Любовь - не чувство

Здравствуйте, уважаемые участники рассылки и дорогая Павлюченкова Анастасия!
Среди груды своих писем отыскала одно привлекшее мое внимание
отправленное некогда тобой, дорогая Настя, и так актуальное для меня сейчас.
Поэтому я надеюсь, что ты не обидешся, если я его тут сегодня повторю. :)

Любовь - не чувство

Научитесь тому, как создать счастливую семью: онлайн курс
<<Основные принципы строительства семьи>>

Я уже сказал, что
любовь - это
действие, деятельность. Здесь мы подходим еще к одному серьезному
недоразумению относительно любви, которое следует внимательно
рассмотреть. Любовь - не
чувство. Очень многие люди, испытывающие чувство любви и даже
действующие под диктовку этого чувства, совершают фактически акты
не-любви и разрушения.
С другой стороны, подлинно любящий человек часто предпринимает любовные
и конструктивные действия по отношению к лицу, которое ему явно не
симпатично,
к которому он в этот момент чувствует не любовь, а скорее отвращение.

Чувство любви - это эмоция, сопровождающая переживание катексиса.
Катексис, напомним, - это событие или процесс, в результате которого
некий объект становится
важным для нас. В этот объект ("объект любви" или "предмет любви") мы
начинаем вкладывать свою энергию, как если бы он стал частью нас самих;
эту связь
между нами и объектом мы также называем катексисом. Можно говорить о
многих катексисах, если у нас одновременно действует много таких связей.
Процесс прекращения
подачи энергии в объект любви, в результате чего он теряет для нас свое
значение, называется декатексисом.

Заблуждение относительно любви как чувства возникает из-за того, что мы
путаем катексис с любовью. Это заблуждение нетрудно понять, поскольку
речь идет
о подобных процессах; но все же между ними есть четкие различия.

Прежде всего, как уже отмечалось, мы можем переживать катексис по
отношению к любому объекту - живому и неживому, одушевленному и
неодушевленному. Так,
кто-то может испытывать катексис к фондовой бирже или к ювелирному
изделию, может чувствовать к ним любовь. Во-вторых, если мы испытываем
катексис к другому
человеческому существу, то это вовсе не значит, что нас сколько-нибудь
интересует его духовное развитие. Зависимая личность практически всегда
боится духовного
развития собственного супруга, к которому она питает катексис. Мать,
упорно возившая сына в школу и обратно, несомненно испытывает катексис к
мальчику:
он был важен для нее - он, но не его духовный рост. В-третьих,
интенсивность наших катексисов обычно не имеет ничего общего ни с
мудростью, ни с преданностью.
Двое людей могут познакомиться в баре, и взаимный катексис окажется
столь сильным, что никакие ранее назначенные встречи, данные обещания,
даже мир и покой
в семье не сравнятся по важности - на некоторое время - с переживанием
сексуального наслаждения. Наконец, наши катексисы бывают зыбкими и
мимолетными.
Упомянутая пара, испытав сексуальное наслаждение, тут же может
обнаружить, что партнер непривлекателен и нежелателен. Декатексис может
быть столь же быстрым,
как и катексис.

Подлинная любовь, с другой стороны, означает обязательство и действенную
мудрость. Если мы заинтересованы в чьем-то духовном развитии, то
понимаем, что
отсутствие обязательства будет, скорее всего, болезненно восприниматься
этим человеком и что обязательство по отношению к нему необходимо прежде
всего
нам самим, чтобы проявить нашу заинтересованность более эффективно. По
этой же причине обязательство является краеугольным камнем психотерапии.
Почти невозможно
достичь заметного духовного роста у пациента, если психотерапевт не
сумеет заключить с ним "лечебный союз".

Другими словами, прежде чем пациент отважится на серьезные перемены, он
должен почувствовать уверенность и силу, а значит, не сомневаться, что
врач - его
постоянный и надежный союзник.

Для того чтобы союз возник, врач должен демонстрировать пациенту, обычно
на протяжении значительного периода, последовательную и ровную заботу, а
это возможно
только тогда, когда врач способен быть обязательным и преданным. Это не
означает, что врач всегда испытывает удовольствие от выслушивания
пациента. Обязательство
состоит в том, что врач - нравится ему это или нет - выслушивает
пациента всегда. Точно так же, как в семейной жизни: в здоровой семье,
как и в терапевтической
работе, партнеры должны регулярно, повседневно и преднамеренно уделять
друг другу внимание, независимо от того, что они при этом чувствуют. Как
говорилось
выше, влюбленность у супружеских пар рано или поздно проходит; и именно
в этот момент, когда инстинкт совокупления завершает свою миссию,
появляется возможность
настоящей любви. Именно тогда, когда супруги не желают больше находиться
друг с другом беспрерывно, когда время от времени им хочется побыть
врозь, - начинается
проверка их любви и выясняется, существует эта любовь или нет.

Это не означает, что партнеры в устойчивых, конструктивных
взаимоотношениях - например, в интенсивной психотерапии или в браке - не
могут испытывать катексис
друг к другу и к своим отношениям; они его и испытывают. Но речь идет о
том, что подлинная любовь превосходит катексис.

Если любовь есть, то при этом катексис и любовное чувство могут тоже
существовать, но их может и не быть. Конечно, легче - даже радостно -
любить с катексисом
и с чувством любви. Но можно любить и без катексиса и любовного чувства:
как раз осуществлением такой возможности и отличается истинная любовь от
простого
катексиса.

Ключевым словом для различия является слово "воля". Я определил любовь
как волю к расширению собственного Я для того, чтобы питать духовный
рост другого
человека или собственный. Истинная любовь - преимущественно волевая, а
не эмоциональная работа. Человек, который по-настоящему любит, поступает
так в силу
решения любить. Этот человек взял на себя обязательство быть любящим,
независимо от того, присутствует ли любовное чувство. Если оно есть, тем
лучше; но
если его нет, то решимость любить, воля любить все равно остается и
действует. И наоборот, для любящего не только возможно, но и обязательно
избегать действий
под влиянием любых чувств. Я могу познакомиться с чрезвычайно
привлекательной женщиной и испытывать к ней любовное чувство, но,
поскольку любовная интрига
может разрушить мою семью, я скажу себе вслух или в тишине души:
"Похоже, я готов любить вас, но я себе этого не позволю". Подобным же
образом я отказываюсь
брать нового пациента, более привлекательного и как будто перспективного
в смысле лечения, потому что мое время уже посвящено другим пациентам,
среди которых
есть и менее привлекательные, и более трудные.

Мои чувства любви могут быть неисчерпаемыми, но моя способность быть
любящим - ограничена. Поэтому я должен выбрать человека, на котором я
сосредоточу свою
способность любить, на которого я направлю мою волю любить. Истинная
любовь - это не чувство, переполняющее нас; это обязывающее, обдуманное
решение.

Эта всеобщая склонность путать любовь с чувством любви позволяет людям
всяческими способами обманывать себя. Пьяница-муж, чья семья в настоящую
минуту нуждается
в его внимании и помощи, сидит в баре и со слезами на глазах говорит
бармену: "Я ведь очень люблю свою семью!" Люди, грубейшим образом
пренебрегающие собственными
детьми, чаще всего считают себя самыми любящими из родителей. Вполне
очевидно, что в этой тенденции смешивать любовь с чувством любви кроется
определенная
эгоистическая подоплека: это ведь так легко и красиво - видеть
подтверждение любви в собственных чувствах. А искать это подтверждение в
собственных действиях
- трудно и неприятно. Но поскольку истинная любовь является актом воли,
который часто превосходит эфемерные чувства любви, или катексис, то
правильнее
всего будет сказать: "
Любовь есть
постольку, поскольку она действует". Любовь и нелюбовь, как добро и
зло, - категории объективные, а не чисто субъективные.

Мы теперь можем видеть тот существенный компонент, который делает
психотерапию эффективной и успешной. Это не "безусловно положительное
отношение", не магические
слова, техники или жесты; это человеческая вовлеченность и борьба. Это
воля и готовность врача расширить свое Я ради питания духовного роста
пациента,
готовность идти на риск, искренне вовлечься на эмоциональном уровне в
отношения, искренне бороться с пациентом и с собой. Одним словом,
существенный ингредиент
успешной, глубокой, значительной психотерапии - любовь.

Характерно - и почти невероятно: обширная западная профессиональная
литература по психотерапии игнорирует проблему любви. Индийские гуру
нередко просто
и без церемоний говорят о том, что любовь - источник их силы. Ближе
всего к этому вопросу подходят те западные авторы, которые предпринимают
попытки анализировать
различия между "успешными" и "неуспешными" психотерапевтами; обычно
характеристики успешных врачей содержат такие слова, как "тепло" и
"сопереживание".
Но чаще всего вопрос о любви приводит нас в замешательство. Этому есть
целый ряд причин. Одна из них - смешение понятий подлинной любви и столь
пропитавшей
нашу культуру романтической любви, а также другие смешения, о которых
шла речь в этой главе.

Другая причина в том, что "научная медицина" склонна ко всему
осязаемому, рациональному, измеримому, психотерапия же как профессия
формировалась в значительной
степени за пределами "научной медицины".

Поскольку любовь - феномен неосязаемый, неизмеримый и сверхрациональный,
то научному анализу он не поддается.

Еще одна причина - сила психоаналитических традиций в психиатрии; эти
традиции с их идеалом холодного, отчужденного психоаналитика лежат на
совести не столько
Фрейда, сколько его последователей. Согласно этим традициям, всякое
чувство любви, которое пациент испытывает к врачу, обычно клеймится
термином "перенос",
равно как и всякое чувство любви врача к пациенту - "контрперенос";
разумеется, оба эти чувства считаются аномалией, частью проблемы, а не
ее решением,
и их необходимо избегать.

Это совершенный абсурд. Перенос, как упоминалось в предыдущей главе,
относится к неприемлемым чувствам, восприятиям и реакциям. Нет ничего
неприемлемого
в том, что пациенты начинают любить врача, который искренне выслушивает
их час за часом и не судит их, а воспринимает их как они есть, как их,
вероятно,
никто раньше не воспринимал; он не использует их в своих целях, и он
облегчает их страдания. На практике содержание переноса во многих
случаях таково,
что оно мешает развитию у пациента любовного отношения к врачу, и тогда
лечение заключается в преодолении переноса, так, чтобы пациент смог
испытать успешное
любовное отношение, нередко впервые в жизни.

Подобным же образом, нет ничего неприемлемого в том, что у врача
возникает чувство любви к пациенту, когда пациент подчиняется дисциплине
психотерапии,
принимает участие в лечении, охотно учится у врача и через эти отношения
начинает успешно развиваться. Интенсивная психотерапия во многих
отношениях напоминает
возобновление родительских отношений с ребенком. Чувство любви у
психотерапевта к пациенту столь же приемлемо, как и чувство любви у
хорошего родителя
к своему ребенку. Более того, с точки зрения успешного лечения любовь
врача к пациенту благотворна, и если успех приходит, то лечебные
отношения становятся
взаимно любовными. И врач неизбежно будет испытывать любовное чувство,
совпадающее с подлинной любовью, которую он проявил по отношению к пациенту.

В большинстве случаев душевная болезнь обусловлена отсутствием или
дефектом любви, которая требуется конкретному ребенку от его конкретных
родителей для
успешного роста и духовного развития. Очевидно, таким образом, что для
исцеления с помощью психотерапии пациент должен получить от
психотерапевта хотя
бы часть подлинной любви, которой был лишен в детстве. Если
психотерапевт не может по-настоящему любить пациента, лечение не
состоится. Никакое обучение
и никакие дипломы психотерапевта не помогут, если он не может расширить
свою душу через любовь к пациенту; общие результаты врачебной практики
такого психотерапевта
будут низкими. И наоборот, недипломированный, непрофессиональный врач с
минимальной подготовкой, но с огромной способностью любить достигает
таких же высоких
результатов, как и самые лучшие психиатры.

Поскольку любовь и секс тесно переплетены и взаимосвязаны, то здесь
уместно будет кратко затронуть проблему сексуальных отношений между
психотерапевтами
и их пациентами - проблему, в наше время нередко привлекающую
пристальное внимание прессы. Ввиду необходимо любовного и интимного
характера психотерапевтического
процесса между пациентами и врачами естественно и неизбежно возникают
сильные - или чрезвычайно сильные - взаимные сексуальные влечения. Тяга
к сексуальному
завершению таких влечений может быть огромной. Я подозреваю, что
некоторые психиатры-профессионалы, бросающие камень в психотерапевта,
который вступил
в сексуальную связь с пациенткой, сами не могут быть любящими врачами и
не могут по-настоящему понять эту колоссальную тягу. Скажу больше: если
бы у меня
возникла такая ситуация, когда после тщательного и здравого размышления
я пришел бы к выводу, что сексуальные отношения с пациенткой будут
существенно
благотворны для ее духовного роста, - я решился бы на эти отношения. За
пятнадцать лет практики, однако, такого случая у меня не было, и я плохо
представляю
себе, как он мог бы реально возникнуть. Прежде всего, как я уже говорил,
роль хорошего врача аналогична роли хорошего родителя, а хорошие
родители не допускают
сексуальной связи со своими детьми по ряду очень важных причин. Смысл
работы родителя заключается в том, чтобы принести пользу ребенку, а не
использовать
ребенка для собственного удовлетворения. Смысл работы врача - принести
пользу пациенту, а не использовать пациента в своих интересах.

Задача родителя - поддержать ребенка на пути к независимости; задача
врача по отношению к пациенту - та же самая. Трудно представить, каким
образом врач,
вступивший в сексуальную связь с пациентом (пациенткой), не использовал
бы пациента для удовлетворения собственных потребностей или каким
образом он способствовал
бы при этом независимости пациента.

У многих пациентов, особенно соблазнительной внешности, с детства
развивается сексуализированный характер привязанности к одному из
родителей, что, несомненно,
препятствует свободе и развитию ребенка. И теория, и немногие доступные
нам практические факты подтверждают, что сексуальные отношения между
врачом и таким
пациентом скорее закрепляют незрелые привязанности пациента, чем
ослабляют их. Даже если эти отношения не доводятся до сексуального
завершения, "влюбленность"
между врачом и пациентом разрушительна, поскольку, как мы видели, всякая
влюбленность влечет за собой сужение границ эго и ослабление нормального
чувства
отдельности между индивидами.

Врач, влюбившийся в пациента, видимо, не может быть объективным в
отношении его, пациента, нужд или отделить эти нужды от собственных.
Именно из любви к
своим пациентам врачи не позволяют себе удовольствия влюбляться в них.
Поскольку истинная любовь требует уважения к отдельной личности
любимого, подлинно
любящий врач признает и принимает тот факт, что жизненный путь пациента
является - и должен являться - отдельным от жизни врача. Для некоторых
врачей это
означает, что их пути никогда, за исключением лечебного времени, не
должны пересекаться с путями пациентов.

Мы уже обсуждали утверждение, что психотерапия может быть - и должна
быть, если речь идет об успешной психотерапии, - процессом подлинной
любви. В традиционных
психиатрических кругах такое представление выглядит несколько
еретическим. Не менее еретической оказывается и другая сторона этой
монеты: если психотерапия
- процесс подлинной любви, то всегда ли любовь терапевтична? Если мы
по-настоящему любим своих супругов, родителей, детей, друзей, если мы
расширяем свое
Я, чтобы питать их духовный рост, значит ли это, что мы осуществляем
психотерапию по отношению к ним?

Мой ответ: безусловно.

Время от времени мне приходится слышать за коктейлем: "Наверное, нелегко
вам, мистер Пек, отделять вашу социальную жизнь от профессиональной.
Ведь, в конце
концов, нельзя же все время только и делать, что анализировать свою
семью и друзей?" Обычно такой собеседник просто поддерживает скучный
разговор; он не
интересуется серьезным ответом и не готов его воспринять.

Но иногда ситуация предоставляет мне возможность провести урок или
практическое занятие по психотерапии прямо на месте, объясняя, почему я
даже не пытаюсь
и не хочу пытаться отделить профессиональную жизнь от личной. Если я
замечаю, что моя жена или дети, родители или друзья страдают из-за
иллюзий, фальши,
невежества, ненужных осложнений, - я обязательно делаю все возможное,
чтобы расширить, распространить себя на них и, насколько удастся,
исправить ситуацию,
точно так же, как я это делаю для моих пациентов за деньги.

Могу ли я отказать собственной семье и друзьям в моей мудрости, моих
услугах и любви на том основании, что они не подписали договор и не
оплачивают мое
внимание к их психологическим проблемам? Конечно, нет. Как могу я быть
хорошим другом, отцом, супругом или сыном, если не использую все
возможности и свое
профессиональное мастерство, чтобы научить любимых людей тому, что я
знаю, и оказать им всю возможную помощь в духовном развитии каждого из
них? Кроме
того, я рассчитываю на такую же ответную помощь друзей и членов семьи, в
пределах их возможностей. Я научился у детей многим полезным вещам, хотя
их критика
временами бывает неоправданно грубой, а поучения не столь
глубокомысленны, как у взрослых.

Моя жена направляет меня не меньше, чем я направляю ее. Мои друзья не
были бы моими друзьями, если бы они таили от меня свое неодобрение или
любовный интерес
по отношению к мудрости и надежности моего пути. Мог бы я развиваться
быстрее без их помощи? Всякие подлинно любовные отношения являются
взаимной психотерапией.

Мои взгляды на эти вещи не всегда были такими. Когда-то я больше ценил
восхищение со стороны жены, чем ее критику, и для укрепления зависимости
жены делал
не меньше, чем для укрепления ее силы. Задачей отца и мужа я считал
обеспечение семьи: я приносил домой хороший заработок, и на этом моя
ответственность
заканчивалась. Я хотел, чтобы дом был цитаделью комфорта, а не вызова. В
те времена я согласился бы с мыслью, что практиковать психотерапию на
друзьях
и на семье опасно, неэтично и деструктивно. Но это согласие диктовалось
бы моей леностью не в меньшей мере, чем страхом неправильно использовать
профессию.
Ибо психотерапия, как и любовь, есть работа, а работать восемь часов в
сутки легче, чем шестнадцать. Легче также любить человека, который ищет
твоей мудрости,
приезжает к тебе, чтобы получить ее, платит за твое внимание и получает
его в течение точно отмеренных пятидесяти минут, - все это легче, чем
любить того,
кто рассматривает твое внимание как свое право, чьи запросы могут быть
неограниченными, для кого ты вовсе не власть и не авторитет, а твои
поучения не
представляют интереса. Психотерапия дома или с друзьями требует столь же
интенсивных усилий, как и в лечебном кабинете, но условия здесь гораздо
менее
благоприятны; иными словами, дома требуется еще больше усилий и любви.

Я надеюсь, что другие психотерапевты не воспримут эти слова как призыв
немедленно начать психотерапию с супругами и детьми. Если человек
продолжает путь
духовного роста, его способность любить непрерывно возрастает. Но она
всегда остается ограниченной, и врач не должен предпринимать
психотерапию за пределами
этой способности: психотерапия без любви будет безуспешной и даже
вредной. Если вы способны любить шесть часов в день, довольствуйтесь
пока этой возможностью
- она уже превышает способности большинства людей. Путешествие будет
долгим, и для увеличения вашей способности потребуется время.
Практиковать психотерапию
с друзьями и семьей, любить друг друга все время - это идеал, цель, к
которой стоит стремиться, но которая достигается не сразу.

Как я уже отмечал, непрофессиональный врач может успешно практиковать
психотерапию и без особого обучения, если он способен на истинную
любовь; поэтому
мои замечания о практике психотерапии на друзьях и на собственной семье
относятся не только к профессионалам, но и ко всем людям вообще.

Иногда пациенты спрашивают меня, когда они смогут закончить свое
лечение; я отвечаю: "Тогда, когда вы сами станете хорошими
психотерапевтами". Этот ответ
наиболее уместен в случае группового лечения, где пациенты сами имеют
возможность практиковать психотерапию друг на друге и в случае неудачи
послушать
откровенную критику в свой адрес. Многим пациентам такой ответ не
нравится, и они обычно говорят: "Это слишком большая работа. Чтобы
выполнить ее, я должен
все время думать о своих отношениях с людьми. Я не хочу так много
думать. Я не хочу много работать. Я хочу просто радоваться".

Пациенты часто отвечают мне подобным образом, когда я говорю им, что все
человеческие взаимодействия представляют возможности учиться или учить
(то есть
получать или давать лечение); эти пациенты не желают ни учить, ни
учиться и упускают свои возможности во взаимодействиях. Многие люди
совершенно правы,
когда говорят, что не хотят стремиться к столь высокой цели и всю жизнь
так упорно работать. Большинство пациентов, даже у самых искусных и
любящих психотерапевтов,
заканчивают лечение на таком уровне, когда их потенциал роста еще далеко
не исчерпан. Они прошли короткий - а может быть, и длинный - участок по
пути духовного
развития, но весь путь им не по силам. Он кажется им слишком трудным;
возможно, он и есть слишком трудный.

Источник:
http://www.realove.ru/main/biblio?id=258

http://subscribe.ru/ http://subscribe.ru/feedback