Россия никак не догонит Запад

Сорвались две национально-демократические революции в России, и если после первой воцарилось промежуточное состояние так называемого «социализма», то после второй – антинациональный и погубительный и беспросветный компрадор-авторитаризм. Хватит ли сил на третью попытку и соответственно на модернизационный рывок – идут споры.

Конечно, многим хотелось бы жить в таких же продвинутых странах, как ЕС, Канада или Япония, но споры обычно уходят от основной базисной необходимости взрастить сначала «критическую массу» низовой субъектности (экономически-самодостаточных и потому политически-субъектных низовых хозяев-предпринимателей, «национального капитала») и воспаряют в надстроечные умствования об «особом пути» России и о некоей «русской ментальности». Как будто непонятно, что демократия – не для нищих, ибо, согласно русской поговорке, «без денег и разума нет» и нет почвы субъектности, и нищий человек слишком занят животным выживанием, чтобы осознавать свой политический интерес и тем более бороться за него. Не имея времени и ресурса заниматься политикой, он доверяет свою социальную судьбу богу, царю или герою, то есть в конце концов обычно лукавому шкурнику-демагогу. Вот в этом порочном кругу «бедность – авторитаризм» и вращается русская история со времен Петровской модернизации. И попытка Петра Столыпина форсированно взрастить «критическую массу» низовой субъектности как почву и опору русского рывка в первые ряды продвинутых стран так до сих пор и не реализовалась.

Сейчас, когда режим Путина вверг Россию в демодернизацию компрадор-неофеодализма, распространились концепции чуть ли непреодолимого цивилизационного разрыва между субъектным Западом и врожденно-досубъектной Русью. На эту тему политолог-литератор Михаил Иванович Кудрявцев (в Интернете ссылок на него не нашел) в официозно-мидовском журнале «Международная жизнь» (2008, № 1-2, стр. 4-33) опубликовал открывающую номер статью Россия и Запад: от Ф.И. Тютчева до наших дней (Опыт сравнительного анализа):

«Федор Иванович Тютчев, поэт, мыслитель и дипломат, оставил нам глубокое историософское наследство. Не привлекавшее общественного внимания до сих пор, в отличие от его поэзии, оно, безусловно, востребовано в наши дни, когда на очередном витке истории остро встает и не менее остро дискутируется в российском обществе вопрос идейно-политического и духовно-нравственного самоопределения России. На первый план, в том числе в силу требований практической политики, выходит тема Россия и Запад, то есть все тот же многовековой спор за общее христианское наследие и душу Европы, исход которого определит будущее европейской цивилизации в глобализирующемся мире.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Заход с первых строк сугубо надстроечный насчет какого-то допотопного «христианского наследия» и мифической «души Европы», хотя несколько веков Запад живет базисными субъектными интересами, для которых история и тем более христианство – всего лишь гарнир. И современный мир живет базисом, а не умозрением/

Обращение к философскому и политическому наследию Ф.И.Тютчева представляется тем более назревшим, что в мировой истории и в истории международных отношений, похоже, завершается более длительный, чем эпоха холодной войны, период. Подошло к концу доминирование европейской цивилизации в глобальной политике, которое осуществлялось и в форме идеологической конфронтации, поскольку оба лагеря - Западный альянс и Восточный блок - выступали под знаменами различных продуктов европейской либеральной мысли. Из биполярной скорлупы мир явился во всем своем культурно-цивилизационном многообразии. Фундаментальный характер произошедших перемен ставит экзистенциальные вопросы для всех международных игроков, в том числе для /стр.4:/ России, США и Евросоюза/Западной Европы. Как показывают не только материалы ведущихся дискуссий, но и ход международных событий, к их решению не подступиться без анализа мировоззренческих корней национального самосознания и внешнеполитической философии. Ценный опыт такого подхода к проблеме дает Ф.И.Тютчев.

Соответствующие воззрения Ф.И.Тютчева основаны на понимании исторического процесса как неразрывно связанного с религиозным вопросом. При этом за критерий (объясняющий в том числе гениальные пророчества Ф.И.Тютчева) взято воплощение / невоплощение христианских ценностей. Точкой отсчета, разумеется, было христианство, каким его восприняла Россия, то есть православие. Эти взгляды сформулированы в его незаконченном трактате "Россия и Запад" (в разное время, в том числе при жизни автора, публиковались его разрозненные главы - "Россия и Германия", "Россия и Революция", "Римский вопрос", "Россия и Запад"), отдельных статьях, поэзии и письмах (Тютчев Ф.И. Россия и Запад. Москва, 2007; далее - Тютчев Ф.И.).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Ценного будет мало, если в центр статьи будут поставлены не базисные «интересы», а надстроечные «виньетки»/

Отличительной особенностью позиции Ф.И.Тютчева стала ее самобытность, хотя она и роднит его с идеями славянофилов, и то, что она сформировалась под влиянием опыта дипломата, проведшего первые 23 года своей службы за границей, преимущественно в Мюнхене, и вполне вписавшегося в общество страны пребывания. Многие идеи и мысли Ф.И.Тютчева были впоследствии заимствованы и развиты Ф.М.Достоевским. Философскую глубину Ф.И.Тютчева-поэта высоко ценил Л.Н.Толстой.

Понимание необходимости именно такого взгляда на вещи, несмотря на свою неполиткорректность в западном понимании (основанном на абсолютизации принципа отделения церкви - именно церкви! - от государства), начинает пробивать себе дорогу в США и Западной Европе. Толчком послужил глубокий внешнеполитический кризис администрации Дж.Буша, заставляющий задумываться прежде всего самих американцев. Заметно растет число публикаций на эту тему в американской прессе (смотри, в частности, статью Роджера Коэна в газете International Herald Tribune за 13 декабря 2007).

Крайне важным свидетельством служит книга бывшего госсекретаря Мадлен Олбрайт "Могущие и Всемогущий" (Albright Madeleine. The Mighty and the Almighty. New York, 2006; далее - Albright M.), где впервые делается хоть и робкая - насколько это позволяет американская традиция политического конформизма / официального патриотизма - но все же честная попытка взглянуть на проблему под углом значения религиозного фактора в историческом процессе. Тем более что к этому побуждает императив поиска идейного ответа на вызов исламского экстремизма в той его/стр. 5:/ части, в которой он служит идеологией терроризма. Сходный отзвук на проблему, вскрывая ее значение прежде всего для англосаксов, как шедших на острие глобального доминирования европейской цивилизации, наблюдается и в Великобритании, на что, в частности, указывает спецприложение к журналу "Экономист" за 3 ноября 2007 года.

"Какой час дня мы переживаем в христианстве"

Ф.И. Тютчев оказался за границей в тот период, когда реакция на резко возросшую (возможно, гипертрофированную, но вынужденную - вследствие нашего решающего вклада в разгром наполеоновской Франции и создание первой в истории системы коллективной безопасности на континенте) роль России в европейских делах начала обретать черты сначала идейной подготовки, а затем и воплощаться в практической политике в форме стратегии сдерживания России под лозунгом так называемого Восточного вопроса. На известный традиционализм такого подхода к России указывает, в частности, то, что отношениями с Россией в Форин оффисе ведает Восточный департамент. Эта политика была призвана предотвратить очевидное - Россия естественным образом становилась выигравшей стороной от сокращения Оттоманской империи, терявшей свои владения на Балканах вследствие освободительной борьбы православных народов этого региона.

То есть Россия, "поднятая на дыбы" реформами Петра I, с тех пор впервые оказалась доминирующей европейской державой, сыгравшей решающую роль в срыве первой после Карла Великого попытки насильственного объединения Европы. Именно провал политики европейских кабинетов перед лицом наполеоновской угрозы привел российскую армию в Германию и затем в Париж. Ситуация в корне отличалась от Семилетней войны, не имевшей столь решающего значения для судеб европейской политики. История повторится во Вторую мировую войну, но, как и тогда, виновной в глазах европейских политических элит окажется Россия. Причина, по мнению Ф.И.Тютчева, в том, что Россия "самим фактом своего существования отрицает будущее Запада" (Тютчев Ф.И., стр. 17).

Да, действительно, этот "чудесный переворот" был вызван "появлением на поле битвы Западной Европы третьей силы, являвшей собой целый особый мир". Современная Ф.И. Тютчеву "мысль - дитя Запада - видела в России если не враждебную, то совсем чуждую и не зависимую от нее стихию… В течение веков европейский Запад совершенно простодушно верил, что, кроме него, нет и не может быть другой Европы… Но чтобы /стр. 6:/ за этими пределами жила другая, Восточная Европа, вполне законная сестра христианского Запада… - вот что было невозможно допустить" (Там же, стр. 32-33). Вывод: "С началом вмешательства сформировавшегося Востока в дела Запада все изменилось в Европе" (Там же, стр. 34). При этом Россия "хотела раз и навсегда утвердить торжество права, исторической законности над революционным способом действия… Потому что право, историческая законность - ее собственное основание, ее особое призвание" (Там же, стр. 35).

Для Ф.И. Тютчева Крымская война была еще одним 1812 годом (Там же, стр. 221). Он предвидел, что вызванный ею общеевропейский кризис будет иметь далекоидущие последствия: "Остатка этого века едва хватит для его успокоения. Россия выйдет из него торжествующей, но многое в теперешней России погибнет… Это целый мир, который образуется, и для этого он должен прежде всего вновь обрести свою потерянную совесть" (Там же, стр. 221). Еще ранее в Революции он предвидел "цивилизацию, убивающую себя собственными руками" (Там же, стр. 62).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Вся эта реакционная замшелость интересна для историка общественной и политической мысли, но уже доказала свою тупиковость, и при всем уважении к Фёдору Тютчеву как к гениальному поэту и прозорливцу надо критически относиться к его политическим взглядам, выражающим его базисный классовый интерес/

Запад и Россия

Итак, Западная Европа не хотела быть обязанной своим спасением "враждебной" России: "Я знаю, что при необходимости найдутся безумцы, готовые с самым серьезным видом заявить: "Мы обязаны вас ненавидеть; ваши устои, само начало вашей цивилизации противны нам, немцам, людям Запада; у вас не было ни Феодализма, ни Папской Иерархии; вы не пережили войн Священства и Империи, Религиозных войн и даже Инквизиции…" Однако помешало ли нам все это помогать вам мужественно и честно, когда необходимо было отстоять и отвоевать вашу политическую независимость и национальное бытие?" (Там же, стр. 39).

В чем же было различие, скажем, с победой Петра I над Швецией веком ранее? Россия, получив прививку модернизации, вышла за рамки прежнего европейского уравнения. Она заявила о себе, по выражению А.С. Хомякова, как о вполне самостоятельной силе, "которая потребовала и взяла все права равенства в обществе европейских народов" (Там же, стр. 465).

Именно в этом Ф.И. Тютчев видел значение и масштаб "российского вызова" Европе. Исходным пунктом прояснения отношений с Европой он видел самоопределение страны: "В области нравственной общество, цивилизация, заключающие в себе самих первооснову своего существования и развития, могут /стр. 7:/ быть поняты другими лишь в той степени, в какой понимают себя сами: Россия - это мир, только начинающий осознавать основополагающее начало собственного бытия. А осознание этого начала и определяет историческую законность страны" (Там же, стр. 42).

По Ф.И.Тютчеву, прогрессирующее отпадение Запада от Христа, начиная с раскола Вселенской церкви в XI веке, лежит в основе российско-европейских противоречий. Его схема такого отпадения: папство (через притязания на светскую власть) спровоцировало Реформацию, которая с водой выплеснула и "ребенка" - само христианское учение; от протестантства лежал прямой путь к Революции (Просвещение, материализм, социализм и т.д.). В Революции, которая, когда "берется созидать, всякий раз неизбежно впадает в утопию" (Там же, стр. 73), он видел новый культ, целое новое революционное вероисповедание.

Фундаментальным моментом в этом процессе стало стремление Рима "устроить Царство Христово как царство мира сего" (Там же, стр. 66). "Рим довольствовался конфискацией (христианского предания) ради собственной выгоды. Однако присвоение себе божественного не является ли его отрицанием?". Ф.И. Тютчев видел в основе исторической жизни Запада "глубокое искажение подлинного христианского начала в навязанном ему Римом устройстве", "человеческое я, заменяющее собой Бога" (Там же, стр. 54; по Ф.М. Достоевскому, "человекобожество").

Своего единомышленника Ф.И. Тютчев нашел в лице Н.Макиавелли, который в своих "Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия" писал: "Если бы подобное благочестие сохранилось в государях христианского сообщества в соответствии с замыслом его основателя, то христианские государства и республики были бы более сплоченными и счастливыми, чем теперь. О причинах упадка богопочитания можно судить с еще большим вероятием по тому, что наименьшим благочестием отличаются те народы, которые ближе других к Римской церкви, возглавляющей нашу религию" (Макиавелли Н. Государь. Москва: ЭКСМО, 2006, стр. 47). Весьма примечательно название главы XII, посвященной этому вопросу: "Сколь важно заботиться о благочестии и как подрыв его Римской церковью в Италии погубил страну".

"Вожди Реформации вместо того, чтобы нести свои жалобы на суд законной и сведущей власти, предпочли взывать к суду личной совести, то есть сделали себя судьями в своем собственном деле. Вот тот подводный камень, о который разбилась реформа XVI века… Через эту брешь, проделанную Протее/стр. 8:/стантизмом, и вторглось позднее в западное общество антихристианское начало" (Тютчев Ф.И., стр. 67). Ф.И. Тютчев предвидел, что "европейский Запад является лишь половиной великого органического целого и что по видимости неразрешимые затруднения, терзающие его, найдут свое разрешение только в другой половине" (Там же, стр. 84).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Как видим, Фёдор Иванович Тютчев не принимал прорыв низовой субъектности, породивший в XV-ом веке и позднее Новое Время с его мировой колониальной экспансией и открытием Нового Света, научно-технической революцией и возникновением наций, национальных государств и гражданского (= буржуазного) общества с его борьбой партий и бурным развитием капитализма. Наш великий поэт по своей социально-политической позиции относился к верховой субъектности, которая держалась за косные формы обрядоверия и за идеализации досубъектных состояний/

Россия сохранила верность христианскому идеалу, хотя модернизация петровских реформ, безусловно, объясняла всю последующую неорганичность российского существования, что в конечном счете сделало страну полигоном для постановки эксперимента с радикальными идеями европейской либеральной мысли. То, что Ф.И. Тютчев считал "величайшим злом - прививание Западом революционного начала славянским народам" (Там же, с. 217), произошло в конечном счете с самой Россией.

Существующая в определенных кругах на Западе чуть ли не абсолютная ненависть к РПЦ, которая якобы никогда не знала реформ и является "бастионом против либерализма и модернизации" (достаточно обратиться к Докладу "Engaging with Russia. The next phase", представленному Трехсторонней комиссии в июле 2006 г.;авторы: Р.Лайн, С.Тэлбот и К.Ватанабэ), не должна мешать видеть сходство путей развития Западного и Восточного христианства. РПЦ пережила аналогичные, хотя и не столь глубокие процессы: были и реформы, и свое Возрождение. Так, И.Е. Дискин считает: "Как только жесткость религиозного напряжения была снята в результате никоновских реформ, декларативность нормативных ценностей усиливается" (Никитский клуб, Цикл публичных дискуссий "Россия в глобальном контексте", Выпуск № 32. Москва, 2007, стр. 34. Смотри также: Силаева Н. Другое Возрождение // Эксперт, Москва, 2008, № 1).

Россия: правительство и общество

Эту неорганичность остро сознавал Ф.И. Тютчев, особенно когда оправдалось его пророчество и случилась катастрофа Крымской войны. Первая половина XIX века была отмечена идеологическим натиском Запада на Россию, имевшим целью лишить ее самостоятельного места в истории (не повторилась ли история в 90-х годах XX века?). Это вызвало "умственное движение", которое Ф.И. Тютчев охарактеризовал как "попытку присвоить себе современную культуру, но без ее основы, без свободы мысли" (Тютчев Ф.И., стр. 202).

Примечательно, что лечить эту российскую "болезнь" он предлагал через развитие того, что сейчас мы бы назвали гражданским обществом, а именно через свободу слова / прессы, призванную создать общественное мнение, с которым было бы вынуждено считаться правительство. Ф.М.Достоевский писал, что "русское общество может быть излечено, если присоединится к правде народной" (Достоевский Ф.М. Политическое завещание: Сборник статей за 1861-1881 гг. - Москва, 2006, стр. 371).

/стр. 9:/ Ф.И. Тютчев был убежден, что свобода мысли - важнейшее условие становления национального самосознания. Именно "подавление мысли было в течение многих лет руководящим принципом правительства" (Тютчев Ф.И., стр. 248. Он писал, что "власть в России на деле безбожна", поскольку олицетворяет "полный разрыв со страной и ее историческим прошлым" (Там же, стр. 260). Полагая, что основу христианства составляет дух смирения и самоотвержения, Ф.И.Тютчев в этом видел самостоятельное народное начало: "Русский народ является христианским не только вследствие православия своих верований, но и благодаря чему-то еще более задушевному. Он является таковым благодаря той способности к самоотречению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы" (Там же, с. 53). Не это ли предвидел Н.В. Гоголь, когда писал: "…и увидят, как глубоко заронилось в славянскую природу то, что скользнуло только по природе других народов" ("Мертвые души").

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Выступая за свободу мысли, Тютчев тем самым выступал за субъектизацию общества, но надстроечно, а не базисно. Как ни странно, многие верховые субъектники не понимали необходимости раскрепостить низовую субъектность через передел отношений собственности и достижение экономической самодостаточности. И до сих пор эта простая и давно обоснованная мысль с трудом доходит до сознания вроде бы умных людей, но живущих в условиях доминирования досубъектности/

В своем "Письме о цензуре в России" 1857 года Ф.И.Тютчев писал: "Нам было строго доказано, что нельзя чересчур долго и безусловно стеснять и угнетать умы без значительного ущерба для всего общественного организма" (Тютчев Ф.И., стр. 97). Преодоление "огромной умственной пустоты", образующейся вокруг власти, возможно, только если Власть "возьмет на себя серьезное и честно понимаемое управление общественным сознанием и будет отстаивать свое право руководить умами", поскольку "в наши дни везде, где свободы прений нет в достаточной мере, нельзя, совсем невозможно достичь чего-либо ни в нравственном, ни в умственном отношении" (Там же, стр. 100, 103).

Эти взгляды убедительно свидетельствуют в пользу того, что в понимании соборности всегда присутствовало совещательное, дискуссионное начало. И даже если согласиться с тем, что этот подход был "западным импортом", то это говорит только о взаимовлиянии - не более того. В своем "Письме" Ф.И. Тютчев апеллирует к опыту Германии, где правительства после революционных событий 1848 г. сумели сделать печать инструментом своей политики (стр. 99-100). В любом случае заслуживает особого внимания соответствующая общественная деятельность Ф.И.Тютчева, нашедшая отражение в его многочисленных письмах, которая, к сожалению, так и не смогла перебороть охранительную тенденцию в правящих кругах. Эти усилия, в которых были задействованы общественные и служебные связи (включая его начальника князя А.М. Горчакова), характеризуют его как вполне современного человека, не только болевшего за судьбы страны, но и видевшего пути преодоления трагического раскола в российском обществе. В этом своем убеждении Ф.И.Тютчев зашел достаточно далеко, чтобы рекомендовать своим единомышленникам, в частности М.П. Погодину, издавать свои работы - якобы без их согласия - за границей.

/стр. 10:/ Для сравнения уместно сослаться на опыт США последних лет, когда никакая свобода прессы и хорошо финансируемое и интегрированное в политическую элиту экспертное сообщество не смогли предотвратить нынешний иррациональный вираж в американской внутренней и внешней политике. Значит, причина более основательна, чем та, что находится в области разума. Что-то провиденциальное, что американцам, верующим в Бога, было бы легко признать, если, разумеется, абстрагироваться от особенностей их религиозности. В той же Великобритании премьер-министр в течение долгих четырех лет, несмотря на всю очевидность происходящего в Ираке и преобладающее мнение не только политологов, но и истеблишмента, с успехом делал вид, что верит в правильность принятых решений "стоять плечом к плечу" с США в этом вопросе.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: За уши притянутое обобщение, касающееся частной и пока не до конца прояснившейся ситуации с Ираком. Все решения по Ираку, как мы видели, принимались в яростной борьбе различных групп интересов и различных подходов, никакого самодержавства-авторитаризма не было и в помине/

Сокращение роли "американского фактора" в мире (не только в политике, но и финансово-экономических делах, а также в сфере военно-политической, если иметь в виду объективное падение значения военной мощи в современных условиях) бьет ставку, которую Лондон сделал по окончании Второй мировой войны на "особые отношения" с США в расчете сохранить свой международный статус в условиях "потери империи". Ради этого, в числе прочего, была развязана холодная война - как средство обеспечить Великобритании особое место при США в разделенном на два лагеря мире.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Не только «ради этого», что за поверхностный подход!/

Поэтому не совсем прав Р. Лайн, который ссылается на британский опыт "потери империи" как заслуживающий учета Россией (Россия в глобальной политике /далее – РГП/, ноябрь-декабрь 2007, стр. 8-20). Окончательно Великобритания теряет свою "соимперию" именно сейчас - когда умирает надежда на создание при опоре на США так называемой "англо-сферы" как доминирующего течения международной жизни. Соответственно, не терпит отлагательства самоопределение Великобритании как части Европы. Только этим можно объяснить системный сбой в российско-британских отношениях, когда Лондон, выступая отнюдь не только от своего имени, встал на путь откровенных антироссийских провокаций.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Опять неосновательность. Сбой – по вине РФ, а не Лондона/

"Законная Империя Востока"

Наиболее полно взгляд Ф.И.Тютчева на Запад изложен в его "Записке" Николаю I (Тютчев Ф.И., стр. 42-52). Что крайне важно, так это то, что он видел в Римско-католической церкви форму узурпации прав Вселенской церкви. При этом (в отличие от Ф.М.Достоевского /стр. 11:/ - в его "Легенде о Великом инквизиторе") он не ставил крест на католицизме, полагая, что католическое начало "всегда будет привлекать таких протестантов, которые, устав от шатаний Реформации, хотят обрести надежное пристанище под сенью авторитета католического закона". Следует добавить, что сейчас исследователи все чаще обращаются к феномену протестантского фанатизма, усматривая в нем истоки проявления экстремистских настроений, в том числе в политике. На его взгляд, "постоянные вопросы, вечные отношения может разрешить только история".

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Поведение католиков и протестантов, а также православных – самое разное, поскольку в основном диктуется не надстроечно-конфессиональными, а базисными социально-экономическими и субъектно-политическими соображениями/

Ф.И.Тютчев не мыслил себе некий особый путь развития России. Для него смысл христианского призвания России состоял в том, чтобы Россия способствовала восстановлению единства Вселенской церкви и на этой основе - единства европейской цивилизации. В 40-х годах XIX века этот процесс представлялся ему в двух этапах: образование "великой Православной Империи, законной Империи Востока, осуществляемое поглощением Австрии и возвращением Константинополя", и объединение Восточной и Западной церквей (Тютчев Ф.И., стр. 96).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Обычная надстроечная утопия, в разы превосходящая по своей умозрительности якобы утопический большевистский проект/

Первый пункт не актуален (насколько он составлял цель правительственной политики - это другой вопрос). Возобладала иная логика развития событий, зеркально отражавшая замысел Ф.И. Тютчева. Западноевропейские державы перешли к общей политике сдерживания России. Свое законченное выражение она нашла в Крымской войне. На это Запад пошел даже ценой слома европейского равновесия и окончательного разрушения "европейского концерта", обеспечивавшего мир в Европе на протяжении 40 лет. Цена сдерживания России вполне оправдала "закон нежелаемых последствий", что гениально предсказал и сам Ф.И.Тютчев.

Длительное устранение России от европейских дел обернулось для Франции катастрофой под Седаном и реализацией худшего кошмара Наполеона III - объединением Германии под властью милитаристской Пруссии с фактической ликвидацией дуализма в германской нации. Для Англии речь шла о появлении "под боком", в Европе, смертельного соперника и конкурента, что во многом обесценило все стратегическое значение обладания империей. Восстановление Россией своих прав на Черном море уже не могло изменить ход событий, которые неуклонно вели к катастрофе Первой мировой войны, а затем - Второй мировой и холодной войны.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Всякое событие имеет бесконечно много последствий, но прослеживать прямое родство холодной войны с Крымской – по меньшей мере наивно/

История не терпит сослагательного наклонения. Ее приходится принимать такой, как она состоялась, и, соответственно, анализировать проделанный исторический путь под углом познания того замысла, который и руководил историческим процессом. Но обращает на себя внимание закономерность, что из /стр. 12:/ каждой катастрофы Россия выходила сильнее прежнего: "…именно самые заклятые враги России с наибольшим успехом способствовали развитию ее величия" (Там же, стр. 60).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Это – из области литературно-публицистических заклинаний/

Именно эти последствия побудили западных историков назвать Крымскую войну "ненужной". Действительно, сложился противоестественный франко-английский альянс, ведомый Парижем (где правил бал наиболее авантюристичный режим в истории Франции), которому удалось вывести Лондон из его состояния "блестящей изоляции". Кстати, заметим, что во второй раз события развивались точно по такой же схеме век спустя, в период Суэцкого кризиса, который также закончился катастрофой для обеих столиц.

Такие случайности, не имеющие рационального объяснения, приходится относить на счет иррационального, в частности инстинктов и предрассудков. Вот почему может сохранять свое значение анализ Ф.И.Тютчева, который писал о "прозелитизме Запада, убежденного, что всякое общество, не устроенное в точности по западному образцу, не достойно существования". На его взгляд, Запад "рассматривает населяющие Турцию народности лишь как добычу для раздела" (Там же, стр. 46).

Ту же позицию в Европе заняли по отношению к освобождению Болгарии от османского ига в 1877-1878 годах. В европейских столицах были глухи к тому, что речь шла об обретении свободы родственным России народом. Этот взгляд на процесс национального освобождения христианских народов Балкан как на вызов "европейскому равновесию" превратил регион в спусковой крючок развязывания Первой мировой войны.

Как тут не усмотреть параллель с политикой "демократизаторства" на постсоветском пространстве и "общих ценностей" - в глобальном масштабе. Другой момент - американские стратеги не скрывают, что рассматривают как угрозу саму возможность (а таким потенциалом - стратегическим и энергетическим - уже обладает современная Россия) появления любой страны, способной бросить Америке военно-политический и финансово-экономический вызов. Получается, что проблема заключается в самом существовании России как самобытного и самостоятельного государства.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Журнал «Международная жизнь» официозен и потому апологетичен политике Путина, направленной на десубъектизацию-демодернизацию нашей страны, что не может не отталкивать от РФ её потенциальных союзников. Если бы Путин вел Россию в модернизационный прорыв, как делают руководители КНР или Индии и ряда других стран, то вокруг неё развертывались бы интеграционные процессы, как в Европейском Союзе, и было бы что предложить Украине для партнерства. А сейчас – лишь газовые распри с Украиной и Белоруссией и с тюркскими республиками на юге/

Интересна трактовка российской географии, которая наряду с духом народа сыграла решающую роль в борьбе с Наполеоном и нацистской Германией, равно как и в Первую мировую войну и в период холодной войны. Судьбу Византии решило то, что она /стр. 13:/ "занимала кромку мира, уготованного ей Провидением". Поэтому Империя оставалась "в состоянии эскиза": "Для устойчивости ее территориального положения всегда не хватало основательности и глубины" (Там же, с. 47). Именно этот недостаток исправила Россия, которая к 1453 году вполне обрела православное национальное самосознание и внешнеполитическую самостоятельность (создание централизованного государства при Иване III).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Полный наив геополитический и даже надстроечный/

В современных условиях на первый план выходят другие факторы российской географии: богатые природные ресурсы, включая энергетические, лесные и водные, а также сельскохозяйственные угодья, которые послужат материальной основой весомого вклада России в решение целого ряда глобальных проблем - от энергетической безопасности и преодоления глобальной бедности до изменения климата.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Опять утопии, оторванные от нынешней базисной плачевности/

Германский вопрос

Германский вопрос в силу той особой роли, которую сыграла Германия в судьбах Европы, заслуживает отдельного рассмотрения. В Германии, выигравшей от победы антинаполеоновской коалиции, под воздействием революционных настроений "искажалось общественное сознание в одном из важнейших для каждого народа вопросов, вопросе о его союзах" (Там же, стр. 41). В этой связи Ф.И. Тютчев предупреждал, что "если вдруг случится потрясение в Европе и вековое противоборство, разрешенное тридцать лет назад в вашу пользу, вновь разгорится… вероятно придется пожинать плоды посеянного ныне, которые могут быть горькими для Германии" (Там же, стр. 41).

Нельзя не согласиться с анализом Г. Киссинджера, который усмотрел в объединении Германии "железом и кровью" создание инструмента разрушения Европы. Эту логику он относил на счет отсутствия у прусской элиты политической культуры умеренности: стремление к абсолютной безопасности, возможной только за счет безопасности всех остальных государств, и заставило Германию дважды желать войны в Европе (Kissinger H. Diplomacy. New York, 1994). Любопытна другая мысль Генри Киссинджера: "Рейх Бисмарка был искусственным образованием, поскольку представлял из себя преимущественно Большую Пруссию, главной целью которой было увеличение ее собственной мощи" (Ibid, р.169).

Она, по сути, подтверждает анализ Ф.И. Тютчева, который мог только априорно судить о плодах германского единства по-/стр. 14:/прусски. В частности, он писал, что "идея объединения не исходит от масс, не вытекает из истории". Далее: "Германское единство = европейское господство, но где для него условия… То, что составляло собственно германский элемент (древней германской Империи), не содержало, так сказать, необходимого материала для Империи. Между Францией и Восточной Европой есть место для независимости, но не для главенства. Подобное же политическое условие требует федерации и не отвергает единства. Ибо единство, единое устройство предполагает Призвание, которого Германия уже не имеет… Германия не может стать Пруссией, потому что Пруссия не может стать Империей. Империя предполагает законность. Пруссия незаконна… Весь вопрос единства Германии сводится теперь к тому, чтобы знать, захочет ли она смириться и пребывать Пруссией… Пруссия есть не что иное, как отрицание германской Империи" (Тютчев Ф.И., стр. 87-88).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Наивность этих суждений Фёдора Тютчева не нуждается в комментарии, хотя, правда, имеет смысл ещё раз отметить, что подобные ляпы вызваны отсутствием базисного (субъектного) понимания истории/

Он считал, что "на избранном Германией пути разрешения этой проблемы ее ожидает в итоге не единство, а страшный распад, какая-нибудь окончательная и безысходная катастрофа" (Там же, стр. 56). И тут более глубокое наблюдение: "К наиболее безумным заблуждениям нашего времени относится представление, будто страстное и пламенное желание большого числа людей в достижении какой-либо цели достаточно для ее осуществления".

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: А как бывает по-другому? Вареник сам летит в рот?/

Если следовать этой методологии, то состояние, которое Германия наконец обрела благодаря в том числе воздействию извне, наиболее отвечает ее национальным интересам, поскольку согласуется с нравственными императивами христианства - смирением и самопожертвованием (под которыми можно понимать денационализацию /= денацификацию?/ оборонной и отчасти внешней политики ФРГ и ее финансово-экономическое участие в Евросоюзе).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Опять надстроечный перебор, увод в сторону. Развитие малого и среднего национального предпринимательства – базис германского послевоенного экономического чуда, а конфессиональный гарнир ХДС, ХСС и т.п. – «виньетки» торта/

Если проводить параллели с историческим опытом Японии, где модернизация и традиционный национальный дух образовали "гремучую смесь" (последствия также пришлось устранять внешним силам), то трудно не прийти к заключению, что выход Японии из ее нынешнего состояния в равной мере был бы опасен и антиисторичен. Понимание этого явно присутствует в национальном сознании, поскольку общественное мнение отнюдь не настроено в пользу резкого переформатирования международной роли страны, включая придание ей силового компонента. Попытки США в отсутствие достаточного числа союзников буквально "натянуть" Японию на свою глобальную /стр. 15:/ политику могут не только привести Токио к внешнеполитической катастрофе, но и окончательно "открыть" страну внешнему миру, что вряд ли совместимо с сохранением национального начала. Разрушение же последнего было бы подлинной национальной катастрофой.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Опять надстроечный изыск насчет «гремучей смеси» и прочих второстепенностей. Кстати, сравнение пореформенной России и Японии во времена Революции Мэйдзи было бы уместным и поучительным и выявило бы решающую роль именно взращивания низовой субъектности как базиса экономического взлёта и военного могущества. Вывод же о зле для Японии наращивания силы и активности политики – надстроечная страшилка, чушь/

Активно не понравился журнал «Международная жизнь». Надстроечная легковесность и конъюнктурная апологетичность, а основательного анализа, тем более базисного, днем с огнем не найти. Но увод в сторону и выдавание черного за белое – как раз то, что нужно нынешней правящей компрадорско-полицейской клике, терпящей внешнеполитические неудачи и подменяющей реальность пиаром постмодернистского толка, то есть враньём. Недаром на обороте обложки выпуска № 1-2 за 2008 год опубликован Указ Путина о награждении орденом Почета главного его редактора Бориса Дмитриевича Пядышева «за большой вклад в развитие культуры, печати, телерадиовещания и многолетнюю плодотворную деятельность». Не знаю Пядышева лично, сужу по направленности издания и вижу мало «плодотворности», зато немало лукавства и реакции.

Номер открывает статья некоего политолога-литератора Михаила Ивановича Кудрявцева (видимо, псевдоним) «Россия и Запад: от Ф.И. Тютчева до наших дней (Опыт сравнительного анализа)» (стр. 3-33). Она более-менее познавательно повествует о историософско-политических взглядах одного из нынешних авторитетов консерватизма и содержит ряд выводов применительно к текущей ситуации РФ и мира и выражает модное ныне в российских верхах мракобесие и потому привлекает внимание. Главный враг – исходящий с Запада импульс к субъектности. Как реакция – оправдание якобы присущих Руси досубъектности и десубъектизации. Комментарии – по ходу чтения:

«Нравственная сила - "мягкая сила"

Обвиняя Запад в "стремлении к господству", Ф.И.Тютчев замечал, что сутью "западной пропаганды" всегда был отказ России в нравственной силе. Признавая за ней только "материальную силу", Запад - осознанно или инстинктивно - исходил из того, что "человек так создан, что смиряется перед физической мощью лишь тогда, когда видит в ней нравственное величие" (Россия и Запад. Москва, стр. 49). Впервые с этой проблемой Запад столкнулся в 1812 году. Л.Н.Толстой писал: "Победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородином" ("Война и мир"). Весь последующий ход истории доказал, что этот вывод Л.Н.Толстого был не только историко-философским, но и имеет вполне прикладное значение для анализа международного положения современной России.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Субъектное и нравственное взаимосопряжены, и верховая и низовая субъектность присуща каждому народу, и понятно стремление апологетов десубъектизации истолковать в своих шкурных интересах субъектную ипостась русской истории. Мол, русский народ в Отечественных войнах выступал под лозунгами «за веру, царя и отечество» против западных субъектных «измов» и «сим победиша», тогда как на самом деле наш народ в этих войнах отстаивал прежде всего своё право на свою землю и на свою волю, то есть на свою субъектность, даже когда она подавлялась верхами/

Точно такую же победу - по своей нравственной силе и внешнеполитическим последствиям - одержали народы Советского Союза в Великой Отечественной войне. Причем Великая победа была одержана вопреки разрушительной политике Сталина, его репрессиям и его катастрофической личной дипломатии в канун войны, вопреки расчетам западных держав на то, что Советский Союз измотает себя в войне с Германией. Не менее важно и то, что Победа была одержана в условиях, когда Россия после революций 1917 года стала жертвой революционного начала, то есть вполне вошла в антропоцентристское пространство европейской цивилизации. Как и в 1812 году, хотя это было неимоверно труднее, в основе победы лежало торжество именно народного духа, народной жизни, формировавшихся под воздействием православия.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Наглядно стремление автора, лягая Сталина и с ним коммунизм и стоящий за коммунизмом идеал субъектности каждого как условия субъектности всех – приписать великие победы 1812 и 1945 досубъектно-понимаемому «народному духу», коим можно оправдать продолжающееся подавление русской низовой субъектности. Но ведь Русская Революция привнесена не извне, а родилась из субъектной ипостаси русского «народного духа», это же азбука исторической науки, автор же упорно наводит тень на плетень, пытаясь скомпрометировать субъектное начало как якобы «западное»/

Отсюда, надо полагать, упорные попытки посредством фальсификации истории отнять у нас это величайшее духовное наследие. Соответственно, надо исходить из того, что историческая агрессия против России будет продолжаться до тех пор, пока не решатся главные вопросы европейской и глобальной политики.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Острие статьи – против русской субъектности как якобы чуждой русскому народу, а под русским «величайшим духовным наследием» неявно подразумевается русская досубъектность и покорность правящей кучке шкурников и негодяев под лицемерным лозунгом «самодержавие, православие, народность»/

/стр. 16:/ В русле этой нравственной традиции лежит линия России на укрепление коллективных и правовых начал в мировой политике, на отказ от милитаризации внешнеполитического мышления и упор на инструменты так называемой "мягкой силы" как главного средства продвижения своих национальных интересов на международной арене. Важной составной частью такого "мягкого" воздействия России на международные процессы является то, что успех эволюционного пути внутреннего развития обретает силу примера на пространстве СНГ.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Идет подверстывание цитат из Тютчева в целях оправдания вялой и просто контрпродуктивной нынешней политики Путина на всем пространстве исторической русской государственности и вообще в мире/

Уже тогда, сознавая силу печати, Ф.И. Тютчев высказывается в пользу проведения активной публичной дипломатии, которой он, собственно, и занимался всю жизнь. Он призывал "прийти на помощь очевидности", имея в виду наличие в лице России и православного мира второй Европы, "другой половины великого целого". В его "Письме о цензуре в России" речь шла не только о том, чтобы не отдавать Западу информационную "поляну", но и дать своего рода "знамя", под которым собирались бы все сочувствующие России. Но главное - обрести веру в самих себя, "скоординировать эти усилия и выстроить их к определенной цели, чтобы поставить различные взгляды и направления на службу постоянным интересам России, сохраняя за их языком всплеск откровенности, без которой невозможно произвести впечатления на умы" (Тютчев, стр. 51).

Предлагая создать за границей российский печатный орган, Ф.И.Тютчев отводил ему задачу более открытого и откровенного изложения российских позиций, чем это возможно на официальном уровне. В этом русле действует и современная российская дипломатия, будь то Мюнхенская речь Президента В.В.Путина или в целом наша внешнеполитическая открытость, поскольку сегодня стоит та же задача - борьба за умы и сердца.

Куда идет Россия?

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Далее идёт перл передергивания и притягивания за уши великих и субъектных по своему источнику побед русского народа ради апологетизации курса Путина на десубъектизацию нашего общества и ради оплевывания советского периода/

Став жертвой антихристианского революционного начала, Россия разделила судьбу остальной Европы. Но при этом она сохранила свой народный дух, а с ним и историческое призвание, о котором говорил Ф.И.Тютчев. В пользу того, что оно живо, наиболее убедительно говорит решающий вклад народов Советского Союза в победу над фашизмом и отказ от советской системы. Мы сохраняли внутреннюю свободу. Нас спасала глубоко христианская русская литература и наша культура в /стр. 17:/ целом XIX века. Сегодня идет духовное возрождение страны, отбросившей чуждую идеологию и возвращающейся к своим национальным корням.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Наглядно видно, как нынешняя путинская десубъектизация, то есть сбрасывание России в кювет и за авансцену истории, изображается как «возвращение к корням». Кстати, не только журнал «Международная жизнь», но также отчасти и журнал «Отечественная история» работают в этом же направлении, компрометируя и оплевывая взлёт русского могущества и авторитета в мире в советский период и выдавая нынешнюю историческую беспросветность за рассвет «нового возрождения». Постыдились бы!/

Определенную завершенность идеям Ф.И. Тютчева придал Ф.М. Достоевский, в особенности в своей Пушкинской речи 1880 года (Достоевский Ф.М. Политическое завещание: Сборник статей за 1861-1881 гг. Москва, 2006, стр. 381-399). Отталкиваясь от анализа творчества А.С. Пушкина, он пришел к мысли о "всемирной отзывчивости России", ее "всечеловеческом" призвании. В этом он усмотрел надежду на восстановление единства европейской цивилизации, отнюдь не противопоставляя Россию Европе. Он писал:

"Будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей".

Цитируя строки Ф.И. Тютчева о России, он утверждал: "Что же, разве я про экономическую славу говорю, про славу меча или науки? Я говорю лишь о братстве людей… Пусть наша земля нищая, но эту нищую землю "в рабском виде исходил благословляя" Христос. Почему же нам не вместить последнего слова Его?"

Ф.М. Достоевский был далек от того, чтобы претендовать на раскрытие истины. Он считал, что А.С. Пушкин унес с собой некоторую великую тайну, тайну об историческом призвании России, которую еще только предстоит раскрыть вполне. Хотя мы можем судить на основании исторического опыта последних 120 лет, смирение не будет лишним и для нас.

Поэтому представляются ограниченными, неконструктивными и опасными попытки рассматривать исторический путь и будущее России в отрыве от общих судеб европейской цивилизации. Можно вспомнить слова А.П. Версилова из "Подростка" о том, чем является Европа для России. В пользу такого подхода говорит не только авторитет таких мыслителей, как Ф.И. Тютчев и Ф.М. Достоевский. Мыслить категориями особого пути России значит отказываться от нашей собственной истории, которая представляла собой сложный процесс взаимовлияния между Россией и западом Европы. Встает целый ряд фундаментальных вопросов, на которые невозможно дать ответ в рамках такого узкого подхода.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Автор вертится как уж на сковородке. С одной стороны, нельзя не признать величайшие успехи западной низовой субъектности, прорвавшейся взрывом «сверхновой звезды» в XV веке и породившей Новое Время с его экспансией по всей земле и Новым Светом и научно-технической революцией и возникновением наций и национальных государств и гражданского (=буржуазного) общества с его компаниями, партиями и четырьмя великими субъектными «измами», и в то же время хочется и колется превознести досубъектные отечественные (не только) прелести крепостничества и кнута/

Хотим мы того или нет, но следует признать, что модернизация, а иначе, заимствование продуктов западного развития, была необходимым условием сохранения внешнеполитической само/стр. 18:/стоятельности России на рубеже XVII и XVIII веков. Как справедливо замечает И.Г.Яковенко, "никто никогда не меняется от хорошей жизни" (Никитский клуб: Цикл публичных дискуссий "Россия в глобальном контексте". Выпуск № 32. - Москва, 2007, стр. 50). В противном случае ей грозила участь превратиться в материал для территориально-политического переустройства восточной части Европы.

Запад задавал определенные стандарты развития, что являло собой процесс европеизации как этапа глобализации. Заимствование обеспечивало также сохранение единства европейской цивилизации - политического и во многом культурного, но отнюдь не духовного. На том этапе именно наша культура с ее вечными вопросами стала главным вкладом России в развитие европейской цивилизации по предопределенному ей пути. Об этой глубинной взаимосвязи говорят слова Л.Н. Толстого о том, что русская литература XIX века стала ответом России на вызов петровских реформ. Этот вклад имел вполне определенное духовное измерение.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Возникновение великой русской литературы XIX века, как и русской интеллигенции, легко объясняется недосубъектизированностью России, в то же время находящейся в могучем поле торжествующей и экспансирующей западной субъектности. На этом стыке-надломе в русской душе достигались глубины субъектности, что и обусловило русскую «всечеловечность» и попытку достичь «сверхсубъектности» в «Штурме Неба», в Русской Революции. Русский порыв к субъектности привел к Правой Вере и одновременно из-за недозрелости социально-экономического базиса снова обернулся десубъектизацией и кризисом духа, который мы ныне переживаем, тогда как почти весь остальной мир подхвачен прорывом к новому (постиндустриальному) уровню субъектности. Россия же скатилась к новой чудовищной патологии десубъектизации, и решающая схватка за русскую субъектность ещё впереди, развязка истории не наступила/

По мнению Н.А.Бердяева, "Достоевский и есть та величайшая ценность, которой оправдывает русский народ свое бытие в мире, то, на что может указать он на Страшном суде народов" (Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. Том. 2. Москва: Искусство, 1994, стр. 150). Видный деятель российской эмиграции Г. Адамович приводит слова англо-американского поэта У.Х. Одена: "Построить человеческое общество на всем том, о чем рассказал Достоевский, невозможно. Но общество, которое забудет то, о чем он рассказал, недостойно называться человеческим" (Адамович Г.В. Одиночество и свобода. Москва, 1996, стр. 209).

Г. Адамович также полагал, что "все можно допустить, во всем можно ошибиться, только не в этом, наверно: это, то есть гнет, казарма, насилие, находилось и находится в жесточайшем разладе с самой сущностью России, с "русской душой", какой она отразилась в лучшем, что мы вспоминаем из прошлого" (Там же, стр. 324). Отсюда вывод: "То, что нехотя, хмуро, угрюмо Запад постепенно выпускает из рук, Россия должна бы когда-нибудь вернуть в преображенном виде, умудренная всем своим опытом, научившаяся многому такому, чего он и вообще никогда не знал" (Там же, стр. 325).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Вот Георгий Адамович мыслит правоверно, и его трудно подверстать под апологетизацию нынешней десубъектизации России, чем занимается, прикрываясь Фёдором Тютчевым, журнал «Международная жизнь»/

Особенность русской литературы еще в том, что она служила камертоном состояния европейской души. Если, к примеру, А. Блок предчувствовал пришествие Революции в Россию, то А.П. Чехов ощущал приближение общеевропейской катастрофы. Его герои говорили о "громадном пустом месте" (А.И. Вершинин в "Трех сестрах"), которое и заполнила катастрофа Первой мировой войны. Другой момент, заслуживающий внимания, - это понимание конечности буржуазного мироощущения. Возможно, поэтому А.П.Чехов, особенно его пьесы, столь популяр/стр. 19:/ны у думающей части западного общества.

Эта конечность бытия, а другими словами, вера в "конец истории", возможность устройства вне Бога, объединяет буржуазность и социализм, капитализм и коммунизм. В этом, надо полагать, состоит причина того, что нас постоянно преследует смутное ощущение déjа vu. Этим же может объясняться и зеркальность в поведении Советского Союза и США в период холодной войны, и высвечиваемая в настоящее время готовность Америки повторять худшие черты советского опыта уже в отсутствие партнера по холодной войне. Та же М.Олбрайт пишет о "склонности американцев верить собственной риторике" Albright Madeleine. The Mighty and the Almighty. New York, 2006, р. 31).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Это опять притягивание за уши в попытке оправдать политику Путина, направленную на десубъектизацию России и в конечном счете на вышвыривание нас с арены истории. Из а уши притягивается «вне Бога», между тем как зов субъектности есть зов Божий, а нынешняя русская десубъектизация – очевидный сатанизм под личиной оборотничества, внешних уверений в православности и духовности/

На деле Россия не только обеспечивала стабильность политического развития Европы, которая, будучи предоставлена сама себе, потеряла бы равновесие, в том числе в период холодной войны. Более того, Россия фактически платила по счетам несостоятельности политики европейских держав. Эта внешнеполитическая несостоятельность не могла не быть прямым следствием попыток "устроиться вне Бога". Иначе не объяснить иррациональные плоды стремления к рациональному. Ни Реформация, ни Революция, ни Просвещение, ни материализм, ни социализм не уберегли Европу от ее катастроф, прежде всего трагедий ХХ века, которые Россия была обречена разделить с Западом.

Много говорится о том, что вступление в Первую мировую войну было для Российской империи самоубийством. Однако невозможно представить, как Россия могла остаться в стороне от этой общей для всей европейской цивилизации беды. История XIX и ХХ веков доказывает, что в случае невмешательства России в европейские дела Западная Европа стала бы добычей агрессивных сил, стремившихся к ее насильственному объединению. Так было в 1812 году, так было и в период Второй мировой войны. В чисто военно-политическом плане, а известно, что Германия хотела войны и была к ней готова, самоустранение России означало бы 1940 год в 1914 году с последующим 1941-м. То есть столкновение с Германией, агрессивные инстинкты которой просто некому было усмирить, было в любом случае неизбежным. Своим вступлением в войну и действиями русской армии в августе 1914 года Россия оттянула на 20 лет сценарий Великой Отечественной войны. В том состоянии, в котором находилась Россия к 1914 году, как представляется, она все равно не смогла бы рассчитывать на длительное успешное противостояние Германии и всей Европе /стр. 20:/ за ее спиной без серьезных последствий для своего внутриполитического и социально-экономического развития. То есть потрясения, против которых предупреждал П.А. Столыпин, были, скорее всего, неизбежными.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Коробит от доморощенных дилетантских суждений на страницах некогда уважаемого и основательного внешнеполитического издания/

С другой стороны, трудно себе представить порабощение одной европейской державы другой в начале ХХ века - для этого еще не было бесчеловечной идеологии нацизма. Но рациональное обоснование существовало и значительно раньше - в период франко-прусской войны, когда у немцев были распространены идеи о техническом превосходстве Германии, ее способности более рационально использовать ресурсы Европы, включая сельскохозяйственные. Логичным было фазированное возвращение Америки в Старый Свет. С устранением России от европейских дел никто другой не мог обеспечить политическое равновесие в Западной Европе.

М. Олбрайт: взгляд с Запада

В книге М. Олбрайт примечательна не столько тщательная вивисекция иракской политики администрации Дж. Буша, сколько пронизывающий ее тезис о том, что Западу необходимо "обратиться к столь же глубоким вопросам", имея в виду такие "трансцендентные вопросы", как "история, самобытность и вера". При том, что "каждая религия указывает путь к покаянию и общей позиции" (Albright М., p. 281). Уход от этих вопросов, по существу, означает капитуляцию перед другими культурами и религиями.

Примечательно, что М.Олбрайт, воспитанная в католичестве, осторожно подводит к мысли о том, что в корне нынешних внешнеполитических проблем администрации лежат религиозные, а именно пуританские корни мировоззрения правящей элиты Америки, которая определяется как "белая, англосаксонская и протестантская". Это те люди, которые убеждены в том, что они "владеют Америкой". Интересен выбор слов М.Олбрайт: она определяет ваххабизм как пуританское движение суннитов. По сути, она критикует абсолютную убежденность этой элиты в собственной правоте, которая восходит к пуританским представлениям о себе как строителях "города на холме", то есть Царства Божьего на Земле.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Христианский протестантизм, и прежде всего кальвинизм и его разновидность пуританизм – это высшее духовное проявление низовой субъектности, породившей современную цивилизацию. Экспансия прорвавшегося освободившегося духа во все края земли и в космосы небес и душ – неустранима и есть суть прогресса/

Экстремизм во внешней политике неизбежно проявляется в опоре на силу. Поэтому далеко не случайно обращение Зб. Бжезинского к мысли А.Тойнби о том, что милитаризм является /стр. 21:/ способом саморазрушения империй (The American Interest, Autumn 2005).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Мысль Арнольда Тойнби вырвана из контекста и выражает лишь одну сторону медали. Экспансионизм, в том числе силовой, - не менее важная другая сторона медали. Сила должна насиловать, импотенция вынуждена сомневаться/

Будучи частным лицом, М. Олбрайт может признать, что "вторжение в Ирак мыслилось как демонстрация американской мощи, но вместо этого оно продемонстрировало пределы этой мощи" (Albright M., p. 178). По ее оценке, Ирак "в конечном счете может стать одной из крупнейших внешнеполитических катастроф в американской истории" (Ibid, p. 172). Поскольку ни одна из крупных держав не противостоит США в Ираке, исход этой войны по выбору можно было бы определить как самопоражение, своего рода бунт против Истории.

Тема смирения достаточно разработана в книге М.Олбрайт. Такой подход распространяется и на политику продвижения демократии во всем мире. На ее взгляд, это - "система правления, которую каждая страна может развивать своими темпами и по-своему" (Ibid, p. 230). Хотя пессимистично звучит мысль о том, что распространение свободы и демократии - подлинное и единственное призвание Америки (смотри ее "Записку следующему президенту" в International Herald Tribune, January 14, 2008). Может быть, сфокусироваться на том, что у Америки действительно хорошо получается: те же технические инновации? Раз США тяготятся своей зависимостью от импорта нефти, то не предпринять ли - по образцу создания ядерного оружия и высадки человека на Луне - масштабный проект в области возобновляемых и альтернативных источников энергии, от чего выиграет все человечество?

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Демократия – форма самоорганизации субъектности, а в Новое Время – форма самоорганизации низовой субъектности. Низовая субъектность обычно сама пробивается к власти в каждой стране, но помощь во взращивании низовой субъектности иногда может ускорить демократизацию и прогресс, как происходило под эгидой США в послевоенной Европе и Японии и гоминьдановском Китае и в ЮАР/

M. Олбрайт, как и многие другие до нее, включая К. Паттена, призывает к открытым дебатам и открытости в целом, но только Мюнхенская речь Президента В.В.Путина сделала эту тему центральным пунктом европейской повестки дня. Без этого невозможно выяснение отношений в Евро-Атлантическом регионе, то есть отношений по своей сути внутрицивилизационных.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Никакого влияния пресловутая Мюнхенская речь Путина на политику Запада не оказала. Она была типичным предвыборным пиар-ходом для сугубо внутреннего употребления. Давно пора о ней забыть, а журнал продолжает мусолить/

США не потеряны для европейской цивилизации. Об этом говорят проблески смирения. На это указывает и нынешний расклад в ходе избирательной кампании в США, свидетельствующий о поляризации настроений - между традиционной элитой и теми новыми силами, которые могли бы изменить лицо Америки, переборов ее агрессивные мировоззренческие начала. Такой расклад не может быть случайным, как не был случайным приход к власти нынешней администрации. Выбор - либо продолжать идти по пути саморазрушения, либо двигаться в направлении общеевропейского мироощущения, в сторону от страны, которая потребляет 25% всей добываемой в мире нефти и обеспечивает 25% выбросов в атмосферу парниковых газов, на 8% ВВП живет за счет остального мира.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Опять коробит доморощенность, потуги поучений США/

/стр. 22:/ Англосаксонская политика стала высшим проявлением "попытки устроиться вне Бога".

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Чушь какая-то. Лозунг самого продвинутого англосаксонства In God We Trust! И вообще США, в отличие от РФ, остаются одной из самых религиозных и богобоязненных и богоищущих стран. Зачем снова и снова наводить тень на плетень/

Если присмотреться, то получается, что все современные наиболее опасные международные кризисные ситуации, включая арабо-израильский конфликт и индо-пакистанские противоречия, являются издержками колониальной политики Великобритании. Если сравнить США с Канадой, где возобладали начала умеренной политики, лежавшие в русле урегулирования в самой метрополии по итогам Английской революции, то Война за независимость вполне может рассматриваться как третий акт этой революции, своего рода реванш тех непримиримых религиозных фанатиков, которые не приняли компромисс Славной революции. Именно эти силы наиболее громко заявляют о себе в религиозной жизни Америки сейчас, причем они черпают вдохновение преимущественно в Ветхом Завете. Отсюда такие уродливые явления, как "христианский сионизм", в котором трудно сказать чего больше - религии или политики (Смотри: Clark Victoria. Allies for Armageddon: the Rise of Christian Zionism, Yale University Press, 2007).

Как показал недавний скандал с выдворением из Афганистана лиц с британскими паспортами, работавшими в Миссии ООН и представительстве ЕС, старые привычки весьма живучи. Иначе британские спецслужбы не пытались бы создать свою клиентуру в Движении "Талибан", которая могла бы бросить вызов его нынешнему руководству.

Мышление категориями прошлого рождает и такие гротескные проекты, как продвижение нынешнего постпреда США при ООН З. Халилзада на замену Президента Афганистана Х. Карзая.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Есть русская поговорка – «чья бы корова мычала, а твоя б молчала». Легче соринки искать в чужом глазу, чем бревна ворочать в собственном/

Ф.И.Тютчев: о будущем?

Что получится, если применить тютчевский анализ, вскрывающий причины имманентного нездоровья западной цивилизации, к современной ситуации в Европе и мире? Идея Ф.И. Тютчева о воссоединении Вселенской церкви представляется плодотворной. Процесс уже идет в его узком, межцерковном измерении (и начало восстановления канонического единства РПЦ - безусловно, шаг в этом направлении). Но вызов глобализации диктует необходимость восстановления политического единства европейской цивилизации, дабы обеспечить ее конкурентоспособность и в конечном счете выживаемость в современном мире.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Проблема нового мирового порядка в свете постиндустриализма и глобализации переводится в надстроечный план вместо базисного и обрекается на треп/

Окончание холодной войны означало коренную смену парадигмы мирового развития. Речь идет о двух фундаментальных моментах. Первый - подрыв монополии европейской цивилиза/стр. 23:/ции на процессы глобализации. Второй - начало духовного возрождения России, освободившейся от того, что мешало ее развитию, и практически разорвавшей единое антропоцентристское пространство европейской цивилизации.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Вот ведь как черное выдается за белое – беспросветная путинская десубъектизация России за её якобы «духовное возрождение»?!/

Можно согласиться с теми, кто считает (как, например, это делает С.А. Караганов в статьях о "новой эпохе" в "Российской газете" 6 июля и 12 сентября 2007), что это куда более фундаментальный вызов, чем тот, который бросал Западу Советский Союз, но лишь в том смысле, что теперь речь идет о вызове России Западу на всю историческую глубину, вплоть до XI века. Причем это происходит в условиях заката Запада, когда, похоже, исчерпан ресурс всего его прежнего исторического развития.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Это все сказки путинских апологетов о белом бычке, пустой набор восторгов как при дворе типового восточного единовластца о «величайшем» и «мудрейшем» очередном падишахе. Отрабатывают свой доступ к кормушке/

Поэтому масштабный внешнеполитический кризис США означает нечто большее, чем проблемы одной Америки. Англосаксонские страны лидировали в развитии западной цивилизации, по крайней мере, последние 400 лет. Можно понять поэтому состояние растерянности не только в США, но и в Западной Европе, где прислушиваются к призывам к цивилизационной солидарности под тем предлогом, что в новых условиях якобы создается реальная угроза ценностям и образу жизни Запада. Отсюда, наверное, и историческая неизбежность противоречий между новой Россией и англосаксами.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Поиск «внешнего супостата» неизбежен для оправдания всех репрессий и мародерств внутри, чем и отличаются многие компрадорско-полицейские режимы сырьевой периферии. Но российские нефтедоллары, заметим, продолжают аккуратно складироваться на «проклятом и постоянно закатывающемся Западе», и там же учатся и живут и приобретают недвижимость отпрыски правящей «элиты», и там их запасной аэродром и подлинный любимый «дом». Проходили тысячу раз! Но многие лохи -интели принимают за чистую монету, на таких и рассчитан данный сервильный журнал/

По сути, можно говорить о завершении ветхозаветного этапа в развитии международных отношений, который был связан с западной политикой, основанной на силе/власти (power) и контроле. Соответственно, европейской цивилизации не вернуться к полноценному историческому творчеству без возвращения к христианству на уровне государственной политики. Поскольку душа по природе христианка, то и разговор об общих ценностях должен иметь нравственное измерение, то есть вестись с позиций христианства.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Как же без лицемерного фарисейства и непременной свечки?!/

Политической формулой единства европейской цивилизации могло бы быть тройственное согласие - между Россией, Евросоюзом и США. Его нравственная основа послужила бы и общей позицией в диалоге с другими культурными и религиозными традициями. Поэтому не обойтись без обращения к нравственным императивам Нового Завета. Ветхий Завет может служить общим нравственным знаменателем с иудаизмом, но никак не для европейской цивилизации, определяющей себя как христианская.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Далее идет такой примитив, что комментировать его – себя обгаживать. Однако как историк привожу его, чтобы показать глубину нравственного падения и лукавой лжи и постигшей нас десубъектизирующей реакции/

Иначе европейским народам грозит "потеря своей духовной и культурной идентичности, а значит, и самостоятельного места в истории" (Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в выступлении в Страсбурге в Парламентской ассамблее Совета Европы в октябре 2007 г.). Внушает оптимизм процесс сближения между като/стр. 24:/лицизмом и православием. Несомненно позитивным представляются признание кардинала Й.Ратцингера, впоследствии ставшего папой Бенедиктом XVI, в его лекции в Католической академии Баварии в январе 2004 года о "фактической неуниверсальности обеих важных культур Запада - культуры христианской веры и культуры светского рационализма" и его мысль о том, что "сегодня концепция прав человека должна быть дополнена учением об обязанностях человека и его возможностях" (РГП, сентябрь-октябрь 2006, стр. 20-29).

Труднее всего придется США - в силу прочности указанных мировоззренческих корней. Трудно предположить, что влиятельные религиозные круги Америки смогут проделать обратный путь от Ветхого Завета к Новому. Но в рамках европейской цивилизации США на политическом уровне должны будут взять обязательства перед партнерами в отношении внешней политики, которая соответствовала бы нравственным заветам христианства, к чему уже во многом пришла в своем историческом развитии Европа.

Кстати, поэтому нет никаких оснований опасаться возникновения некой религиозной оси Вашингтон - Москва. Потребуется немногое: приверженность многосторонней дипломатии и коллективному образу действий, а также действующим нормам международного права. Будет необходимо переформулировать определение величия Америки, то есть отказаться от самовозвеличивания с опорой на военную силу, и выбирать между лидерством и самоизоляцией, к которой приводит одностороннее реагирование. Все эти издержки находят свое выражение в том, что мир "устал" от Америки, которой вдруг оказалось слишком много в мировой политике. Это, наверное, и составляет подлинную "американскую трагедию".

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Вопиющее графоманство, и это – в некогда солидном журнале!/

Это не было бы невозможным, если учесть, что в ходе своей истории Америка выработала традиции умеренной политики, что нашло отражение в деятельности, в частности, А. Линкольна, Ф.Д. Рузвельта, намеревавшегося сохранить единство Антигитлеровской коалиции в послевоенный период и осуществлять политику вовлечения в отношении Советского Союза, Д. Эйзенхауэра, выступившего против милитаризации внешнеполитического мышления, и Дж. Кеннеди, который обнаружил готовность мыслить более широкими категориями, чем капитализм - коммунизм, и в 1957 году говорил о том, что главным испытанием для внешней политики США является "тест на империализм" (Albright M., p. 217).

Другими словами, необходимо преодолеть неоконсервативные увлечения последних лет и вернуться к этому /стр. 25/ позитивному политическому наследию самой Америки, а также к позитивным элементам национального самосознания, таким как жить и давать жить другим.

В рамках достижения такого согласия американцы также должны будут понять, что в настоящее время "американский фактор" скорее фигурирует в разделе "дебит", чем "кредит" в балансовом счете европейской цивилизации, поскольку его рассматривают как ее "передовой отряд". Видимо, неизбежно и обсуждение вопроса о "культурной" продукции Америки (насилие и прочее), которая ослабляет конкурентные позиции христианского мира, попросту дискредитирует его в межцивилизационном плане. Америке также предстоит признать себя частью христианской цивилизации Европы, продуктом ее истории, включая и то, что уроки европейской истории имеют значение и для самих США (имея в виду, в частности, общую причастность к колониализму и работорговле, а также революционным разрывам правового пространства, общую ответственность за Вторую мировую войну и холодную войну). То есть от разговора по истории не уйти, но во всей ее целостности и без политизации.

Что касается Второй мировой войны, то речь идет об изоляционизме Америки в межвоенный период, представлявшем собой устранение от европейских дел. Все указывает на то, что холодная война была сознательно развязана Вашингтоном и Лондоном в расчете на сохранение ядерной монополии США (просуществовала 4 года!). По крайней мере, об этом говорит неготовность обеих стран открыть свои архивы того периода. Значительный интерес в этом плане представляет книга В.О. Печатнова "Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 40-х гг.: Документальные очерки" (Москва: ТЕРРА - Книжный клуб, 2006).

Советский опыт был частью общей секулярной тенденции развития Европы; Россия вышла из этого потока, но не Европа.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Здесь автор-журнал прав – путинская Россия вышла из потока субъектизации и вверглась в беспросветность десубъектизации и реакции, прикрываемой активно насаждаемым сверху огосударствленным парвославным обрядоверием/

Европа продолжает сталкиваться с проблемой, которую трудно определить иначе как прогрессирующую дехристианизацию. На это указывают трудности, с которым сталкивалась Парламентская ассамблея Совета Европы при выработке проекта резолюции о толерантности в 2006 году, нынешние сложности с определением сферы деятельности "Альянса цивилизаций" и в работе над Белой книгой СЕ по межкультурному диалогу. "Луч света" - договоренность о проведении первой международной конференции СЕ по религиозному измерению межкультурного диалога.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Европейцы чувствуют исчерпанность и бездуховность традиционных христианских обрядоверий и интуитивно пытаются выйти на более глубокую правоверность, выражающую суть современной субъектности. Они – на острие духовности, а задающие тон обрядоверцы в России – в тупике, в одном известном месте/

Повсюду дает о себе знать нежелание европейских партнеров признать законность религиозного фактора в развитии международных отношений. А ведь речь идет о минимуме - согласии относительно необходимости сохранить нашедший отражение в послевоенных международных инструментах (Пакт о гражданских и политических правах, Европейская конвенция о правах человека и последующие решения Европейского суда по правам человека по вопросам разжигания религиозной розни) баланс между свободой слова и интересами сохранения межцивилизационного согласия. Такое понимание необходимо для предотвращения антиисламских провокаций, подобных "карикатурному скандалу", которые призваны разжигать антиисламские настроения в странах Европы, уже ставших частично исламскими. Такой подход разделяет и Мадлен Олбрайт. Она также приводит оценки, согласно которым к 2020 г. мусульмане будут составлять до 10% населения стран ЕС (Albright M., pp. 223-243). То, что религиозный фактор разыгрывается определенными силами в дест/стр. 26:/руктивных целях, лишь подтверждает актуальность проблемы. На это указывает и заметно возросшее вмешательство в межправославные дела. В любом случае мы были бы готовы помочь в обеспечении цивилизационной совместимости Европы (Президент В.В. Путин в выступлении на приеме в честь глав дипмиссий в Кремле 28 ноября 2007 г.).

Евросоюз отказался в своей Конституции, а затем и в Лиссабонском договоре (подписанном в декабре 2007 г.) закрепить положение о христианском наследии Европы. Это было сделано якобы из уважения к другим религиям, хотя никто не мешал бы признать многоконфессиональный характер современного европейского общества. К сожалению, атеизм куда труднее примирить с другими религиями, чем христианство.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: В ненависти к коммунизму и к его человекобожию с грязной водой вульгарного материализма-атеизма выплескивается и самое главное в любой религии, особенно в христианстве – синергийность Бога и человека, Sein и Dasein. А ведь это – суть субъектности человека и суть всей истории и политики. Но субъектность для нынешних десубъектизаторов России, повторяю, - главный враг, почти «оранжизм»/

Проблема как раз и заключается в том, что довольно робко - в первом приближении - журнал "Экономист" определил как "светский перебор" Европы (The Economist, November 3, 2007). По сути, налицо уход из сферы нравственных ценностей в пользу ценностей исключительно политических - демократии и прав человека, лишенных, таким образом, нравственного основания. Это исключает возможность выхода на общий нравственный знаменатель с другими религиями как отправную точку межрелигиозного, межкультурного и межцивилизационного диалога. Именно наличие такой нравственной общности, а не только отсутствие нынешней глобальной тесноты, способствовало прагматическому сосуществованию цивилизаций и культурно-религиозных традиций во всю предшествующую эпоху.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: На самом деле на общем знаменателе субъектности возможен не только межцивилизационный и межконфессиональный диалог, но и нравственное единение и международное сближение и вовлечение в общечеловеческие проекты. Ибо именно субъектность – в сердцевине устремления человека к Богу, суть его бытия сущего/

Европе также надо будет переформулировать сверхзадачу европейского проекта. Он более не может быть ориентирован на постепенное "отщипывание" территорий, находившихся в бывшей сфере советского влияния, а должен стать инструментом обустройства всей Европы. Как отмечал Президент В.В. Путин, "не может быть полного единства нашего континента, пока органичной частью европейского процесса не станет Россия - крупнейшее европейское государство" (статья "Полвека европейской интеграции и Россия" от 25 марта 2007 // www.president.kremlin.ru).

Если "моральные ценности не могут быть никакими другими кроме религиозных" (Президент В.В.Путин в интервью журналу "Тайм" 12 декабря 2007), то в согласовании принципов нравственной внешней политики должен присутствовать религиозный фактор. Суть христианства - смирение и самопожертвование - надо перевести на язык практической международной политики, что приведет нас к укреплению подлинно соборных, коллективных начал и утверждению верховенства права в международных отношениях, отказу от одностороннего применения силы и выбору в пользу исключительно политико-дипломатических средств урегулирования конфликтов и кризисных ситу/стр. 27:/аций.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Суть христианства – не в смирении и самопожертвовании, как нас пытаются уверить ради запихивания в рабскую досубъектность, а в синергийности высшего акта Богосаможертвоприношения, что является сердцевиной христианского культа и выражается в нынешние пасхальные дни. А синергийность Бога и человека предполагает субъектность человека. это – азбука православного богословия, но автор уклоняет нас в пустое и даже вредоносное обрядоверие, только бы оправдать произвол и и лицемерие и десубъектизацию торжествующего ныне на Руси оборотничества/

Именно это могло бы стать формулой умеренной политики в эпоху глобализации, когда на первый план выходят глобальные вызовы и угрозы, эффективно противодействовать которым можно только солидарными усилиями всего международного сообщества, и когда возникает насущная потребность, чтобы развитые страны всерьез делились с развивающимися. Без преодоления глобальной бедности не решить массы других проблем, включая международный терроризм, незаконную миграцию и изменение климата.

/МОЙ КОММЕННТАРИЙ: Если такой шибко «религиозный», то призови сначала Путина решить проблему не глобальной, а русской нищеты. Почему же Путин не только не решает проблему развития нашей страны, а наоборот – десубъектизирует её и тем самым демодернизирует и лишает нас будущего?/

К такому выводу пришел Зб.Бжезинский, призывая к "общему видению современной исторической эпохи" и к "глобальной солидарности" на его основе (The American Interest, Autumn 2005). Придется также отказаться от двойных стандартов, имея в виду, в частности, то, что ни одна из западных стран до сих пор не ратифицировала Конвенцию о правах трудящихся-мигрантов (Верховный комиссар ООН по правам человека Л. Арбур в интервью газете "Файнэншл таймс" 9 января 2008). Можно предположить, что в этом ключе идет идея Президента Франции Н. Саркози о "цивилизационной политике" для Евросоюза с упором на такие сферы, как иммиграция, энергетика и защита окружающей среды, а также "нравственный капитализм". Добавим, что без обращения к христианству Европе не разрешить и такого исключительно нравственного вопроса, как зияющее противоречие между позицией против применения смертной казни и распространением эвтаназии.

США надо будет отказаться от антироссийских, а по сути, антиевропейских провокаций в форме односторонней независимости Косова и размещения в Европе баз своей системы ПРО. Реализация этих затей превращала бы Европу в стратегическую территорию США, лишала бы отношения в "треугольнике" Россия - ЕС - США основы подлинного равноправия. Реализация соответствующих контрпредложений российской стороны помогла бы не только заложить основу открытой системы коллективной безопасности в Европе, но и преодолеть все негативное блоковое наследие в евроатлантической политике.

Исторически Балканы играли особую роль в западной стратегии сдерживания России. История повторяется, и вся суть противоречий этого региона, названного У. Черчиллем "мягким подбрюшьем Европы", выражается в косовском вопросе. У ЕС есть выбор - легитимное решение или политическая целесообразность. Последнее отражало бы стремление сохранить трансатлантическое единство, раз, по признанию высокопоставленного официального представителя ЕС, "США уже обещали независимость косовским албанцам" (International Herald Tribune, January 11, 2008).

/стр. 28:/ Трудно не согласиться с мнением президента Центра Никсона Д. Саймса, который считает, что было бы трусливым поддаться шантажу косовских албанцев, "поскольку насильственное расчленение суверенного государства под угрозой шантажа насилием толпы должно быть ниже достоинства НАТО" (International Herald Tribune, December 28, 2007). Независимость Косова вполне могла бы стать "опасным прецедентом для непризнанных государств". "Еще одна победа для Запада могла бы иметь разрушительные нежелаемые последствия". Д. Саймс предлагает разрядить ситуацию в том числе посредством ускоренного приема Сербии в Евросоюз. Той же точки зрения придерживается генеральный директор Французского института международных отношений Тьерри де Монбриаль, который считает, что односторонняя независимость Косова запустит "цепную реакцию - ход событий, не предусмотренный планом Ахтисаари. Хрупкое равновесие Республики Босния и Герцеговина тоже будет нарушено, не говоря уже о Македонии" (РГП, ноябрь-декабрь 2007, стр. 47). Его рецепт: "Время может расставить все по своим местам, если мы не будем торопить события, у нас появится больше шансов на то, что европейское чудо случится вновь".

У России нет оснований менять свою позицию: прецедент будет создан, но не только в плане поощрения сепаратизма, но и навязывания урегулирования извне. В плане последнего первым на очереди будет ближневосточное урегулирование. Трудно не согласиться с Г. Зигманом, который возлагает на США, Евросоюз и Россию (в качестве члена "квартета"), то есть на европейскую цивилизацию, ответственность за сохраняющуюся неурегулированность арабо-израильского конфликта (Там же, стр. 172-180). Именно это и могло бы стать первым цивилизационным проектом объединившихся составных частей исторической Европы.

И все же надо вновь обратиться к истории, чтобы понять всю опасность разрыва правового пространства, будь то во внутреннем развитии государств или в отношениях между ними. Законность сродни нравственному закону: ее нельзя потрогать, но оттого она не перестает быть реальной силой в историческом процессе, как показывает, в частности, Ирак. Если это произойдет, то будет приторможена динамика восстановления единства Европы, ей будет грозить фрагментация, под вопросом окажется весь европейский проект и западная часть континента, уже одной ногой стоящая в будущем, будет отброшена в прошлое.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Пустая безосновательная доморощенная страшилка/

/стр. 29:/ Россия и "европейские противоречия"

Что же касается России, то ей не грозит геополитическое одиночество. Она впервые в своей истории активной вовлеченности в европейские дела может реально встать над "европейскими противоречиями" (Лавров С.В. Внешняя политика России: новый этап // Дипломатический ежегодник 2007) и сыграть подлинно самостоятельную инициативную роль (в отличие от вынужденной в 1812 и 1945 годах, а также в период холодной войны) в европейской и глобальной политике. В ее основе может быть историческое призвание России как "хранительницы заветов" христианства. Возможно, что Россия действительно могла себе позволить следовать идеалам христианства - в отличие от Западной Европы (смотри статьи журнала "Эксперт" №1 за 2008 год, посвященного российской истории).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Из серии «мели, Емеля, язык без костей, бумага всё стерпит»/

По крайней мере, трудно не согласиться с утверждением Ф.Разумовского о том, что "пространство Русской земли никогда не было и не может быть нравственно нейтральным и духовно пустым" (Эксперт, Москва, 2008, №1, стр. 28). Это выразилось, к примеру, в инициативах России о проведении Гаагских конференций мира 1899 и 1907 годов.

Кооптация новой России в западный альянс, на что рассчитывали на Западе, немыслима хотя бы потому, что это было бы отрицанием всей нашей истории, прежде всего истории ХХ века со всеми ее жертвами и страданиями. В отношении Запада к России должен быть преодолен высокомерный подход, который по-своему иллюстрирует стихотворение Р. Киплинга "Томми" (Kipling Rudyard. "If - " and other poems. London, 2002). Россия не может всегда спасать Европу от ее безумия - чтобы эти приступы не повторились, нужны подлинно коллективные, с полноценным участием России, решения в кругу членов европейской семьи. Европе научно-технический прогресс и прогресс в целом также дался огромной ценой - чего только стоит человеческая цена промышленной революции. Не пора ли объединить достижения различных частей европейской цивилизации? В таком единстве было бы оправдание всех этих общих и раздельных жертв, которые превратятся в общее духовное наследие Европы.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: До чего же провинциально-напыщенные «советы» больного человека здоровым – как им жить. Сначала сам стань здоровым, т.е. модернизированным и субъектным, а не жалкой сырьевой периферией, в которой мародерничают шкурники и полицаи, а потом учи других и претендуй на членство в «европейской семье»/

По большому счету историческое существование России определяли принципы "жизнь свою за други своя" (А. Ахматова) и "не хлебом единым". Смирение, а также осознание темных сторон своего национального духа будут гарантией того, что в реализации своего призвания Россия никогда не опустится до культа собственной исключительности и "крестовых походов" по американскому образцу.

Видимо, неслучайно Ф.И. Тютчев только после Крыма, в 1866 году, написал знаменитую строчку - "в Россию можно /стр. 30/ только верить". Он стал свидетелем начального этапа крестного пути России, предчувствия грядущей где-то впереди катастрофы еще не могли быть конкретизированы. Поэтому оставалось только верить. Зная, что в конечном счете произошло, нам значительно легче нести бремя этой веры. Кто мог предвидеть, что возникнет потребность спасения европейской цивилизации, которое в современных условиях может быть только коллективным?

Судьбой России была уготована миссия ставить пределы имперским поползновениям в масштабах всей европейской цивилизации. Эта миссия во многом выполнена - ее берет на себя История, и слава Богу.

Хотелось бы, чтобы Европа и США сделали верный выбор, подсказанный историей и правильно понимаемыми национальными интересами. Тогда мы вместе "узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем" и сможем вместе "определить, какой час дня мы переживаем в христианстве", и "если еще не наступила ночь, то мы узрим прекрасные и великие вещи" (Тютчев Ф.И., стр. 234).

Ф.И. Тютчев делает обобщения, которые выходят далеко за рамки категорий идеологической конфронтации времен холодной войны. А их как раз и не хватает для осмысления нынешнего переходного этапа мирового развития. Поэтому, как представляется, анализ Ф.И. Тютчева и сохраняет свое значение в наши дни. Как любая научная гипотеза, он много объясняет, что иначе не понять, и тем имеет право на существование».

Эта статья – пример историософских передергиваний ради оправдания нныешней политики десубъектизации и демодернизации России, отбрасывания её в тьму реакции. И при этом – натужные усилия больного учить здоровых, как им жить. И претензии на изобилие духовности, которая вот-вот изольется от путинского престола на заблудший и погрязший в грехе и ищущий спасения «гнилой Запад». И притягиваются (часто за уши) отдельные мысли Фёдора Ивановича Тютчева (кстати, некорректно говорить, будто он выдвинул "научную гипотезу" о предназначении России) и некоторых других старомодных деятелей пореформенной России, в которой шла борьба за выбор пути развития – или высвободить низовую субъектность и пойти по пути развитых демократических стран, или отчудить что-нибудь шибко-самобытное и снова оказаться на задворках десубъектизации и даже досубъектности. Как известно, до сих пор из этих задворок не выкарабкаемся. И журнал «Международная жизнь» и ему подобные издания и целая куча шибко-«патриотических» интелей нас уверяют, что в этом задворочном отхожем месте нам и есть исконное место. Как говорится, место Раши – у параши. Однако история свидетельствует, что добиваются успеха и уважения в мире те народы, которые находят в себе силы выбраться из дерьма и прорваться к модернизации-субъектности и не только догнать Запад, но равноправно партнерствовать с ним и духовно влиять на него.