Чубайс, ты не прав! Иван Стариков и Оранжевая революция

Иван Валентинович Стариков любезно пригласил в свой офис, чтобы вручить книгу «Букварь моей жизни. Автобиографический роман» (Новосибирск: ИД «Вертикаль», 2008. – 268 стр. – Приложение: Аудиокнига-диск/. Поехали вместе с Виктором. Вышли из метро Чеховская, пошли вглубь примыкающих строений на углу Тверской улицы и Страстного бульвара, в разговоре упомянули фамилию автора, и впереди идущий гражданин обернулся и спросил – «А вы Ивана Старикова ищите?». «Да», - ответили мы. Гражданин отвел нас к подъезду, на котором было написано «Галерея «Актер»», и мы оказались в офисе известного политика, но его самого не было на месте, мы же зашли экспромтом, и доброжелательная помощница вручила нам по экземпляру.

По дороге домой начал читать – и не оторваться! Человек побывал в разных политических ситуациях, знаком с политической кухней изнутри, приводит массу высвечивающих истину нюансов. Главку «Четвертый фактор» (стр. 241-256) привожу целиком:

Эпиграф: "Those who make peaceful revolution impossible will make violent revolution inevitable" - John F. Kennedy («Те, кто делают мирную революцию невозможной, делают насильственную революцию неизбежной» - Джон Кеннеди).



«Я ушел из Совета Федерации. Потянулись неспешные дни. Это было странно и тягостно. Звонок Алексея Борщенко был хрустом ветки на лавиноопасном склоне.

- Привет, Иван! Мы тут разговорились с Виктором Ющенко. В разговоре всплыла твоя фамилия. Он говорит, что вы с ним знакомы уже десяток лет. Есть интересное и хорошее дело. Давай встретимся!

Так я оказался причастен к «Оранжевой революции».

Виктор Ющенко встретил меня. Мы поехали в его родную деревню Хорунжевку. В этих местах Сумской области говорят на украинском, который полон русских слов. Однако во всем, что касается элементов прикладных - быта, традиций, уклада, - здесь сохраняется исконное, пришедшее из глубины веков. Ющенко показывал мне мельницы, жернова, водил по пасеке, демонстрировал ткацкие станки и цветные половики, которые на них ткут. В том, с какой любовью он говорил о традициях и народной культуре, чувствовалось что-то особенное. Он был призван этим народом. И факт этот очень скоро обрел контуры. Виктор Андреевич обходился без политики. Однако вечером, в бане и после нее, за столом состоялась настолько откровенная и яркая политическая дискуссия, что не привести отдельные ее тезисы я просто не могу.

/стр. 242:/ Моим собеседником, разделившим со мной и пар на полке, и стол после бани, оказался Алексей Григорьевич Ивченко, председатель Конгресса украинских националистов.

- Во-о-о! - кряхтя и нахлестывая себя веником, приветствовал появление Ивченко в парной Виктор Андреевич. - Тут и встретились москаль и националист!

Посмеялись. Но разговор и вправду оказался интересным. С шуточной подачи Ющенко мы с Алексеем помаленьку-потихоньку стали вспоминать историю, и разгорелась дискуссия.

- Если существует народ, значит, есть идея народа, его Архетип! - был один из первых тезисов Ивченко.

Я легко согласился с этим.

- Однако для того, чтобы этот народ осознал себя как культурное и историческое единство, необходимы условия, - продолжал Ивченко. - Ему необходим связывающий нацию язык, вся совокупность культурных явлений: театр, музыка, песни, литература.

- И чего же нет в самостийной Украине? - уточнил я, поддавая пару. - Есть у вас и Тарас Шевченко, и Николай Васильевич Гоголь. Я уже не говорю о песнях. Вон Руслана Лыжечко мир покорила!

- Вот ты сказал - Гоголь, - пригибаясь от жара, молвил Ивченко. - Это - не украинский писатель. Это - писатель русский, Ваня.

- Ну да! - оторопел я. - «Вечера на хуторе близ Диканьки» - очень русское произведение. Вакула с черевичками, Пацюк с галушками и Солоха, водившая шашни с деревенским головой. Тут уж не добавить, не отнять.

- Русский, Ваня, русский. Потому что писал он на русском языке. Это - факт русской, а не украинской культуры. Тебе же не придет в голову отнести к русским писателям, скажем, Фейхтвангера, написавшего «Москва 1937», или Герберта Уэллса - только за то, что он написал о Ленине. /стр. 243:/ Как, впрочем, трудно назвать русским писателем Набокова. «Лолита» - это произведение чьей литературы? Русской или английской?

Он озадачил меня.

- Конечно, Гоголю нельзя отказать в том, что он любил Украину, ее народ, ее культуру, много сделал для того, чтобы восславить традиции и нравы. Отдадим ему почетное место человека, много сделавшего для торжества украинско-русской дружбы. Однако мы говорим сегодня как политики. Мы говорим о том, что и кем в истории сделано для оформления нации, для ее самоопределения. И с точки зрения интересов нации придется пересмотреть роль очень многих исторических деятелей.

- Кого, например?

- Богдана Хмельницкого в первую очередь.

- И за что вы разжаловали Зиновия Михайловича? Я так понимаю, что за решение Переяславской Рады?

-Да.

- Алексей, если ты скажешь мне, что в 1654 году в штате у гетмана орудовали политтехнологи, исказившие представление участников Рады о роли Турции, Польши и России в судьбе Украины, я, скорее всего, тебе не поверю.

- Никто же не собирается отрицать, что Украина воевала и с турками, и с поляками.

- Запорожская Сечь, Алексей, а не Украина!

- Вот именно, что Запорожская Сечь! А пора было становиться государством, пора было осознавать себя народом, обладающим своим собственным языком, своей отличной от других культурой и историей.

- Ну да, - усомнился я, - дали бы поляки гетману сотоварищи обрести и язык, и суверенность. С чего он к царю-то подался?

- Иван, история - что девка. Удовлетворяет пишущего ее. К тому же не дружит с сослагательным наклонением. Факт остается фактом. Уйдя под крыло России, Украина /стр. 244:/ надолго потеряла возможность оформить свою государственность. Выстояла бы Сечь, или пала бы Сечь, она имела возможность быть субъектом международных отношений.

- Вопрос Богдана Хмельницкого в том и состоял - как долго она оставалась бы этим субъектом, - проворчал я. - Все это, Алексей, историки назовут «грузинским синдромом». «Мы к вам под крыло вовсе и не просились!»

Политическая дискуссия переместилась из бани за стол. Виктор Андреевич не мешал разговору, лишь прерывая его на короткие и емкие тосты. Однако, миновав подводные камни Второй мировой, ОУН и УПА, потревожив память Шухевича и Бандеры, мы мало-помалу подошли к современности. Поскольку принимал нас человек, уже вошедший в историю самостийной Украины, слово перешло к нему.

- Иван, я знаю, что Кремль делает ставку на Януковича. Скажи мне, может уголовник явиться избранником народа?

Я покачал головой.

- Теперь по фактам. Когда о моей позиции говорят как об антироссийской, где этому нашли основания? Кто признал долги за газ и оформил их как обязательства Украины? Миллиард сто миллионов - для справки. Слова - не очень хороший свидетель. Есть объективные показатели прихода российского капитала на Украину - и абсолютные, и стоимостные - в период моего премьерства. Они выросли в четыре раза, Иван.

Относительно русского языка. Я слушал, отчасти, вашу дискуссию с Ивченко. Позволь, я изложу свою точку зрения на это. В унитарном государстве государственным языком может быть только один язык. У нас - это украинский язык. Его обязан знать любой человек, претендующий на государственную должность. Но если чиновник, приехавший на Донетчину, не способен говорить на русском - это плохой чиновник. То же можно сказать и о языках Западной Украины. Человек, претендующий на выражение государственных интересов, /стр. 245/ должен уметь говорить на языках своего народа. Кстати, о приписываемой мне инициативе закрытия русскоязычных каналов на телевидении. С инициативой этой выступил министр образования из правительства Януковича. И Янукович же это решение принял. Ну, а о его так называемой пророссийской политике пусть скажут цифры экономики. Ничего хорошего они не скажут, Иван. За семь лет сколько рублей российских инвестиций сделано в Донбасс? Там Ренат Ахметов правит бал!

Когда мы расставались с Ющенко, он попросил меня вывести его на разговор с Кремлем. Приехав, я встретился с главой Совета Федерации Сергеем Мироновым и вице-спикером Государственной Думы Александром Торшиным. Поручение Виктора Андреевича укладывалось в одну фразу. Я сказал, что есть неформальный контакт с ним, и что он готов встретиться. Оба пообещали переговорить. Однако через три дня они, крайне недовольные тем, что я их «подставил», заявили о категорическом отказе Кремля встретиться с Виктором Ющенко.

Торшин сказал:

- Передали: «Пусть Ющенко сидит и не дергается. Президентом Украины будет Виктор Янукович!»

В те же дни у меня состоялся разговор с Чубайсом.

- Ваня, Виктор - хороший парень. Мы работали вместе, когда он был премьером. Порядочный, правильно заточенный, одним словом - наш человек. Но у него нет никаких перспектив для президентства. Ни-ка-ких! На постсоветском пространстве результат выборов определяется тремя факторами. Запоминай: первый - большие деньги, второй - большой телевизор, и третий фактор - возможность «правильно» посчитать голоса. Все три фактора в руках Януковича.

- Есть еще четвертый фактор, Анатолий Борисович.

- !?

- Люди. Они выйдут на улицу и сметут все три предыдущих.

/стр. 246:/ Я приехал в Украину, встретился с Виктором Андреевичем и передал решение Кремля.

- Так, значит, они решили назначить Президента Украины из Кремля?

- Они так решили.

- Это - ошибка, Иван.

- Их решение. Ничем утешить не могу.

Очередная наша встреча состоялась третьего июля 2004-го года. В Сумах меня встречал брат Виктора Андреевича - Петр Андреевич. Мы направились в родовое гнездо Ющенко. Возле храма, построенного Виктором Ющенко, собралось около двух тысяч человек - односельчан Виктора Андреевича. Видны были телекамеры. Шла служба. В первых рядах стоял и Виктор Ющенко, и его жена Екатерина с детьми - двумя девочками и маленьким Тарасом на руках. После того как закончилось богослужение, Виктор Андреевич обратился к своим односельчанам. Он сказал, что ему предстоит принять чрезвычайно важное решение, для которого он пришел просить благословения и их напутствия.

- Завтра, четвертого июля, я иду сдавать документы в избирательную комиссию. Я собираюсь бороться за высший государственный пост. Приехав сюда, где я родился, где живет моя мать и где, я считаю, находятся мои земные корни, я прошу вашего благословения.

Следом выступали его соратники, старожилы Хорунжевки.

Увидев меня в толпе, Ющенко подошел к микрофону и сказал:

- Здесь присутствует мой давний друг, сенатор Иван Стариков. Я хотел бы услышать и его мнение о своей инициативе.

Я не стал поправлять Виктора Андреевича относительно своего членства в Совете Федерации России. С момента моего ухода оттуда прошло уже около двух месяцев.

Выйдя, я поблагодарил за предоставленную возможность, извинился за то, что не знаю украинского языка, и сказал:

- Для меня понятно и близко решение Виктора Андреевича обратиться за поддержкой, за первым напутствием к своим односельчанам. Около десятка лет назад я почувствовал духовное родство с этим человеком. В частности, потому, что он - так же как и я - крестьянский сын. Ему предстоит необыкновенно трудная задача. Но недаром говорят, что родная земля дает человеку силы. Вы станете поддерживать его своим биением сердец, своим дыханием и теплом ваших душ. Вашего кандидата от всех остальных претендентов на высший государственный пост отличает одно, чрезвычайно важное обстоятельство. Он один понимает, что это вы - весь народ - нанимает его на работу, а не наоборот.

Говоря, я видел лицо Екатерины Михайловны. Оно выражало согласие и понимание. По дороге в город мы проехали мимо большого креста, воздвигнутого в память о голодоморе.

- Представляешь, Иван, вот на этой земле, способной прокормить полмира, в 1932-1933-м годах погибли миллионы людей. Матери убивали маленьких детей и их мясом кормили детей постарше.

У меня при этих словах Ющенко мороз пошел по коже, и я, пробормотав, что слышать об этом, конечно, слышал, но конкретные цифры встречаю впервые, надолго замолчал.

«Безусловно, жертвы тоталитаризма не имеют национальности, - думал я. - Но у самого тоталитаризма, к сожалению, лицо совершенно определенной национальности. Русский народ, давший приют преступному эксперименту, навсегда даровал ему и свое лицо. Это у победы много отцов. У проигрыша и ошибки нет родителей. Каменев, Зиновьев, Троцкий, Рыков, Радек, Пятаков, Джугашвили, Ульянов и Дзержинский - навсегда останутся в истории /стр. 248:/ русскими, организовавшими машину смерти - государство тотального подавления всех прав и свобод человеческой личности».

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Не согласен в корне! Народ и его правители – разные сущности. Ни у какого «изма» нет национальности. «Измы» приходят и уходят, а народ остается. Разве испанцы имеют лицо инквизитора или мучителя евреев и истребителя индейцев, а англичане – огораживателя или работорговца, а монголы – геноцидщика и баскака? Палач и садист – не народ, а выродок. Русский народ в плане так называемой «исторической вины» ничем не хуже и не лучше остальных народов. Все люди греховны, все народы равновиновны в том, что в мире правит «князь мира сего». И ни одно село и ни один народ не стоят без праведника. И праведники с запасом спасают-оправдывают нас всех/

От тяжелых мыслей меня отвлекло предложение Виктора Ющенко сделать краткую остановку. Мы тотчас же были окружены людьми, которые узнавали Виктора Андреевича, расспрашивали его, желали успеха в предстоящей борьбе. Перекусили в небольшом кафе, где я умудрился вылить кофе себе на рубашку. Увидев меня в футболке-безрукавке, Екатерина Михайловна пошутила, обращаясь к мужу:

- Витя, в политике желательно иметь такие вот мышцы.

- Комплимент принимаю, - сказал я, - но думаю, что мышцы в политике - дело десятое. Как много аналитиков заложило бы душу, чтобы прочитать в человеке его политический потенциал. Я сам много размышлял над этим.

- Ну и к чему же вас привели размышления? - спросила Екатерина.

- К тому, что размышления бессильны, - отшутился я. - Чем значительнее явления, в которые мы оказываемся вовлеченными, тем выше режиссер, отбирающий актеров для спектакля. Но зато я могу совершенно точно сказать, какие качества необходимо демонстрировать на кастинге.

Ющенко, с интересом слушавший нас, спросил:

- Ну и какие же?

- Внутреннюю убежденность, что только ты, и никто кроме тебя.

- Это называется вера, - подумав, сказал Ющенко.

В машине зашел разговор о предстоящем обращении к гражданам на Спивочем поле.

- Сколько ожидается народу? - спросил я Виктора Андреевича.

- Тысяч сорок, - ответил он.

Признаться, я не поверил. Я имел представление о том, что такое оппозиционный политик в России, какие /стр. 249:/ усилия предпринимает власть, чтобы не допустить мероприятия, какими возможностями для этого она обладает. «Переоценивает свои силы Виктор Андреевич», - подумал я. Мы заехали на Малую Житомирскую улицу, завезли семью Ющенко и отправились в штаб на Подол.

Там заправлял Александр Зинченко, вице-спикер Рады, один из самых преданных и сильных сторонников Ющенко. Переживший лучевую болезнь, побывавший у края этого мира, он нашел в себе силы выстроить свою судьбу, создал первый по значению медиаканал «Интер».

Мне была знакома характерная для избирательного штаба суматоха: особая, ни с чем не сравнимая смесь напряжения, вдохновения и азарта. Через какое-то время, несмотря на то, что разговоры велись на украинском языке, я осознал, что главной заботой Александра было - ограничить количество прибывающих на Спивоче поле людей! Это было невероятно, и я не знал, в чем мне следовало сомневаться: в знании языка, или выборных технологий?

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Это поразительно! В РФ народ ошкурился, сломался, утратил пассионарность и рассыпался, и на митинги против растаскивания страны, мародерства и предательства приходят десятки и сотни, а в Киеве – десятки-сотни тысяч. Позавидуешь!/

Вечером меня забрал к себе брат Виктора Андреевича - Петр Андреевич. Рано утром он разбудил меня и сказал:

- Собирайся, Иван. Есть предложение: начать этот день с посещения святого места - Киево-Печерской Лавры.

Мы долго ходили с Петром Андреевичем по одному из первых монастырей на Руси. Само время дышало его тысячелетними стенами. Мне виделась тень автора «Повести временных лет» летописца Нестора. Мы постояли у мощей Илии Муромца, поклонились могиле Петра Аркадьевича Столыпина, после чего Петр Андреевич провел меня в так называемую «пещерную церковь». Помолившись, мы двинулись на Спивоче поле.

И только тут я осознал всю грандиозность происходящего. За всю свою жизнь я не видел столько народа. Тысячи, тысячи и тысячи людей, украшенных оранжевыми бантами, лентами, в майках оранжевого цвета с надписью «Так! Ющенко» стекались к Спивочему полю. Какие там сорок тысяч? Верных сотня тысяч человек составили колыша/стр. 250:/щееся в единстве оранжевое море! Энергетика, исходившая от этого, дышащего свободной волей, человеческого моря, - была невообразима. Позже я смеялся, когда мне говорили о руке американцев, поднявших эту человеческую волну.

Не-е-ет! Нет таких американцев, и нет таких денег, и не придуман еще мотив, способный подвигнуть такую массу народа к единению. Это была единая воля свободного народа, ощутившего свое единство, гордящегося своим достоинством, народа, готового постоять за право решать свою судьбу самостоятельно. Сколько необходимо заплатить горожанам, чтобы на каждом втором автомобиле плескался оранжевый бант? Кто и как должен был распределять «бабло» от Дяди Сэма, чтобы матери привязывали оранжевые повязки к детским коляскам? Надо думать, что и оранжевые ошейники собакам, и оранжевые бантики на хвосты кошек привязывали тоже не за доллары.

К пюпитру с двумя микрофонами подошел Виктор Ющенко. Громкоголосое эхо загуляло над стотысячной толпой:

«Уважаемые граждане! Дорогие соотечественники! Друзья мои!

Сегодня мы собрались вместе на склонах Днепра со всей Украины. Мы граждане Украины, и мы хотим перемен. Нас объединили любовь к Украине и тревога о её судьбе. Наша страна стоит на грани прошлого и будущего. Мы собрались здесь, потому что настало время выбора, который изменит нашу жизнь».

Ющенко произносил простые и ясные слова, актуальность которых болезненно совпадала с тем, что можно было сказать и о моей Родине:

«Сегодня гражданин не свободен в своей стране, он беззащитен от произвола чиновников, сборщиков налогов, милиции, прокуратуры. Следствие стало фарсом, унижение - нормой. Человек не может найти справедливости в суде. Виновна в этом - безответственная коррумпированная власть».

/стр. 251:/ Люди стояли, внимательно и торжественно воспринимая это обращение-клятву.

«Нам нужно одно: честная, ответственная и эффективная власть. Власть, которая заботится не о чиновниках и олигархах, а защищает интересы простых людей. Власть, которая пользуется доверием и уважением граждан. Власть может и должна быть такой.

Я знаю - дорога к победе будет трудной. Те, кто сегодня стоят у власти, боятся честных и прозрачных выборов, потому что они станут ей приговором. Огромные деньги, украденные из бюджета, сила административного ресурса - все брошено на то, чтобы не дать народу высказать свою волю.

Но мы не боимся власти. Это она нас боится! Она боится собственного народа, боится правды и свободы, которые есть в сердце любого из нас!

Я опираюсь на силу народа. Я верю в свои и ваши силы. Я прошу у Бога милости для Украины!

Скажите все, возвратившись домой: я верю в Украину, я знаю свой долг, вместе мы победим!

Слава вам и слава Украине!»

Торжествующий рокот толпы, похожий на подземный гул, предшествующий землетрясению, был ответом этой торжественной клятве. Виктор Андреевич, подняв свою дочь, посадил ее на плечи и в окружении сторонников отправился в избирательную комиссию.

Митинг расходился в торжественном порядке. И вот тут я в очередной раз оказался потрясен и организацией этого грандиозного мероприятия, и - в еще большей степени — недосягаемой для моего народа культурой участников. На опустевшей площади несколько десятков человек в зеленой униформе с лозунгами «Чистая политика, чистый Президент, чистые выборы!» провели уборку, подметая оставшийся после толпы мусор. Через полчаса площадь сияла первозданной чистотой. И это тоже было показательно, и это свидетельствовало о каком-то /стр. 252:/ совершенно новом периоде в жизни некогда наших соотечественников.

В памяти моей была свежа иная картина. Во время губернаторской компании на главной площади Новосибирска был проведен концерт популярной эстрадной группы. Наутро, направляясь в штаб, я видел заваленную мусором площадь. Много кто, кроме меня, прошел, ступая по грудам мусора. Можно представить, что думали эти люди об организаторах.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Отношение к мусору, забота о чистоте – это очень показательно. Сверхвзрыв субъектного Нового Времени начался с того, что в 1400 году граждане Флоренции, уцелевшие после чумы и осознавшие, что равнодушие к качеству окружающей среды и соответственно грязь и нечистоты послужили источником эпидемии, прониклись субъектной ответственностью за свою чистоту и чистоту своего города, облачились в белые одежды (как и предписано в Откровении Иоанна Богослова) – и колонна десятков тысяч флорентийцев прошлась по улицам и площадям и очистила их. После этого акта самоочищения вспыхнула субъектность в душах горожан (=буржуа), и начался модерн. Как я написал в 2005 году в одном из постов на форуме газеты «Ведомости» – «Люди не чувствуют себя хозяевами на своей земле и в своем городе - и разводят грязь. Где появляется чувство хозяина - начинается поддерживаемое сверху очищение. Классика - Флоренция в 1400-1405 годах, когда она стала "столицей мира" - столицей нарождающегося буржуазного Нового Времени. Десятки тысяч горожан облачились в белые одежды и очистили свой город от мусора. На наших глазах Сингапур (он сравним с Москвой по размерам, хотя превосходит по богатству), переходя из третьего мира в первый, тоже самоочистился (зачем и как - смотри книгу Ли Куан Ю). Когда наш Иван Жабин взял власть в оренбургском селе Софиевка, то он в сопряжении с экономическим чудом, демографическим взрывом и отражением атак "правоохранителей" добился идеальной чистоты. Всё это - азбука. Где шкурность - там мусор, а где хозяин - там порядок»/

Вернувшись в Москву, в аэропорту увидел, как в новостях показывали нечто вроде производственного совещания, устроенного Януковичем в Донецке. Это выдавалось за всенародную поддержку. О стотысячном митинге в Киеве не было сказано ни слова.

Я позвонил Константину Эрнсту: - Что же вы делаете, Костя? Есть же федеральный закон.

- Вопросы не ко мне, Иван.

Потом был Майдан. И вновь, стало очевидно, что на площади вершится судьба народа. Можно заготовить и раздать майки и шарфы. Можно поставить палатки. Но кто зажжет свет в глазах людей?

Я бродил по площади, прислушиваясь к разговорам и смеху возле палаток. Выпил горячего чая, который разливала из термоса черноглазая молодая женщина, говорившая на каком-то уже и вовсе неведомом наречии: смеси украинского, белорусского и русского языков. Нашлось немало охотников поддержать разговор с этим стройным интернационалом.

Пока мы пили чай, мимо нас прошла пожилая женщина в платке, ведя древний велосипед. На его руле висели с двух сторон по ведру. В одном были яблоки, другое было наполнено картошкой.

- Деточки, може бульбу кому? Запечете на костре, - предлагала она. - Яблочков возьмите!
Я поблагодарил, взял протянутое мне яблоко и отправился в штаб.

/стр. 253:/ Вообще, отношения доверия и дружбы были своеобразным воздухом Майдана. Помню, познакомился с бизнесменом, владевшим парой бутиков на Подоле. Разговорились, я представился. Он был с семьей. У жены на шее красовался оранжевый шарфик, маленькая трехлетняя дочь шла, гордо неся оранжевый флажок с лозунгом оранжевой революции «Так, Ющенко!» Потом они пригласили меня к себе в гости. Выбрав время, в один из вечеров я зашел к ним домой и оказался свидетелем сцены, в содержании которой увидел истину величайшего масштаба.

Появившись в доме, я оказался в центре воспитательного процесса. Трехлетняя Машенька стояла в углу, всем своим видом показывая, что не согласна с вмененными ей санкциями. Мы поздоровались, меня пригласили в гостиную. По этому случаю была провозглашена амнистия Маше.

- Маша, ты можешь выходить.

Маша продолжала стоять в углу, надув губки.

- Маша! - повторил отец. - Ты можешь выходить!

- Разом нас богато, нас нэ подолаты! - ответил ребенок. Я ощутил озноб. Ничего еще толком не понимающий ребенок уже впитал дух Майдана. Это был величайший урок Майдана - урок свободы. Той самой свободы, вкус которой остается навсегда, как память о дарованном Богом каждому человеку праве на выбор.

Приближался момент, когда должны были объявить окончательные итоги голосования. Это был вечер двадцать второго ноября 2004-го года. Когда объявили, что лидирует Янукович, набравший 49,46% голосов, в штабе повисла напряженная тишина. Ющенко, стиснув руки и сжав губы, сидел, глядя в стол.

- Витя! Вставай! Пошли, вынесем этих козлов вместе с креслами! - скомандовала Тимошенко.

- Я не отдам такого приказа, - сказал Ющенко. - Там, в «Беркуте», переодетые. Они будут стрелять.

/стр. 254:/ - Ну все, Ваня, - тихо сказал, наклоняясь ко мне, Борис Немцов. - Это - п.. .ец! Он - не политик. Завтра объявят президентом Януковича - и все. Нам-то куда податься?

Мы вышли на улицу. С черного неба, искрясь в свете фонарей, падал первый снег. Хлопнули двери, сзади послышались голоса, оранжевая принцесса в окружении десятка человек направилась к администрации Президента.

Странный и великий человек. В переломные моменты истории природа дарит миру таких, как она - лишенная принципов вообще, ослепительно красивая женщина-демон. Живущая и действующая просто ради власти, ради самой власти и только ради власти, занимающая мгновенно любое подвернувшееся пространство собой полностью, Тимошенко была ослепительна. Цокая каблучками по мостовой, она шла вперед решительно и смело.

Мы дошли до комплекса зданий администрации Президента. Дорогу к крыльцу преградили ОМОНовцы. Они стояли безмолвно, сомкнув щиты. Полусферы, прикрытые плексигласовыми козырьками, превращали их в некое подобие роботов.

Скинув туфельки, Тимошенко повернулась к сопровождающим ее парням.

- Поднимите меня! - скомандовала она.

В ту же секунду она взлетела, подхваченная десятком рук.

Держа в руках туфли, она пошла, наступая на плечи ОМОНовцев. Дойдя до внутреннего ряда оцепления, спрыгнула, надела туфли и взбежала по ступеням крыльца. Стоя на крыльце, набрала телефон Ющенко и торжествующе прокричала: «Виктор! Мы взяли администрацию!»

Представляю, сколь деморализующим фактором явилась эта, подхваченная мировыми информагентствами новость.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: А я вспоминаю, как днем 3 октября 1993 года три часа топтался в нерешительности генерал Альберт Макашов перед стеклянными дверями телецентра Останкино, за которыми находилась горстка из нескольких автоматчиков. И при первом же выстреле Макашов на другой стороне площади сбежал туда. А я с генералом Борисом Тарасовым вошел внутрь, несмотря на крики "Стреляем на поражение!", и потребовал от охраны перейти на сторону Верховного Совета России. У служивых тряслись руки, они предлагали позвонить их начальству, но народ побежал за Макашовым куда-то в сторону, за нами никого не было, и ограничились словесным препирательством. Так мы проиграли страну/

«Свобода слова» эмигрировала из России в Украину.

/стр. 255:/ В период, когда шло голосование в Раду, я вновь оказался в Киеве и был приглашен Савиком Шустером в его передачу. В студии стояли картонные фигуры украинских политиков. Моим оппонентом оказался Константин Затулин.

- Ты знаешь, Костя, в чем самая существенная разница, разница катастрофическая, между Украиной и Россией? В том, что у них, в Украине, муляжи - в студии, а в политике - живые люди. У нас - всё наоборот: в студии сидят вполне живые люди, в деле - муляжи.

Он сопротивлялся сказанному. И разговор этот получил неожиданное продолжение. На вопрос о том, кто будет составлять партийную тройку, Затулин сделал прогноз, просуществовавший буквально пару часов. В этот же день в эфире прозвучало сообщение, что первую тройку возглавит... Президент!

Услышав эту новость, я спросил Затулина:

- Ну вот, теперь и ответь мне. Если член политического совета партии, если вся Дума за пару часов не знает о том, кого она будет утверждать, живые ли это люди, или, все-таки, выставленные для прикрытия муляжи?

Известно, что умные учатся на чужих ошибках, дураки предпочитают свой собственный опыт. Последнее - вернее, поскольку опыт приобретает эмоциональный, а значит экзистенциальный характер. Однако прислушиваться к советам мудрых людей не возбраняется в любом случае.

В эпиграф главы вынесена мысль одного из великих сынов Соединенных Штатов Америки - Джона Кеннеди: «Те, кто делают мирную революцию невозможной, делают насильственную революцию неизбежной». Никому в истории человечества не удалось остановить историю. Задержать на время удавалось. Остановить - нет. Россию вновь задержали в ее историческом развитии. Еще один шрам на ее теле, еще один уродливый росток. Он будет иметь название: «Тактика суверенной демократии». Подобно «осетрине /стр. 256:/ второй свежести», «суверенная демократия» претендует на категориальную нишу.

Нет этой ниши.

Свежесть существует только первая, она же - единственная. Демократия - она или есть, или ее нет. «Да» или «Нет»! Остальное - от лукавого. Так - по Библии. В нашей стране сегодня демократии нет. Ее зачатки ликвидированы. Вместо того чтобы преодолевать болезни роста, болезни стыдные и трудные, опасные и неизбежные, вместо того чтобы пестовать иммунные силы социума - создавать Гражданское общество, обретать опыт одоления трудностей - демократия в России умерщвлена.

Чучело демократии, ее муляж выставлен в окно, ведущее в Европы. Существует муляж Государственной Думы, картонная дурилка судопроизводства, имитация разделения властей и иллюзия свободных выборов. Имеются фантомы общественной палаты и призраки свободы СМИ.

Ужасающая истина состоит в том, что в будущее существует лишь одна дорога. Одна единственная. И Россия вновь свернула с нее. Народ усыпляют сказками о множественности путей в историческое будущее. Если в очередной раз народ уснет, убаюканный мулькой о «суверенной демократии», проснуться он едва ли сумеет. Распыленный по многочисленным анклавам, по сырьевым областям и придаткам разодранной в клочья «одной шестой», он потеряет язык и культуру, реальный суверенитет и право на будущее, оставшись как феномен истории. Как «народ, потерявший право на выбор».