Александр Зиновьев и Андрей Караулов: впечатления от их беседы
Знаю Александра Александровича Зиновьева более сорока лет – с тех пор, как учился
в аспирантуре Института философии Академии наук СССР, а известный специалист
по формальной логике Зиновьев вместе с диалектическим логиком Эвальдом Васильевичем
Ильенковым издавали чрезвычайно остроумную настенную газету, читать которую съезжались
интеллектуалы со всей Москвы. Пара друзей была примечательная – гордость Института.
Хорошие были времена. К сожалению, Зиновьев казался мне несколько заумным, и
я пригласил в своей Университет
Молодого Марксиста лишь Эвальда Васильевича, у которого пользовался полным доверием
и пониманием.
Очень хорошую марксистскую школу прошел я в Институте философии АН СССР благодаря
общению и беседам с двумя выдающимися творческими марксистами – Эвальд Васильевич
Ильенков и Михаил Александрович Лифшиц. Если Ильенков ближе к логике Гегеля,
то Лифшиц казался мне ближе к экстатике Ницше. Именно Лифшиц помог мне осознать
глубину Георга Лукача и других нетривиальных истолкователей марксизма, постигающих
в нем его субъектную суть. Ильенков тоже глубоко трактовал исторический процесс,
и помню свои разговоры с ним
о Сталине. Очень глубоко переживал Эвальд Васильевич трагедию сталинских репрессий,
безоговорочно отвергал зло сталинщины, но в то же время он как ученик Гегеля
не мог не следовать установке «всё действительное разумно». И у него я постоянно
видел напряг между нравственным неприятием террора Сталина и диалектическим «оправданием»
сталинского периода в истории нашей страны.
Прошлой ночью с огромным интересом смотрел беседу Андрея Караулова с Александром
Зиновьевым на канале ТВЦ – какова методика ответов на каверзные вопросы, как
должен выступать ученый перед простыми зомбированными людьми.
Увы, Зиновьев как специалист по формальной логике не проявил в ответах нужной
гибкости и давал слишком ригидные оценки. Главный его интеллектуальный изъян
– слепота к субъектному измерению человека и истории. Вот Ильенков и Лифшиц,
находясь под воздействием философии Гегеля, осознавали важность субъектности,
хотя как марксисты они все же акцентировали социальность. А Зиновьев, как мне
показалось, находится в плену социальности и на первый план ставит «социальную
справедливость». Поэтому он не понимает сути
модернизации– ни индустриальной , ни нынешней постиндустриальной. А как можно
судить о Сталине, если не знать сути его индустриальной модернизации России?
И его ответы на вопросы Андрея Караулова о жертвах сталинского террора, о ГУЛАГе,
об убийстве Мейерхольда – выглядели позитивистски-фактологическими,а не историософски-онтологическими
Зиновьев правильно говорит, что к эпохе Сталина надо относиться именно так, как
должен ученый относится к любому другому объекту своего постижения – без особого
эмоционального вовлечения, а трезво и взвешенно, в системе координат своего общего
представления о мире и истории. Ещё мудрый Спиноза завещал – «не смеяться, не
плакать, не проклинать, но понимать». Зиновьев методологически так и старается
оценивать советскую эру, но часто эмоции у него берут верх, и он проигрывает
с точки зрения стороннего беспристрастного
зрителя. Он правильно указывает, что факты очень противоречивы, и можно подобрать
факты как «за», так и «против» чего угодно, и каждый факт следует оценивать лишь
в какой-то «надэмоциональной» ценностной системе. Можно клеймить Сталина, Ленина,
Наполеона, Чингисхана, Моисея за свершенные с их санкции преступления, а можно
всячески превозносить их за реализацию оригинальных проектов, за создание новых
типов обществ, за прокладывание нового курса мировой истории, за «переформатирование»
жесткого диска исторического
сущего, и т.д. Все люди, а тем более вожди народов и всего человечества – не
ангелы с крылышками, а борцы с косностью среды, с сопротивлением врагов. И они
пользуются силой, ибо иначе не были бы вождями. Александр Сергеевич Пушкин в
поэме «Медный всадник» выразил эту дилемму «всеобщего» и «отдельного», и «Фауст»
Гёте тоже отвечал на «вечный вопрос» о соотношении благих целей и ужасных средств,
а лучше всего всю эту проблематику проанализировал Гегель в трактате «Феноменология
духа».
Не очень убедителен был Зиновьев в конкретных оценках Андрея Сахарова и Александра
Солженицына – он их вообще смешал с дерьмом. Здесь у Зиновьева преобладают опять
эмоции, и прежде всего боль за развал Великой России и за её возможный уход из
истории. Это особая сложная тема – оценка Солженицына, Сахарова, Солоухина, Астафьева
и других «антиленинцев» и «антисоветчиков». Я постараюсь в Панлоге дать оценку
каждому из них, а также Шафаревичу, генералу Власову и другим спорным фигурам,
которые хотели Родине добра,
а кому-то может показаться, что они принесли Родине зло.
В целом Зиновьев, несмотря на возраст (ему 83 года), в отличной интеллектуальной
форме и даже, возможно, способен к научению. Надо с ним побеседовать по душам
и сообща выработать самую убедительную аргументацию, какая только возможна.