Геноцид русского села идет полным ходом. 1

В понедельник 11 августа 2008 года в 11.30 снова собираемся в центре Москвы на Театральной площади и идем к Спасской башне Кремля, чтобы вручить президенту РФ Дмитрию Медведеву наше требование – «Прекратить выдергивать землю из-под ног русского мужика!». Народ без земли – не жилец на Земле. Социальный геноцид на селе начался после того, как Путин санкционировал принятие вредоносного Земельного кодекса и особенно Закона об обороте земель сельскохозяйственного назначения. Увы, мало кто из общественности обращает внимание, какая катастрофа свершается на наших глазах. Правда, несколько обнадеживает, что 23 июля 2008 года на Крестьянский ход к Кремлю пришла известнейшая правозащитница Председатель Московской Хельсинкской Группы Людмила Алексеева. Глубокую благодарность за поддержку и понимание наших проблем выражаем «Новой Газете», её главному редактору Дмитрию Муратову и, конечно, саможертвенной Эльвире Горюхиной. За последний месяц она о погибели русского крестьянства написала три материала, выше которых не прыгнешь, они вводят в курс дела. Две статьи – о деревенских трагедиях в Свердловсой области. Обращаю внимание, что эти трагедии происходят в дни, когда отмечалось 90-летие расстрела царской семьи и в Екатеринбург съехались десятки иерархов РПЦ и тысячи и тысячи паломников, а 15 июля 2008 года состоялась Соборная встреча Всемирного Русского Народного Собора «Духовно-нравственные аспекты Екатеринбургской трагедии: уроки истории». О трагедии прошлого говорились высокие слова, а о жгучей трагедии настоящего – об искоренении русского мужика – ни слова. И вообще священноначалие РПЦ и разнообразные «русские патриоты» и «русские националисты» в упор не замечают того зла, которое творится у них под носом. Грош цена их фирменному «патриотизму» и «национализму»! Почему же «шакалящие у посольств» и «клятые оранжисты» идут навстречу русским низам, а патентованные «русопяты» продолжают выяснять, как заезжие «жидомасоны» устроили революцию, кто сможет занять русский трон и т.п. «Новая Газета» и Эльвира Горюхина – за униженных и оскорбленных. И жертвы социального геноцида, возмущенные и обиженные - пойдут на Кремль с ними, а не с РПЦ, «союзами русского народа» и «черными сотнями». Впрочем, так уже было не раз.

Первая статья - «Культурный слой теряет землю: Обманутые крестьяне Балтыма направили письма в последнюю инстанцию - творческой элите: о риторике бесстыдства и уничтожении российской деревни» (Новая Газета, Москва, 7 июля 2008 года):

«Их семьсот одиннадцать человек. Пайщиков. У них пропала земля - свыше четырех тысяч га. На этой земле они горбатились всю жизнь, отцы их и деды горбатились. Теперь они сражаются за ее возвращение. Не один год. Предпринимали экстремальные меры. Голодали двадцать один день. Нажили кучу болезней. У кого-то случился инфаркт, кто-то перенес операцию, но был в их борьбе один момент, который они и сегодня вспоминают как духоподъемный.

– Сели за стол, раскрыли конверты, вложили в них письма, написали адреса, а потом пошли на почту.

Письма ушли… деятелям культуры: Валентину Гафту, Карену Шахназарову, Олегу Табакову, Майе Плисецкой… Обратный адрес: Свердловская область, село Балтым.

- Ну и что? - спросила я. - Майя Плисецкая вам ответила?

- Нет, - сказал Владимир Черкашин, ничуть не смутившись. - Не ответила. Видать, адресок у нас был не тот. А так бы она ответила. Беспременно.

Владимир Черкашин возглавляет инициативную группу пайщиков. А я у него допытываюсь: при чем здесь люди искусства, почему не прокуратура, милиция?

- Как же… Писали годами. По десятому кругу.

Они уже исписали тонну бумаги: губернатору, министрам (местным и федеральным), милиции, МВД, прокуратуре (местной и Генеральной), президентам (бывшему и нынешнему). Приходили отписки. Пайщики набирались сил - и снова… Все впустую. В тартарары.

- И все-таки почему, ну, допустим, Гафту?..

Черкашин не дает закончить мысль.

- Вот он-то нам первым и позвонил. Другие передавали сочувствие через секретарей, а Гафт позвонил сам. Очень переживал. Сказал, что передаст письмо в нужные руки…

Карен Шахназаров прислал письмо на бланке «Мосфильма». Обещал поддержку. А когда Черкашин отправился в Москву, пайщики велели ему навестить Гафта. Но не случилось. Артист оказался в больнице.

- Мы уже отчаялись, к кому кинуться? Подумали, люди искусства чувствительнее чиновников.

Черкашин выдержал паузу, словно проверяя, то ли слово нашел. Чувствительность - так определили балтымские крестьяне суть культурного слоя.

Их письмо представителям культурного слоя меньше всего напоминало челобитную. В нем жесткий анализ практики отъема земли. Приложена и соответствующая схема.

Но - стоп! - при всей кажущейся экстравагантности в поступке пайщиков есть и глубочайший смысл. Бытийный. Сущностный. Имеющий прямое отношение к судьбе нации.

Он вернул меня к событиям двадцатилетней давности.

В селе Косиха Алтайского края состоялся у меня разговор с директором народного музея. Это был тихий учитель, имеющий свою точку зрения на многие события истории и собственно жизни. В те дни в музее была экспозиция - список репрессированных сельчан в период коллективизации.

Я спросила учителя, коснулся ли тридцать седьмой деревню.

- А у нас тридцать седьмой случился раньше, в 1929-м.

Повисла пауза. Первым заговорил учитель, как будто сначала невпопад.

- Вам известны какие-нибудь акции интеллигенции в связи с уничтожением деревни? Россия ведь была крестьянской страной. И вопрос стоял не только о крестьянах, но о судьбе самой России…

Вопрос застал меня врасплох. Что я знала? Письма Шолохова Сталину, стихотворение Мандельштама? В голову ничего не приходило…

- Я вот что думаю, - продолжал учитель, - репрессии против крестьян - это пробный камень. Если можно спокойно уничтожить миллионы крестьян, почему нельзя сделать то же самое с интеллигенцией?

Спустя годы я услышу ту же мысль от Иосифа Бродского. Он рассказывал о крестьянине, сосланном за колоски. Они оказались попутчиками. Поэт ехал в ссылку на Север. За него, поэта, уже вовсю хлопотали. Уже находясь в Венеции, Иосиф Бродский вспомнил о старике, который сгинул в безвестности. Главная мысль поэта: когда между элитой и народом возникает пропасть - это опасно для нации.

Так что же случилось в Балтыме? То же самое, что происходит в тысячах других хозяйств. Является некто (в данном случае екатеринбургский предприниматель Бурцев). Его представляют как квалифицированного юриста, который всенепременно поможет кооперативу уладить налоговые тяготы. Будет способствовать оптимизации…

Шел 2003 год. Вскоре господин Бурцев стал главным бухгалтером. Потом - почему-то председателем. А дальше все пошло по классической схеме: протоколы, которые пайщики считают недействительными, чехарда сомнительных фирм...

Пайщики не дремали: по их заявлениям было заведено уголовное дело № 192419. Оно неоднократно прекращалось. Из СМИ пайщики узнали, что Бурцеву якобы покровительствует сенатор от Брянской области А. Петров. Так это или нет, выяснять не будем - нас интересует реакция правоохранительных органов. Стоило уведомить Совет Федерации о связи Бурцева с Петровым, случилось невообразимое: нагрянули милицейские машины. Силой увозили тех, чье имя стояло в обращении в Совет Федерации. Не спрашивайте Галину Мосякову, как ее подвергли «самоприводу» в милицию, она скажет только одну фразу: «Теперь я знаю, что такое 1937 год».

Пошли звонки: «переломаем кости», «землю грызть будешь», «в пыль сотрем»… Возбудили даже уголовное дело № 537319 в отношении тех, от кого сенатор «натерпелся». Вот тут-то балтымцы и узнали, кого охраняет власть. Есть такая примета: стоит вам начать борьбу за свои права - жди уголовное дело.

А в Балтыме началась чехарда. «Я сижу на одном и том же стуле, но каждый раз оказываюсь в разных организациях», - говорит Галина Мосякова. Разграбление хозяйства шло на виду у всех: уничтожен цех полеводства, разрушены коровники, нарушена поливальная система, выкопаны и вывезены трубы.

Однажды, давая интервью по телевидению, господин Бурцев сказал, что ситуация сложилась так, как сложилась, в результате неграмотности крестьян. Он не первый, кто говорит об этом. Вот тут надо сказать горькую правду о нашем народе.

Земельная реформа прикрывает воровство? Да, но и сами мы хороши. Да, крестьяне оказались настолько неграмотны, что поверили своему государству. Поверили в силу документа, скрепленного гербовой печатью, удостоверяющего, что отныне и навсегда они являются собственниками земли.

- Надо было лучше смотреть за мошенническими действиями своих начальников, — сказали им в правительстве Свердловской области.

Они-то не только смотрели, но даже составили схему хищений земли. Пойти с ней не к кому…

А когда пайщики в очередной раз призвали господина Бурцева к ответу, он произнес фразу, которую теперь в Балтыме знают все.

- Что?! Крови хотите?!

- Знаете, что было самым страшным? Даже не то, что земли у нас теперь нет. Кто кому противостоит - вот в чем дело. Ушлые юристы, проворные мошенники - и тот самый люд, который всю свою жизнь горбатился на государство. Мой муж провел в Чернобыле четыре месяца, инвалидом стал… Здесь были участники войны, труженики тыла, их дети, которые знают, что стоит за трудовой копейкой… Про чью кровь говорил Бурцев? - не может уняться Валентина Чащина, бывшая директриса детского сада. (Сегодня в Балтыме на три тысячи жителей детского сада нет.)

Наконец от министра сельского хозяйства Свердловской области г-на Чемезова пришел ответ (6.07.2007 г.) на очередное письмо балтымцев. В нем говорится, что «никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда». Читатель подумает: «Какой замечательный министр». Но - читайте дальше: «Учитывая, что земельные участки, о которых идет речь, оформлены в собственность Бурцева Владимира Александровича, поставленные вопросы могут быть урегулированы через суд». Они министру о том, что земли украдены, он им о том, что эти земли есть собственность другого.

Пайщики обратили внимание на одну деталь: в ответе министра имя и отчество Бурцева представлено не инициалами, а полностью, в отличие от жалобщиков. Вот так: Бурцев Владимир Александрович. Почет и уважение.

Так почему пайщики не подают в суд? Они уже знают на других примерах Свердловской области, что такое правосудие. Они уверены: государство должно привлечь виновных к уголовной ответственности, а дело должно быть доведено до суда. Остальное - бессмысленно.

Оставалась одна мера - голодовка.

Начало: 9 октября 2007 года. Длительность - 21 день. На второй день объявились милиция и «скорая помощь», которых никто не вызывал. Милиция рыскала по комнатам, искала продукты. На десятый день голодовки ворвались санитары, пожарные и снова милиция. Владимир Черкашин и сегодня без гнева не может вспоминать, как санитар схватил его за руку, звал на помощь милицию: «Помогите вывести больного». Ему хотели сделать укол. Он не дался. Голодающие отбили своего руководителя.

А 19 октября прибыл министр сельского хозяйства Чемезов. Инициативную группу пригласили на беседу. Голодающих встретили «хлебом-солью»: они увидели стол, уставленный яствами. Устояли.

Министр предложил создать комиссию. Если окажется, что большинство земель бывшей агрофирмы не используются по назначению, они будут национализированы и переданы пайщикам. Состоялось собрание голодающих и пайщиков. Присутствовали 70 человек. Составили протокол. В нем говорится, что с 22 октября начнет свою работу правительственная комиссия по использованию всех земель Балтыма. Писавший протокол не ошибся, когда написал «всех земель». Запомним.

На протоколе появилась собственноручная подпись министра и телефон 377-78-00. Перед своей подписью министр поставил характерное «к сему». То есть - к протоколу. Каково же было удивление пайщиков, когда из Управления федерального агентства кадастра объектов недвижимости (территориальный отдел № 11) пришел документ от 10.01.2008 г.
Управление Роснедвижимости по Свердловской области сообщило, что по заданию комиссии проведены проверки по использованию земель ООО «Агрокомплекс». Теперь дословно: «Задача по проверке земель Бурцева В.А. комиссией по территориальному отделу № 11 не ставилась в связи с чем проверок данных земель не проводилось» (пунктуация сохранена). Начальник отдела А.И. Кобяков». Всех земель, говорите…

Прочитав за последние десять лет немыслимое количество чиновничьих бумаг, я все хотела найти определение языку бюрократов. Спасибо итальянцу Умберто Эко. Риторика бесстыдства - вот как называется способ мышления, отраженный в языке бюрократа.
Это она, родная бюрократия, сообщает крестьянину:

«Путин вам обещал ускорить оформление. Пусть сам и оформляет»;
«Медведев пока никто»;
«Вы что, не знаете, в каком государстве живете?»;
«Это Россия - годами будет ходить…»;
«Вам что? Мало ваучеризации? Не поняли, где живете?».

Такие речи произносятся даже в кабинетах администрации президента. Их наслушался Владимир Черкашин сполна. Даже номер кабинета запомнил - № 14.

После этого всего и родилась идея — послать письма деятелям культуры. Я тоже написала письмо Валентину Гафту про дела в Балтыме. На проходной /театра/ «Современник» его приняли и чувствительно сказали «спасибо».

«Есть одно обстоятельство, которое не дает мне покоя: всякий раз, когда речь идет о решении чьей-то судьбы или целого сообщества и мы знаем, что правовая сторона безупречна, всегда найдется человек, который опустит очи долу и, указывая пальцем вверх, предупредит нас: «Там это не пройдет». Все попытки узнать, почему там не пройдет, заканчиваются глубокомысленным молчанием того, кто знает то, чего мы не знаем.

Социальный верх мистифицируется, обретая признаки всесильного анонима. Но ведь «там», «наверху», где наше дело глохнет, сидят конкретные люди. У них есть имена, фамилии, реальные должности и социальная функция - обслуживать нас.

Что же мешает нам прервать мистическое «невозможно»? Говорят, что всему виной наш неудачный социальный опыт, который, многократно повторяясь, делает наши попытки гибельными. Где причина: наша неспособность к сопротивлению? Отсутствие социальных лифтов и гражданского общества? Наша психологическая готовность смириться с вечным существованием «Там не пройдет»?

Где должен состояться прерыв дурной бесконечности?» - писала я Гафту.

Однажды ранним утром меня разбудил телефон. Звонил Валентин Иосифович.

Дорогие мои Валентина Чащина, Галина Мосякова, Валентина Кардашина, Владимир Черкашин, Валентина Ушкова, Владимир Чащин и все-все, с кем мне выпала честь беседовать, как же вы попали в точку! Он говорил о вас так, словно ваша беда - это его беда. Нет, больше. Со своей бедой он разберется сам. Он почти повторил слова Иосифа Бродского: «Что-то мы тут играем, а там…».

Он точно знал, что нужны не слова сочувствия. «Понимаете, это не должно быть так: вы пишете статью, а я высказываю рядом свое суждение. Толку от этого не будет никакого. Они ничего не слышат. Надо что-то менять радикально. Масштабно».

Сказал, что сразу же, как получил письма из Балтыма, поделился своей тревогой с Олегом Табаковым.

- У него хорошее сердце, - сказал Валентин Иосифович.

- А я тоже от них получил письмо, - отозвался Табаков.

Я рассказала Валентину Иосифовичу о беседе с косихинским учителем истории, и тут неожиданно оказалось, что тема террора сюда очень ложится и с точки зрения Гафта: начало и концы нашей сумятицы там - в непроговоренном и неизвлеченном опыте.
Не знаю, имею ли право передавать наши долгие телефонные беседы. Скорее всего, нет. Я попробовала однажды в очередном письме извиниться, что втягиваю актера в не свойственную ему сферу жизни, попыталась объяснить, откуда во мне крестьянский взгляд на мир (а он оттуда - из учительского опыта работы в сталинской деревне без света и радио)…

И однажды получила сполна.

Он говорил о том векторе жизни, где не бывает чужих и своих. Крестьянская жизнь не чужая. Она наша. О чем говорит история с балтымскими крестьянами? Прежде всего о том, что всё перевернуто с ног на голову. И не протягивать надо письма в нужные руки, а сделать обратное движение, которое касается всех нас. Мы чего-то не делаем главного, существенного…

Это было десять лет тому назад. Моих двенадцатилетних учеников на две недели пригласил в свой загородный дом польский режиссер Кшиштоф Занусси. И мы увидели и прожили некинематографическую часть его жизни.

Школа для одаренных детей в Варшаве. Загородный приют для слабовидящих детей. Гостевой дом для всех, кто решит приехать к режиссеру. Это все - детище пана Занусси и предмет его каждодневных забот.

Дом Занусси находится недалеко от приюта для слабовидящих. Он там частый гость. Как ни старался режиссер войти тихо, чтобы не нарушить работу или беседу, бесполезно. Непостижимым для меня образом дети мгновенно чувствовали его появление. Не имело значение, с кем был разговор, он тут же прекращался бурными аплодисментами и шумным приветствием. Они были счастливы знать, что он с ними. Если вы не видели в этот момент лицо режиссера, вы ничего не знаете о Занусси, даже если смотрели все его фильмы.

Он знакомил нас с физиками, врачами, артистами. Но более всего он хотел другого. Перед отъездом он сказал об этом напрямую: «Я хотел вас познакомить с той интеллигенцией, которая строит школы, приюты, выхаживает лошадей, выращивает сады, опекает больных…»

Мы это поняли сами. Двенадцатилетний Дима Голуб однажды спросил: «Эльвира Николаевна, это и есть жизнь по заповедям?».

На днях позвонил Валентин Гафт. У него плотный рабочий график. Но он найдет время для встречи с крестьянами во время Крестьянского хода. А еще он сказал, что 4 ноября будет в Екатеринбурге и обязательно заедет в Балтым.

- Скажите, это не поздно? - с тревогой спросил артист.

- Нет, не поздно, - почему-то сказала я. - Никогда не поздно.

Хотя в сознании постоянно всплывают стихи Валентины Кардашиной из Балтыма (у нее отняли 2 га земли): «Поздно жить. Поздно любить. Поздно слова о любви говорить».

30 июня на Владимира Черкашина совершено покушение. В Екатеринбурге у станции метро его пытались запихнуть в машину. Едва отбился. Дома случился сердечный приступ. Сын и дочь охраняют отца.

Сегодня пайщики, не вернувшие свои земли, стоят насмерть за сохранение тепличного хозяйства в Верхней Пышме. 26 июня провели очередной митинг. «Теплица умрет вместе со мной. Я прикую себя наручниками», - Черкашин не шутит.

- Мне очень плохо, - сказал мне Черкашин по телефону в самом конце разговора.
Он заплакал. Так мне показалось. Я повесила трубку. Неужели в самом деле поздно? Жить поздно?

P.S. На всякий случай, если кто-нибудь посчитает необходимым, - телефон Владимира Черкашина: 8(950)644-99-04».

Вторая статья Эльвиры Горюхиной «Рассвет, который потушили» (Новая Газета, Москва, 17 июля 2008 года):

«И все-таки я не в силах постичь, почему Василий Мельниченко, созвав крестьян из 10 регионов страны, не показал им село Рассвет (Камышловский район, Свердловская область). Главную мечту своей жизни. Что из того, что села уже нет, а из 186 жителей когда-то процветавшего села осталось человек 18 - не больше? Ведь показал же восемь других поселений.

Мы увидели типичную картину: разоренные фермы, дома, разобранные по кирпичику и даже украденные дороги. Вот просто так: была себе дорога, уложенная плитами. Их вскрыли. Сложили стопками. Дорога исчезла. Не метр и не два, а километры.

В центре деревни Печёркино стоит огромный кран. Разбирается капитальный дом. Работяги, за поллитру укладывающие кирпичи, хранят тайну хозяина. Нам удалось узнать: двухэтажный дом на 24 квартиры продан за 90 тысяч рублей.

…АО «Кочневское» с потенциальной ценой в 40 млн рублей основных средств (без дорог и линий электропередачи) было продано за 126 тысяч рублей.

Оценочные конторы оценивали корову от 120 до 400 рублей за голову; трактор К-700 шел за 1000 рублей, МТЗ - за 150 рублей.

В Камышловском районе из 15 крупных сельхозпредприятий загублено 14 хозяйств. Рассвет был одним из них. В отличие от многих, он оказал сопротивление. Но остались руины.

Так вот: про мечту Васи¬лия Мельниченко. Она связана с деревней. Никуда он из деревни не уедет. Верует в то, что деревня должна стать самым притягательным местом для жизни человека.

Каков специалист - такова и хозяйственная отрасль. Именно этому утверждению, проведенному в жизнь, обязана брошенная деревня Боковка своим расцветом. Все свои деньги предприниматель Мельниченко, живший в соседнем селе Галкинское, вложил в Боковку.

Он выкупил хозяйство, которое было подсобным для НПО «Автоматика». Соорудили мельницу, пекарню, кондитерский, рыбный, швейный, мясоперерабатывающий цеха. А песцовая звероферма, а северные олени… Да все разве перечислишь... Гордость Мельниченко - цех деревообработки.

Боковка стала Рассветом. Это оказалось не только географической новостью. Это стало апофеозом жизни не только Мельниченко, но и всех жителей Рассвета, которые поверили, что в одном отдельно взятом районе, несмотря на то, что полным ходом идет процесс банкротства и погибают соседние поселения, возможно человеческое счастье, основанное на труде.

Невозможное оказалось возможным. Школа, детский сад, торговый центр. У слияния двух речушек построили плотину. Там отдыхали семьями. На втором этаже торгового центра справляли свадьбы.

Меня не покидало ощущение, что все это я уже где-то видела. Я чувствовала этот почерк дела, в основе которого - независимость и чувство собственного достоинства.

Вспомнила! Знаменитая алтайская коммуна «Майское утро». (Здесь ведь тоже идея Рассвета.) Величайший социальный эксперимент, в основе которого лежала культурная составляющая выдающегося педагога Адриана Митрофановича Топорова. Подумать только, в 1920-х годах на Алтае строились коровники по типу датских скотных дворов. Выписывались из-за границы экономические журналы.

Коммуна стала костью в глотке новой власти. Она не могла допустить существования самостоятельного хозяйства. Но более всего она не могла допустить существования людей, которые не зависели от власти. Учителя арестовали. Он отсидел свое. Коммуну разогнали. Дорогу к месту, которое выбрали мужики для новой жизни, запахали.

В 70-х годах прошлого века Степан Павлович Титов, отец космонавта номер 2, сделал попытку поставить мемориальную доску в знак почтения людей, организовавших свою жизнь. Он отыскал сосну с двумя вершинами. Прикрепил плиту. Доску сняли. Чтобы и памяти не было о человеческой самодеятельности.

Спустя десять лет я отправилась на поиски той самой двухвершинной сосны со своими студентами. Место было глухое, заросшее бурьяном. На той доске были выбиты фамилии двадцати двух крестьян, которые оставили свои прежние дома и перенесли на руках через Журавлихинское болото своих домочадцев, чтобы на новом месте начать новую жизнь.
Тогда, в 30-х годах, причина крушения коммуны была чисто идеологическая. Политическая, скажем так.

Какая причина лежит в основе уничтожения Рассвета в наши дни? И двух десятков других деревень в округе Рассвета? Только ли экономически бандитская?

Деревня чуть-чуть не дожила до десяти лет. Рассветовцы запомнят день второго сентября 1998 года на всю оставшуюся жизнь. Вошли 200 штыков. Так называемых казачьих. К настоящим казакам отношения они не имеют. Ряженые.

На въезде в деревню поставили шлагбаум. Сожгли пекарню, трансформатор, вывезли зерно. Вооруженные пьяные казаки оккупировали деревню. Поджигателей нашли, но потом отпустили. История получила огласку.

А все началось с того, как к Василию пришли люди и предложили «крышу» за 20 тысяч рублей в месяц.

- У меня отличные крыши. И подвесные потолки собственного производства, - говорил Мельниченко.

Он не придуривался. Он не хотел понимать правила бандитов.

…В мае 1999 года «казаки» вошли в деревню. Теперь окончательно.

Валентина Дмитриевна - переселенка. Была комендантом поселка. Приехала из Казахстана с сыном. У нее были ключи от основных производственных помещений.

- Ты, бабка, первой уйдешь на тот свет, если ключи не отдашь, - сказал главарь.

Она не отдала, но жестоко поплатилась здоровьем единственного сына. Его избили. Он инвалид. Сегодня переселенка строит дом в селе Галкинское под присмотром Василия.

- Хочу умереть в своем доме, - сказала Валентина. - Никакие мытарства на чужбине несопоставимы с тем ужасом, который мне пришлось пережить на своей исторической родине. Кто же знал, что власть принадлежит бандитам. Разве бы двинулась с места?

Василий Мельниченко знает, что так называемое казачье воинство действовало под прикрытием власти и правоохранительных органов. Но есть в уничтожении Рассвета одна деталь, которая не дает покоя Василию.

На борьбу с бандитами вышли женщины. Мужчины попрятались в кусты. А власть нашла испытанный способ: посеять смятение в умах жителей. В деревню зачастили районные власти. Рассказывали о счастье, которое ждет каждого, кто подпишет соответствующий документ. Предложили деревне стать казачьей станицей.

Документ подписывали. Не все. Но многие. За это полагался от власти презент: валенки и простыни. О! Святая наша простота! Уже позже, когда деревня была порушена, некоторые сельчане жаловались Василию: «Подумай-ка, как меня нагрели. Валенки дали, а простыни зажали».

Василию было жаль бедолаг. Но вопрос вопросов остался: почему деревня в конечном итоге сдалась. Ясно, что против лома нет приема, если вместо лома штык, охраняемый властью и милицией.

И все-таки… Все-таки…

Василий Мельниченко, отдавший лучшие годы жизни деревне, знающий, как победить пьянство и тунеядство в деревне, больше всего занят не размышлениями о пагубности власти, а о неготовности народа к сопротивлению.

Разгром ферм и домов происходит не в резервациях. Все происходит на глазах у людей. Еще вчера они три раза на дню ходили на дойку, шли в поле на тракторах и комбайнах, которые сегодня списываются по тысяче за изделие. А прокуроры и милиция встают на защиту мошенников. Местная же власть, наделенная 32 полномочиями (закон № 131), не имеет полномочия остановить грабеж.

…Если бы сейчас изготовить памятную плиту поселку Рассвет, сколько фамилий можно было занести. Двадцать фамилий набралось бы? Василий Мельниченко задумывается ненадолго. Нет, двадцати не нашлось бы.

И вот тут мы с Василием Мельниченко расходимся. Он уверен, что произошел генетический слом и, возможно, от русского мужика рожать не надо. Я полагаю, что речь должна идти не о генетическом сломе, а о том, что философы определяют как социокод. То, что называется второй (социальной) наследственностью. Иногда наша первая природа не выдерживает социального прессинга.

Не слушайте Василия Мельниченко, когда он говорит о фактах нашего вырождения. Делает Василий все наоборот: он вернулся в Галкинское, организовал дистанционное обучение сельчан, создал бригаду - краснодеревщиков из инвалидов. Строит дома, прокладывает дороги, уже вовсю работает кроликоферма, которая будет поставлять диетическое мясо в больницы и детские дома. Он защищает участкового милиционера Михаила Парасунько, осужденного за превышение служебных полномочий, хотя именно этот милиционер защищал село от бандитов.

Совместно с Институтом экономики труда и сельского хозяйства Василий Мельниченко разработал проект «Наше село - новая цивилизация». В городах, уверен Мельниченко, живет огромное количество сельских жителей не только по рождению, но и духу. Они вернутся в село при определенных условиях.

Проблему сельских территорий не решить без становления местного самоуправления и гражданского общества. Уральской народной ассамблеей, которую возглавляет Мельниченко, разработана модель местного самоуправления. Достоинство проекта не только в анализе существующего положения вещей, но прежде всего в определении технологии становления села, вплоть до поддержки личных подсобных хозяйств, закупки и реализации сельхозпродуктов, развития транспорта, связи, образования, медицины. И это все не словеса: многое уже опробовано - в том же погибшем Рассвете.

Все сказанное ложится в программу Крестьянского хода, идею которого Мельниченко высказал год назад на одном из круглых столов в Госдуме в конце апреля этого года.

В работе Уральской ассамблеи приняли участие депутат Госдумы Олег Смолин /фракция КПРФ/, руководство общественного движения «Крестьянский фронт», представители 10 регионов России. Неотложная задача: остановить уничтожение крестьянской России. А это как минимум 40 миллионов наших граждан.

Участники Ассамблеи пришли к выводу, что факты вымирания сельских территорий были бы невозможны, если бы исполнялся закон о местном самоуправлении и действовала судебная система. Решительно заявлено о необходимости введения годового моратория на производство и исполнение закона о банкротстве в отношении сельскохозяйственных предприятий и сельхозугодий.

Крестьянский ход… Предполагается, что в регионах жители сел и деревень передадут через своих народных уполномоченных требования. Затем в Подмосковье выбирается площадка, на которой разместится лагерь. Время проведения хода - июль 2008 года.

Здесь меньше всего аллюзий с ленинскими ходоками. Ход обозначен после многолетней борьбы с чиновничьим беспределом. Все участники слушаний имеют свой опыт борьбы. На многих либо заводились уголовные дела, либо заведены сейчас. На самого Мельниченко было заведено уголовное дело. Его обвиняли… в поджоге села.

Парадокс ситуации состоит в том, что национальный проект АПК обошел именно тех смельчаков, кто на свой страх и риск в 1980-х годах ринулся в неизведанное: строить хозяйство на собственной земле.

…Зооинженер Гордиенко - первый фермер в Омской области. Его семейная ферма держит полсотни коров, овец романовской породы, коз с высшим качеством пуха. Пришло время обновить технику. Хозяйство требует развития. Фермер не может получить кредит.

…Учитель истории Василий Плохотнюк - жертва современной стратегии образования. Школу закрыли. Учителя не пошли грабить на дорогу. Не спились. Организовали крестьянское хозяйство. Его разрушили. Грубо. Нагло.

…Иван Новичков из рода казаков, которые пришли с Дона в Сибирь. Остановились на берегу озера Нички. Построили деревню. Ее уже нет. Новичкова избрали президентом областной ассоциации крестьянских хозяйств. На него совершено покушение. А потом началась серия судов, на которых Новичков отбивался как подсудимый.

…Не приехал на слушания Валентин Ишимов, с которым я полгода назад обивала начальственные кабинеты. Те, кто брал у него деньги и зерно в долг по нехитрой схеме, «самоликвидировались». Государственные налоги и высокие банковские кредиты загнали фермера в тупик. В конце прошлого года Ишимов умер от сердечного приступа. Хозяйство одного из первых фермеров обанкротили после смерти главы семейства.

…Петр Щербак - председатель ассоциации крестьянских и фермерских хозяйств Краснодарского края. Фермеры просили (внимание, читатель!) кредит в 32 миллиона рублей на три района Краснодарского края. Не вышло!

22 мая 2006 года с целью обратить внимание государственных структур на безвыходность ситуации Петр Шербак решился на крайнюю меру - сжечь свой комбайн. Семейство погрузилось в тягостные раздумья. Сын Щербака: «Отец, может, не надо этого делать?». Вступилась жена фермера: «У отца, сынок, другого выхода нет». Друзья-фермеры заменили у комбайна устаревшие части на новые. Покрасили комбайн. Красавец ждал своего последнего часа. Мужиков душили слезы. Наконец подожгли. Начался сокрушительный ливень. Комбайн устоял. Сегодня Щербак сражается с чиновниками по поводу аренды земель фермерами. Дело в том, что земли для аренды выставляются на аукцион. А аукцион у скупщиков ему не выиграть.

Вот такие люди разработали стратегию и тактику Крестьянского хода - последней отчаянной попытки донести до власти правду о жизни крестьян в России. Кстати, они уверены, что победят».