Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник


Информационный Канал Subscribe.Ru

Москва, 1952 год, улица Горького (ныне Тверская) – воспоминания

За утренним чаем читал подвернувшийся под руку желтоватый еженедельник «МК-Воскресенье»
(21-27 ноября 2004, № 45 /354/), отрывок из воспоминаний известного писателя-детективщика
и киносценариста Эдуарда Хруцкого «Сталин. Последний год» (стр. 34-35). Сравнил
со своими впечатлениями о 1952 годе. Хотя  Эдуард Анатольевич старше меня на
пять лет (он родился в 1933 году), но я все же хорошо помню последние сталинские
годы и вправе кое-что добавить и пояснить.

Во-первых, внизу среди нас, тогдашних тинэйджеров, культа Сталина не было, он
воспринимался как некая данность. Зато критического отношения к Сталину и его
режиму было предостаточно, и я помню долгие наши прогулки по Удельной, Быково
и Малаховке с горячими обсуждениями недостатков тогдашней советской послевоенной
жизни. В прогулках участвовали, кроме меня, такие известные ныне в России мои
одноклассники, как общественный деятель Игорь Алексеевич Кольченко, китаист-экономист
Александр Николаевич Анисимов, профессор-книговед Александр Александрович Гречихин,
а также Сергей Омилянчук и Геннадий Павлов. Другое дело, что мы с Сашей Анисимовым,
например, при всем своем критическом отношении к сталинским порядкам, искренне
интересовались теоретическими трудами Иосифа Виссарионовича Сталина, особенно
его работой «Марксизм и вопросы языкознания», которая произвела на нас обоих,
признаться,  довольно сильное впечатление. Да, был ажиотаж на похоронах Сталина,
многие из нашей Удельнинской средней школы № 1 поехали к гробу
вождя, но я и мои друзья – нет, поскольку нам претило идолопоклонение, мы считали
себя выше стадности.

Во-вторых, подтверждаю, что Москва в 1952 году, особенно улица Горького, нам
в самом деле представлялась домашней. Помню уютные уголки и забегаловки, о которых
так тепло пишет Эдуард Анатольевич. Вообще Москва за полвека хотя и изменялась,
однако теплоту быта и общения не утратила, всегда можно было у нас в столице
отвести душу, тепло посидеть с друзьями в знакомом пригретом месте. Нехватки
еды и яств не ощущалось, вкусно и дешево поесть – не было проблем.

Пожалуй, ещё одной особенностью московской жизни в 1952 году была бытовая близость
верхов и низов. Учились в одних и тех же школах, ходили на одни и те же мероприятия
и зрелища, катались на катках, знакомились, гуляли. И верхи запросто ходили в
гости к родственникам внизу, и наоборот. Поскольку мои родственники добились
постов и жили в элитных по-тогдашнему домах, я эту их доступность хорошо помню.
«А страна жила своей обычной жизнью, - свидетельствует Эдуард Хруцкой. – Люди
работали, выполняли очередной пятилетний план, ходили в гости и в театры, только
попрежнему боялись ночных звонков».

Насчет ночных звонков и репрессий у меня в памяти ничего не отложилось с тех
пор. Родители мои состояли в Коммунистической партии, а отец был партийным работником
– замполитом Быковского аэропорта. Жили мы стесненно, в одной комнате коммуналки,
и лишь перед кончиной Сталина возникли дома разговоры о врачах-вредителях и о
евреях-шпионах. Возможно, Эдуард Анатольевич, будучи постарше меня, больше уловил
из темной стороны сталинщины. 

Кипела и «теневая экономика», приспособились к темноте деловые люди. В нашей
Малаховке находился оазис тогдашних советских предпринимателей, они жили очень
хорошо на своих дачах – вершили торговые и финансовые операции друг с другом,
хозяйничали в скупках и в потребкооперации. Я тоже поучаствовал в этих делах,
специализируясь на посредничестве. Деньги можно было зарабатывать довольно легко,
если проявить предприимчивость. Во всяком случае, у меня тогда денег накопилось
больше, чем зарабатывали отец и мать за год вместе взятые.

А на улице Горького совершали променады и простые москвичи, и гости столицы,
и всякие знаменитости, и государственные мужи. Эдуард Хруцкой сообщает ряд живых
подробностей о Поскребышеве, Игнатьеве, Маленкове и других светилах. Мы в Удельной
близко общались с Маленковыми в «Маленковском санатории».

«Именно в 1952 году, - говорит Эдуард Хруцкий, - с московского Бродвея исчез
человек, который гулял там каждый вечер. Был он высок, элегантен и весьма импозантен.
Он шел, раскланиваясь с примелькавшимися столичными фланерами. И люди, с которым
он здоровался, вздрагивали от страха.
Это был министр госбезопасности Виктор Абакумов.
Все знали о его преданности Сталину, поэтому Берия и Маленков сделали так, что
его арестовали, а министром стал партработник Игнатьев» (стр. 35).

Жизнь человеческая весьма многообразна и в строгие рамки не укладывалась нигде
и никогда. А вектор – есть всегда. Сейчас наш вектор – в тупик. А в Украине?

http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/
Подписан адрес:
Код этой рассылки: culture.people.skurlatovdaily
Отписаться

В избранное