Ночные похождения в Синьцзяне
Приснилось мне, что я оказался в Синьцзяне с группой из двух-трех соратников.
Лагерь мы разбили в ложбине предгорий. И я отправился из него один вверх на плато,
и оно наполовину покрыто зеленой травой, а наполовину выжжено солнцем.
Я пошел к зеленому пологу, посреди которого блестело озерко. Поток, желтые отмели.
Поднимаюсь к зеленой равнине, иду по ней. Под ногами начинает хлюпать вода. Опасаюсь
попасть в болото, забираю к склону, ведущему к какому-то аулу.
Чётко понимаю, что нахожусь в Синьцзяне, на китайской территории. Но никак не
беспокоюсь насчет китайских официальных лиц, зато испытываю напряг насчет местных
уйгуров и киргизов.
По крутой тропинке поднимаюсь в аул. Никого из людей нет вокруг. Вдруг возникает
какая-то старуха, указывает мне путь в центр поселения. Обращаю внимание на благоустроенные
усадьбы, старые деревья, арыки. Людей нет.
Одолеваю гребень, на другой его стороне вижу внизу дорогу, на ней грузовики и
люди. Спускаюсь мимо богатых дворов к площадке около магазина. С опаской подхожу
к местным жителям.
Налаживается общение. Моя задача – сесть в грузовик и куда-то ехать. Аборигены
проявляют дружелюбие. Концовку сна не помню.
Проснувшись, подумал – к чему бы это. В юности я обошел один пешком Памир, Тянь-шань
и Копетдаг, бывал в высокогорных долинах, общался с пограничниками, киргизами
и таджиками, торговал и был дервишем, и много беседовал по душам с аксакалами,
но в Синьцзяне так и не побывал (когда хотел попасть туда – меня поймали пограничники
с Рангкульской заставы). Воспоминания остались – как о пребывании в раю. Душой
прикипел к тем местам. Навеки они – мои.
Сейчас все народы земли презирают ошкурившихся и самих себя предавших и допустивших
расчленение и разорение своей Матери-Родины русских, и нынешних русских каждый
может пнуть почти безнаказанно, но полвека назад меня, простого русского паренька,
воспринимали с почетом и уважением. Я чувствовал себя среди тюрок и таджиков
и калмыков как свой среди своих, как член одной большой семьи. И ничего негативного
антирусского ни разу не замечал. А сегодня во сне – чувствовал при общении с
нерусскими обитателями Евразии
– некую напряжность.