Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник


Развивая идеи Николая Фёдоровича Фёдорова

 

Правоверный должен осмыслить-освоить такой подступ к «прикладной эсхатологии», как выдвинутый русским мыслителем-пророком Николаем Фёдоровичем Фёдоровым (1828-1903) проект общего для всего человечества дела воскрешения мертвых. Конечно, как всякое предвосхищение, проект этот ныне выглядит скорее корявым наброском, и лишь развитие современной компьютерологии позволяет понять содержащиеся в нем намеки и интуиции. Воскрешение необходимо для осуществления модели «вечного возвращения».

В прежних наивных версиях этой модели подразумевалось, что циклы космического круговорота совпадают друг с другом автоматически, и траектории каждого сущего, включая человека, повторяются просто благодаря действию законов природы. Однако на самом деле автоматизма сущего недостаточно для «вечного возвращения», а необходима прежде всего воля бытия. Каждого человека надо в Конце «запрограммировать» заранее, чтобы он через Начало нового цикла самотождественного Круга Времени обрел вечную жизнь. И в свою очередь Начало скрыто содержит в себе Конец. Греческое αρχή - это начало чего-либо, вещи, ее принцип, «голова», то, что стоит во главе, - следовательно, начало, пронизывающее собою все су¬ществование вещи, изначально управляющее ею; τέλος же - то, к чему устремлена вещь, ее завершение, от начала вершащее ею. Тот же корень, что в греческом τέλος, отражен в русском слове «цель», между тем как слова «на-чало» и «кон-ец» действительно однокоренные, так что в отличие от немецкого и греческого в русском языке начало действительно скрыто содержит в себе конец.

Перескок-перегиб от Конца к Началу каждый раз требует не только волевого усилия дара-Богосаможертвоприношения, но и кодирования информации. Для этого и необходимо «воскрешение мертвых», то есть собирание всех доступных свидетельств прошлой жизни, чтобы по ним, как Кювье по сохранившейся косточке давно исчезнувшего с лица земли ископаемого, восстановить его облик, как бы спрограммировать его. А для реализации «вечного возвращения» надо запрограммировать не только внешний вид или «фюзис»-тело-хард каждого опорного человека, но и его «псюхе»-душу-софт – суметь составить компьютерную «программу» каждого значимого (опорного) человека или его «виртуальный образ», практически совпадающий с реальным. Программа бытия сущего – это находящаяся непосредственно у Аллаха «Матерь Книги», о Которой говорится в Священном Коране (Сура 43 Аль-Зукруф /Украшения/, Аят 3 /4/). «Для всякого предела, - сказано в Коране, - свое Писание. Стирает Аллах, что желает, и утверждает; у Него – Мать Книги» (Сура 13 Аль-Ра”ад /Гром/, Аят 38, 39). Эта «Мать Книги» есть Слово Евангелия от Иоанна, archi-écriture /Архи-Писание/ Жака Деррида, Архи-Программа Правой Веры.

Но чтобы составить Мать Книги или Книгу Жизни и через Неё вдохнуть жизнь в живых будущего, надо сначала воскресить умерших прошлого. Как гласит Священный Коран - «Аллах оживляет вас, потом умерщвляет, потом соберет вас ко Дню Воскресения, в котором нет сомнения» (Сура 45 Аль-Джасиа /Коленопреклоненные/, Аят 26 /27/). Потому для грядущего Воскресения необходимо фиксировать информацию о каждом человеке и каждой общине (народе), а Воскресение необходимо для составления Книги Жизни. Эта сопряженность Конца с Началом через Воскресение – основа основ Правой Веры. И в Священном Коране в этой Суре 45 об этом сказано совершенно четко и недвусмысленно (привожу в переводе Валерии Пороховой) – «/Аят 28:/ И ты увидишь (в этот День) Каждый народ /в оригинале буквально «[религиозная] община»/ коленопреклоненным, И каждый будет призван к своей книге /= книга записей добра и зла/: «Вам в этот День воздастся тем же, Что вы творили (на земле), /Аят 29/ И скажет эта Наша книга истину про вас, - Ведь Мы записываем все, что вы творите» (Последний Аят в ахмадийском переводе гласит – «Это Наша Книга, Она вещает вам истину. По велению Нашему записано все, что вы творили»). Подробности о необходимости Судного Дня для того, чтобы начертать-запрограммировать хайдеггеровский Entwurf (намет) или будущую судьбу каждого сущего человека по итогам его прошлой жизни и поступков – в Суре 83 Аль-Татфиф (Обвешивающие, Плутовство).

Христианский же Апокалипсис смыкает Конец с Началом через книгу, фиксирующую деяния людей. В начале Апокалипсиса возглашается – «Я есмь Альфа и Омега, Начало и Конец. Говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель… Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний; то, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам» (1:8,10-11). В конце Апокалипсиса снова возглашает Господь Бог Вседержитель через святого Иоанна Богослова и его книгу – «И сказал мне: не запечатывай слов пророчества книги сей; ибо время близко. Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святой да освящается еще. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, Начало и Конец, Первый и Последний. Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город /= Царство Небесное в Начале нового цикла Круга Времени/ воротами. А вне – псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду» (22:10-15).

Итак, по записям в книге деяний и будет воздаваться людям на Страшном Суде. И люди интуитивно всегда старались сохранить как можно больше букв, слов, предложений, свидетельств этой книги в своих артефактах, в произведениях труда и искусства, в свидетельствах жизни и прежде всего в книгах, летописях, Священных Писаниях. Наш проект универсальной информационно-поисковой мультимедийной Интернет-системы Панлог нацелен на составление такой книги. Как подчеркивает доктор педагогических наук, заведующий кафедрой документных ресурсов и документационного обеспечения управления Московского государственного университета культуры и искусств (141406, Московская обл., г. Химки, ул. Библиотечная, 7, телефон 495-570-00-88) Юрий Николаевич Столяров в статье Поищем истоки идеи электронной библиотеки в Библии и Коране – «Согласно как Библии, так и Корану, идет постоянное накопление информации обо всем на свете. Впоследствии эта мысль приобретет научное оформление в виде гипотезы В.И.Вернадского о создании наряду с геосферой, биосферой и т.п. также ноосферы, или оболочки разума, окутывающей всю Землю, а возможно и весь космос. Идея электронной библиотеки – попытка в максимально возможной мере собрать и сохранить в материализованном виде социально ценную информацию, пусть не на космическом, а всего лишь на человеческом уровне».

Этим замыслом руководствовался и Николай Фёдорович Фёдоров, который родился 26 мая /9 июня/ 1829 года в селе Ключи Тамбовской губернии и умер 28 декабря 1903 в Москве. Будучи внебрачным сыном князя Павла Ивановича Гагарина, он получил фамилию крёстного отца. В 1849 г. по окончании гимназии в Тамбове поступил на юридический факультет Ришельевского лицея в Одессе, проучился там три года, затем был вынужден оставить лицей ввиду смерти дяди Константина Ивановича Гагарина, платившего за обучение. Работал преподавателем истории и географии в уездных городах среднерусской полосы.

В середине 1860-х годов познакомился с Николаем Павловичем Петерсоном, одним из преподавателей в яснополянской школе Л. Н. Толстого. Из-за знакомства с Петерсоном был арестован по делу Дмитрия Каракозова, но через три недели освобождён.

Летом 1867 года Фёдоров оставил Боровское уездное училище, где он преподавал (потом там же преподавал К.Э. Циолковский), и пешком отправился в Москву. В 1869 г. устроился помощником библиотекаря в Чертковской библиотеке, а с 1874 г. в течение 25 лет работал библиотекарем Румянцевского музея, в последние годы жизни - в читальном зале Московского архива Министерства иностранных дел. В 1878 с учением Фёдорова в изложении Петерсона познакомился Ф. М. Достоевский.

В Румянцевском музее Фёдоров первым составил систематический каталог книг. Там же после трёх часов дня (время закрытия музея) и по воскресеньям был дискуссионный клуб, который посещали многие выдающиеся современники. В каталожную библиотеки, где служил Федоров, собирались писатели и поэты (Л. Толстой, А. Фет), философы (В. Соловьев, Н. Страхов), ученые (Ф. Буслаев, М. Никольский, В. Шенрок, Г. Джаншиев), художники (В. Верещагин, Л. Пастернак). Как вспоминал выдающийся культуролог и буддолог федорианец Владимир Александрович Кожевников, здесь велись философские споры, обсуждались животрепещущие вопросы общественной жизни России и звучало среди разлада мыслей и тумана сомнений умиротворяющее слово мыслителя - каждый уходил, оплодотворенный его идеями и проектами.

В 1962 году я был первый читатель его роскошно изданного Н.П. Петерсоном и В.А. Кожевниковым в 1906 году в городе Верный (ныне Алма-Ата) тома «Философии общего дела», который лежал неразрезанным в библиотеке Института философии Академии наук СССР. Между тем Николай Федорович – пророк Правой Веры, русский религиозный мыслитель и философ-футуролог, библиотековед, педагог-новатор, основоположник русского космизма, легендарный «Московский Сократ». С помощью научных центров он намеревался собирать рассеянные молекулы и атомы, чтобы «сложить их в тела отцов» - и воскресить их. Как и присуще Правой Вере, Николай Фёдоров отводил науке и технике место рядом с искусством и религией в общем деле объединения человечества, включая и умерших, которые должны в будущем воссоединиться с ныне живущими.

Он вёл аскетическую жизнь, старался не владеть никаким имуществом, значительную часть жалования раздавал своим «стипендиатам», от прибавок к жалованию отказывался, всегда ходил пешком. Фёдоров обладал хорошим здоровьем, но в 1903 г. в жестокий декабрьский мороз друзья уговорили его надеть шубу и поехать в экипаже, он заболел воспалением лёгких, и от этого умер. Фёдоров отказывался фотографироваться и не позволял нарисовать свой портрет. Единственное изображение Фёдорова было нарисовано тайком Л. О. Пастернаком.

В 1880-х и 1890-х гг. Лев Николаевич Толстой и Владимир Сергеевич Соловьев регулярно общались с Фёдоровым. Вл. Соловьев называл Фёдорова «дорогим учителем», признавая его учение «первым движением вперёд человеческого духа по пути Христову». Афанасий Фет также высоко ценил личность и идеи Фёдорова. Лев Толстой писал о Н.Ф. Федорове: "Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком".

Он понимал субъектную суть научно-технического прорыва Нового Времени и осознавал, что средневековое мировоззрение несостоятельно после Коперниканского переворота, открывшего человеку космическую перспективу. Но главное в учении Христа — весть о грядущем телесном воскрешении, победе над «последним врагом» - смертью он сохранил неколебимо, выдвинув в то время казавшуюся парадоксальной, но с правоверной точки зрения единственно возможной и отнюдь не противоречащую христианству и другим религиям мысль о том, что эта победа свершится при участии творческих усилий и труда объединившегося в братскую семью Человечества.

Он в конце XIX в. уже предвидел то, что через столетие стали называть «экологическими глобальными проблемами». Он выдвинул замечательную идею о превращении регулярной армии из орудия смерти и разрушения в орудие противостояния разрушительным стихиям природы - смерчам, ураганам, засухам, наводнениям — которые сегодня приносят каждый год миллиардный ущерб человечеству. Сегодняшняя наука уже в принципе способна дать средства для борьбы с этими стихиями, и главным фактором, от которого зависит решение этих проблем, является разобщённость человечества, дефицит разума и доброй воли.

Н. Ф. Фёдорова называют философом памяти, отечествоведения. Собирание свидетельств о жизни умерших и «всеобщий музей» необходимо в «общем деле» всего человечества – воскрешения умерших. В его сочинениях немало страниц посвящено истории и культуре, как русской, так и мировой. Он неоднократно высказывался по вопросам изучения и сохранения культурного наследия прошлого, много сделал для развития краеведения в дореволюционной России, выступал за преодоление исторического беспамятства, розни поколений. Он ценил и любил Москву, ее исторические и духовные святыни, часто повторяя слова Александра III: "Москва - храм России, а Кремль - алтарь этого храма".

Особое место в его проекте «общего дела» занимали библиотеки. Фёдоров писал об огромном значении библиотек и музеев как очагов духовного наследия, центров собирания, исследования и просвещения, нравственного воспитания. В библиотеках происходит общение с великими предками, и они должны стать центром общественной жизни, аналогом храмов, местом, где люди приобщаются к культуре и науке. Фёдоров пропагандировал идеи международного книгообмена, использования в библиотеках книг из частных коллекций, организации при библиотеках выставочных отделов. При этом он выступал против системы авторского права, так как она очевидно противоречит нуждам человечества и воскрешения людей. Разработанная Н. Ф. Фёдоровым концепция музейно-библиотечного образования стала основой педагогических программ Международного общества «Экополис и культура». Николай Фёдорович Фёдоров стоял на наших позициях освобождения интеллектуальной собственности и предвосхищал замысел Панлога.

С «Философии общего дела» Н. Ф. Фёдорова начинается находящаяся на острие прогресса «прикладная эсхатология» как ведущее ныне направление общечеловеческого знания. Её первая фаза - русский космизм как активно-эволюционная ноосферная мысль, которую в XX веке развивали в России В.И. Вернадский, миколог Н. А. Наумов, А. Л. Чижевский, В. С. Соловьев, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, Э.В. Ильенков и другие. По их представлению, эволюция нацелена на порождение разума-сознания, то есть эволюция активна и телеологична и как бы направляется Программой. Такое представление ныне оформлено в концепцию Intelligent Design и подтверждается общенаучным «антропным принципом» и подразумевает необходимость нового сознательного этапа развития мира, когда человечество берет штурвал эволюции в свои руки и направляет её к высшей цели, которую диктует ему разум и нравственное чувство. Человек же в такой перспективе часто воспринимается как существо еще промежуточное, находящееся в процессе роста, далеко не совершенное, но вместе сознательно-творческое, призванное преобразить не только внешний мир, но и собственную природу. Речь по существу идет о расширении прав сознательно-духовных сил, об управлении материи духом, об одухотворении мира и человека и в конце концов об обожении человека. Космическая экспансия - одна из частей этой грандиозной программы. Наши космисты сумели соединить заботу о большом целом - Земле, биосфере, космосе - с глубочайшими запросами высшей ценности конкретного человека. Важное место здесь занимают вопросы, связанные с преодолением болезни и смерти и достижением бессмертия. Нынешний трансгуманизм - одно из порождений учения космистов, вытекающее из самой сущности природной, космической эволюции.

В 1870-х гг. Фёдоров руководил самообразованием Циолковского, который называл его «изумительным философом». В воспоминаниях, написанных незадолго до смерти, основоположник практической космонавтики воскрешал образ своего первого учителя по московским "университетам" самообразования, который заронил в юношу живые семена космической мечты. Факт встречи Федорова и Циолковского глубоко знаменателен. Мысль Циолковского «Земля - колыбель человечества, но не вечно же жить в колыбели!» явно вдохновлена идеями Н. Ф. Фёдорова, который впервые заявил о том, что перед восстановленным во всей полноте человечеством лежит путь к освоению всего космического пространства. Ибо именно человек играет важнейшую роль носителя Разума и является той силой, которая противостоит разрушению и тепловой смерти Вселенной. Впоследствии Эвальд Васильевич Ильенков в работе «Космология духа» показал, что человек призван преодолеть второе начало термодинамики и уничтожить мир и тем самым исполнить своё бытийное предназначение.

Идеи Н. Ф.Фёдорова вдохновляли создателей русской космонавтики. Его труды внимательно читал С. П. Королёв. Когда 12 апреля 1961 года в Космос впервые вышел человек, пресса в Европе откликнулась на это событие статьёй «Два Гагарина», напоминая о том, что Николай Фёдоров был незаконным сыном князя Гагарина. Имена Юрия Гагарина и Николая Фёдорова по праву стоят рядом в истории космонавтики. Но выход человечества в Космос - это лишь одно из следствий

Как отмечается в энциклопедиях, общепланетарное мировоззрение, выдвинутое Н. Ф. Фёдоровым и русскими философами-космистами, ныне по праву называют «мировоззрением третьего тысячелетия». «Мысль о человеке как существе сознательно-творческом, как агенте эволюции, ответственном за все живое на планете, идея земли как «общего дома» важна в современную эпоху, когда как никогда остро перед человечеством встают вопросы об отношении к природе, ее ресурсам, к самому несовершенному смертному естеству человека, рождающему зло индивидуальное и социальное. Философы-космисты предложили свой творческий вариант экологии, позволяющий эффективно решать глобальные проблемы современности. Выдвинутая в этом течении идея плодотворного диалога наций и культур, каждая из которых вносит свой вклад в «строительство ноосферы» - действенное средство воспитания в духе межнационального согласия, противостояния шовинизму, соперничеству «национальных эгоизмов». Идея преемственности, памяти, связи с духовным наследием прошлого, получившая новое этическое обоснование в философии Н. Ф. Фёдорова, актуальна и в наши дни. Важны размышления мыслителей-космистов о необходимости нравственной ориентации всех сфер человеческого знания и творчества, о космизации науки, о примирении и союзе веры и знания в общем деле сохранения и умножения жизни на Земле. Чтобы оценить глубину и ясность его ума, стоит напомнить, что в то время, когда жил Фёдоров, даже крупные учёные сомневались в реальном существовании атомов».

Идеи Николая Фёдоровича Фёдорова нашли отлик в творчестве многих писателей, поэтов, художников XX века – таких, как В. Брюсов и В. Маяковский, Н. Клюев и В. Хлебников, М. Горький и М. Пришвин, А. Платонов и Б. Пастернак, В. Чекрыгин и П. Филонов. Их творчество затронула глубина этических требований Фёдорова, своеобразие его эстетики, идеи регуляции природы, преодоления смерти, долга перед прошедшими поколениями.

В конце XX века в России интерес к творчеству и идеям Фёдорова вновь вырос. В Москве в конце 1980-х годов было создано Общество им. Н. Ф. Фёдорова, в 1993-1997 годах издано четырехтомное собрание его сочинений (составление, подготовка текста и комментарии – Анастасия Георгиевна Гачева, принимала участие – Светлана Григорьевна Семенова). В Музее-читальне им. Н. Ф. Фёдорова регулярно работает научно-философский семинар, где идеи Фёдорова обсуждают физики и биологи, философы и литературоведы, политики и бизнесмены. В 1988 году в г. Боровске, где в одной и той же школе с интервалом в 30 лет работали Н. Ф. Фёдоров и К. Э. Циолковский, были проведены Первые Всесоюзные Фёдоровские чтения. Традиция Фёдоровских чтений стала регулярной, а в 2003 году был проведён Международный Конгресс в Белграде «Космизм и русская литература. К 100-летию со дня смерти Н. Ф. Фёдорова».

Замысел «общего дела» Николая Фёдоровича Фёдорова проясняется только в наши дни, когда задача воскрешения умерших встала на повестку дня в связи с прорывом науки в виртуальную реальность и появлением возможности воссоздания «виртуальных образов». С точки зрения Правой Веры, подобное «виртуальное воскрешение» станет реальным уже в ближайшем будущем, которое надо активно готовить. Важно осознавать сопряженность прошлого и будущего и необходимость программирования судьбы конкретного человека на основе его былых деяний. Философски эту проблему осмыслил Мартин Хайдеггер в трактате http://www.heidegger.ru/documents/tom5/istok.doc Исток художественного творения (Der Ursprung der Kunstwerkes /1935-1936/). «Поэтический набросок истины, полагающий свое стояние вов¬нутрь творения как облик, никогда не исполняется в пустоте и не¬определенности. Истина в творении скорее пробрасывается ее грядущим охранителям - человечеству в его историческом совершении. Про-брасывается - но никогда не навязывается произвольно. Подлинно поэтический набросок - это раскрытие того самого, вовнутрь чего искони брошено исторически-совершающееся Dasein /= человек как пастух бытия-Sein/» (стр. 32).

«А это - земля, для народа же в его историческом со¬вершении его земля - затворяющаяся почва-основа, на которой зиждется и покоится этот народ вместе со всем тем, что он уже стал и чтό он есть, хотя бы скрыто от самого себя. И это - его мир, правящий на основе сопряженности Dasein с несокрытостью бытия (Sein). А потому все, что дано вместе с человеком и при¬дано человеку, должно быть извлечено в набрасывании из затво¬ренной почвы-основы и особо поставлено на эту почву-основу. И так эта почва-основа впервые полагается как все держащее на себe основание» (стр. 32-33).

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Священный Коран, как указывалось выше, подразумевает, что «каждый народ (община) будет призван к своей книге» (45:28), то есть к своей «почве-основе» в терминологии Хайдеггера, и чтобы воскресить и судить народ и каждого из народа, надо сначала опереться на его былое, бывшее:

«Поскольку же всякое созидание есть такое извлечение, то всякое со¬зидание есть почерпание (как черпают воду из колодца). Правда, современный субъективизм сразу же истолковывает в ложном духе все творческое, представляя его гениальным достижением само¬вольного и самовластного субъекта. Учреждение истины есть уч¬реждение не только в смысле вольного приношения даров, но вместе с тем учреждение в смысле такого основополагания почвы. Поэтический набросок идет из ничего в том отношении, что никогда не заимствует свои дары в привычном и бывалом. Но он от¬нюдь не идет из ничего, поскольку все, что бросает он нам, есть лишь утаенное предназначение самого же исторического соверша¬ющегося Dasein.

Дарение и основополагание заключают внутри себя неопосредованность, присущую тому, что именуется началом. Однако неопосредованность начала, своеобразие скачка изнутри всего неопосредуемо¬го, не исключает, а, напротив, включает в себя крайнюю длительность и неприметность, с которой готовится начало. Подлинное начало, как скачок, всегда есть вместе с тем за-скок вперед, а в таком за-скоке начало уже перескочило через грядущее, пусть и скрытое в тумане. Начало скрыто содержит в себе конец. В подлинном нача¬ле никогда не бывает примитивности начинающего. У примитивного нет будущего, поскольку в нем нет приносящего дары и полагающе¬го основу скачка и заскока вперед. Примитивное не способно давать ничего, кроме того, в плену чего находится оно само, ибо оно не со¬держит ничего иного.

Начало же, напротив, всегда содержит в себе неизведанную полноту небывалой огромности, а это значит - спора со всем бывалым» (стр. 33).

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Мартин Хайдеггер в отличие от Николая Фёдорова стремится систематически проработать интуицию воскрешения-воссотворения и приходит к сути Страшного Суда, который и есть спор «со всем бывалым» ради заскока вперед. Бывалое необходимо, но недостаточно. Имея под ногами бывалое (сохранившиеся свидетельства, следы прошлого), необходим акт программирования, поскольку в одном лишь примитиве прошедшего сущего нет зародыша будущего. Лишь бытийная полнота программируемого начала, то есть первотолчок воли, дает истинное воскрешение.

«Всегда, когда совершается искусство, то есть всегда, когда есть начало, в чреду совершений - в историю - входит первотолчок побуждения, и история начинается, или же начинается заново. Исторически-совершающееся, история, не подразумевает здесь последовательности каких бы то ни было, пусть даже чрезвычайно важных, событий во времени. История-совершение есть отторжение народа вовнутрь заданного ему, и такое отторжение есть вторжение народа в данное и приданное ему» (стр. 33).

Воскрешение мертвых сродно с сотворением нового мира, с созданием произведения искусства. И Хайдеггер продолжает:

«Искусство есть полагание истины в творении… Искусство совершительно, и, как совершительное, оно есть созидательное охра¬нение истины внутри творения. Искусство совершается как поэзия, а поэзия есть учреждение в трояком смысле: поэзия есть приношение даров, основоположение и начинание. Искусство как учрежде¬ние сущностно совершительно, исторично. Это значит не только то, что у искусства есть история в поверхностном и внешнем смысле, что оно встречается наряду со всем прочим в чреде времен и притом изменяется и исчезает со временем, что оно историческому зна¬нию представляется в разных видах, но это значит, что искусство есть история в существенном смысле: оно закладывает основы ис¬тории» (стр. 33-34).

Итак, обращение к учению Священного Корана и к Откровению (Апокалипсису) святого Иоанна Богослова о записываемой на земле книге деяний человека и общины (народа), отражающей Мать Книги Небес, на основании которой производится Страшный Суд как программирование заскока в новый цикл Круга Времени и в новый круг судеб людей – глубже проясняет интуицию Николая Фёдорова об участии человеческой науки и техники в Конце мира и истории. Но и постижения Мартина Хайдеггера о сопряженности конца с началом и бывалого с полагаемым и об акте дара (жертвоприношения) как «первотолчке побуждения» тоже раскрывает суть «общего дела» Николая Фёдорова как практического проекта воскрешения умерших и прыжка в Царствие Небесное. Короче, русский космизм предстает острием Правой Веры. Поэтому прав Аким Львович Волынский (1863-1926) – «Фёдоров - единственное, необъяснимое и ни с чем не сравнимое явление в умственной жизни человечества… Рождением и жизнью Фёдорова оправдано тысячелетнее существование России. Теперь ни у кого на земном шаре не повернется язык упрекнуть нас, что мы не бросили векам ни мысли плодовитой, ни гения начатого труда».

Дерзновение вселенского проекта «общего дела» сопоставимо с большевистским «Штурмом Неба», оба проекта сопряглись в русской душе и вдохновляют Правую Веру с её сердцевиной «прикладной эсхатологией». Священные Писания, философские прозрения Мартина Хайдеггера и его французских последователей и научные открытия в теоретической физике, геномике и компьютерологии выводят идеи Николая Фёдорова на острие наступившей эпохи постиндустриализма. Вот типичная радиобеседа, в которой участвуют автор и ведущая Елена Ольшанская с Радио "Свобода", историк и литературовед Светлана Григорьевна Семенова (ИМЛИ РАН), её дочь филолог и заведующая музеем-библиотекой имени Н.Ф. Федорова Анастасия Георгиевна Гачева, а также заведующий отделом книговедения Российской Государственной Библиотеки Михаил Михайлович Панфилов:

"Елена Ольшанская: В 1864 году в провинциальный город Богородск для пропаганды социалистических идей прибыл бывший московский студент, член тайного революционного кружка Николай Павлович Петерсон. В уездном училище он познакомился с преподавателем географии и истории Николаем Федоровичем Федоровым и поведал ему о своих идеях и планах. "Не понимаю, о чем вы хлопочете, - ответил Федоров. - По вашим убеждениям, все дело в материальном благосостоянии, и вот вы, ради доставления материального благосостояния другим, которых вы не знаете и знать не будете, отказываетесь от собственного материального благосостояния, чтобы пожертвовать даже жизнью. Но если и тем людям, о которых вы хлопочете, материальное достояние так же неважно, как и вам - о чем же вы хлопочете? (...) И что вообще значит свобода? Руссо говорит, будто все люди родятся свободными. (...) Но на что свободными? - На то, чтобы умереть?"

Мысли Федорова поразили молодого Петерсона. - "Не разрушение и смерть, а жизнь вечную проповедовал Николай Федорович, и я отвернулся от прежней своей деятельности", - вспоминал он позднее. Летом 1869 года Николай Федорович Федоров оставил преподавательское дело и отправился в Москву. Он начал работать помощником библиотекаря в частной Чертковской библиотеке, а в 1874 года это книжное собрание вошло в состав библиотеки Московского публичного и Румянцевского музеев, туда же перешел и Федоров. Он до самозабвения любил свою работу, каждый день приходил за полтора-два часа до открытия библиотеки, чтобы подобрать заказанные читателями книги. "Скорее вы сами отложите и забудете о вашей работе, чем он забудет о том, что для нее надо; он раньше не успокоится, пока не исчерпает всего материала", - говорили о нем. С ним советовались писатели и историки, инженеры и врачи, математики и любители изящной словесности.

Светлана Семенова: Он был человеком совершенно уникальным, ни на кого и ни на что не похожим. Георгиевский, который с ним работал несколько лет, говорил о нем, что он не был похож даже на самых редких оригиналов, таких, какими были, например, Владимир Соловьев или Лев Толстой - даже их он удивлял. Его, действительно, нельзя уложить ни в какой тип. Вы можете подумать, что это какой-то мудрец со своей оригинальной идеей, как толстовский старец Аким. Ничего подобного. Это был человек совершенно необычайных знаний. Говорили, что он наизусть знает - я думаю, что он представлял себе достаточно точно - содержание всех книг Румянцевского музея, самого большого книгохранилища России. Это был человек необычайно добрый. Сын Льва Толстого Илья Львович говорил о том, что если бывают святые, то вот он весь светился добротой.

Необычайно добрый человек, который отдавал другим все, что ему принадлежало. Собственно, ему ничего и не принадлежало, он ходил в одной и той же ветхой одежде, как бы являя самим своим обликом икону общности со всем, что ветшает, уходит из жизни. Он говорил: "Не гордись, тряпка, завтра будешь ветошкой". Но это был грозный старец. Известно, что он высоко ставил науку. Его споры с Толстым по поводу науки часто приводили к тому, что он вообще выгонял Толстого из библиотеки. Но вместе с тем науку он понимал в средневековом смысле, как служанку богословия, служанку религии. Что ему казалось главным? Победить смерть. Последний враг - смерть. Победить смерть - это высшее христианское чаяние. Собрать людей смертных, смертных по своему родовому определению на то, чтобы победить этого главного врага.

Елена Ольшанская: "Вопрос о братстве, или родстве, о причинах небратского, неродственного, т.е., немирного состояния мира и о средствах к восстановлению родства. Записка от неученых к ученым, духовным и светским, к верующим и неверующим". - Так начинается "Философия общего дела", трактат Николая Федорова, уже после смерти систематизированный, получивший название и изданный его учениками.

Светлана Семенова: Конечно, для того, чтобы появился такой уникальный человек, о котором о. Сергий Булгаков сказал: "Радостно думать, что в мире был Федоров", чтобы такой человек появился, необходимо было сложное сочетание всякого рода факторов, в том числе, факторов генетических. Он был незаконнорожденным сыном Павла Ивановича Гагарина, князя Гагарина, принадлежавшего к знаменитейшей русской родовитой фамилии. Мать его была, скорее всего, девицей из обедневшей дворянской семьи, как это сказано в свидетельстве о крещении, которое было найдено недавно - поэтому теперь мы знаем, что его мать - Елизавета Ивановна, фамилия ее точно неизвестна. Как бы из скрещения Гагарина и Елизаветы Ивановны, о которой не осталось ни воспоминаний, ни вообще ничего, как это бывает с большинством живущих на земле - ничего от них не остается - появился Федоров. И в нем самом была некая солидарность с этим большинством, которое пропадает в истории, от которого не остается никакого следа.

Неподписанными камнями идут они в кладку исторического здания. И вот он себя ощущал вместе с такими. Отсюда некоторая его стушеванность, его пафос в защите провинции, медвежьих забвенных углов, идея равноценности всех когда-либо живших и живущих сейчас. Это был протест против культурной логики, исторической логики, которая запечатлевает только отдельные, избранные человеческие единицы. С другой стороны, конечно, тут присутствует понимание великого значения родословия. Потому что родословие - это первое знание, "Авраам родил Исаака" и так далее. Федоров как бы понуждал человечество искать свою родословную, чувствовать укорененность в толще предков. Отсюда - его родовая оптика, родовой взгляд на вещи. Он говорил о том, что основной и неизымаемый факт нашего бытия - то, что мы произошли от родителей, наши родители от их родителей, и так далее. Долг перед ушедшими поколениями в нем всегда жил.

Елена Ольшанская: Сельцо Ключи Вялсинской волости Елатомского уезда Тамбовской губернии было родовым имением князя Павла Ивановича Гагарина. Он был владельцем 786 душ крепостных крестьян и держал, как было принято в то время, домашний театр. Николай Федоров был четвертым внебрачным ребенком девицы Елизаветы Ивановны, у него было две старшие сестры и брат. Сестры, когда выросли, были приняты в труппу отцовского театра. В другом имении - Сасово - от другой внебрачной жены у Павла Ивановича Гагарина позже родился еще один сын - Александр, будущий великий актер и режиссер Александр Ленский.

Светлана Семенова: Есть одна его запись, которая была найдена в его бумагах, и она звучит так: "От детских лет сохранились у меня три воспоминания. Видел я черный-пречерный хлеб, которым, говорили мне, питались крестьяне в какой-то, вероятно, голодный год. Слышал с детства объяснение войны на мой вопрос о ней, которое привело меня в страшное недоумение: на войне люди стреляют друг в друга! Наконец, узнал я о том, что есть и неродные, чужие, и о том, что сами родные - не родные, а чужие". Голод, смерть, убийство, наконец, неродственность, потому что и родные, оказывается, чужие, он узнает о том, что он - незаконнорожденный сын, он носит фамилию не своего отца, а крестного отца - Федоров. В чем заключалась его идея? Это началось в 1853 году, когда умер его дядя, который был губернским предводителем дворянства в Тамбове. Федоров учился там в гимназии, а потом еще в Одессе, в Ришельевском лицее. Умер дядя. Очевидно, на похоронах он увиделся со своим отцом, которого не видел долго, и - потрясение от смерти близкого человека, что-то вдруг он понял.

Человек создан по образу и подобию Божьему, он есть венец творения. Христос пришел на землю с чудесами и говорил: "Это мои дела". Это были чудеса исцеления, чудеса воскрешения, чудеса утишения стихий. И он говорил при этом: "Верующий в Меня, в дела, которые Я творю, и он сотворит, и больше сих сотворит". То есть, он как бы явился примером того, чем должно заниматься верующее в него человечество. Человек должен осознать себя активным орудием осуществления Божьей воли на Земле. Бог будет действовать в мире через человека, более того, он воспитывает человека, Федоров употребляет научное слово - "гевристически", мы сейчас называем такой подход "эвристическим". То есть, как бы выводящим человечество к главной задаче в ходе исторического воспитания.

Елена Ольшанская: "... В недрах православной страны на границе двух столетий возвысил свой голос один необыкновенный, кажется, за всю историю христианской мысли невиданный человек... Он сразу же сказал, что сущность христианства совсем не есть то или иное словесно выражаемое учение или философия, но явление духа и силы в фактической победе Иисуса Христа над смертью, выразившееся в Его собственном воскресении из мертвых...Спорить с этой частью учения Федорова невозможно - оно есть прямое и непосредственное цитирование Св. Писания. Необыкновенное и за всю историю христианства неслыханное начинается далее... Раз Богочеловек воскрес (а если мы это отрицаем, то мы не христиане) и завещал нам воскрешать из мертвых, то и мы должны это делать... Христиане должны воскрешать мертвых и делать это не разрозненными усилиями отдельных людей, но как общее дело всех христиан. И умерших тоже надо воскресить всех... Наука же и философия должны доставить для этого нужные средства и выработать проект. Философия Николая Федоровича Федорова и есть проект научно-технического воскрешения из мертвых... Философия Федорова - есть апогей технократии, утверждение принципиального всемогущества техники, но с обязательным обращением этого всемогущества на добрую цель", - писал в эмиграции выдающий философ и богослов Владимир Николаевич Ильин.

Анастасия ГАЧЕВА (заведующая Музеем-библиотекой Н.Ф.Федорова): Три вершинные фигуры русской мысли и культуры второй половины 19 века оказались так или иначе под сильнейшим влиянием идей Федорова. Это Лев Николаевич Толстой, Федор Михайлович Достоевский и Владимир Сергеевич Соловьев. По-разному они относились к Федорову. Толстой, как мы знаем, познакомился с идеями Федорова в 1881-м году. Тогда он переживал тяжелейший внутренний кризис, и в момент этого кризиса он встречается с Федоровым. Прежде всего, Федоров производит на него впечатление своим обликом, своим подвижническим образом жизни. Знаменитая запись в дневнике Толстого от 5 октября 1881 года: "Николай Федорович святой. Исполнять - это само собой разумеется"...

То есть, Федоров был важен для Толстого именно как человек праведной жизни, который умел исполнять то, что самому Толстому давалось с таким трудом. Мировоззренчески же в отношении к крестьянству они расходились. Иная ситуация была в идейно-творческом диалоге Федорова с Достоевским и Соловьевым. Достоевский знакомится с идеями Федорова не непосредственно от него самого, знакомы они не были, он знакомится в изложении ученика Федорова Николая Павловича Петерсона, который в конце 1877 года отправил писателю небольшую статью. Нам удалось найти текст черновика этой статьи, который до настоящего времени не был известен, где Петерсон излагает идеи Федорова.

Мы знаем, как откликается на них Достоевский, откликается восторженным письмом от 24 марта 1878 года: "Кто этот мыслитель, мысли которого вы мне передали? Он слишком заинтересовал меня. Скажу, что совершенно согласен с этими мыслями, их я прочел как бы за свои". И дальше ставит ряд взволнованных вопросов Петерсону о том, как понимает Федоров воскресение. Говорит, что он сообщил эти мысли Владимиру Сергеевичу Соловьеву, а Соловьев в это время занимался Чтениями о богочеловечестве.

Почему же Достоевский так сердечно реагирует на Федорова? Статья, которую прислал ему Петерсон, называлась "Чем должна быть народная школа", но вопрос, который был там поставлен - вопрос, который мучил всю русскую мысль, если можно сказать, начиная со славянофилов, вопрос о примирении веры и знания, примирении духовного и светского, веры и жизни, науки и церкви. Это те вопросы, которые стояли на острие русской культуры и в 1860- и в 70, и в 90-е годы, и стали одной из важнейших тем русского религиозного философского ренессанса, они уже были поставлены в этой статье Петерсона под влиянием идей Федорова, и Достоевский на них живо откликнулся.

И главное- в 1870-е годы в русской мысли складываются две во многом противоположные концепции истории. Наиболее яркое воплощение они находят в знаменитом споре Достоевского с Константином Леонтьевым. Мы знаем, что в 1880 году Достоевский произнес на открытии памятника Пушкину свою знаменитую пушкинскую речь, где он говорил о мировой гармонии, братском окончательном согласии всех племен по Христову евангельскому закону, к которому призван человеческий род. Константин Леонтьев откликнулся на это язвительной гневной статьей: что вы говорите о мировой гармонии, когда Христос проповедовал не гармонию, не всеобщий мир, а всеобщее разрушение? Две концепции: краха и неудачи истории в работах Константина Леонтьева и концепция истории как работы спасения, которую развивали Достоевский и Соловьев.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: В Правой Вере обе концепции неразрывно-сопряжены/

Елена Ольшанская: "Нынешняя Россия мне ужасно не нравится, - писал знаменитый консерватор Константин Леонтьев. - Не знаю, стоит ли за нее или на службе ей умирать? Я люблю Россию царя, монахов и попов, Россию красных рубашек и голубых сарафанов, Россию Кремля и проселочных дорог, благодушного деспотизма...Избави Боже большинству русских дойти до того, до чего, шаг за шагом, дошли уже многие французы, то есть, до привычки служить всякой Франции и всякую Францию любить!.. На что нам Россия не самодержавная и не православная? (...) Боже, патриот ли я? Презираю ли или чту свою родину? И боюсь сказать: мне кажется, что я её люблю, как мать, и в то же время презираю, как пьяную, бесхарактерную до низости дуру". Константин Леонтьев критиковал славянофилов за народность, за любовь к славянству. Он находил ценность не в обычаях, а в принятой от Византии государственности, в империи, и опасность видел в идущих с Запада либеральных идеях. Поэтому Леонтьев выступал, например, против участия русских в Балканской войне, считая, что турецкое иго для сербов лучше, чем свобода и демократия. Николай Федоров тоже критически относился к некоторым славянофильским идеям.

Михаил Панфилов, книговед: Николай Федорович Федоров по отношению к славянофилам был очень резок, даже пристрастен. Они говорили о соборности, о православии. Для него это была лишь декларация. Он говорил про Киреевского, что "он спасает свою собственную душеньку любимую", а ведь души у всех живые, спасаться надо всем вместе. И, тем не менее, Федоров, безусловно, продолжал очень многое в учении славянофилов. Прежде всего, это отношение к ценностной иерархии книжной культуры. Точно так же, как для славянофилов, для него был категорически неприемлем отрыв Священного писания от всего корпуса святоотеческой литературы, от богослужебных книг. И в этом Федоров шел гораздо дальше славянофилов.

Светлана Семенова: Свое учение Федоров обращал одновременно, как он говорил, к верующим и неверующим, к ученым и неученым, вообще к людям земли, ко всем смертным. Всякий другой принцип объединения объединяет одних для того, чтобы противопоставить другим. Будь то классовый, региональный, национальный принципы...

Но ведь никого не спасет от смерти банковский счет, ни выдающееся положение в мире - в смерти все мы равны, все мы натурально бедны. Поэтому он говорит о "натуральном пауперизме". Последние угнетенные - это те, кто уже лег в могилу. Его учение обращено к верующим и к неверующим. Поэтому оно может быть изложено и на языке религиозного сознания, и на языке, если хотите, естественно-научного знания. Но у него все это сплетено в один микрокосм. Человек должен стать соработником Богу в осуществлении этого чаяния. Следовательно, он должен теснить смертоносные стихийные силы, изымать их ткани бытия - то, что делал Христос.

Христос, однако, сделал это на какое-то время, только на какое-то время, потому что воскрешенный им Лазарь вскоре умер, он явил нам этим некий пример. Человек должен бороться со стихийными силами, с разрушительными силами вне себя, и Федоров называет это регуляцией природы. Природа казнит нас за бездеятельность. Это внешняя регуляция природы, но, вместе с тем, необходима внутренняя регуляция нашей собственной природы. Потому что в нас тоже бушуют стихийные смертоносные силы. Силы вражды, нашей эгоистической самости, которая себя утверждает в противовес другим. Федоров это называет психофизиологической регуляцией.

Когда дух начнет управлять материей - это будет органический прогресс. Не нынешний технический прогресс, когда наше тело остается таким же бессильным, таким же слабым, а мы усиливаем его за счет технических приспособлений, за счет приставок к нашим органам. Наша цивилизация - "протезная цивилизация". Человек должен научиться совершенствовать свой организм. Вот это и будет психофизиологическая регуляция. Это его главная идея, которая потом стала краеугольным камнем русского религиозного ренессанса. Идея синергии, соработничества божественных и человеческих энергий в деле спасения.

Анастасия Гачева: Федорова называли знаменитым библиотекарем Румянцевского музея, "идеальным библиотекарем". Действительно, с Румянцевским музеем было связно 25 лет его жизни. Он работал в Румянцевском музее с 1874 по 1898 год. Это была служба, как писал его сослуживец Георгиевский, за которой не было видно службы в обычном смысле, это было служение. Федоров высоко ставил музеи и библиотеки, придавал им почти религиозное значение. Он говорил о том, что библиотеки и музеи - это средоточие этой самой духовой, культурной памяти человечества. Книга - это отпечаток умершего, и поэтому он за книгой призывал видеть автора, видеть творца.

Более того, у него были удивительные проекты устройства библиотек, такой "религионизации" работы библиотек по типу церковного года. Он говорил, что каждый день читающие в библиотеке должны обращаться к трудам того автора, который умер в этот день. То есть, они как бы читают его книги, и облик его встает перед ними через эти книги, потому что человек запечатлевается в книгах, и он всегда говорил: "Ищите меня в моих сочинениях".

Вообще библиотека в годы его работы в Румянцевском музее являла собой нечто вроде философско-религиозной академии. После окончания рабочего дня к Федорову в "каталожную", где он служил, приходили представители ученой Москвы, люди культурной Москвы. Туда приходили Владимир Соловьев, Лев Толстой, Афанасий Фет, который дружил с Федоровым, туда приходили художники. Знаменитый художник Леонид Осипович Пастернак, отец поэта и писателя Бориса Пастернака в 90-е годы посещал библиотеку Румянцевского музея, и благодаря ему мы имеем портрет Федорова. Федоров не признавал фотографии, он считал фотографию случайным делом. В этом смысле он очень резко выражался о Толстом, который не признавал икон, но оставил себя на сотнях и тысячах фотографий, как мы знаем. А Федоров никогда не фотографировался. Однажды кто-то из его почитателей принес ручной фотоаппарат, чтобы снять его за работой, он спрятался, присел за каталожные ящики, а потом убежал за стеллажи и не дал себя сфотографировать. Поэтому мы не бы не имели ни одного его изображения, если бы Леонид Осипович Пастернак, приходя в библиотеку, тайком не рисовал Федорова. Сохранились эти зарисовки, на основании которых в 1919 году Пастернак написал большой портрет Федорова и знаменитую картину "Три философа" - Толстой, Соловьев и Федоров сидят в каталожной Румянцевского музея.

Елена Ольшанская: Познакомившись с Федоровым, Толстой писал о нем в письме: "... Это библиотекарь Румянцевской библиотеки. Помните, я вам о нем рассказывал. Он составил план общего дела всего человечества, имеющего целью воскрешение всех людей во плоти. Во-первых, это не так безумно, как кажется. (Не бойтесь, я не разделяю и не разделял его взглядов, но я так понял их, что чувствую себя в силах защитить эти взгляды перед всяким другим верованием, имеющим внешнюю цель...)". А вот из другого письма Толстого: "О воздействии на движение туч, на то, чтобы дождь не падал назад в море, а туда, где он нужен, я ничего не знаю и не читал, но думаю, что это не невозможно..."

Светлана Семенова: Если вы читали "Исповедь" Толстого, то он на этом был зациклен, он очень боялся смерти. Его глубинный нигилизм, о котором говорил Максим Горький, шел из-за переживания страха смерти. И вот Лев Николаевич однажды рассказывал членам только что открытого Психологического общества в Москве об идеях Федорова. Они спокойно выслушали идею воскрешения, потому тут христианская традиция. Но был задан такой вопрос: а где же поместятся все эти воскрешенные поколения? Лев Николаевич ответил: "Это предусмотрено у нашего мыслителя. Царство труда и творчества не ограничивается землей, оно выйдет в космос, где расселится воскрешенное человечество". Вот это невероятное предположение, что человек может оторваться от земли и выйти в космос, так потрясло ученых мужей, что они встретили его раскатами хохота.

Федоров мыслил в христианской традиции. Более того, в активно христианской, то есть, он представитель активного христианства, которое реализует обетование веры, человечества с Богом. У Циолковского - смесь разных влияний от материализма до теософии. У него идеи бессмертия, индивидуального бессмертия нет. У него просто жизнь кишит в космосе. Федоров же стоит на идее единственности жизни и сознания на земле и во всей Вселенной. Так что они очень разные. Но их, конечно, сближает идея расселения человечества в космосе. Федоров полагал, что земля - это только питомник жизни. И, более того, есть некое соотношение между безмерностью пустого космоса и количеством народившихся в процессе эволюции людских поколений. У него есть идея единой горсти человечества, этой персти земной, как ее разбросать и оживотворить космос, сделать его живым. Причем, новый человек - это будет существо другое, способное к бесконечному перемещению, с новым организмом, который сможет жить в этих средах. Только человек с трансформированным организмом, практически бессмертный, сможет овладеть космосом. Перед ним расстилается бесконечная творческая судьба.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Фактически Федоров исходил из интуиции обожения человека и заселения правоверными избранниками Царствия Небесного, которое программируется в Конце и через свершаемый посредством правоверных акт Богосаможертвоприношения творится в Начале – смотри Шестиднев/

Елена Ольшанская: Афанасий Фет вспоминал слова Толстого о Федорове: "Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком". Однако отношения складывались непросто. Близкие к Федорову люди говорили, что он не только стремился разъяснить другим свое учение, но и как бы хотел подарить им авторство. По воспоминаниям Николая Петерсона и Владимира Кожевникова (еще одного верного ученика Федорова), он болезненно реагировал на всякую попытку публичного обнаружения своего имени. Даже когда писал сам, то нередко, подражая средневековому автору, просил, чтобы ученик поставить свою подпись. "Прежде, когда из слова еще не делали продажного товара, когда словами стремились служить общему благу, тогда большию частию автор какого-либо произведения, которое казалось общенеобходимым, приписывал его какому-либо древнему мудрецу, писателю, чтобы обратить тем наибольшее внимание на произведение", - объяснял он Петерсону. А Сергей Львович Толстой вспоминал: "При каждой встрече с моим отцом он требовал, чтобы отец распространял его идеи. Он не просил, а именно настойчиво требовал, а когда отец в самой мягкой форме отказывался, он огорчался, обижался и не мог ему этого простить".

Светлана Семенова: Он выгнал Толстого из библиотеки за его статью, которая была опубликована в лондонской газете "Дейли Телеграф" и называлась "О голоде". Это была из тех статей Толстого, которые не публиковались на родине, и в ней Федоров увидел призыв к гражданскому противоборству. К тому, что потом таким кровавым галопом развернулось в нашей революционной истории. Вспомните, что Бердяев среди источников русского коммунизма поместил и Толстого, который говорил: не служи в армии, не ходи в суды. Это разрушало стабильный уклад того времени. А Федоров говорил: неужели вы не видите, какими чувствами продиктована ваша статья "О голоде"? Это приведет к гражданскому нестроению у нас. И, собственно, на этой, скорее, на социально-политической почве они разошлись. Конечно, он не принимал учения Толстого, он говорил о том, что великий художник превратился в плохого проповедника, но разошлись они именно по политическим мотивам.

Федоров был человеком достаточно консервативным, он высоко ставил самодержавие для России, понимая его метафизически. С чего начинается идея самодержавия? Когда-то племенной вождь чем занимался? Его основная функция, его основное занятие было как раз регуляцией природы - он дождь вызывал или, наоборот, делал, чтобы солнце светило, он был лекарем, считалось, что иногда даже он воскрешал, и так далее. Федоров всегда смотрел в начало вещи - с чего вещь началась, там лежит ее идея, энтелехия, ее целевая причина. И он говорил о том, что всеобщее дело в России должен возглавить именно самодержец, то есть, помазанник Божий на Божье дело.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Но не лукавый оборотень, не очередной «лжеучитель» и не самоназначенный «национальный лидер» или шкурный «самодержец», как делают в РФ/

Елена Ольшанская: "Очевидно, что ни царь для народа, ни народ для царя, а царь вместе с народом становится исполнителем воли Бога в деле Божием", - писал Федоров. Его трактат "Самодержавие" повторил мысли позднего Гоголя ("Выбранные места из переписки с друзьями") и так же подвергся критике и насмешкам. "Все мы вышли из гоголевской "Шинели" - эти знаменитые слова по отношению к Николаю Федоровичу Федорову обладают особым, удивительным смыслом. Кто такой Акакий Акакиевич Башмачкин, "существо, никем не защищенное, никому не дорогое, ни для кого не интересное, даже не обратившее на себя внимания и естествоиспытателя, не пропускающего посадить на булавку обыкновенную муху и рассмотреть ее в микроскоп; существо, переносившее покорно канцелярские насмешки и без всякого чрезвычайного дела сошедшее в могилу, но для которого все же таки, хотя перед самым концом жизни, мелькнул светлый гость в виде шинели, ожививший на миг бедную жизнь, и на которое так же потом нестерпимо обрушилось несчастие, как обрушивалось на царей и повелителей мира..."

Был в жизни Федорова такой случай. В 1872 году, едва начав работать в московской библиотеке, он отправился к известной писательнице Екатерине Степановне Некрасовой, чтобы передать ей номер журнала "Русский архив" с ее новой статьей. Скромная одежда Федорова ввела Некрасову в заблуждение, и она, "приняв его по костюму за лакея, выслала ему двугривенный". Вскоре Екатерина Степановна стала другом Федорова и всегда краснела, вспоминая свою оплошность.

Анастасия Гачева: Екатерина Степановна Некрасова была постоянной читательницей библиотеки-музея, и надо сказать, что ее любили все музейцы. А музейцы - это были ученые мужи. Алексей Егорович Викторов, историк-археограф, хранитель отделения рукописей славянских старопечатных книг, был другом Некрасовой. Евгений Федорович Коршак, библиотекарь Румянцевого музея - историк и так далее. Все музейцы очень любили Некрасову, она постоянно занималась в Румянцевском музее. И там продолжились ее встречи с Федоровым. И должна я вам сказать, что Николай Федорович Федоров полюбил эту женщину. Его часто называют женоненавистником, он не был таким, он действительно горячо и сердечно полюбил Екатерину Степановну Некрасову. И недавно в ее архиве мне удалось обнаружить его письмо к ней. Он написал ей в апреле 1880-го года такое удивительное по проникновенности письмо:

"Написал я к вам, глубоко и искренне уважаемая Екатерина Степановна, до десятка писем. Вы можете видеть их, если пожелаете, но послать не решился. Теперь же скажу то же самое в двух-трех словах, только примите их буквально во всей силе их значения. Скажу прямо, что питаю к вашей личности беспредельную, исключительную привязанность, предан вам всем сердцем, всею мыслию, всею душою. Во всем этом, надеюсь, вы убедитесь, как только перемените гнев ваш на милость, о чем я и умоляю вас. Невыносимо больно мне видеть вас недовольную, а еще больнее вовсе не видеть вас. Искренне преданный вам Николай Федоров. Буду надеяться, что вы не оставите письма без ответа".

К сожалению, других следов этого сердечного сюжета Федорова мы не нашли, это единственное свидетельство возвышенных чувств. Кстати, позднее Владимир Александрович Кожевников свидетельствовал о том, что Федоров действительно один раз в жизни был влюблен, как он говорил, и то неудачно. Екатерина Степановна Некрасова не ответила взаимностью Федорову, она глубоко чтила его как замечательного библиографа, энциклопедиста, библиотекаря Румянцевского музея. Но, к сожалению, в начале 1880-х годов ее сердце принадлежало другому, этим другим был Глеб Успенский, которого она чрезвычайно чтила и очень любила. Но Глеб Успенский не ответил на чувства Некрасовой, так что ее личная жизнь тоже не сложилась.

Но Николай Федорович Федоров чтил Некрасову до конца своих дней и всегда ей помогал. Действительно, готовность помочь той, которая заставила в его душе звучать таким заповедным струнам, было столь велико, что в последние дни своей жизни, в последние две недели жизни, когда он уже был очень болен, а болен он был воспалением легких, он вел в архиве Министерства иностранных дел архивный поиск для Екатерины Степановны Некрасовой, помогая ей в работе над статьей о Герцене, которая спустя два месяца после его смерти появилась на страницах московской периодической печати.

А заболел он по случайности, когда его доброхоты однажды в трескучий декабрьский мороз закутали его в шубу и силой посадили на извозчика, желая таким образом сделать ему благо. Николай Федорович всегда ходил в своей ветошке, для него это был нормальный образ жизни - он привык ходить пешком и в легкой одежде. А тут его закутали в шубу и посадили на извозчика, в результате его просквозило, и он заболел воспалением легких.

Светлана Семенова: Есть совпадение, которое заставляет нас вздрогнуть. В 1851 году, когда явившаяся ему идея расколола все его существо - в том же 1851 году в Америке в Североамериканских штатах Джеймс Дана, известный биолог, открывает процесс, который он называет цефализацией. Что это такое? Все мы изучали биологию в школе. Если мы обернемся на эволюционный процесс, то мы увидим, что идет постоянное усложнение форм жизни. Какое усложнение? Идет совершенствование нервной системы и рост головного мозга. Причем, как говорил потом Владимир Иванович Вернадский, который вытащил эту идею на свет Божий и очень много над ней думал - это такой процесс, который идет в полярном векторе все время вперед. Он может остановиться на какое-то время, но назад он не идет. То есть, происходит постоянное усложнение нервной системы, рост головного мозга. О чем это говорит? Как будто бы в эволюции есть некая программа, которая влечет ее к все более сложным, все более психически усовершенствованным формам.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Программа всё настойчивее стучится в сознание ученых, и уже популярны концепции эволюции Intelligent Design и компьютерологические представления о развертывании-бутстрепировании основолежащего «кода сущего»/

Цефализация привела к созданию человека. В человеке возникло сознание, разум, а затем осознание этого процесса и, начиная с человека, эволюция должна стать уже активной и сознательной. Когда-нибудь человек должен взять штурвал мироздания в свои руки, понять эволюционные закономерности и с ускорением реализовывать их дальше.

Следующий эволюционный этап, активный творческий этап эволюции будет заключаться в том, что он освободится от своей смертности как главной черты недостоинства его природы, которая рождает промежуточность, противоречивость этой природы, глубинный ее нигилизм. Это - эволюционный императив. Если человек не будет его осуществлять, если он законсервируется в своей нынешней природе, то он придет к самоуничтожению.

Мы все говорим о выживании человечества, надо говорить не о выживании, а о восхождении природы. Я всегда привожу замечательное высказывание Тейяра де Шардена, знаменитого французского теолога и философа, который был своего рода западным аналогом Николая Федорова. Он говорил, что жизнь, достигнув своей высшей стадии (а это мы с вами) может продолжаться, только поднимаясь структурно выше, необходимо восхождение. Если человечество этого не поймет, если не поставит онтологические задачи для себя, то оно в более или менее дальней перспективе придет к самоуничтожению".

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: «Прикладная эсхатология» решает все недоумения через принятие Богосаможертвоприношения как высшего акта эволюции человечества/

Два проекта - федоровский и советский - разошлись из-за абсолютизации одного из них и принятия его как окончательного и самодостаточного. Один из четырех "измов" модерна, коммунистический, не терпел более целостного загляда, непременно вбирающего в себя эсхатологические откровения мировых религий. Цель Богосаможертвоприношения подменялась средством обожения человека (достижения им богоравного могущества), а Царствие Небесное Начала отрицалось рукотворным раем Конца. И человеку отводилась роль не хотара-жертвоприносителя, который как "пастух Бытия" синергийно приводит Его на жертвенный алтарь, а своевольного сущего, предстающего вульгарным богоборцем-идолоборцем. Эвальд Ильенков в "Космологии духа" довел светско-коммунистический "изм" до высшего долга уничтожить сущее, но в этом вселенском проекте нет места для федорианского "воскресения мертвых" и тем самым для "вечного возвращения" Богочеловечества. Радиобеседа и нынешние дискуссии по этой тематике продолжаются:

Анастасия Гачева: История как работа спасения или идея краха и неудачи истории? Эти две концепции в истории русской мысли сталкивались постоянно. И вот, зародившись в знаменитом споре Достоевского с Константином Леонтьевым, они пронизали затем русское религиозно-философское возрождение начала века. В конце века появляется такое понятие, как "кризис искусства". Человек кратковременен, короткодыханен, а вот прекрасная Джоконда смотрит на нас с художественного полотна много веков. И неудовлетворенность искусством, неудовлетворенность культурой, которая творит вторую прекрасную действительность, но не способна преобразить жизнь, неспособна воскрешать, неспособна давать бессмертие - против такой культуры, против такого искусства, как мы знаем, восстает Толстой, восстает Ницше. Восстает Генрик Ибсен, который в драме "Когда мы, мертвые, пробуждаемся" рисует художника, который всю свою жизнь положил на алтарь создания совершенного художественного произведения, у него на первом месте произведение, а человек - на втором. И против искусства начинают восставать величайшие художники конца 19 века. Начинается этап каких-то новых исканий, какого-то нового творчества, творчества, которое выходило бы за пределы искусства, за границы искусства, и преображало жизнь.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Весь этот круг проблем и антиномий рассмотрен в работе Мартина Хайдеггера «Исток произведения искусства», цитируемой выше/

Но это эстетика Владимира Соловьева, и это эстетика Федорова. Федоров говорил: искусство начинается как плач об умершем, как попытка противодействия смерти. Федоров говорит о том, что, зарывая умершего в могилу, мы восстанавливаем его в виде памятника. И, действительно, первоначальное искусство - это искусство погребальное. Египетская культура - это вообще погребальная культура. И вот искусство должно стать жизнетворчеством, оно должно преображать эту жизнь в союзе с наукой и с религией.

Федоров выдвигал идею синтеза науки и искусства в религии. Мы знаем, что и Вячеслав Иванов, и Андрей Белый пытались выйти за пределы искусства как творчества мертвых подобий к некоему новому преображающему мир искусству. Тут поиски новых творческих форм, и возникает концепция синтеза искусств. Не случайно Вагнер свою тетралогию "Кольцо Нибелунгов" строит на материале скандинавской мифологии, эпоса, с чрезвычайно пессимистической эсхатологией, в которой, как мы знаем, прекрасная Вальгалла, обитель прекрасных богов, гибнет под натиском хаоса. А литургический синтез искусств, который являет икону преображенного творения - он также выводит нас в план творческой истории как работы спасения. Они грезили о литургическом синтезе искусств. Очень многое в русском авангарде шло от Федорова.

Василий Чекрыгин, замечательный художник, который бредил идеями Федорова, очень рано умерший художник, создал серию эскизов росписи храма-музея Воскрешения. Серию эскизов воскрешения, переселения людей в космос. И он говорил о человеке как синтезе живых искусств, он говорил, что конечной целью искусства должно быть преодоление космоса, построение Рая.

Елена Ольшанская: Греческое слово "литургия" означает "общее дело".

Анастасия Гачева: Он оставил Румянцевский музей, выйдя на пенсию в 1898 году, чтобы работать над приведением в порядок своих сочинений. Но в последние годы жизни он опять поступил на службу в Московский Главный архив Министерства иностранных дел. Румянцевский музей находился в доме Пашкова, а Московский Главный архив Министерства иностранных дел, можно сказать, рядом. И его восприняли на этом новом месте службы так же, как и в Румянцевском музее, где к нему относились с любовью и благоговением. Там он продолжал свое дело подбора книг, помощи всем нуждающимся, интересующимся. Мы знаем, что он жил аскетом, у него не было семьи. Смысл жизненного аскетизма Федорова очень хорошо определил в некрологе Юрий Петрович Бартенев, сын знаменитого издателя "Русского архива" Петра Бартенева, считавший себя учеником мыслителя. Он говорил: "Мать, у которой смертельно болен ребенок, оставляет все, забывает обо всем - о еде, о сне, о хлопотах, о развлечениях, она отдает все свои силы спасению любимого существа. И в таком состоянии Николай Федорович Федоров прожил всю свою жизнь".

Елена Ольшанская: К столетию смерти Николая Федоровича Федорова Российская государственная библиотека, Институт мировой литературы, философский факультет МГУ и Музей-библиотека Н.Ф. Федорова провели трехдневную научную конференцию (уже 1Х по счету) и открыли выставку в Российской Государственной библиотеке.

Анастасия Гачева: Умер он в Мариинской больнице для бедных, где, кстати, родился Федор Михайлович Достоевский. Умирал он с именем Серафима Саровского, потому что последняя статья, которую он в своей жизни написал, как раз была о преподобном Серафиме Саровском, статья эта до сих пор не разыскана. И он говорил о том, что как преподобный Серафим перед смертью пел пасхальный канон, как было бы хорошо, чтобы Москва таким каноном встретила новый 1904 год.

И Сергей Петрович Бартенев, второй сын Петра Ивановича Бартенева, который тоже считал себя учеником Федорова, потом говорил о том, что "когда я увидел его лежавшим в гробу, то весь мир показался мне в овчинку, таким далеким, таким маленьким. Какого человека не стало!" Действительно, общественное потрясение от смерти Федорова - человека, который бросил вызов смерти, последнему врагу человечества - было колоссальным. Кстати, сфотографировать его смогли только тогда, когда он уже лежал в гробу. Сохранилась фотография его на смертном одре. Похоронен он был на кладбище Скорбященского монастыря на деньги, которые собрали сослуживцы по Московскому Главному архиву Министерства иностранных дел. И был поставлен крест, на котором написали: "Мир праху твоему, великий учитель".

Этот крест был обновлен в 20-е годы философами, последователями идей Федорова, - Горским и Ситницким. А в 1929 году могила философа была стерта с лица земли, поскольку как раз в это время в Советской России уничтожались кладбища. Федоров писал о блудных сынах, пирующих на могилах отцов, он писал об обращении кладбищ в гульбища. К сожалению, советская власть явила нам, если хотите, метафору такого обращения, когда в Москве ликвидировали кладбища. Кладбище Скорбященского монастыря было уничтожено, и могилу "философа всеобщего дела", который призывал обратиться умом и сердцем к отцам, утрамбовали в общей площадке. До сих пор точное место его захоронения неизвестно, определен только участок. То есть, фактически Федоров разделил, можно сказать, участь ушедших в смерть поколений, от которых действительно ничего не осталось. От него самого остались только написанные им книги, написанные им сочинения. Ни одной вещи Федорова мы не имеем. В Москве сейчас создан музей-библиотека Федорова, но главные его экспонаты не вещи, потому что их нет, а книги».

Однако после краха светско-коммунистического проекта снова возродился интерес к проекту «общего дела» Николая Фёдоровича Фёдорова, и в 1993 году на базе ЦБС «Черемушки» был создан http://www.nffedorov.ru/mbnff/mb124/gen.html Музей-библиотека Н.Ф.Федорова. В её книжном фонде - сочинения самого философа, а также плеяды мыслителей русского космизма в двух главных его ветвях - естественно-научной (Н.А. Умов, К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский, В.Ф. Купревич и др.) и религиозной (В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, П.А. Флоренский, А.К. Горский, Н.А. Сетницкий и др.). Кроме того, представлены сочинения философов и ученых Запада, разрабатывавших идею активной эволюции (А. Бергсон, П. Тейяр де Шарден) и духовной традиции Востока в тех её гранях, где она соединяется с ноосферной мыслью. И широко представлены работы по истории отечественной и зарубежной философии, науки, культуры, по экологии, глобалистике, футурологии и экспонируются авторские коллекции по биологии и иммортологии и по истории космонавтики.

Собрана художественная литература, сформировавшаяся под влиянием идей космизма, художественные альбомы (художники-космисты В. Чекрыгин, П. Филонов, В. Гурьев, Е. Филатов, группа "Амаравелла" и др.); книги, журналы, сборники по краеведению, музееведению, библиотековедению, проблемам ноосферного образования. Сформирован архивный фонд по указанной тематике и персоналиям. Кроме того, Музей-библиотека Н.Ф.Федорова осуществляет программу использования в читальном зале книг из частных коллекций.

Музей-библиотека Н.Ф.Федорова организует научно-популярные лекции для широкой аудитории по философии, истории, культуре, по религиоведению и краеведению, проблемам сохранения культурного и природного наследия; встречи с деятелями науки, культуры и искусства. В планах - литературные, философские, музыкальные вечера, художественные выставки, видео- и слайдпросмотры, экскурсии.

Для детей и юношества проводятся лекции и тематические беседы на темы: "Н.Ф. Федоров, его жизнь, деятельность, судьба идей", "Философия космизма в идеях и лицах", "Становление идеи ноосферы", "С чего начиналась космонавтика?", "Выход человека в космос: идеал и реальность", "Наше информационное будущее: Проект Информоград", "Что такое отечествоведение?", "Космическое сознание в культуре XX века", "Каким быть миру в третьем тысячелетии?" и т.д. Программа "Экодиалоги" предлагает встречи с авторами наиболее интересных экологических публикаций, учебников по экологии, представителями "зеленой прессы", инициаторами движений за сохранение уникальных природных территорий.

При Музее-библиотеке работает философский семинар, проводятся круглые столы, конференции и научные чтения. В рамках программы библиотечного самообразования организуются научные консультации для всех желающих, оказывается помощь школьникам, студентам, аспирантам в подготовке к занятиям по истории отечественной философии.

Музей-библиотека Н.Ф. Федорова открыт: вторник - суббота: 10-00 - 17-00. Справки по телефонам: 335-57-22, 593-62-05. Адрес: ул. Профсоюзная, д. 92, Центральная детская библиотека № 124. Станции метро: Беляево (последний вагон от Центра), Калужская (первый).

«На днях, например, здесь состоялась встреча с тремя молодыми людьми, влюбленными в музыку и космос - (Татьяна Сергеева. «Небослов» и «Аэроглиф» // Московская правда, 14 апреля 2008 года, № 77 /25954/, стр. 8) - В свободное от работы вре¬мя они сочиняют и исполняют песни на космические темы. Хо¬рошие, наполненные большим смыслом и тонким юмором пес¬ни, в чем с удовольствием убе¬дились собравшиеся. А еще эти ребята придумали фестиваль «Космофест». Нынешний, при¬уроченный к очередной годовщи¬не выхода человека в космос, проходит в столице. В прошлом году площадкой не только му¬зыкальной, но и памятной акции в честь 150-летия со дня рождения К. Э. Циолковского стал город Боровск. Хотелось, чтобы и вы ус¬лышали их замечательную песню, где спорят два голоса: «Мой Циолковский!» - «Мой Ци¬олковский!», чтобы в конце кон¬цов слиться воедино в утверж¬дении «Наш Циолковский!» Это действительно круто и по-насто¬ящему зажигает, как говорит нынче молодежь.

- С чего для меня началась космическая эра? А прямо с рождения! - говорит лидер груп¬пы «Небослов» Илья Прозоров. - Родился я в городе Чкаловске в Таджикистане, а Чкалов был главным в небе, пока не при¬шел Гагарин. В 11 лет меня от¬правили в пионерский лагерь да¬леко на Урал, лагерь называл¬ся «Космос». В кабинете учи¬теля таджикского языка висел портрет Гагарина. Мой дядя жил и живет рядом с Байкону¬ром. Когда, уезжая из дома, я ехал в поезде, в окно две ночи подряд светила комета - очень красиво! Группу мы назвали «Небослов». Есть небо, есть слова, а где же музыка? Навер¬ное, музыка - это небо для слов.

Вообще же хочется, что¬бы наш «Космофест» набрал силу, расширил свою геогра¬фию, приобрел значение не только музыкального действа. Мы хотим ввести моду на кос¬мос, организовать движение мыслящих по-новому людей. То есть думающих широко, не об одних себе, не о деньгах, не о красивой потребительской жиз¬ни. Людей, не употребляющих алкоголь и некурящих. Добрых, светлых, открытых, сильных ду¬хом людей.

- Именно для таких слушате¬лей мы играем светлый рок, - подключается к разговору лидер группы «Аэроглиф» Влад Жига¬лов. - Все сочиняемые мною песни были связаны с полетами, наверное, тема зарожда¬лась во времена, когда я зачи¬тывался Экзюпери, Ричардом Бахом. Космосом интересуюсь с детства, обожал читать о пла¬нетах, космических полетах. Ночами смотрел в телескоп, да и сейчас могу сказать, где ка¬кая планета находится. Недав¬но с ребятами обсуждали, ка¬ково это видеть Землю как одну из планет, хотя бы с Луны... Да и вообще тема космоса словно бы разлита в воздухе. Отсюда и название нашей группы: «аэро» - воздух, «глиф» - знак, при сложении получается «знак в небе».

Организатор «Космофеста» Александр Марусев полагает, что в нашем обществе словно бы и забыли о мечте. А это непра¬вильно. Надо вернуть людям, молодым в особенности, боль¬шую мечту о небе, космосе, об овладении пространством и вре¬менем.

И, наверное, тогда начнет сбываться то, о чем поют «Не¬бослов» и «Аэроглиф»: мы сде¬лаем это, мы полетим на Марс, ведь каждый день открываются новые двери, прорубаются но¬вые окна...».

А 26 апреля 2008 в 12-00 в Музее-библиотеке Н.Ф. Фёдорова состоится заседание философского семинара. Выступает доктор технических наук, профессор Института информационной безопасности МГУ Сергей Павлович Расторгуев. В программе:

1. Представление книги С.П. Расторгуева «Философия информационной войны» (Москва, 2006)
2. Доклад С.П. Расторгуева «О прогнозировании и возможных механизмах исправления эволюционных ошибок».

А на днях пришло электронное письмо следующего содержания:

«Администрация Боровского района и г. Боровска Калужской области, Управление культуры Боровского района, Международный общественный благотворительный фонд
«Диалог культур – единый мир», Общественное объединение «Центр русского космизма г. Боровска», Калужская региональная общественная организация «Объединение народных мастеров. Боровское отделение», Музей-библиотека Н. Ф. Федорова (Москва) проводят 1819 мая 2008 года в городе Боровске Калужской области XI МЕЖДУНАРОДНЫЕ НАУЧНЫЕ ЧТЕНИЯ ПАМЯТИ Н. Ф. ФЕДОРОВА (К 20-летию начала Федоровских чтений) - «ЗЕМЛЯ – НООСФЕРНАЯ ТЕРРИТОРИЯ». Чтения посвящены памяти художника, краеведа, деятеля культуры, организатора I Федоровских чтений (1819 мая 1988 г., Боровск) Владимира Евгеньевича Гурьева.

Основные направления работы чтений:

- «Философия общего дела» Н.Ф. Федорова и современность;
- Активно-эволюционная, ноосферная мысль XX века: Н.Ф. Федоров, А.В. Сухово-Кобылин, Н.А. Умов, К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, В.Н. Муравьев, П.Тейяр де Шарден и др.;
- Активное христианство русской религиозно-философской мысли (Н.Ф. Федоров, В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, А.К. Горский, Н.А. Сетницкий, В.Н. Ильин и др.);
- Глобальные проблемы современности в свете ноосферных идей;
- Русский космизм и новая философия образования;
- От отечествоведения к планетарному сознанию: проблемы краеведения в свете идей Н. Ф. Федорова.

В рамках чтений планируется провести круглый стол, посвященный проблеме сохранения культурного и природного наследия в бассейне р. Протва. К обсуждению предлагаются следующие темы:

- Бассейн реки Протвы – ноосферный заповедник;
- Сохранение водных запасов реки Протвы;
- Сохранение среды обитания человека в бассейне реки Протвы;
- Сохранение культурного наследия в бассейне реки Протвы.

Проживание участников чтений с 17 (день заезда) по 19 мая 2008 года обеспечивает Международный благотворительный фонд «Диалог культур – единый мир». Заявки на участие в работе Чтений (в электронном виде) принимаются до 25 апреля 2008 года. В заявке указываются: Ф.И.О. участника, ученая степень, звание, место работы, должность, почтовый адрес с индексом, телефон, электронный адрес, предполагаемая тема выступления. К заявке прилагаются тезисы доклада в объеме 1-2 стр. Заявки можно присылать по следующим электронным адресам: fedorovnik@yandex.ru, muzejfedorova@yandex.ru. Справки по телефонам: 335-47-38, 8-905-758-43-54


В избранное