Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

ПРЕОДОЛЕНИЕ СПОРА О FILIOQUE ЧЕРЕЗ МОДЕЛЬ «ВЕЧНОГО ВОЗВРАЩЕНИЯ» И ОБРАЩЕНИЕ К
СВИДЕТЕЛЬСТВУ ИИСУСА ХРИСТА

Вчера пошел купаться, но снова зарядил дождь, и ноги сами привели меня на Люберецкую
книжную ярмарку, где я нагрузился книгами по искусству, истории и богословию
под завязку.

Листая одну из богословских книг, я возмутился попыткой автора объявить известные
слова Иисуса Христа из Евангелия Иоанна «Я и Отец – одно» (10:30) якобы позднейшей
вставкой. Не могут многие люди воспринять, что Сын Человеческий и есть Отец Небесный.
Это – полное непонимание главного в христианстве, в свидетельстве Иисуса Христа.

Во многих предшествующих заметках, особенно по прикладной эсхатологии, я систематизировал
учение Иисуса Христа и вроде бы неопровержимо показал, что Сплот Правоверных
Конца выныривает из Забыть как Царство Божье Начала. А Иисус Христос, телом Которого
является Сплот Правоверных (= Истинная Церковь), есть не только Посланник, но
и Кокон Отца. «Я в Отце Моем, а вы во Мне, и Я в вас» (14:20), - постоянно обращается
Он к правоверным. И ещё: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу,
как только через Меня. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего. И отныне
знаете Его и видели Его» (14:6-7).

Как можно объявлять чьей-то суетной позднейшей вставкой эту сердцевину Благой
Вести – «И видящей Меня видит Пославшего Меня» (12:45), «Я в Отце и Отец во Мне»
(14:11), и т.д. Вот если ученые обнаружат, что во Вселенной, кроме Рода Человеческого,
существуют другие экзистирующие существа, - тогда можно бесцеремонно относиться
к мифам и пророкам как к продуктам фантазирующего мозга. Но из модели «вечного
возвращения» вытекает, что поскольку мир пока существует, значит, мы единственные
люди в этом мире, ибо если бы какие-то экзистирующие существа возникли раньше
нас, то они раньше нас уничтожили бы мир сей, который во зле лежит, и сотворили
бы «новое небо» и «новую землю», ради чего человек с его Поставом (научно-техническим
субъектным порывом) и запрограммирован появиться на этом свете.

Разумеется, Иисус Христос, посланный в сей длящийся мир для организации и приуготовления
Сплота Правоверных к конечному Богосаможертвоприношению и обновлению цикла Священной
Истории («перезагрузки матрицы сущего), не тождественен Богу-Отцу  - «Отец Мой
более Меня» (14:28). Но в модели «вечного возвращения» взаимоотношения Бога-Отца
и Бога-Сына существенно глубже, чем подразумевает примитивная модель «прямого
времени», и напоминают взаимоотношения курицы и яйца. Кстати, отличный образ
такой «вечновозвращающейся» ситуации – в известной миниатюре индийской школы
Кангра, на которой в самозамкнутой круговой композиции изображена корова с теленком,
сосущим её вымя (комментарий – в моей написанной под редактурой и присмотром
Льва Николаевича Гумилева книге «Искусство стран Востока»). Поэтому нетривиальные
взаимоотношения между Богом-Отцом и Богом-Сыном и соответственно глубиннейший
спор между католичеством и православием об исхождении Духа Святого следует рассматривать
с двух взаимопредполагающих точек зрения – с точек зрения Вечности и Времени.

Посланный в мир сей Бог-Сын – это как бы, говоря словами Бориса Пастернака, 
«Вечности заложник у Времени в плену».

Штудирую сейчас купленную вчера книгу Владимира Николаевича Лосского (1903-1958)
«Боговидение» (Москва: ООО «Издательство АСТ», 2003. – 759 /9/ стр.), работы
«Исхождение Святого Духа в православном учении о Троице» (стр. 607-632) и «Искупление
и обожение» (стр. 632-645). Конечно, Владимир Николаевич – классик, и истинный
православный есть прежде всего правоверный, и поэтому работа «Искупление и обожение»
открывается глубокими словами Отцов Церкви (Иринея, Афанасия, Григория Богослова,
Григория Нисского) – «Бог соделался человеком, дабы человек смог стать Богом».


Меня привлекла тонкая трактовка спора о Filioque. Исходит ли Дух Святой, который
в заметках о «прикладной эсхатологии» сопрягается с составляемой правоверными
Программой перезагрузки-бутстрепа сущего, «от Отца через Сына», как настаивают
православные, или «от Отца и Сына», на чем упорствуют католики? 

Владимир Николаевич Лосский, опираясь на патристику и на «латинствующих греков»,
четко различает прежде всего аспект бытия (Вечности) и аспект проявления (Времени),
модус бытия ипостасного и модус бытия проявляющего. «От Отца, - учит Василий
Великий, - происходит Сын, Которым все получило бытие и с Которым всегда неразлучно
представляется нашему уму Святой Дух, ибо невозможно помыслить о Сыне, не будучи
просвещенным Духом Святым. Таким образом, с одной стороны, Дух Святый, Источник
всех подаваемых миру благ, связан с Сыном, с Которым Он представляется неразлучно;
с другой стороны, Его бытие зависит от Отца, от Которого Он исходит. Следовательно,
отличительной причиной ипостасного Его свойства есть то, что Он проявляется после
Сына и с Сыном, а бытие имеет от Отца. Что касается Сына,  Который Собою и вместе
с Собою дает познавать Духа, исходящего от Отца, только Он сияет от нерожденного
Света, как единственный Сын; это Его собственный признак, который отличает Его
от Отца и от Святого Духа и обозначает Его как личность. А Сей над всеми Бог
один имеет тот пресущественный  признак Своей ипостаси, что только Он есть Отец,
и не происходит ни из какого начала; именно по этому признаку Он познается как
Личность». 

К сожалению, В.Н. Лосский несколько упрощает причины, по которым западное христианство
приняло догму Filioque («и от Сына»). При обсуждении полемики на Ферраро-Флорентийском
соборе 1438 года я неделю назад показал, что ведущий византийский мыслитель Гемист
Плетон (основатель и руководитель духовного центра в Мистре) и его ученик Виссарион
Никейский  вместе с Марком Ефесским и Московским митрополитом Исидором столкнулись
с ученостью и убежденностью католических богословов, прежде всего Андрея Родосского
и Иоанна Рагусского, и не смогли их переспорить. Гемист Плетон и Марк Ефесский
не стали подписывать Унию, а Виссарион Никейский и Исидор Московский, скрепя
сердце, ради обещания католического Запада спасти православную Византию от натиска
турок согласились с тем, что Filioque имеет право на существование в христианской
догматике. За это ревностные противники Filioque в Москве согнали Исидора с митрополичьего
престола, и он был вынужден бежать в Рим к своему другу Виссариону, которому
тоже пришлось покинуть Константинополь из-за возмущения православных.

Не в недопонимании дело, а в гордыне. Сказано же Иисусом Христом – «Я и Отец
– одно» (Иоанн 10:30). Значит, полагают западные богословы, Дух Святой исходит
и от Отца, и от Сына, забывая при этом христологическую аксиому, неоднократно
подчеркиваемую Иисусом Христом – «Я исшел от Бога. Я исшел от Отца и пришел в
мир» (Иоанн 16:27-28). Filioque стало средством искусственных родов субъектности
Запада с его чреватыми сатанизмом  Гуманизмом, Реформацией, Просвещением и научно-техническим
материализмом. А Владимир Лосский чуть ли не сводит принятие Filioque к невежеству
западных богословов. «Легко можно себе представить, - пишет он, - как трудно
было грубым, богословски непросвещенным умам западных людей эпохи  Каролингов
уловить разницу между ипостасным бытием Духа Святого и превечным.проявлением
Божественной природы в Его Лице. Можно предположить, что  именно истину этого
различия и должны были выразить - до IX века - первые формулировки учения о Филиокве
в Испании и других местах» (стр. 631).

Более того, считает В.Н. Лосский, даже учение о Филиокве блаженного Августина
можно якобы толковать в этом именно смысле, «но здесь вопрос более тонкий, и
само собой напрашивается богословское исследование его трактата De trinitate,
чего еще до сих пор православные не сделали». Здесь русский богослов прав, и
меня данный трактат Августина тоже очень интересует, я уже попытался подступиться
к нему в заметках «Аврелий Августин, стрела времени и вечное возвращение» от
26 июля 2003 года и «О эстетической теодиции, номогенезе и «семенах вещей»» от
30 июля 2003 года.

Накал страстей из-за Filioque между католиками и протестантами не ослабевает
по сей день, препятствует приезду Папы Римского в Москву, ломает души слабых.
Учение о Филиокве, то есть ипостасном исхождении Духа Святого от Отца и Сына,
как от Единого Начала, обретает свое точное и окончательное выражение в великую
эпоху схоластики. «После Соборов Лионского и Флорентийского, - констатирует Владимир
Николаевич Лосский, - уже  невозможно было толковать латинскую формулу  похождения
Духа Святого как превечное проявние Божества. Поэтому римско-католическое богословие
не могло уже принимать энергийных проявлений Троицы: оно  нанесло бы этим урон
Божественной «простоте». В  Троице больше не остается места и для энергий вне
 Божественной сущности: они только тварные эффекты, только акты воли, подобные
акту сотворения» (стр. 631).

В сущности, Владимир Лосский и почти всё православное богословие предлагает католичеству
смирить гордыню и отказаться от Filioque. Мол, иначе «западные богословы должны
будут преподавать учение о тварном характере славы, о тварности всеосвящающей
благодати, они должны будут отказаться от обожения и в этом окажутся очень последовательными:
это первые плоды их триадологии» (стр. 631-632).

Владимиру Николаевичу кажется, что западное человекобожие ничего общего не имеет
с православным (особенно исихастским) пониманием обожения и богочеловечества.
Действительно, можно сослаться на Фридриха Ницше и Мартина Хайдеггера и на их
трактовку нигилизма и обезбоживания как судьбы Запада. Можно возразить, что ницшеанский
«сверхчеловек», вооруженный познанием законов и программ сущего, на самом деле
способен играть роль Бога-Отца. Разве религиозно воспринимаемый коммунизм не
подразумевал «штурма Неба», сотворение райского «Царства Божьего» на земле? 
В  западном христианстве есть некий верный бытийный  акцент, выраженный фактически
как отождествление  Отца Небесного и Сына Человеческого в догме Filioque. Поэтому
призывать западных христианских богословов отказаться от полуторатысячелетней
догмы - это утопия, поскольку Filioque есть сама суть западной цивилизации.

Примирение между православными и католиками может произойти, обтекаемо формулирует
Владимир Николаевич Лосский, и «Филиокве» не будет больше irnpedimenturn dirimeus
(«решающим препятствием к догматическому примирению») «только с того момента,
как застывший в своей доктринальной изоляции Запад перестанет принимать византийское
богословие за абсолютное  новшество и признает, что оно есть выражение одних
только истин Предания, тех же, что находим мы в менее разработанной форме у отцов
Церкви первых веков».  «Тогда мы поймем, что все, кажущееся абсурдным для богословия,
в котором вера прибегает к методам философским, не является абсурдом для ума,
открытого полному приятию Откровения, к разумению «смысла Писания», слова которого
были когда-то «безумием» для эллинских философов. Эллины же, став сынами Церкви,
перестали быть эллинами. Поэтому и смогли они облечь христианскую веру в нетленную
богословскую броню. Пусть, в свою очередь, и латиняне не остаются только латинянами
в своем богословии. Тогда мы вместе будем исповедовать нашу.кафолическую веру
в Пресвятую Троицу, Которая живет и царствует в вечном сиянии Своей славы» (стр.
632).

Это – типичная благая декларация. Не откажутся католики от Filioque, поскольку
эта догма, повторяю, выражает самое нутро Запада. Другое дело – превзойти эту
догму и это догматическое разделение западной и восточной церквей через Правую
Веру, в которой благодаря осознанию и принятию кажущегося абсурда «вечного возвращения»
гармонизируется соотношение между Вечностью и её «подвижным образом» (Время),
между модусом бытия ипостасного и модусом бытия проявляющегося. Примем свидетельства
Иисуса Христа и его четкие слова о том, что «Я и Отец – одно», в буквальном смысле,
и разведем их по двум ракурсам – с точки зрения Вечности и с точки зрения Времени.
Если имеем перед глазами извечный «Круг Времени», то оба ракурса – едины. Возвышаемся
мы субъектно-господски sub speciem  aeternitas («с точки зрения вечности») над
этим Кругом Времени – и абсолютно правоверна догма Filioque. Включены мы саможертвенно-исихастски
в умное со-творение («программирование») этого Круга Времени и следуем  сквозь
вьюги и тьмы лежащего во зле мира за Иисусом Христом, идущим впереди нас в «белом
венчике из роз», - и абсолютно правоверно Православие.

Одно без другого – бессмысленно.