Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

Субъектность, предпринимательство, богоборчество

Субъектный = предприимчивый. Слово «субъ-ект» буквально означает «под-мет», то
есть метнутое или брошенное «под», или лежащее «под», или «под-лежащее». Напротив,
слово «объ-ект» буквально означает «пред-мет», то есть метнутое или брошенное
«перед», или лежащее «впереди», или «пред-лежащее». Субъект, как и его прообраз
Бог, не может не относиться к объекту творчески, производственно, активно, предпринимательски.
Объекту же (сущему) присуще быть пассивной глиной в руках субъекта, источника
бытия, и относиться к самому себе и к другому через иметь, а не через быть, то
есть не производственно, а потребительски. Быть субъектом – значит быть хищником,
а быть объектом – значит быть жертвой. 

Хищник голоден к жертве, а жертва голодна к жратве. Жертвоприношение для хищника
– способ быть Господином, а жратва для жертвы – способ существования  раба. Все
эти немаловажные моменты исследовал Гегель в «Феноменологии духа». 

Великий философ указывал, что для господина «только для-себя-бытие есть сущность;
он – чистая негативная власть, для которой вещь – ничто, и, следовательно, при
таком положении он есть чистое существенное делание; раб же есть некоторое не
чистое, а несущественное делание». И поясняет  – «И только риском жизнью подтверждается
свобода, подтверждается, что для самосознания не бытие, не то, как оно непосредственно
выступает, не его погруженность в простор жизни есть сущность, а то, что в нем
не имеется ничего, что не было бы для него исчезающим моментом, - то, что оно
есть только чистое для-себя-бытие. 
Индивид, который не рисковал жизнью, может быть, конечно, признан личностью,
но истины этой признанности как некоторого самостоятельного самосознания он не
достиг. Каждое должно в такой же мере идти на смерть другого, в какой оно рискует
своей жизнью, ибо другое для него не имеет большего значения, чем оно само… Господин
относится к рабу через посредство самостоятельного бытия, ибо оно-то и держит
раба; это – его цепь, от которой он не мог абстрагироваться в борьбе, и потому
оказалось, что он, будучи несамостоятельным, имеет свою самостоятельность в вещности.

Между тем господин властвует над этим бытием, ибо он доказал в борьбе, что оно
имеет для него значение только в качестве некоторого негативного; так как он
властвует над этим бытием, а это бытие властвует над другим, [над рабом], то
вследствие этого он подчиняет себе этого другого» (Гегель. Феноменология духа
/1807/ // Гегель. Сочинения. Том IV. Перевел Шпет Г. Москва: Издательство социально-экономической
литературы, 1959, стр. 104, 102, 103).

Вообще Гегель в «Феноменологии духа», в этом «путешествии за открытиями», как
он называл это свое вдохновенное творение, - воспроизвел вершинные прозрения
философов и глубинные откровения пророков. Он изложил суть Правой Веры и даже
наметил азбуку «прикладной эсхатологии» с её прообразом Круга Времени (модель
«вечного возвращения») в следующих строках Предисловия (стр. 9-13):

«Все дело в том, чтобы понять и выразить истинное не как субстанцию только, но
равным образом и как субъект. В то же время надо заметить, что субстанциальность
в такой же степени заключает в себе всеобщее, или непосредственность самого знания,
как и ту [непосредственность], которая есть бытие, или непосредственность для
знания. — Если понимание Бога как единственной субстанции /речь идет о философии
Спинозы/  возмущало эпоху, когда это определение было высказано, то причина этого
заключалась отчасти в инстинктивном чувстве того, что самосознание при этом только
пропало, не сохранилось, а отчасти в противоположном взгляде, который утверждает
мышление как мышление, всеобщность как таковую, ту же простоту или неразличенную,
неподвижную субстанциальность /речь идет о философии Канта/; и если, в-третьих,
мышление объединяет с собой бытие субстанции, а непосредственность или интуицию
(Anschauen) понимает как мышление, то дело еще в том, не впадает ли опять эта
интеллектуальная интуиция в инертную простоту и не изображает ли она самоё действительность
недействительным образом /речь идет о философии Шеллинга/.

Живая субстанция, далее, есть бытие, которое поистине есть субъект или, что то
же самое, которое поистине есть действительное бытие лишь постольку, поскольку
она есть движение самоутверждения, или поскольку она есть опосредствование становления
для себя иною. Субстанция как субъект есть чистая простая негативность, и именно
поэтому она есть раздвоение простого, или противополагающее удвоение, которое
опять-таки есть негация этого равнодушного различия и его противоположности;
только это восстанавливающееся равенство или рефлексия в себя самое в инобытии,
а не некоторое первоначальное единство как таковое или непосредственное единство
как таковое, — есть то, что истинно. Оно есть становление себя самого, круг,
который предполагает в качестве своей цели и имеет началом свой конец и который
действителен только через свое осуществление и свой конец.

Жизнь Бога и Божественное познавание, таким образом, можно, конечно, провозгласить
некоторой игрой любви с самой собой; однако эта идея опускается до назидательности
и даже до пошлости, если при этом недостает серьезности, страдания, терпения
и работы негативного. Пусть в себе названная жизнь есть невозмутимое равенство
и единство с самой собой, которое не придает серьезного значения инобытию и отчуждению,
равно как и преодолению этого отчуждения. Но это в-себе[-бытие] есть абстрактная
всеобщность, в которой отвлекаются от его природы, состоящей в том, чтобы быть
для себя, — и тем самым — вообще от самодвижения формы. Если провозглашается,
что форма равна  сущности, то уже в силу одного этого ошибочно мнение, будто
познавание может довольствоваться этим в-себе[-бытием] или сущностью, но обойтись
без формы; — как будто абсолютный принцип паи абсолютная интуиция делают излишним
раскрытие сущности или развитие формы. Именно потому, что форма столь же существенна
для сущности, как сущность для себя самой, сущность следует понимать и выражать
не просто как сущность, т, е. как непосредственную субстанцию или как чистое
самосозерцание божественного, но в такой же мере и как форму и во всем богатстве
ее развернутой формы; лишь благодаря этому сущность понимается и выражается как
то, что действительно.

Истинное есть целое. Но целое есть только сущность, завершающаяся через свое
развитие.  Об абсолютном нужно сказать, что оно по существу есть результат, что
оно лишь в конце есть то, что есть оно поистине; и в том-то и состоит его природа,
что оно есть действительное, субъект или становление самим собою для себя. Как
бы ни казалось противоречивым [положение], что абсолютное нужно понимать по существу
как результат, но достаточно небольшого размышления, чтобы эта видимость противоречия
рассеялась. Начало, принцип или абсолютное, как  оно провозглашается первоначально
и непосредственно,  есть только всеобщее…

— Хотя зародыш и есть в себе человек, но он не есть человек для себя; для себя
он таков только как развитый разум, который превратил себя в то, что он есть
в себе. Лишь в этом состоит действительность разума.  Но этот результат сам есть
простая непосредственность,   ибо он есть обладающая самосознанием свобода, которая
покоится внутри себя и которая не устранила противоположности и не отвращается
от нее, а с ней примирена.

Сказанное можно выразить и так, что разум есть целесообразное действование. Возвышение
вымышленной природы над непризнанным мышлением и, прежде всего, изгнание внешней
целесообразности подорвали доверие к форме цели вообще. Однако, следуя определению,
которое уже Аристотель дает природе как целесообразной  деятельности, цель есть
[нечто]   непосредственное, покоящееся,  неподвижное, которое само  движет; таким
образом,   это — субъект. Его способность   приводить в движение, понимаемая
абстрактно, есть для-себя-бытие или чистая негативность. Результат только потому
тождествен началу,  что  начало есть   цель; — или: действительное только потому
тождественно своему понятию, что непосредственное в нем самом имеет в качестве
цели самость или чистую действительность. Осуществленная цель или налично сущее
действительное есть движение и развернутое становление, но именно этот непокой
и есть самость, и она равна названной непосредственности и простоте начала потому,
что она есть результат, то, что вернулось в себя; но то, что вернулосъ в себя,
есть именно самость, а самость есть относящееся к себе равенство и простота.

Потребность представлять абсолютное как субъект пользовалась положениями:  Бог
есть «вечное», или «моральный миропорядок», или «любовь» и т. д. В таких положениях
истинное прямо устанавливается только как субъект,  но не  представляется как
движение рефлексии в самое себя. Положение такого рода начинается со слова Бог.
Это слово само по себе есть бессмысленный звук, одно лишь имя. Только предикат
говорит, что есть он, т.е. наполняет его [содержанием] и сообщает ему смысл.
Пустое начало только в этом конце становится действительным знанием. Раз это
так, то нельзя понять, почему не говорят просто о «вечном»,  о «моральном миропорядке»
и т.д., или, как поступали древние, о чистых понятиях, бытии, едином и т. д.,
— о том, что имеет смысл без добавления звука, лишенного смысла. Но этим  словом
обозначают как раз то, что установлено не вообще какое-нибудь бытие, или сущность,
или всеобщее, а нечто рефлектированное в себя, некоторый субъект. Но в то же
время это только предвосхищено. Субъект принимается за устойчивый пункт, к которому,
как к своей    опоре, прикрепляются предикаты - посредством движения, которое
составляет принадлежность знающего об этом пункте и которое не считается принадлежностью
самого этого пункта; а ведь лишь посредством такого движения можно было бы представить
содержание как субъект. Имея такой характер, это движение не может быть принадлежностью
самого субъекта; но в соответствии с предположением название [устойчивого] пункта
оно и не может быть иным, оно может быть только внешним. Указанное предвосхищение,
что абсолютное есть субъект, не только не составляет поэтому действительности
этого понятия, но делает ее даже невозможной, ибо она устанавливает это понятие
как покоящийся пункт, между тем эта действительность есть самодвижение.

Среди различных выводов, вытекающих из сказанного, можно выделить то, что знание
действительно и может быть изложено только как наука или как система; что, далее,
так называемое основоположение или принцип философии, если он истинен, тем самым
уже и ложен, поскольку он существует лишь в качестве основоположения или принципа.
— Поэтому его можно легко опровергнуть. Опровержение это состоит в том, что указывается
его недостаточность; недостаточен же он потому, что он — только всеобщее или
принцип, начало. Если опровержение основательно, то оно из него самого заимствовано
и развито, а не выдвинуто извне на основании противоположных уверений и выдумок.
Следователъно, такое опровержение было бы, собственно говоря, eго, принципа,
развитием и тем самым восполнением его недостаточности — если оно не сделает
ошибку в том отношении, что обратит внимание только на негативную сторону своих
действий и не будет сознавать своего продвижения и результата также с их положительной
стороны. 

— И наоборот, в собственном смысле положительное проведение начала есть в то
же время и в такой же мере негативное отношение к нему, а именно к его односторонней
форме лишь непосредственного бытия или цели. Такое проведение, следовательно,
можно принять также за опровержение того, что составляет основание системы, но
правильнее рассматривать его как показатель того, что основание или принцип системы
на деле есть всего лишь начало ее.

То, что истинное действительно только как система, или то, что субстанция по
существу есть субъект, выражено в представлении, которое провозглашает абсолютное
духом, — самое возвышенное понятие, и притом понятие, которое принадлежит Новому
Времени и его религии. Лишь духовное есть то, что действителъно; оно есть сущность
или  в-себе-сущее,оно  есть то, что вступает в отношения, и то, что определено;оно
есть инобытие и для-себя-бытие,— и в этой определенности или в своем вне-себя-бытии
оно есть неизменное внутри себя; — или оно есть себе и для себя.

 — Но оно есть это в-себе-и-для-себя-бытие только для нас или в себе оно есть
духовная субстанция. Оно должно быть тем же и для себя самого, оно должно быть
знанием о духовном и знанием о себе как о духе, это значит, оно должно быть для
себя в качестве предмета, но столь же непосредственно в качестве предмета снятого,
рефлектированного в себя. Предмет для себя есть лишь для нас, поскольку его духовное
содержание порождено им самим;  поскольку же он и для самого себя есть для себя,
то это самопорождение, чистое понятие, есть в то же время для него предметная
стихия, в которой он имеет свое наличное бытие;  и таким образом предмет в своем
наличном бытии есть для самого себя предмет, рефлектированный в себя. 

— Дух, который знает себя в таком развитии как духа, есть наука. Она есть его
 действительность и царство, которое он создает себе в своей собственной стихии».

Из этой науки о субъекте как сущности самоосознания субъектного Нового Времени
с неотвратимостью следует Правая Вера как наука о человекобожии или как «прикладная
эсхатология». Младогегельянцы и Людвиг Фейербах проторили путь к Карлу Марксу
и Фридриху Ницше, к их богоборчеству. Зачем измышлять лишние сущности и разделять
абсолютный вечный субъект (Бога) и относительный смертный субъект (человека).
Абсолютный субъект и есть человек. Разве не об этом учил Иисус Христос? Карл
Маркс в «Тезисах о Фейербахе» оригинально  переосмыслил мысли Гегеля (http://anthropology.ru/ru/texts/marks/tesfeuer.html),
 а Фридрих Ницше провозгласил Сверхчеловека как воплощение абсолютной субъектности.
Дальнейшее понятно. И до системы довел прозрения Нового Времени не кто иной,
как Мартин Хайдеггер, который выразил человекобожие в учении о сопряженности-неразрывности
Быть (Sein) и Дабыть (Da-Sein) /смотри мою работу «Постигая Хайдеггера» (http://panlog.com/docs/heidegger.doc.html).


В результате наука субъектного Нового Времени вернулась к переоткрытию первозданной
религии Великого Богосаможертвоприношения, свершаемого «детьми Бога», человеком
(прообраз – смерть Иисуса Христа на Голгофе). «Весь мир насилья мы разрушим до
основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим – кто был никем, тот станет
всем». Как сказано в Апокалипсисе (Глава 21):

«1. И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали,
и моря уже нет. 
2. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба,
приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. 
3. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками,
и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом
их. 
4. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля,
ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. 
5. И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое. И говорит мне: напиши;
ибо слова сии истинны и верны. 
6. И сказал мне: совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему
дам даром от источника воды живой. 
7. Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном. 
8. Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей
и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая».

Рифмовка между откровением святого Иоанна и прозрением гениального Гегеля – очевидна.
В Конце времени готовится Начало вечности. И субъектный Сплот Правоверных уничтожается
в Ничто, ныряя в мертвую воду Забыть, и выныривает к источнику воды живой, творя
как Элохим объект сущего - Круг Времени.