Радиостанция «Эхо Москвы»: Собрание Третьяковки, Воскресенье, 19 Август 2007
http://echo.msk.ru/programs/tretiakovka/54177/index.phtml
sys/logo_print
Собрание Третьяковки
Cовместный проект Эхо Москвы" и "Третьяковской галереи". В каждой программе - беседа об одном шедевре и историях, происходивших вокруг него.

таблица из 2 столбцов и 2 строк
Ведущие:
Ксения Ларина
Ксения Басилашвили
Гости:
Евгения Илюхина
старший научный сотрудник Третьяковской галереи
конец таблицы
Воскресенье, 19 Август 2007

[Введение] Радиостанция «Эхо Москвы» и Государственная Третьяковская галерея представляют передачу «Собрание Третьяковки».

КСЕНИЯ ЛАРИНА: Четырнадцать часов десять минут. Добрый день ещё раз! У микрофона Ксения Ларина. Мы начинаем программу «Собрание Третьяковки». Напомню, что
Ксюша в отпуске – Басилашвили, вторая Ксюша – Ксюша Маленькая. Поэтому я пока в студии одна. Сегодня мы с вами продолжаем знакомство с великими коллекционерами,
которые пополнили фонды Третьяковской галереи в том числе, поскольку выставка среди коллекционеров в московских частных собраниях конца девятнадцатого
– начала двадцатого века по-прежнему открытая, как я понимаю, в Третьяковской галерее, продлится, для тех, кто интересуется, до октября месяца.

Итак, наши сегодняшние герои: коллекционеры Старой Москвы Князь Щербатов и дирижёр Сергей Кусевицкий. О них нам расскажет старший научный сотрудник Третьяковки
Евгения Илюхина. Добрый день, Евгения, здравствуйте!

ЕВГЕНИЯ ИЛЮХИНА: Добрый день!

К. ЛАРИНА: Но для начала мы должны некие формальности выполнить. Во-первых, у нас есть вопрос для вас и, соответственно, призы тоже есть для вас. Среди
призов у нас сегодня есть и виртуальная экскурсия как по Отделу графики Третьяковской галереи; во-вторых, у нас есть замечательный каталог шедевров; в-третьих,
у нас есть, конечно же, билеты в Третьяковскую галерею для тех, кто в Москве живёт; ну, и Каталог «Европа-Россия-Европа» - каталог выставки, который мы
разыграем отдельно по телефону прямого эфира.

Вопрос? Пожалуйста.

Е. ИЛЮХИНА: Какое последнее произведение Валентина Серова, бывшее в собрании Шербатова, попало затем в Третьяковскую галерею, и сейчас вы можете видеть
его на выставке?

К. ЛАРИНА: Ну что же, на этот вопрос вам нужно будет ответить. Sms - пожалуйста [номер]: +7 985 970 4545. Собираем урожай правильных ответов и во второй
части программы по телефону прямого эфира примем, надеюсь – ОДИН - правильный звонок, и сразу здесь, в прямом эфире вы получите каталог «Европа-Россия-Европа».

Так, теперь, что у нас по плану? По плану у нас случай в музее. Это традиционные такие рассказы, которые нам поставляются из недр Третьяковской галереи
о том, что бывает интересного в музеях.

Случай в музее

[Мужской голос] Двенадцать лет назад нашу галерею посетила Её Величество Королева Великобритании. Перед её посещением мне сказали, что нельзя делать две
вещи. Первое, дарить цветы. И второе, пожимать руку королеве. Я сказал «хорошо», но потом подумал – чтобы я не подарил королеве цветы… Мы купили прекрасные
розы, срезали все шипы – охране не показали и спрятали в стороночке букет. Когда королева приехала, я мигнул, мне передали букет, и я протянул его королеве.
Королева несколько удивилась, потом заулыбалась, взяла букет и ПРОТЯНУЛА МНЕ РУКУ…

БЫВАЕТ ЖЕ ТАКОЕ!!!

К. ЛАРИНА: Это рассказ директора [Валентина Родионова], я так понимаю. Это уже рассказ, ставший легендой. Его передают из уст в уста, о том, как директор
Третьяковки подарил букет цветов королеве.

Ну, а мы начнём говорить как раз о представителях королевской крови, в том числе, да?

Е. ИЛЮХИНА: Нет…

К. ЛАРИНА: Нет, не очень? Щербатовы не очень подходят под это определение?

Е. ИЛЮХИНА: Нет, всё-таки он из старого дворянского рода, но… Всё началось с подвижника Петра Первого, поэтому всё-таки это не королевская кровь, но очень
старая…

К. ЛАРИНА: Но близкая.

Е. ИЛЮХИНА: Да. Но, выбирая двух коллекционеров для сегодняшней беседы, я думала о том, что объединяет ли их что-нибудь, кроме, конечно, возможности их
встреч во время концертов каких-то, общих собраний, и так далее…Я поняла, что среди всех коллекционеров, которые представлены на нашей вставке, именно
эти двое имеют профессиональное отношение к искусству.

Сергей Кусевицкий, или (Самуил Шахнов-Кусевицкий), был профессиональным музыкантом, контрабасистом, дирижёром…

К. ЛАРИНА: Считается, выдающимся музыкантом.

Е. ИЛЮХИНА: Да, выдающимся музыкантом, ну, и, конечно, музыкальным деятелем.

И князь Сергей Александрович Щербатов был профессиональным художником, хотя, конечно, его жизнь протекала между хозяйственным заботами, которые налагали
на него происхождение и обязательства; между попытками сосредоточиться на художественном творчестве и с, собственно, коллекционерской деятельностью.

Но, пожалуй, для начала мы всё-таки поговорим о Сергее КУСЕВИЦКОМ. Судьба этого человека действительно феноменальна. И она напоминает то, что каждый может
сделать при удивительной силе воли и трудоспособности. Он родился в Вышнем Волоке в семье Александра Кусевицкого, двадцать пять лет отслужившего в армии
в качестве музыканта, владевшего несколькими инструментами, и матери Анны Боробейчик, которая была из семьи состоятельного священника, играла на пианино
и, собственно, история родителей достаточно романтическая – вопреки воли отца Анна Боробейчик сбежала со своим будущим мужем и счастливо прожила с ним,
вырастив пять детей, из которых все так или иначе играли на музыкальных инструментах, и в общем имели какое-то отношение к музыке.

Но самым талантливым из них был Сергей Кусевицкий. Как говорил он впоследствии, «моя профессиональная деятельность началась в семь лет», потому что отец
создал небольшой оркестр из своих детей и выступал. Но тем не менее, несмотря на то, что отец видел уникальные, достаточно, дарования Сергея – начинал
он сначала на скрипке, потом увлёкся контрабасом – он, тем не менее был не очень за то, чтобы он был профессиональным музыкантом, потому что представить
себе фантастическую карьеру [Сергея] Кусевицкого он, конечно, не мог, а участие в таких небольших оркестриках, которые выступали в том числе на свадьбах,
похоронах, праздниках, он не очень хотел.

Тем не менее, в семнадцать лет [Сергей] Кусевицкий уезжает в Москву, с трудом туда добирается, останавливается у дальних родственников и приходит устраиваться
в консерваторию.

К. ЛАРИНА: Устраивается?

Е. ИЛЮХИНА: …Приём туда уже закончен. Нет, не устраивается. И тогда он идёт в филармонию, вернее, в Музыкально-драматическое училище при Филармоническом
обществе. Там ему говорят примерно то же самое, что «приём окончен, ждите до следующего года».

К. ЛАРИНА: «Приходите завтра!»

Е. ИЛЮХИНА: Да… И тогда, войдя в кабинет директора, Петро Адамовича Шестаковского, он говорит, что отсюда не уедет, не уйдёт и что он должен учиться, потому
что очень хочет. Это так поразило директора, который в общем, поддерживал молодых музыкантов, что предоставил ему на выбор либо Класс тромбона, либо Класс
контрабаса – именно там ещё были вакансии.

Ну, тромбоном Кусевицкий владел, но духовые инструменты не очень любил и согласился на контрабас.

Надо сказать, что Музыкально-драматическое училище в то время было своеобразным учебным заведением. Там помимо Музыкального отделения, где преподавали в
основном ученики Балакирева («Могучей кучки»), причём люди с разным образованием, так, например, Контрапункт и Гармонию преподавали Кусевицкому люди, работающие
в Русском географическом обществе, а также выпускник Физико-математического факультета, ну, естественно, профессиональное образование музыкальное давал
ему чех Йозеф Рамбоусек, достаточно известный контрабасист в то время.

А на Драматическом отделении преподавал Немирович-Данченко, Александр Южин, а среди выпускников Филармонии, среди тех, кого Кусевицкий хорошо знал, были
Всеволод Мейерхольд, Книппер-Чехова, Иван Масхнин – то есть, вот эти связи и интерес к театру, куда, естественно, бегали ученики Филармонии и наоборот
– он [интерес] завязывался уже тогда. И не удивительно, что среди каких-то таких… ну….работ, [есть] в том числе и зарисовки актёров.

К. ЛАРИНА: А он сам рисовал?

Е. ИЛЮХИНА: Сам Кусевицкий? Ну, об этом, во всяком случае, ничего не известно.

К. ЛАРИНА: Ну, а как у него проявилась вот эта вот страсть к коллекционированию?

Е. ИЛЮХИНА: Вот надо сказать, что это достаточно сложный вопрос, потому что ни по документам, ни по каким-то существующим воспоминаниям, ничего почти конкретного
о том, как развивалась вот эта сторона его деятельности, не известна. Известно лишь, что в 1918-м году, когда его особняк был реквизирован, он очень сожалел
о потере уже очень большой коллекции из 260-ти произведений. Это вот известно из воспоминаний.

К. ЛАРИНА: Вы знаете, вот когда смотрела – естественно, в Интернете – всё, что связано с Кусевицким – какие-то его биографические данные, [можно было прочитать,
что он] конечно же, выдающийся музыкант, реформатор, но ещё и выдающийся музыкальный менеджер, как я понимаю, поскольку там и оркестр, и Фонд – это всё,
что он успел в своей жизни сделать, но вот про эту сторону его жизни – просто вообще, ну какие-то такие скупые данные, что типа «среди прочего, он, там,
увлекался и этим тоже».

Е. ИЛЮХИНА: Ну, я думаю, Ксения, что здесь ситуацию мы можем чуть-чуть вычислить по тому, что осталось в Собрании Третьяковской галереи, хотя это очень
не многое, потому что его коллекция частично исчезла во время вот всех этих революционных событий. Ну, с собой он практически ничего не увёз. Там что-то
собирал заново…

К. ЛАРИНА: А сколько вообще было единиц у него? Известно?

Е. ИЛЮХИНА: Этого никто не знает, до конца.

К. ЛАРИНА: Удивительно…

Е. ИЛЮХИНА: Да, это вот одно из тех собраний, которое, в общем, постигла всё-таки не самая удачная судьба. Вот некоторые собрания почти полностью сохранились
и поступили в Третьяковскую галерею – они уезжали, всё-таки, несколько впопыхах, и, в общем, достаточно сложно. Но дело в том, что там было два направления
в коллекционировании, и вот из каких-то кусочков биографии это складывается. Это, во-первых, профессиональный интерес, это портреты музыкантов, с которыми
он работал…

Я думаю, что отчасти, когда Кусевицкий создал вот это Русское музыкальное издательство, знаменитое, где издавались партитуры, прежде всего, современных
композиторов, потому что, собственно, благодаря вот этому Ремье, мы знаем Стравинского, Прокофьева, Скрябина – с которым вообще был заключён эксклюзивный
контракт, потому что он очень нуждался, и его всячески Кусевицкий поддерживал и в одном из писем просил не распространяться об условиях контракта, потому
что они были несколько более выгодными, чем с другими композиторами.

Этот вот интерес, во-первых, к русской музыке, во-вторых, к молодым композиторам – к русской вот современной музыке, он в какой-то степени, как мне кажется,
проявляется и в его коллекционерстве, потому что вот самые замечательные вещи, которые вот представлены у нас на выставке, это работы Врубеля – его «Автопортрет»,
знаменитая «Роза», «Тени Лагуны», это портрет Зинаиды Гиппиус – работы Бакста. То есть, это опять тот круг современных художников.

К. ЛАРИНА: Художественный круг такой.

Е. ИЛЮХИНА: Затем, когда существовало издательство, они издавали партитуры с обложками Билибина, или, там, иногда кому-то заказывали специально – обложки,
и он порой заказывал портреты композиторов, в том числе, например, и скульптору. Известно, что вот, там, портрет Скрябина, был заказан скульптору Судьбинину.
Ну, он не в нашей коллекции, но тем не менее…. И я думаю, что это был вот такой, ну, не то что бы случайный… подбор, а это был тоже вот этот вот профессиональный
интерес, который как бы постепенно складывался в коллекцию.

К. ЛАРИНА: Как интересно. А профессиональные коллекционеры так не поступают – у них другие критерии подбора и отбора, да?

Е. ИЛЮХИНА: Ну, как говорил Щербатов, «каждая коллекция это ещё и психологический портрет коллекционера». Да, здесь, наверно, трудно говорить о том, что
есть какой-то единственный принцип собирания. Я думаю, что это и личные связи, которые порой, волею случая, возникают, и, действительно вот иногда профессиональные
интересы, и, ну и просто какая-то любовь к определённым вещам, которые порой непредсказуемы.

К. ЛАРИНА: А вот Вы сказали, простите, что он заказал портрета – он заказывал, да?

Е. ИЛЮХИНА: Он иногда заказывал, да, это вот известные какие-то отдельные факты, но может быть, это только то, что нам постольку-поскольку известно. Потом,
я думаю, что раз издательство издавало эти партитуры, где помещали иногда и портреты композиторов и порой вот программы его концертов, потому что, ну,
если вот так разделить всю организаторскую деятельность и такую общественную деятельность Кусевицкого, она складывается из нескольких таких больших…. событий,
так скажем так:

Это создание Русского музыкального издательства, причём судьба его была тоже такой достаточно своеобразной, потому то оно было создано в Берлине, потом
началась Первая мировая война. Там [неразборчиво] конфискованные материалы издательства – его с большим трудом удалось перевезти в Москву, и это было первое
издательство, целью которого было издание симфонических произведений, потому что до этого в основном все издательства коммерческого толка старались издавать
лишь то, что покупалось – ну, пьесы, там, для домашнего исполнения…

К. ЛАРИНА: «Попсу» того времени, да?

Е. ИЛЮХИНА: Ну, нет, это, конечно, не была «попса», то есть, может быть, они и издавали «попсу» того времени.

К. ЛАРИНА: Ну, популярная музыка, востребованная.

Е. ИЛЮХИНА: Ну да, но там были и произведения того же и Скрябина, и Рахманинова, и Метнера, но просто как бы какие-то камерные формы – то, что было удобно
для ещё пользования.

К. ЛАРИНА: А, простите, что-нибудь ещё сохранилось из продукции издательства, Кусевицкого?

Е. ИЛЮХИНА: Ну, конечно, да, сохранилось. Просто, единственно, что это хранится не у нас, а, естественно, там, наверно, в Музыкальной библиотеке, может
быть, в библиотеке, там, Консерватории, Филармонии, Музее Глинки, наверное. Честно говоря, я так глубоко в эту сторону не пыталась проникнуть. И второе…

К. ЛАРИНА: Я так понимаю, что, простите, вот эти партитуры, судя по тому, как Вы рассказываете, как они были оформлены – что они имеют и художественную
ценность, помимо того, что это именно партитуры?

Е. ИЛЮХИНА: Ну, возможно, отчасти, да, потому что обложка, в основном, была типовой. Как раз вот когда Скрябин издавал «Поэму экстаза», он просил сделать
другую обложку – ему казалось, что Билибинская, такая, в «русском» стиле, обложка не подходит для его произведения. Но, затем, здесь ещё издавались и программы
концертов, которые, кстати говоря, печатала типография Николая Рябушинского, то есть, Павла Рябушинского, что тоже забавно, потому что это тоже крупный
коллекционер. Вот как пути их сходятся иногда вокруг каких-то событий. А второе такое очень важное начинание это были знаменитые концерты Кусевицкого,
которые были направлены на пропаганду современной, прежде всего, музыки, и он старался их всячески сделать доступными.

Всё это стало, конечно, возможным после его женитьбы на дочери Константина Ушкова – человек известный – крупный чаеторговец московский, который увлекался
театром, музыкой, был одним из первых пайщиков Московского художественного театра. И, собственно, с дочерью, Натальей, которая владела фортепиано, знала
несколько иностранных языков, занималась скульптурой, Кусевицкий познакомился в особняке Ушкова, который в последствии стал особняком Кусевицких в Глазовском
переулке. И вот об образованности и широте мысли Константина Ушкова говорит то, что он ничуть не препятствовал вот казалось бы такому мезальянсу с пусть
и уже и обретшим известность, но, тем не менее, музыкантом.

К. ЛАРИНА: Скажите, Евгения, просто, чтобы далеко пока не уходить из залов Третьяковской галереи, а какие картины представлены вот на нынешней выставке,
из Собрания Кусевицкого? Много?

Е. ИЛЮХИНА: А я вот уже их называла. Это работы Врубеля, ну, очень известные – «Тени лагуны», «Роза», «Автопортрет» Врубеля, это знаменитый портрет Зинаиды
Гиппиус [работы] Бакста. И ещё у нас представлена вот вторая сторона творчества, то есть это портреты композиторов. Это работы, в основном, Репина и Серова.

Е. ИЛЮХИНА: А Щербатовские какие представлены работы?

К. ЛАРИНА: А Щербатовские работы это тоже, опять, современные художники, то есть, [Михаил] Врубель…

К. ЛАРИНА: Только не говорите правильные ответы на вопрос, который у нас зашифрован.

Е. ИЛЮХИНА: Нет, я не скажу правильный ответ. Это работы [Валентина] Серова, даже, как бы, несколько её вариантов, помимо, как бы, её окончательного… Это
работы Врубеля, работы Бенуа и, как бы, также работы Орловского, потому что Собрание Щербатова, оно же включало в себя как работы современных, так и работы
старых художников. Там, наверно, достаточно сложно разделить то, что уже докупал сам Щербатов, с его собранием, которое ему досталось по наследству, потому
что там собирали, конечно, и его отец…

К. ЛАРИНА: Значит, смотрите, мы сейчас должны прослушать рубрику «Путь в Галерею» - как раз специально я попросила Вас назвать те произведения, которые
выставлены в рамках этой выставки, просто чтобы рассказать нашим слушателям, как они попали в залы Третьяковки, после этого я уже готова назвать имена
наших победителей, которые правильно ответили на наш вопрос «Какая последняя картина Серова была в коллекции Щербатова?».

Путь в Галерею

Путь в Галерею Коллекции Князя Сергея Александровича Щербатова был довольно долгим. Часть произведений из его Коллекции была принята уже в [19]17-м году
в Галерею временно на выставку из частных коллекций московских, а затем, услышав о том, что в Москве начались беспорядки, он передал основную, значительную,
часть своего собрания в Румянцевский музей, с которым он был очень дружен и в Совете которого он состоял, и в Исторический музей на временное хранение.
Затем, уже из этих двух музейных хранений, произведения попали в Государственный музейный фонд, и таким образом в Третьяковскую галерею произведения из
Коллекции Щербатова поступили в два этапа из разных музейных собраний.

Что касается коллекции Сергея Александровича Кусевицкого, есть две версии – и времени, и характера поступления его коллекции, во всяком случае, её графической
части, в Третьяковскую галерею. По некоторым воспоминаниям, особняк Кусевицкого в Глазовском переулке был продан им сразу после [19]18-го года. То время,
когда уже начались перебои с отоплением и со светом, и сами Кусевицкие не смогли жить в этом особняке и перебрались в одну из небольших квартирок, в подвальном,
даже, помещении своего Доходного дома, который находился напротив, в Глазовском переулке. И вот тогда его коллекция могла быть передана в Музейное хранилище
и оказаться в Третьяковской галерее.

Но официальный документ, который есть у нас это «Поступление произведений из Коллекции Кусевицкого через Государственный музейный фонд в 1920-м году». То
есть, неизвестно, в каком году была, собственно говоря, осуществлена передача.

ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ!

К. ЛАРИНА: Ну, а мы возвращаемся к Коллекции Князя Щербатова - [вопрос] «Как же называется картина, которая стала последней картиной Валентина Серова -
конечно же, она попала в Коллекцию Щербатова и потом, как вы поняли, в Третьяковскую галерею?» - Пожалуйста, наш телефон [+7 495] 3633659. Мы готовы принять
правильный ответ – надеюсь, что этот вопрос лёгкий для вас. Постоянные наши слушатели, давайте! Алло, здравствуйте! Аллё, аллё, аллё!

СЛУШАТЕЛЬНИЦА 1: Алло?

К. ЛАРИНА: Да, пожалуйста!

СЛУШАТЕЛЬНИЦА 2: Здравствуйте!

К. ЛАРИНА: Здрасте!... Отсоединились… Ещё раз пробуем. Аллё, здравствуйте! Аллё? Аллё, аллё!! Что такое?.... Что-то неправильное у нас… Здравствуйте! Аллё,
аллё, аллё! Аллё!

СЛУШАТЕЛЬНИЦА 3: Алло!

К. ЛАРИНА: Да, да, пожалуйста!

СЛУШАТЕЛЬНИЦА 3: Я думаю, это «Похищение Европы».

К. ЛАРИНА: Нет, это не «Похищение Европы». Ещё пробуем… Аллё, здравствуйте! Аллё? Аллё, аллё!

СЛУШАТЕЛЬНИЦА 4: Это «Портрет Николая Второго»?

К. ЛАРИНА: Нет, не «Николая Второго». Ещё есть какие варианты разнообразные… Аллё, здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬНИЦА 5: Здравствуйте! Это конечно «Портрет Иды Рубинштейн».

К. ЛАРИНА: Не-ет, совсем не «конечно», ну и Вам тоже не повезло. Кто же у нас отгадает, кто же назовёт нам эту картину?... Пожалуйста, [телефон +7 495]
3633659. Я думала, что с первого раза ответят – нет! Аллё, здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬНИЦА 6: Аллё? Здравствуйте!

К. ЛАРИНА: Да, да! Здрасте!

СЛУШАТЕЛЬНИЦА 6: Я думаю, что, может быть, это «Портрет жены» Князя Щербатова, Полины Щербатовой.

К. ЛАРИНА: Правильно, да?

Е. ИЛЮХИНА: Правильно!

К. ЛАРИНА: Совершенно верный ответ! Как Вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬНИЦА 6: Елена.

К. ЛАРИНА: Спасибо Вам большое – Вы правы. Ваш телефон [у нас] есть, и Вы получаете приз от Третьяковки, а я быстро назову наших остальных победителей,
которые правильно ответили на вопрос [послав сообщение] на sms: Лора [с цифрами номера] 919, Анатолий 231, Роман 907, Татьяна 392.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Ну, что… Мы продолжаем рассказ о коллекционерах – Князе Щербатове и музыканте Сергее Кусевицком. У нас в гостях, напомню, Евгения Илюхина, старший
научный сотрудник Третьяковской галереи, и нам ничто не мешает продолжить передачу.

Перейдём к Князю?

Е. ИЛЮХИНА: Да, я вот сейчас как раз подумала, что ещё одно, что объединяет этих двух людей, это мечта о создании некого такого Центра, «Храма искусств»,
как называл его Кусевицкий, мечтая построить здание, которое совмещало бы в себе Музыкальную академию, то есть, образовательное учреждение – концертные
залы, картинную галерею и залы для театров – даже разработан был уже некий проект…

К. ЛАРИНА: А интересно, есть ли где-нибудь аналог в мире? Кто-нибудь построил?

Е. ИЛЮХИНА: Ну, в итоге, нечто подобное ему удалось сделать в Америке, после его отъезда – это Центр в Темплвуде, это штат Массачусетс [англ. Templewood,
MA - Massachusetts], в (?Беркшире). И, как бы, но там это всё же ближе к Музыкальной академии. Ну, я там сама не была, поэтому про залы для картин ничего
не могу сказать, но всё-таки это Музыкальная академия.

Князь же, Сергей Александрович Щербатов, мечтал о создании музея частных коллекций.

К. ЛАРИНА: Ну, это у нас, слава Богу, есть.

Е. ИЛЮХИНА: Это у нас, слава Богу, есть, хотя, в общем, его имя, как бы, там не упомянуто. А музей этот, практически, был создан.

Коллекционированием Сергей Александрович Щербатов начал увлекаться ещё в [18]90-е годы, когда он получал образование художественное в Мюнхене. Ну, надо
сказать, что родившись в такой семье, дворянской, он, конечно, приложил немало усилий, чтобы отстоять своё право на художественные занятия. Отец был совсем
не в восторге, потому что семейство Щербатовых всегда служило Отечеству и, так сказать, Царю…

К. ЛАРИНА: На воинской службе.

Е. ИЛЮХИНА: Нет, ну, не только на воинской службе, там, его дед был историком, известным, Щербатовым…

К. ЛАРИНА: Почему живописец не может служить Отечеству?

Е. ИЛЮХИНА: Ну, потому что ещё в представлении отца это, всё-таки, это было скорее любительское занятие, но, тем более, что в те времена, как бы, ну, любой
дворянин получал некое, так сказать, художественное образование. И потом, конечно, это всё очень трудно совмещалось. И в последствии управление двумя поместьями,
которыми обладали Щербатовы – одно из них было на Украине, другое под Нарофоминском – всё это требовало времени.

И после смерти отца Щербатов пытался это совмещать – многие говорили, что он пытался как-то рваться между этими занятиями, но в конечном итоге его украинское
имение было продано, а, получив наследство, вот…. Щербатов задался целью сделать что-то на благо искусства.

И вот любопытно, что, наверно, был одним из немногих покупателей, потому что в основном, помимо той коллекции, фамильной, которая существовала, которая
наполняла и имение, и особняки, он, помимо, как бы, собирания современного искусства… В основном это были покупки с выставок. То есть, современных художников.

И любопытный факт, что цену всегда завышал покупатель, а не продавец. То есть, если что-то там продавалось за тысячу рублей, он покупал за две тысячи, потому
что он считал, что это его долг перед современными художниками и современным искусством.

Более других он любил двух художников – [Василия] Сурикова, из таких, более старых, мастеров и [Михаила] Врубеля. И, собственно, благодаря Щербатову в том
числе, у нас прекрасная коллекция Врубелевских акварелей. Среди них знаменитая «Жемчужина», которая действительно была жемчужиной Коллекции Щербатова,
серия иллюстраций, которые потребовали от него розыска знаменитых иллюстраций к «Демону» [А.С. Пушкина], и, собственно говоря, приобретение этих иллюстраций
совпало с тем временем, когда после смерти Серова Щербатов вошёл в Совет Третьяковской галереи. И он говорит о том, что сердце его коллекционерское разрывалось,
когда он предлагал Совету галереи приобрести иллюстрации.

С одной стороны он понимал, что Врубель такой художник, такой величины, который должен быть в Третьяковской галерее как можно более полно представить [представленным].
С другой стороны, ему очень хотелось, чтобы Совет отказался, и тогда он бы мог с чистой совестью приобрести их себе. Ну, в общем, получилась некая такая
компромиссная ситуация – несколько иллюстраций было приобретено, а остальные приобрёл Щербатов, потом они уже попали к нам из его Собрания.

К. ЛАРИНА: Но тот случай, конечно, как я понимаю из Вашего рассказа, не такой, как у Кусевицкого. Тут всё-таки вот такое… почти профессиональная страсть
к коллекционированию, к живописи, к художникам. И потом, то, что Вы ещё раз повторили, что для, как я поняла, было важно не просто купить картину хорошую
у художника, но ещё и художнику помочь. Не известно, что первично, да? Вот поддержать…

Е. ИЛЮХИНА: Ну, я думаю, что всё-таки первично второе, тем не менее, хотя он всегда пытался, действительно – надо отдать ему должное, поддерживать художников…

К. ЛАРИНА: А давал гонорары кому-то, простите?

Е. ИЛЮХИНА: Вот, я и говорила, что и Врубеля он покупал, там, Малявина… То есть, как бы, это всегда были, всё-таки…. Потом, существует, например, версия
о том, что портрет Щербатовой был заказан после того, как Бенуа сказал Щербатову, что вроде бы вот Серову интересно было написать портрет Полины Щербатовой,
жены Князя Щербатова. Хотя мне кажется, что здесь были какие-то двойные такие мотивы, помимо, может, действительно, реальной такой, истории.

Ещё в Собрании Щербатова была так называемая «Галерея предков», то есть, портреты его предков, написанные современными, но того времени, художниками. И
я думаю, что в какой-то степени этот «Парадный портрет жены», он тоже должен был пополнить Галерею – тоже парадный портрет, в рост, в интерьере парадном,
который должен был пополнить эту Галерею.

И вот это вот, то, что я говорила – соединение художника, коллекционера в одном лице – всегда было достаточно сложным. Во-первых, художнику… С одной стороны,
он, конечно, видит качество художественных произведений – у него глаз такой, профессиональный. С другой стороны это всегда, конечно… есть такая небольшая
доля… ну, и ревности, и, как бы, сравнения, желания и самому что-то, так сказать, проявить себя как художник. Так вот, в [19]16-м году он был очень счастлив,
когда ему предложили расписать панно для Казанского вокзала [в Москве]. Хотя… И панно эти были созданы, но, как бы, так сказать, это не осуществилось,
до конца не было реализовано… эта затея…, потому что началась Революция.

К. ЛАРИНА: То есть, как художник он всё-таки состоялся?

Е. ИЛЮХИНА: Как художник он, ну, наверно, состоялся, как то просто, конечно, мы не можем….

К. ЛАРИНА: Его воспринимали как художника?

Е. ИЛЮХИНА: Воспринимали как художника. Ну, конечно, это было не сравнимо с одарённостью, там, Врубеля или Серова. Но, тем не менее, когда например, после
того, как в [19]18-м году они [Щербатов и Кусевицкий] эмигрировали, уехали и потом жили в Париже, он вернулся к художественной деятельности, уже не обременённый
такими заботами ни коллекционерскими, ни тем более хозяйственными, устраивал несколько своих выставок, стал руководителем «Общества иконы», потому что
ещё одна сторона увлечений его это собирание икон, помимо, там, живописи, графики, прикладного искусства – он вместе с Остроуховым открыл для себя русскую
иконопись и всячески стремился тоже составить коллекцию.

К. ЛАРИНА: А остались какие-нибудь его работы как художника?

Е. ИЛЮХИНА: Его работы? Ну… Я вот сейчас затрудняюсь сказать.

К. ЛАРИНА: Но у вас нету [неразборчиво]?

Е. ИЛЮХИНА: Нет, графики нет. Но он, собственно, не был графиком, был всё-таки живописцем, преимущественно. Мне кажется, что что-то, может быть, у нас и
есть в Отделе живописи – что то я в этом не подготовилась, не уточнила это… Но в основном, многое осталось, конечно, где-то во Франции – не знаю уж, судьба
его собственного художественного наследия как-то нам не очень известна.

И главное его наследие, которое, к сожалению, не дошло до нас, это его особняк на Новинском бульваре.

К. ЛАРИНА: Он не сохранился.

Е. ИЛЮХИНА: Это тот самый музей частных коллекций, где, как он говорил, должна была сохраниться коллекционера со своими произведениями, которые всегда,
с горечью он отмечал, нарушена в музее – здесь главенствует другой принцип.

И, надо сказать, одной, может быть, из причин ухода его из Совета Третьяковской галереи были конфликты с Игорем Иммануиловичем Грабарём, и, в том числе,
на почве смены экспозиции – потому что при Третьякове Галерея существовала как, всё-таки, собрание, такое, подаренное, конечно, городу Москве, но сама
повестка произведений осуществлялась так, как это было при Третьякове. Это был коллекционерский, в общем, принцип.

К. ЛАРИНА: А в чём он заключается?

Е. ИЛЮХИНА: Работы висели во много рядов. Порой какого-то, там, ну, как обычно в музеях, ну, некий хронологический принцип, тем более, в живописных вещах,
или некая, так сказать, по персональным, каким-то, залам. То есть, там был больше… какие-то любимые произведения могли вклиниваться….

К. ЛАРИНА: Как это могли «в несколько рядов»? Друг за другом, что ли?

Е. ИЛЮХИНА: Нет, сверху вниз или снизу вверх. Есть фотографии старые, экспозиции Третьяковской галереи. Конечно, рассматривать эти картины было достаточно
сложно.

К. ЛАРИНА: Тяжело.

Е. ИЛЮХИНА: Да, особенно, например, для такой близорукой как я. То есть, там иногда в четыре ряда висели работы, такими, как бы, гобеленами такими.

К. ЛАРИНА: То есть, поражало это всё количеством?

Е. ИЛЮХИНА: Да, количество… А что-то просто хранилось в папках, даже иногда очень хорошие вещи – просто то, что ему казалось, может быть, менее значимым,
или, наоборот, то, что хотелось, так сказать, для себя сохранить.

А Грабарь, после того, как он стал во главе вот этого Совета Третьяковской галереи, он предпринял первую попытку сменить экспозицию Галереи и, в общем,
выстроить её по некому хронологическому принципу, с элементами, такого, дизайна, там, заказывались рамы иногда для произведений, там, немножко… была осуществлена….
повестка каких-то вещей….

К. ЛАРИНА: И Щербатов этого не принял?

Е. ИЛЮХИНА: Он, с одной стороны понимал, что в этом есть своя логика, он в воспоминаниях об этом пишет, но, с другой стороны, ему не нравилось, что Грабарь
своею волей, не советуясь с остальными членами Совета, нарушает эту память о том человеке, коллекционере, который коллекцию эту создал, Тогда у него возникает
идея создать в своем особняке во вновь построенном по проекту архитектора Таманова, с активным участием самого Щербатова, этот такой особняк-музей в сочетании
с доходным домом, там было 6 этажей, внизу были доходные квартиры, а наверху предполагались собственные апартаменты Щербатова…

К. ЛАРИНА: И картинная галерея…

Е. ИЛЮХИНА: В том числе. Там каждая часть этих апартаментов, начиная с прихожей, предназначалась для повески каких-то вещей, была отдельная портретная галерея
предков и отдельная картинная галерея, где висели работы Врубеля, Малявина «Две бабы», которые теперь в Третьяковской галерее и с коллекцией икон, помещалась
в кабинете, на вышке, наверху, у самого Щербатова. Была коллекция фарфора, огромное кол-во вещей. Там же предполагалась библиотека, в которой должны были
быть книги и в том числе предполагалось, что люди могут туда отдавать коллекции, которые будут не нарушаемы, в том виде.

Причем, даже если там есть какие-то вещи второстепенные, которые музей для себя бы не приобрел, тем не менее, они должны быть приняты все равно, т.к. это
единая коллекция, которая дает портрет коллекционера, круг его интересов. И даже нашлись уже 3 человека, которые готовы были к собранию икон, нумизматики,
гравюр. При этом принимались туда и книги в библиотеку, которые должны были быть доступны для всех посетителей, для пользователей, не для того, чтобы брать
на дом, был типа читального зала, где можно было позаниматься, посмотреть что-то интересующее.

К. ЛАРИНА: Ну и получилось?

Е. ИЛЮХИНА: Такой особняк был создан. Это был плод огромной работы и самого архитектора Таманова, и Щербатова. Туда же были помещены столовая Бенуа и будуар
Бакста, в 1901 – 1902 гг. Щербатов организовал выставку современного искусства в Петербурге, это был некий художественный салон, который должен был бы
способствовать вынесению художественного вкуса в обыденную среду. Дело в том, что он написал целую статью на тему о том, что сейчас может быть, приобретение
картин не так важно. А насыщение среды обитания этими предметами, красивыми предметами искусства, это действительно важно, как бы мы сейчас сказали – сделал
упор на дизайн.

Это говорило о том, что сейчас более важны эти элементы дизайна, какие-то мелочи, ювелирные пудреницы, чем просто коллекционирование картин, которые уже
висят по углам и никого не интересуют, кроме отдельных людей. Вот эта выставка состоялась, на него работали Бакст, Бенуа, Коровин, сам Щербатов, его друг
и коллега барон фон Мекк, который тоже вложил туда, в том числе и деньги, на организацию этой выставки. Далее там был проведен целый ряд выставок – гравюры
и т.д.

К. ЛАРИНА: То есть, какое- то время это все функционировало?

Е. ИЛЮХИНА: Какое-то время это функционировало, но потом сменилась ситуация у фон Мекка, он не мог больше в этом участвовать и какая-то доля разочарованности
появилась и у Щербатова и мероприятие не прижилось.

К. ЛАРИНА: Но картинная галерея, как факт, существовала? Коллекция располагалась?

Е. ИЛЮХИНА: Нет, там не его коллекция существовала. Это было в Петербурге и это было выставочное помещение, где проводились современные выставки. А дальше
он оттуда, это существует в фотографиях, эти работы и Бакста, и Бенуа, а потом будуар Бакста и столовую Бенуа он перевез к себе в строящийся особняк. Там
они и существовали. Любопытно, что когда особняк был готов, он организовал вернисаж особняка, т.е. праздник по поводу открытия…

К. ЛАРИНА: А это было доступно? Любой мог придти?

Е. ИЛЮХИНА: Ну, понимаете, не совсем доступно. Толпы с улицы не ходили. В те времена достаточно узкий круг людей интересовался искусством. И там, на этом
вернисаже был достаточно широкий круг людей, пестрый, наряду с представителями, родственниками Щербатова.

К. ЛАРИНА: Какой год?

Е. ИЛЮХИНА: Это 1913 год. Он долго строился, почти 10 лет, с 1903 года.

К. ЛАРИНА: Эти годы до перелома, до революции.

Е. ИЛЮХИНА: Да. Он существовал, даже еще чуть-чуть просуществовал после революции, но потом он был передан под общежитие и все это…

К. ЛАРИНА: А куда всё дели?

Е. ИЛЮХИНА: Что-то из коллекции успел перед отъездом, они достаточно рано эмигрировали в 1918 году,

К. ЛАРИНА: То есть, он все бросил и уехал, или что-то взял?

Е. ИЛЮХИНА: Ну, он не совсем все бросил и уехал, он что-то передал в Румянцевский музей, что-то в Исторический музей, были быстро упакованы коллекции и
переданы. А оттуда что-то поступило в Третьяковскую галерею, что-то осталось в Историческом музее, прикладные вещи, в основном. В 1918 году как раз он
был занят еще работой над панно для Казанского вокзала и в своем Наро-фоминском имении (там была мастерская), там произошел достаточно неприятный эпизод.
Собрались некие революционеры вместе с крестьянами, он сам, по воспоминаниям говорил, что он не понял, что они хотели…

К. ЛАРИНА: Известно чего хотели революционеры с крестьянами…

Е. ИЛЮХИНА: Ну, как-то ему удалось эту ситуацию разрешить, но стало ясно, что надо уезжать, Они вернулись в Москву, упаковали часть коллекции, передали.
Насколько с собой, неизвестно. Не так много они увозили. Если что-то увозили, то, скорее, небольшие фамильные вещи. Потому, что они ехали через Крым, более
спокойный, чем Кусевицкий, который уезжал уже поставив вопрос, либо он уезжает, либо расстреливайте, но он не будет дирижировать и заниматься организаторскими
делами, он сказал Менжинскому. Нет, они уезжали…

К. ЛАРИНА: А Кусевицкого пытались привлечь?

Е. ИЛЮХИНА: Дело в том, что Кусевицкий после революции, какое-то время, руководил оркестрами, потому, что он чувствовал свою ответственность перед музыкантов.
Но, когда стали вмешиваться в дела оркестра, диктовать какие-то вещи, связанные с музыкой и за ним была установлена слежка, которую он обнаружил, он спросил
разрешения Луначарского на отъезд, подлечиться за границу.

Луначарский, который был человеком образованным, понимал масштаб личности Кусевицкого и такое разрешение дал. Но требовалось еще разрешение Менжинского,
а он его давать не хотел. Сказал, что «вы уедите, а кто же будет заниматься организацией музейного дела у нас?» Тогда Кусевицкий сказал, что можете меня
выслать и расстрелять, но больше я не возьму в руки дирижерскую палочку. И, как это не странно, но такой вот характер и железная воля подействовали. Им
подписали паспорта. Они выехали из России в Прибалтику, но на границе у них выяснилось, что нет транзитной визы. Ее дали достаточно быстро, но надо было
заново подписывать паспорта у Менжинского. И Кусевицкий оставил жену на границе, был вынужден вернуться, пойти к Менжинскому, который сказал, что конечно,
подпишет, если у них будут визы эстонские. Тут он выложил паспорта с визами, тому ничего не оставалось, как подписать. Таким образом они выехали, но это
была ситуация на грани.

Самое смешное, что впоследствии, когда Кусевицкий выезжал, живя в Париже, дирижировать в Барселону, так же его остановили на таможне, на границе. И эти
воспоминания сразу всплыли в памяти. Но там пограничник собрал свою дежурную команду и сказал: «Перед вами знаменитый дирижер и музыкант Сергей Кусевицкий».
То есть, ситуация была прямо противоположной.

К. ЛАРИНА: Скажите, возвращаясь к Щербатову, по поводу дворца-музея. Его судьба какова?

Е. ИЛЮХИНА: Часть коллекции им удалось отправить в музей, потом его вещи поступали либо из музейного фонда, либо из румянцевского, тоже прекратившего свое
существование, музея…

К. ЛАРИНА: Сам же особняк был красивым…

Е. ИЛЮХИНА: Сам особняк был разграблен. Не осталось ничего, кроме отдельных фотографий. К сожалению, судьба его постигла печальная. Он же собирался передать
его в дар городу, уже говорил об этом с городским Главой и это, естественно, вызвало….

К. ЛАРИНА: Скажите, пожалуйста, Евгения, а есть потомки у того и другого, на сегодняшний день, которые, в какой-то степени, сохраняют наследие?

Е. ИЛЮХИНА: О потомках не могу сказать. По-моему, насколько я помню, у Кусевицкого не было детей. Но тут я просто заранее прошу прощения, если я что-то
перевираю, потому, что это все-таки, есть замечательное исследование Юзефовича, недавно вышла книга о Кусевицком, пока вышел том о русских годах. Я с благодарностью
хочу сказать, что мы им пользовались, потому, что музыковедение – это не наша прямая профессия, мы с трудом находили сведения. Я так поняла, что он помогал
до последнего, оставшегося здесь, членам семьи, кто-то из племянников играл у него в оркестре. А что-то о его детях мне ничего не известно.

К. ЛАРИНА: А какие-нибудь картины частного собрания Кусевицкого и Щербатова можно найти по миру? Поступают к вам что-то новое?

Е. ИЛЮХИНА: Практически нет. Из собрания Кусевицкого, но уже не из собрания из другого особняка, парижского, вещи в собрании Тобина, в Америке. Панно Натальи
Гончаровой, традиции общения с современными художниками остались у Кусевицкого и после отъезда из России. Они в собрании Тобина. А что-то еще, какие-то
отдельные вещи, которые у него были – не знаю, трудно сказать. Сейчас это все достаточно сложно, перевезти через границы – это большая проблема, поэтому,
я думаю, что это, к сожалению, нам не светит.

К. ЛАРИНА: Возвращаясь к выставке, которая идет до октября в Третьяковке, посвященная коллекционерам «Графика в московских частных собраниях конца XIX,
начала XX века». Кого бы Вы еще назвали из персонажей, которые требуют отдельного разговора, или все?

Е. ИЛЮХИНА: Я думаю, что касается судеб и роли людей, практически все, кто там представлен. Но, во-первых, все семейство, несколько династий, связанных
между собой, Морозовых. Они более известны, как коллекционеры французской живописи, но они собирали и русскую живопись, и коллекция миниатюр замечательная
была у Алексея Викуловича Морозова, и коллекция гравюр, для которой не хватило места, в основном она в Историческом музее. Потом, такие замечательные …
про Гиршмана мы уже говорили, замечательные такие персонажи, такие как Сергей Поляков, это человек, который был, знал 25 языков.

К. ЛАРИНА: Вот люди были!

Е. ИЛЮХИНА: Помогал, очень много поддерживал символистов – литераторов. И поэтов – символистов, которые посвящали ему свои произведения. Потом, коллекции
врачей очень интересные..

К. ЛАРИНА: Так что, впереди нас ждут встречи на эту тему, мы успеем еще, пока выставка длится, хотя бы одну программу провести на эту тему.

Спасибо большое. Евгения Илюхина, старший научный сотрудник Третьяковской галереи была нашей гостьей, а мы переходим к приглашениям.

«Эхо Москвы» рекомендует.

Сегодня последний день работы выставки собрания башкирского музея им. Нестерова. В инженерный корпус Третьяковской галереи стоит забежать хотя бы ради того,
чтобы увидеть эскиз к знаменитому «Ведению отроку Варфоломею». Сам Нестеров этот вариант забраковал, но нам безумно интересно увидеть, как из белой пустоты
холста вырастает, чуть намеченная рисунком, фигурка мальчика.

Люди, оказывается, здорово умеют летать. Факт этот зафиксировал лично фотограф Сергей Борисов. Его персонажи, настоящие кошки или Бетмены из комиксов, только
действие происходит сейчас и в России. Они прыгают по крышам, зависают над мостами, на шпильках рискуют соскользнуть раз и навсегда вниз, забираются на
самые вершинки домов, на трубы. Смелые модели, да и сам мастер тоже из храбрых – снимал питерские и московский андеграунд 80-х, Курехин, Гребенщиков, Цой,
его персонажи в пыльном Красном уголке запросто закуривали по одной с плакатным Владимиром Ильичом. Какие люди, какие характеры! Даже Амалия, тогда еще
Гольданская, уже есть. И все теперь на персональной выставке Сергея Борисова в Центральном Манеже.

В Историческом музее молодежь все еще запевает песни дружбы на выставке светлой памяти молодежи и студентов, а по соседству, в Кремле, к шикарной жизни
влечет ювелирная фирма «Картье», соблазнение бриллиантами продлится до 25 августа. Новый художественный центр «Винзавод», что за Курским вокзалом, позволяет
совместить прогулку по промышленно-вокзальному центру Москвы с просмотром выставок. На этот раз галерея «Айдан» на своей площадке и в цехе белого вина
показывает ретроспективу последних 15 лет. Каждый автор демонстрирует две работы 0 1997 и текущего 2007 года. В галерее «Проун» вы попадаете в лабиринт
из старых дверей, раньше они закрывали вход и выход в деревенских домах русского Севера, а сегодня – уже редкость, их собирают коллекционеры. Итак, «Винзавод».
Не ждите, что нальют. Теперь здесь центр искусства и царит трезвость.

Полная версия

Copyright © 2004 - 2006
Радиостанция «Эхо Москвы»