[svoboda] Неприкасаемые
Неприкасаемые
Для затравки расскажу вам притчу.
Стояла в одном городе кирпичная пятиэтажка 73-го года постройки, и висела на
ней жестяная табличка: <Дом борется за звание "Дом образцовой культуры быта
и содержания">.
Раньше такие таблички ржавели на каждом углу. Для отчетности. Однако жильцы
нашей аллегорической пятиэтажки боролись всерьез. Проводили общие собрания в
сквере у песочницы. Разбирали полеты. Вместе ломали голову: как бы еще
окультурить быт. Спорили до хрипоты, не церемонясь. Вставали на разные
идеологические позиции.
- Все балконы надо застеклить! - кричали одни.
- Главное в балконе - индивидуальность! - возражали другие.
- Все рамы перекрасить в цвет морской волны! - предлагали одни.
- Выбор цвета рамы - неотъемлемое право каждого жильца! - горячились другие.
- А в песочнице гадить - это вашей болонки неотъемлемое право?
- Клевета! Инесса никогда не справляет нужду в песочнице!
- Да Петр Семеныч видел собственными глазами! Потрудитесь научить животное
ходить за периметр двора!
- А вашего сынка кто научит не водить пэтэушников на детскую площадку?..
Ну и так далее. За словом никто в карман не лез, но и до драк не доходило.
Покричат, договорятся, разойдутся.
В общем, давно бы заслужил наш дом вожделенное звание, если б не Иванов из
двадцатой квартиры. На собраниях он объявлялся редко. Если приходил,
повестка дня неизменно накрывалась медным тазом: разинет Иванов пасть и учит
всех жить, пока не стемнеет. Других он при этом не слушал в принципе. Денег
на благоустройство двора не вносил. График уборки подъезда игнорировал. Зато
расклеил по стенам китайскую пленку с котами и отхапал половину лестничной
площадки. Отгородил ее фанерой - дескать, всем Ивановым положена
<расширенная прихожая>. На балконе жег всякую дрянь, а в окна выставлял
колонки на 50 ватт: пусть микрорайон притащится от Стаса Михайлова. Жену
Иванов прилюдно таскал за волосы, детей лупил ремнем до крови. А на досуге
строчил во все инстанции жалобы на соседей.
Никому другому наши жильцы не спустили бы и сотой доли таких безобразий.
Вмиг содрали бы китайских котов, разломали фанеру и вызвали милицию. Но
Иванов, понимаете ли, был неприкасаем. Только заикнется кто про его выходки,
сразу шиканье со всех сторон:
- Тсс! Иванов заслуживает особого отношения! Во-первых, он очень ранимый. А
во-вторых, он же и убить запросто может. Знаете, какая у него биография?
Все знали, какая у Иванова биография, и срочно меняли тему разговора.
На этом месте притча заканчивается, а читатель недоумевает:
- Дураки твои жильцы. <Ранимый>! Нечего с такими цацкаться. Не хочет
уживаться с людьми на равных - пускай проваливает на хутор бабочек ловить.
Вот и я недоумеваю.
Почему одни жильцы пятиэтажки по имени Земля по-прежнему ранимей других?
Я понимаю, если мировоззрение в наличии одно, причем единственно верное. К
таким временам и странам вопросов нет. Открываешь, допустим, <Краткий
философский словарь> 1952 года издания, а там тебе черным по белому: <Сила
марксистско-ленинского мировоззрения неодолима>. Платону в этом философском
словаре отведена ровно одна страница, а И. В. Сталину - восемь, и это не
считая гениальных цитат во всех прочих статьях. Плюс вкладка с портретом.
Сразу понятно, кто тут Иванов, насколько он ранимый и с каким придыханием
следует отзываться о марксизме-ленинизме.
Полезно также открыть конституцию Исламской Республики Иран. Например, перед
командировкой. На первой же странице <божественные откровения и их
основополагающая роль в толковании законов>, а заодно <Страшный суд и его
конструктивная роль в человеческом совершенствовании>. И сразу ясно: другие
взгляды на человеческое совершенствование в Иране не предусмотрены. Не
хочешь обидеть ранимых имамов - молчи про ислам в тряпочку. Надо выпустить
пар на людях - клейми коварных сионистов.
Наконец, полистаем Ветхий Завет, сочиненный для внутриплеменного
употребления на территории Ближнего Востока 25-вековой давности. <Хулитель
имени Господня, - популярно объясняет нам анонимный автор, - должен умереть,
камнями побьет его все общество: пришлец ли, туземец ли станет хулить имя
Господне, предан будет смерти>. Что тут непонятно? Попадешь к древним
евреям - держи свои соображения об их моральном облике при себе. Живее
будешь.
Нет, недоумение мучает не в древней Палестине. Оно мучает здесь и сейчас. На
той части планеты, где законы гарантируют свободу мысли, слова и мирного
протеста. Где можно иметь самые разные убеждения - и до хрипоты, не
церемонясь, спорить о чем угодно. Лишь бы имелись доводы помимо брани и
мордобоя.
Любая свобода имеет цену. За свободу мировоззрения приходится платить
толстой кожей. Либерализм, марксизм, национализм, феминизм, вегетарианство,
мальтузианство, гомеопатия - какие бы взгляды ни водились в наших головах и
как бы мы ни чахли над ними, долг перед обществом у нас один: терпеть едкую
критику, сносить насмешки и точить аргументы вместо ножей. Ни одна
идеология, ни одна сокровенная страсть не застрахована от безжалостных
нападок. Попробуйте в публичном споре заикнуться про особую <ранимость>
экологических активистов или фанатов <Властелина колец>. Устанете измерять
глубину лужи, в которую сели.
Неприкасаемый Иванов у современного общества только один.
Имя ему религия.
Разумеется, нынешняя Европа не Пакистан. Здешние суды больше не
приговаривают к смертной казни за оскорбление пророка, а полиция не хватает
одиннадцатилетних девочек, <осквернивших> Коран. Но и законы ряда стран ЕС
по сей день окружают веру в сверхъестественное материнской заботой.
Итальянский УК обещает до 5000 евро штрафа всякому, кто <публично оскорбит
религиозную конфессию>. В Ирландии публикация или произнесение <текста
богохульного содержания> может обойтись в 25 000 евро. В Германии за
<грубое> хулиганство во время религиозной службы, в принципе, могут дать до
трех лет (к чести немцев надо сказать, что наряду с религиями закон бережет
некие <мировоззренческие объединения>).
А главное, почти везде - даже в стране вроде Швеции, где последний закон об
<оскорблении чувств верующих> сдали в музей сорок лет назад, а мусульман
заставляют резать овец с использованием анестетиков, - широкая
общественность намертво свыклась с особой ранимостью религиозного взгляда на
мир. Люди, ненавидящие насилие и готовые отдавать ползарплаты на борьбу за
права женщин и детей, начинают невразумительно мямлить, если оказывается,
что посольства горят и права попираются во имя какого-то бога.
Почему религиозное мировоззрение равнее других? Почему мы, как в
гипнотическом трансе, без конца твердим про особое уважение к людям, которые
даже не могут представить себе нравственность без веры в загробный
приемник-распределитель?
Можно долго обсуждать исторические причины. Тысячи лет религия была
единственным доступным суррогатом философии, медицины, морали и тех самых
законов, которые продолжают ее беречь. Какая цивилизация оправится от такой
родовой травмы за пару коротких столетий? Ситуация усугубляется тем, что
религию по-прежнему прививают с раннего детства. Как следствие, миллионы
людей не отличают веру в сверхъестественное от этнической принадлежности, а
любая критика религиозного мировоззрения отметается как проявление
ксенофобии.
Все это помогает понять, почему мы смиряемся с <ранимостью> верующих. Но не
объясняет природу самой ранимости.
А природу религиозной ранимости огласили на днях в Хамовническом суде.
<Действия Толоконниковой, Самуцевич и Алехиной, - зачитала судья Сырова, -
возбуждают у них (верующих. - К. А.) ненависть и вражду>. К кому? К
Толоконниковой, Самуцевич и Алехиной - к кому ж еще? Косноязычный приговор
невольно выдал гнусную тайну: трем девушкам впаяли два года тюрьмы за то,
что некоторые православные граждане Российской Федерации решили их
возненавидеть.
Член Общественной палаты РФ С. Марков выразился еще ясней: <если Pussy Riot
выходят на свободу без наказания>, то оскорбленные любители бога и РПЦ
<совершат самосуд и линчевание участниц панк-молебна>. Иными словами, судья
Сырова милостиво укрыла Pussy Riot за решеткой от нашего коллективного
Иванова. Теперь неприкасаемым осталось лишь ходить по московским кафе и
натравливать полицию на всякого, кто наденет футболку с политической
просьбой к Богородице. Молите их обиженного бога, чтобы они, войдя во вкус,
не начали резать переводчиков <панк-молебна> на иностранные языки. В конце
концов, у них есть сияющий пример для подражания: исламские братья по
неприкасаемости, зверски убившие японского переводчика <Сатанинских стихов>
Салмана Рушди.
<Ранимость> верующих не в тонкости душевного устройства, а в готовности
благословлять насилие, если уж не душить неверных собственноручно. Такой
ранимости у нас пруд пруди и безо всякой религии. Заветное желание
расправиться с инакомыслящими посещает не только религиозные мозги. Но
только верующие получают двойную санкцию на ненависть: и от своего
милосердного бога, и от общества, бубнящего несвежую мантру об <уважении
религиозных чувств>.
Не хотите терпеть Иванова всю жизнь?
Забудьте о его ранимости.
Константин Андреев
