, выбиравшим своих "шерифов" (губных старост) и губных приказчиков. Ни один крестьянин не мог быть взят под стражу царским наместником без согласия местной крестьянской общины (нам и сегодня такое лишь снится). Крестьянина судили выборные земские судьи и выборные присяжные (целовальники). Община обязана была контролировать ведение судебных дел в отношении своих членов. "И все судные дела у наместников и тиунов писать выборному земскому дьяку, а дворскому и старосте и целовальникам к тем судным делам прикладывать руки" (Беляев И.Д. Земские соборы на Руси. Москва, 1902). Судебник упростил и сделал единообразным переход трудовых ресурсов (крестьян) от одного землевладельца к другому.

Иван IV собирал представителей "земли" на парламенты Земских Соборов, включая представителей крестьянства, по наказам которых и составлялись уставные царские грамоты, вводящие самоуправление в той или иной волости.

Иван IV с молодых ногтей рвался к продвинутым технологиям. Миссия Ганса Шлитте, вербовавшего в Европе для царя не только ремесленников, но даже ученых, относится к 1547. Однако ливонцы перехватывали и даже казнили тех немецких ремесленников, которые завербовались для работы на Руси. Шлитте со всей своей навербованной командой попал в тюрьму. А Польша, Швеция и Ганза не давали выхода к морской торговле - ни один капитан не был пропущен в русский порт на реке Нарве. И тогда Иван IV попытался мощным махом превратить Русь Полевую в Русь Морскую.

Тактическая нелепость, перемирие 1559, превратила разгром Ливонии в войну против коалиции великих держав того времени - Польши, Литвы, Швеции, Крымского ханства (и стоящей за ней Турции), при враждебном нейтралитете Германской империи. Население коалиции превосходило пятимиллионое население Руси во много раз, несравнимы были и производительные силы. К тому же, титанические военные усилия Ивана IV пришлись на пору стихийных бедствий, они натолкнулось на саботаж или измену элит, оставшихся от удельного периода, фактически от Речной Руси. Тонкая игра папского престола (вот где уж коварство) привела к созданию на антирусской базе коалиции великих военных держав того времени. Для чего пришлось совершить государственный переворот в Стокгольме, поменяв протестанта Эрика на католика Юхана, и осуществить манипуляцию выборами польского короля. К власти с помощью откровенного шантажа - татарских набегов - был приведен османский вассал Стефан Баторий. И эта вся силища - Польша, Литва, Швеция, Крым - была направлена на разгром малопроизводительной и малонаселенной России.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Это даже не полуправда, а четверть или осьмушка правды. Уводит в сторону от базисного понимания истории. Страшилки конспирологии. Чушь/

Противник вел войну на уничтожение, Vernichtungskrieg. Войска Батория в стиле Батыя вырезали население и гарнизоны занятых русских городов, отряды литовской шляхты и козаков свирепствовали на оперативном просторе от Смоленска до Ярославля, шведы в одной только Нарве вырезали семь тысяч человек, крымские татары разоряли Рязанский край; подстрекаемые османскими агентами, заволновались поволжские народы.

Иван IV стал неудавшимся Кромвелем и сошел с ума. Русь не сменила вектор развития, хотя сильное государство, созданное им, осталось на века».

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Александр Владимирович Тюрин, к сожалению, далек от субъектного понимания истории и потому смешивает разностадиальное. Если Ивана Грозного ещё можно базисно подверстывать к позднефеодальному абсолютизму, то Кромвель – это олицетворение раннебуржуазной государственности. Впрочем, всякие надстроечно-прихотливые версии русской истории наводнили ныне книжные лотки и Интернет-сайты. Мои замечания по тексту призваны побудить к критическому восприятию доморощенных откровений и к освоению более серьезных исследований.

Ниже – тоже отсутствует субъектное измерение истории, но тем не менее встречается, на мой взгляд, больше верных оценок:

«В 1572 татарско-турецко-ногайское нашествие повторилось с целью установления азиатского ига . Однако орды были наголову разгромлены в судьбоносной битве при Молодях, всего лишь в 70 верстах от Москвы (именно в этой точке можно измерить максимальную глубину проникновения турков в Европу - Молоди, а не Вена). Эта битва была намного удачнее, чем Бородино, намного важнее, чем Полтава, и фактически по значимости сравнима с битвой под Москвой 1941 года. Но мы ухитрились ее забыть, потому что кто-то из высокородных гуманитариев посчитал, что опричный князь Хворостинин не может выступать в роли спасителя Отечества. Этому князю, неоднократно затираемому родовитыми боярами, мы обязаны еще не одной победой. Даже в состоянии крайнего разорения Русь показала мобилизационные возможности, которые и не снились куда более крупным соседям.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Александр Владимирович Тюрин прав насчет исторического значения битвы при Молодях, только руководство всей операцией осуществлял князь Михаил Иванович Воротынский, а молодой опричный князь Дмитрий Иванович Хворостинин первым нагнал при Молодях в 15 километрах от Пахры арьегард армии Девлет Гирея, направлявшегося на Москву, и 29 июля 1572 года уничтожил его, а при решающем разгроме Девлет Гирея 2 августа Хворостинин командовал гарнизоном гуляй-города, тогда как общее руководство и решающий маневр оставались за Воротынским/

На пик малого ледникового периода приходится правление талантливого, но несчастливого Бориса Годунова, который обладал тем же стратегическим умом, что и Иван IV, однако умел гораздо лучше контролировать себя (может потому, что, в отличие от Ивана, его не травили ртутью).

Какой-то американский журналист сказал, что вся история России - это сплошные иваны-грозные. Зачем нам сплошные? Если бы правление Ивана Грозного и Бориса Годунова пришлось бы на более благоприятный климатический период, то сейчас бы Россия простиралась от Калифорнии до Ла-Манша, а о Британской империи не было никаких пометок в учебниках истории. Но, увы - "Климатические колебания слабее влияли на цивилизации с высоким запасом прочности и гораздо сильнее - на цивилизации рискованного агрохозяйства" (Латов Ю.В.).

Даже после занятия Волжского бассейна и открытия пути в Сибирь освоение новых ресурсов оставалось энергозатратным, малорентабельным. На Волге бушевали мятежи покоренных народов, а на Северном Кавказе за Тереком русских регулярно вырезали. Хотя, заметим, в Смуту именно волжский город Нижний Новгород обеспечил ресурсами восстановление государственности.

Внешняя среда не давала никаких "премий" русскому государству, какой, например, была дешевая работорговля для западных европейцев. Русский "дранг на восток" долгое время практически не расширял рынок и хозяйственные связи. Английский парусник-слейвер доставлял колонистов или рабов в благодатную Северную Америку за несколько недель и возвращался обратно с продукцией плантаций, например хлопком для припортовых мануфактур. Оборачиваемость средств была быстрой и прибыль высокой. Сибирская же дорога длилась годами (!), до берегов Тихого океана люди добирались почти три года, и для грузоперевозок (кроме ценной пушнины) этот путь вообще не мог использоваться.

Ясно, что в таких условиях правительство делало ставку лишь на медленную сельскохозяйственную колонизацию и на удержание рабочей силы в центре - в рамках системы. Но давление власти было столько сильным, что связи не выдерживали, разрушались, а точек выхода освободившейся энергии не было. Основная масса казакующего люда не стремилась замерзнуть в лесотундре (в это время практически прекратилась миграция за Северную Двину, в пермский край), не бежало сложить свои головы под саблями кавказцев или крымцев, а старалась добывать свой казацкий хлеб грабежом на дороге - а в период Смуты разграблением деревень и городов.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Факторы перечислены немаловажные, но не определяющие. Их надо учитывать, но стержень русской истории всегда определялся напором субъектности – не только верховной, но и низовой. А предпосылкой субъектности, напомню, является экономическая самодостаточность или осознанное стремление обрести таковую/

Русское государство было скреплено не столько хозяйственными взаимодействиями, сколько волей и организацией, создающей безопасность и всеобщие условия жизнедеятельности. И хотя это государство обеспечивало жизнь миллионов людей, которые бы погибли при его отсутствии, тем не менее тягло и несправедливое распределение повинностей (что случалось при слабых государях) регулярно выводило систему из равновесия. Отсутствие выхода к внешним ресурсам, невозможность сбросить пар при помощи колониальных захватов и колонизации (сибирское окошко было чересчур узким, воюющее государство слишком нуждалось в податном населении в историческом центре) вело к росту энтропии и свободной энергии.

В июле 1601 в Москве ездили на санях, с 1600 четыре года подряд летом ударяли заморозки, а в сентябре становился снег. Это (а не бесчинства опричнины за тридцать лет до этого, как уверяют либеральные мыслители) стало причиной Смуты в третьем русском государстве. За период голода и разорения в начале XVII века Русь лишилась половины русских, страна вернулась к численности населения примерно в 5 миллионов лишь к середине века. Однако Смута, уничтожившая государство, завершилась самоорганизацией общества, которое восстановило государство, причем еще более жесткое, чем оно было до того...

Часть Третья

В 1929 году жизнь крестьянской массы, составляющей основную часть населения России, не слишком отличалась от жизни крестьянства в 1529. Те же соседские общины, в значительной степени ориентированные на натуральное хозяйство и производящие незначительное количество товарного хлеба. В оснащении крестьянских хозяйств - та же соха, реже плуг, удобрение - тот же навоз, который, как и четыреста лет назад, в большом дефиците. Урожай в историческом центре России всё такой же низкий (по ржи -"сам-два", "сам-три", хотя даже в средневековой Англии было "сам-семь"). Низкая урожайность детерминирована коротким вегетационным периодом и бедными почвами вроде суглинка. Вдобавок посевы крайне уязвимы к метеорологическим экстремумам - таким, как нашествие арктического воздуха посреди лета.

Но в течении каких-то десяти лет государство построило из Руси Полевой Русь Индустриальную. Хорошо известно, каких жертв это стоило. Несмотря на поиск надежных заемщиков, западные банки не решились профинансировать промышленный рост России. Никаких других источников инвестиций, кроме малопродуктивного земледелия, в отличие от Запада, у нас не было. Не было у России и той сотни лет, которую имели все приличные западные страны для своей индустриализации.

Русь Индустриальная уже к началу 1950-х полностью ликвидировала зависимость от неблагоприятных природных факторов и устранила опасность вражеского силового давления. Впервые за всю свою историю она перестала быть земледельческой страной, где основные производительные силы сводились к сохе, а вся экономика, политика и культура стояли на плечах пахаря. Говоря языком теории систем, Русь Индустриальная наконец добилась устойчивости, гомеостаза.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Есть приближение к исторической правде, но без осмысления субъектного фактора – процесс индустриализации сводится к деятельности государства и к освоению новых производительных сил/

Русь Индустриальная была близка индустриальным государствам Запада. Впервые за 700 лет, прошедшими после монгольского нашествия, дистанция между Россией и Западом сократилась до минимума по важнейшим показателям, таким как продолжительность жизни, уровень смертности, грамотность и образованность, калорийность питания, производство промышленных товаров, уровень научных исследований, число технических новаций и изобретений на душу населения. Кое в чем мы сравнялись и даже вышли вперед. Технологический скачок к Руси Индустриальной завершил многовековой труд государства по созданию всеобщих условий для безопасной жизни и ведения хозяйства. Впервые военная мощь России опередила на несколько порядков совокупную военную мощь всех ее соседей и практически не уступала "сборной всего мира". Технические новации, как никогда, были ориентированы на масштабы страны, на ее климатические и географические особенности. Лично для меня символом национально-ориентированной технологии является советский атомный лихтеровоз "Севморпуть".

/МОЙ КОМЕНТАРИЙ: Количественно оценки правильные, однако постоянно опускается субъектно-качественный компонент модернизации, и суть Русской Революции даже не затрагивается/

Однако Русь Индустриальная не дожила до демократии. Демократия на самом деле гораздо ближе к сфере производства и потребления, чем к политике. Необходимым условием для существования демократического режима является крупный индустриальный класс - квалифицированные рабочие, техники, инженеры, менеджеры. При этом режиме массовый потребитель и массовый производитель единосущны. По сути, массовый потребитель потребляет те товары, которые он сам произвел в ипостаси массового производителя. И хотя финансово-промышленная олигархия, которую никто никогда не выбирал, присваивает прибыли и держит под контролем политиков, она никогда не пойдет наперекор воле массового производителя-потребителя.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: На самом деле демократия – это форма самоорганизации низовой субъектности, а возможность потребительства – производное. Индустриальное общество хорошо описывается материалистическо-классовыми моделями/

Казалось бы, еще двадцать лет - и американская модель нам была бы плечу. КПСС могла тихо-мирно разделится на каких-нибудь "рабочих коммунистов" (наших слонов-демократов) и "народных коммунистов" (наших ослов-республиканцев), после чего страна бы рапортовала о превращении демократического централизма в демократический плюрализм, о создание атмосферы выбора и о переходе к реальной многопартийности. Но на исходе 20 века случилось совсем другое. Позднесоветская элита (от директоров заводов до писателей и режиссеров) превратилась из управляющего класса в стаю хищников, лгунов и паразитов. Весь процесс мутации занял какие-нибудь десять-пятнадцать лет и совпал по времени со становлением постиндустриального общества на Западе.

Однако Запад воспользовался гигантской прорехой в идеологии Руси Индустриальной - туда и устремились информационные вирусы. Этой прорехой была мессианская претензия на место номер один по материальным богатствам, по уровню потребления вещественных благ. Претензия была глубоко нерусской, не соответствующей природе нашей холодной континентальной страны, она была порождена классическим европейским марксизмом, густо замешанным на протестантском мировоззрении, и стала троянским конем Запада. Наши собственные элиты вдруг стали сравнивать нас с западными государствами - с системами, которые веками развивались в куда более благоприятной внешней среде. Чисто формальное сравнение с Западом работало против СССР. Это было абсурдное сравнение по размерам индивидуального потребления (даже не по количеству, а по ассортименту), не учитывающее климата, географии, короткого индустриального пути и последствий разрушительной войны, не принимающее во внимание специфики потребления в коллективистском обществе. Автор этих строк никак не мог убедить своего дедушку, что иметь личный автомобиль - это лучше чем ездить на общественном транспорте; дедушка-фронтовик так и умер в полной уверенности, что на трамвае веселее, пробок не будет и воздух не испортится.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Здесь Александр Тюрин снова односторонен из-за забвения субъектного фактора, тогда как сравнение хозяйственного развития Советского Союза с опытом Финляндии или Аляски, находящихся в сходных с Россией природных условиях, говорит о приоритете именно низовой субъектности при освоении территории и обретении высокого качества жизни/

Советское общество было в значительной степени было убито подсознательным протестом против сенсорного однообразия. В каком-то смысле даже высота общественной морали в советском обществе сыграла против него, низменные инстинкты подавлять опасно.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Здесь автор волей-неволей выходит на решающую роль низовой субъектности – именно пренебрежение ей привело к краху великой державы/

Если в одном месте убудет, то в другом прибудет. Интеллектуальные силы, утекающие из сферы управления, притекали в сфере подрывной деятельности. Советские элиты, имеющие максимальный доступ к традиционно мощной государственной машине (к ее экономическим, полицейским, медийным инструментам), поставили своей целью развал этой самой машины, обеспечение личного блага не за счет функционирования государства, а за счет его нестабильности. Наш управляющий класс дал себя соблазнить западным растлителям, а затем в порядке компенсации многократно изнасиловал вверенную ему страну - кстати, на процессах по делам о насилиях адвокаты нередко делают упор на то, что обвиняемый и сам в детстве натерпелся от насильников. С медицинской точки зрения, болезнь советского общества напоминала социальный СПИД. Иммунитет общественного организма боролся против чего хочешь, но только не против инфекции, которая разрушала этот самый общественный организм и сам иммунитет.

Постиндустриал сломал Россию гораздо раньше, чем она завершила индустриальную фазу развития - на которую было отведено каких-то шестьдесят лет (за вычетом войны и послевоенного восстановления - вообще пятьдесят). Столь ранние сроки и необыкновенная скорость постиндустриального передела Россия были определены нашей "совестью нации" - гуманитарной интеллигенцией. Не просвещением народа, не национальной памятью и повышением качества образования занималась она, а засорением культурного поля информационными вирусами. Были применены практически все вирусные конструкты, накопившиеся за четыреста пятьдесят лет русофобии, от тех, что еще выдумывали ясновельможные паны в занюханных местечках до самых новомодных: "русские несут коллективную ответственность за коммунистические преступления" и "русский коммунизм равняется фашизму". Вирусы шли потоком по всеохватным информационным каналам советского телевидения и союзпечати, вливаясь в уши, глаза, в лобные, височные и затылочные доли мозга.

Убивалась память о всем значимом в русской истории, о том, что могло дать психологическую защиту от унижения, что могло восстановить гомеостаз "системы Русь". Разрушалось прошлое, чтобы не было будущего. Извращалось или замалчивалось всё, что составляло сущность русской истории: многовековая борьба за выживание против холода, голода, против степных орд и западных бронированных хищников. Стирались победы (сражение при Молоди 1572 просто испарилось, а битва за Москву 1941 превратилась в "закидывания трупами" культурно воюющего противника) и нивелировались страдания, которые несли нам "свободные европейцы" и не менее "свободные азиаты", начиная с погромов Батыя и Девлет Гирея и кончая фашистскими шталагами. Переход высших слоев общества в состояние "пятой колонны" вылился во взрывное разрушение организационных связей в 1989-1991 и коллапсу социально-экономической системы.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Не выделяя решающее субъектное измерение истории, Александр Тюрин тем не менее дает верное описание Русской Катастрофы/

Постиндустриал пришел в виде нового феодализма. Огромные регионы отдавались в "кормления" локальным и этническим ОПГ, лучшие предприятия передавались в "вотчины" прекрасноликим фаворитам. Заработала великолепно отлаженная система "сравнительно честного" отъема народной собственности. Приметными были "чеченские авизо" и ваучеризация, зато в тени оставался увод валютной выручки через офшоры, чистая уголовка под названием "закрытые аукционы" и надувание "внешнего долга СССР". Отдельного разговора стоит разгром деревни, который соответствовал классическим канонам колониализма, с разделом общинных земель, переходом земли в руки ростовщического капитала и обезземеливанием крестьянства.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Неверно, будто к нам в СССР и РСФСР пришел Постиндустриал. Точнее – руководство страны не смогло ответить на вызов постиндустриализма, то есть на назревшую потребность высвободить низовую субъектность, как сделал Рейган в США и Дэн Сяопин в КНР. И, как верно отмечает автор, пришел феодализм (неофеодализм). Только не как Постиндустриал, а вместо Постиндустриала/

Отмотаем timeline чуть-чуть назад - в 1970-е годы. Западный мир в это время изнурен кризисами перепроизводства, основной причиной которых было единосущность производителя и потребителя. Повышение зарплат и социальных отчислений повышало спрос, но одновременно делало дорогим предложение - и взять этот процесс под контроль было невозможно. Запад был потрясен ростом цен на углеводороды, который разрушал классическую парадигму его экономических взаимоотношений с мировой периферией: дорогие промышленные товары в обмен на дешевой сырье. Запад был брошен на лопатки борцами против колониализма, которые закрывали для западных промышленных товаров огромные регионы планеты. Но высокоразвитая англосаксонская школа непрямых действий искала и нашла выход.

Часть Четвертая

Днем рождения постиндустриального мира (который он может смело отмечать) является 14 апреля 1971 года, когда девятеро американских пинг-понгистов и с ними четверо чиновников госдепа приехали в Китай из Гонконга. Эти персонажи погоняли шарики со своими китайскими коллегами, после чего США сняли эмбарго на торговлю с Китаем. Вслед за спортсменами уже глава госдепа Г.Киссинджер нанес два секретных визита в Поднебесную.

Итак, с одной стороны леворадикальный Китай, который не прочь спалить немирным атомом полмира, дабы в оставшейся половине утвердился коммунизм. С другой стороны цитадель индустриального капитализма. Противоположности сошлись в не слишком гласном союзе. Результатом этого союза в политическом плане стала совместная борьба Китая и Америки против умеренно-социалистического СССР, выход США из вооруженной борьбы против коммунизма в Индокитае, нападение Китая на Вьетнам и даже такая комичная вещь, как поддержка правозащитником Картером прокитайских (и страшно кровожадных) красных кхмеров, сражающихся против просоветского Вьетнама.

Однако куда более мощным следствием стала трансформация всего мирового хозяйства. Первым признаком этого была почти немедленная отмена Бреттон-Вуддской системы (отмена привязки доллара к золотому эквиваленту и превращение его в виртуальную валюту). Затем был дан старт переводу западной индустрии в Китай, являющийся огромным резервуаром дешевой и послушной рабочей силы (послушной благодаря руководящей роли компартии). Благодаря этому утечка производства в Третий мир, начавшаяся с нехитрого легпрома, стала необратимой тенденцией, охватывая одну отрасль за другой. Теперь на мировой периферии будут расходоваться невозобновляемые ресурсы и сбрасываться отходы. Там будет эксплуатируемый пролетариат, производственный травматизм, низкие зарплаты и микроскопические социальные отчисления. А в странах "золотого миллиарда" останется потребление, высокая зарплата, чистая экология и высокие социальные расходы.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Опять односторонность. Постиндустриальный прорыв – это прежде всего высвобождение низовой субъектности, которая не столько потребительна, сколько производительна. Субъект Постиндустриала – не паразит, а трудоголик, хотя высокие стандарты потребления сохраняются ради удержания достигнутого в эпоху индустриализма высокого уровня производства/

США к 2000 году, по сути, очень отличались от себя же в 1960-е. Контроль над финансовыми и информационными потоками, над информацией и ноу-хау стал важнее обладания большими и диверсифицированными средствами производства. Класс производителей (рабочий класс, в первую очередь) сильно сузился в процентном отношении и перестал играть какую-либо политическую роль. Производитель и потребитель вышли из двуединства и разошлись. Доля индустрии в ВВП снизилась до 20%, а сельского хозяйства до 0,7%. Это - в стоимостном выражении; по большинству натуральных показателей статистика просто исчезла. На смену производству материальных ценностей пришло манипулированием информационными ценностями, к которым относятся как электронные деньги, так и разнообразные психопрограммные конструкты, среди которых важную роль играет образ "царства божия на земле" в американском варианте. Одним из информационных таранов стала "концепция прав человека", согласно которой права сколь угодно-малой группы или даже отдельной личности могут быть поставлены выше базовых прав государства, народа, коллектива. Но это - внешняя канва. Истинной причиной возникновения Постиндустриала являлось стремление к увеличению устойчивости западного мира.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Прорыв в постиндустриализм совместно осуществляют национально (=нешкурно)-ориентированные верхи и стремящаяся к такому прорыву низовая субъектность. Так было в США, Европе (особенно в Ирландии и Финляндии), в КНР, Сингапуре, Индии, Малайзии и т.д. А в РФ после прихода к власти компрадор-шкурников умышленно блокируется постиндустриальная модернизация и соответственно подавляется малый и средний бизнес (= национальный капитал)/

Постиндустриальный переход покончил с колебательным процессом "спрос-предложение". Одни регионы мира стали регионами спроса, другие - регионами предложения. Отрыв потребления от производства, денег от товаров (настоящих и будущих) означал повышение устойчивости западной системы, перенос всех факторов риска, связанных с материальным производством, во внешнюю среду. Платежеспособный спрос западных потребителей мог теперь неограниченно расти за счет эмиссии электронных денег, за которыми стоят не западные товары, а западный контроль за мировой финансовой системой и западная эксплуатация огромных трудовых ресурсов во внешней среде. Под этими ресурсами подразумеваются обитатели Третьего мира, чье собственное потребление годами могло находится на уровне железного минимума (сандалии-трусы-велосипед-чашка риса).

Неограниченно растущий спрос в западном мире привел к появлению "опережающего предложения". Это когда "королю-покупателю" с помощью нейро-лингвистической рекламы прививают искусственные потребности и на рынке появляется все больше товаров, без которых можно и нужно обойтись. Все больше товаров и услуг ориентируются на стимуляцию низменных человеческих начал. И ради этих товаров и услуг перемалывается все больше мировых ресурсов.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Постиндустриализм недостаточно и вообще неверно сводить к потребительству. Постиндустриализм – для субъектников, а для не стремящейся к субъектности массы – тот или иной вариант «хлеба и зрелищ». Несубъектная масса – обуза, а не двигатель и тем более не субъект постиндустриализма/

Постиндустриальный мир - это конспирологический мир информационных фантомов и симулякров, создающих фальшивые образы прошлого и будущего. Задача исторических фантомов - показать богоданность англосаксонской модели, которая век за веком уничтожает кровавые и отсталые "тирании" по всему миру. Политические симулякры, вроде партий, маскируют глобальных кукловодов, которые разыгрывают выборные спектакли. В отсутствии массового производителя от демократии остается лишь упаковка, удовлетворяющая запрос массового потребителя на моральное удовлетворение. Это эпоха заката традиционных ценностей и декаданса в смеси с эпигонством в искусстве и литературе. Что страшно напоминает закат Римской империи, движущейся навстречу варварству и феодализму.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Увы, Александр Владимирович Тюрин не понимает, что такое постиндустриализм, и вместо базисного (субъектного) анализа предпочитает воспарять в прихотливую и необязательную надстройку/

Постиндустриал - это эпоха монокультур. Монокультура есть то, что будет иметь ценность на глобальном рынке товаров и услуг и поэтому рентабельно для данной страны или региона. Американская монокультура - создание информационных конструкций-"ценностей", контроль над информационными и финансовыми потоками. Китайская монокультура - это производство ширпотреба (конечно, Китай выходит за рамки той роли, которую ему предоставляет постиндустриальный мир, но это его собственное дерзание). Монокультура постиндустриальной России - это поставка дешевых энергоресурсов (формально цены могут быть высокими, но предусмотрены механизмы возврата энергетической выручки на Запад). Задним фоном этой роли является импорт практически всего спектра промышленных товаров длительного пользования для элитных групп населения страны. При такой монокультуре России не нужно ни большое население, ни большой рабочий класс, ни большая прослойка ИТР. Ни в каком обозримом будущем в России не будет столько населения, столько рабочих и ученых, как в 1991 г.

Ближайшие десятилетия в истории России будут наполнены борьбой либералов, встроенных в новый мировой порядок, и патриотов, сформированных инерцией индустриальной эпохи. По отношению к культуре это будет напоминать борьбу зелотов и эллинистов в Иудее времен римского владычества. По отношению к средствам производства - борьбу прозападных компрадоров против традиционалистов-консерваторов, что, в общем, типично для полуколониальных стран (например, Китая 19 века). Либерально-патриотическая граница уже сейчас проходит наискось по пирамиде российского общества. Чем выше от подножия к вершине, к элитным слоям, тем меньше доля патриотов и больше доля либералов. Либеральная новорусская элита представляет местный филиал мировой элиты и потребляет большую часть природной и земельной ренты, оставшейся в стране после сдачи дани в пользу "золотого миллиарда". На нижние слои общества падают и будут падать все издержки функционирования системы - бедность, алкоголизация, воинская повинность. Либеральная элита, в принципе, заинтересована в сокращении численности низших слоев общественной пирамиды.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Автор ломится в открытые ворота, описывая современный мир и место компрадорско-неофеодальной России в нем. Это же самоочевидно/

Как будет отвечать Постиндустриальный мир на стихийные вызовы, если серьезные научные изыскания есть удел немногих глобальных игроков, когда мировые ресурсы в таких масштабах расходуются на сверхпотребление? Постиндустриальный мир рухнет еще быстрее, чем создавался, потому что работает на ожирение и деградацию (биологическую и духовную) привилегированного потребителя в немногих регионах планеты, оставляя все остальные с неразрешимыми вопросами: как обеспечить рост благосостояние в условиях климатических сдвигов, продолжающегося роста населения и истощения природных ресурсов?

Благодаря ослаблению частнособственнических ограничений весь фонд человеческий знаний станет "открытым кодом", что направит научно-технический прогресс на решение стратегических задач человеческой цивилизации, в чем русским традиционно принадлежит огромная роль».

Выводы и прогнозы Александра Тюрина были бы убедительнее, если бы он поискал общий концептуальный знаменатель при объяснении как особенностей отечественной истории, так и при оценках наступившего постиндустриализма. Забвение субъектного измерения истории и выпячивание природных и технологических факторов обедняет историю, а самое существенное в ней оставляет за горизонтом обнаружения и объяснения.