Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

Постиндустриализм для России – мысли парламентария Антона Бакова

В рамках проекта «Гражданский мониторинг» (http://www.put-iz-tupika.ru/) и подготовки
к Российскому Общегражданскому Референдуму «За достойную жизнь» постепенно подбираю
досье на партии, общественные организации и политиков, прежде всего на депутатов
разных уровней – от Государственной Думы РФ до советников муниципальных собраний.
Среди них много достойных и просто интересных людей, ведь пробиться в депутаты
очень трудно. Нужна энергетика, нужны организаторские способности. Моральные
качества и интеллектуальные способности в этих делах не обязательны, хотя для
нас, избирателей, крайне желательны. Но как определить, является ли данный человек,
за которого нас призывают голосовать, честным и умным? Пуд соли надо вместе съесть,
чтобы разобраться. И не сразу, а задним числом не по словам, а по делам можем
мы судить о своем избраннике, если ещё не утратили здравый смысл.

Тем не менее кое-какие выводы можно сделать о человеке, вникая в его деяния.
Сейчас меня, например, заинтриговал избранный в российский парламент по Серовскому
одномандатному избирательному округу № 167 (Свердловская область) независимый
депутат Антон Алексеевич Баков (http://www.bakov.ru/). Он – человек известный,
вдохновитель яркого движения «Май». Меня же он привлек не только своим интеллектуализмом,
но прежде всего схожестью своих мыслей с моими. Он, как и мировая интеллектуальная
элита, осознает принципиальное различие между эрой индустриализма и наступившей
эрой постиндустриализма и оригинально намечает пути вхождения России в постиндустриальный
мир. Многое из того, что он предлагает, перекликается с нашей коллегиально выработанной
Программой постиндустриальной модернизации России «Путь из тупика».

Сначала – его автобиография:

«Здравствуйте, меня зовут Антон Баков

Я родился 29 декабря 1965 года в Свердловске в семье металлургов завода "Уралмаш".

Папа и мама сейчас на пенсии. 
Слава Богу, живы и здоровы. 
С восемнадцати лет я - муж и отец. 
Сейчас у меня четверо детей и уже подрастает внук. 
В 1988 году я окончил металлургический факультет Уральского политехнического
института. 
Был студентом-отличником, Ленинским стипендиатом и почетным выпускником. 
Сейчас - кандидат технических наук, обладатель 20 патентов на изобретения в области
металлургии. 
Трудовой путь начинал токарем. Дошел до генерального директора научно-производственного
объединения "Урал". 
Свой политический путь начал тоже рано. 
Был избран самым молодым депутатом областной Думы. 
Работал председателем комитета по законодательству и местному самоуправлению.

Заместителем председателя областной Думы. 
Был членом Совета безопасности Свердловской области. 
В марте 1992 года был назначен руководителем регионального представительства
рабочего центра экономических реформ при Правительстве РФ по Свердловской и Тюменской
области. 
С июля 1993 года работал в Министерстве по делам национальностей и региональной
политике начальником Урало-Приволжского регионального центра. 
На выборах в марте 2000 года был избран депутатом Палаты Представителей Законодательного
собрания Свердловской области. 
А, кроме того, депутатом городской Думы города Серова и Серовской районной Думы.

За эти годы я смог помочь тысячам простых людей, защитил многие предприятия,
стал автором нескольких законов. 
С 1997 года по 2000 год был генеральным директором народного предприятия "Серовский
металлургический завод". 
В 2003 году я выступил против устаревших методов управления областью и криминальных
связей губернатора Росселя и участвовал в выборах губернатора Свердловской области.

Во втором туре выборов меня поддержало 330 тысяч свердловчан, - треть жителей
области. А в декабре 2003 года я стал депутатом Государственной Думы РФ. 
Член Комитета по безопасности Госдумы РФ. 
Моя жена - Марина, преподаватель английского языка, закончила Свердловский пединститут.

Дети - Алена и Илья - студенты. Настенька и Михаил - школьники. 
Зять - Алексей - перспективен и талантлив. 
Подрастает внук Юра. 
Я считаю себя современным политиком, хозяйственником и семьянином. 
И благодарен тысячам земляков, у которых учился и продолжаю учиться, которые
мне верят и поддерживают меня. 
Я всегда справлялся с самой тяжелой работой. И теперь, став депутатом Государственной
Думы, обязан доказать, что жить в Свердловской области и в России можно намного
лучше, чем живется людям сейчас. 
И я обязательно это докажу! 

С уважением, Антон Баков».

Его сайт http://www.bakov.ru/ насыщен массой ценных материалов о ситуации в мире,
в России и в Свердловской области. Колоссально! Постиндустриализм и глобализация
представлены с довольно неожиданной точки зрения.

В Предисловии к своему сайту Антон Алексеевич Баков говорит: 

«Добрый день, дорогие друзья. Поясняю, зачем сделан сайт. 

На улице 21 век. Россия и все человечество вступают в третий этап всемирной истории.


На первом, люди были объединены в общины, которые заселяли по праву рождения
и покидали по праву смерти. 

На втором этапе возникли более мобильные и свободные корпорации. Количество степеней
свободы у людей добавилось, но невидимая рука рынка бессильно опускается перед
вратами любой корпорации, и внутри действуют древние доэкономические законы несвободы.


На третьем этапе постиндустриальное общество освободило из оков корпораций значительную
долю населения. Сформировались действительно свободные профессии. Связь между
свободными производителями - всемирная сеть - не просто телефон с подключенным
компьютером. Сеть - связь между людьми, основанная на доверии. 

Поэтому сегодня прогресс общества определяется доверием между людьми и способностью
людей вступать между собой во взаимоотношения, не боясь быть обманутыми. Пока
Россия - страна, где люди не доверяют друг другу, потому что часто обжигались.


Моя работа лидером, объединяющим других людей на взаимовыгодных добровольных
основах доверия, является насущно необходимой для Возрождения России. 

Не стесняйтесь связаться со мной, я хороший партнер в различных начинаниях, и
в экономике, и в политике, и даже в организации досуга. Вы можете позвонить мне
по телефону (8-095) 292-77-02 - приемная депутата Государственной Думы Антона
Бакова, либо послать электронную почту по адресу mail@bakov.ru.  

АНТОН БАКОВ».

Я перепечатываю его работу «От индустриализации к глобализации», и если с чем-то
принципиально несогласен, то по тексту вставлю «МОЙ КОММЕНТАРИЙ»:

«1. ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ 

По большому счету, в XIX веке была одна индустриальная страна-Великобритания.
Прочие страны, мечтая обрести лидирующее положение на мировом рынке, пытались
достичь британской славы и могущества, внедряя опыт передовика индустриального
производства на своей территории. 

Каким же образом Британия достигла столь выдающихся результатов? Прежде всего,
тем, что именно она первой отказалась от сельской общины и, проведя индустриализацию
и урбанизацию раньше других, сумела оставить далеко позади товаропроизводителей
стран, опиравшихся на ремесленное и мануфактурное производство. Фабричные товары
выигрывали в конкурентной борьбе за счет разделения труда и его механизации,
стандартизации и введения новшеств, финансовой и кадровой мобильности. Примитивные
изделия, считавшиеся промтоварами до XIX века, вытеснялись по всему миру продукцией
индустриального производства. 

Секрет британского успеха восходит к XVI веку, когда главной отраслью английской
промышленности стало суконное производство. Под овечьи пастбища отводились сначала
общинные, а затем и крестьянские земли. Этот процесс назывался огораживаниями,
когда, по словам моралистов, «овцы съели людей». Это было время разбитых судеб
и загубленных жизней: вчерашних крестьян вешали за бродяжничество и мелкие кражи.
Быт, семейные и религиозные ценности были разрушены. Огораживания по трагичности
последствий «переплюнули», пожалуй, даже коллективизацию, произошедшую в XX веке
в России, ведь в результате исчезали целые деревни, и даже крупные поселения,
изменяя до неузнаваемости облик «старой, доброй Англии». 

Однако, после этой болезненной операции появилась свободная и мобильная рабочая
сила. Образовавшийся трудовой резерв можно было отделить от традиционного производства
и традиционной общественной организации. После испытаний периодом «кровавого
законодательства» Тюдоров, нищеты и бродяжничества граждане, оторванные от прежних
социальных корней, составили основу нового класса - пролетариата, самые продвинутые
члены которого даже выбивались в «буржуи». Кстати, именно пролетариат, наравне
с другой прослойкой - предпринимателями - стал доминировать при капитализме.
Именно мобильный капитал и мобильный труд, а вовсе не пресловутые овцы, вознесли
Британию над миром! 

Чем же отличались новорожденные капиталистические предприятия от старых феодальных
поместий и ремесленных цехов, специализировавшихся в тех же отраслях? Сравним,
для примера, горнозаводские владения Урала и горнометаллургические предприятия
Украины, времен Александра II Освободителя. На первый взгляд, преимущество Урала
- давние традиции производства. Но это - единственное наше преимущество! На заводах,
этих огромных поместьях, напрочь отсутствовала социальная мобильность. Каждый
пролетарий и каждый менеджер знали свое место в системе. Да, некоторые из них
сделали головокружительную карьеру, вспомним тех же Валеговых, крепостных управляющих
графов Строгановых. Тем не менее, ни свободы, ни возможности заниматься самостоятельным
предпринимательством эти люди не имели. Круг феодалов - заводчиков был очень
узок, и новому человеку удавалось проникнуть в него ценой больших усилий: обычно
это происходило, когда какой-нибудь завод разорялся, и его покупали у наследников.
Понятно, что о привлечении инвестиций и речи не было. 

По уровню технического оснащения и количеству нововведений вышеназванные предприятия
заметно отставали от капиталистических. Происходило это потому, что владельцы
заводов были полностью оторваны от производства и коммерции, а также потому,
что работники поместий, из поколения в поколение трудившиеся на одних и тех же
рабочих местах, сопротивлялись любой попытке модернизации, кто бы ни пробовал
ее осуществить - заграничный мастер или местный Кулибин. К тому же, любые удачные
изобретения и усовершенствования засекречивались, как в цехах феодальных ремесленников.


Вообще, при феодализме, с его жесткой иерархической структурой отношений, формировалась
особая вязкая среда, мало способствовавшая самореализации и развитию личности.
Тем более, что у хозяев латифундий имелись довольно тягостные социальные обязанности
- приходилось содержать, помимо самого работника, его семью, заботиться о жилье
для нее, о том, чтобы она успела выполнить необходимые сельхозработы, которые
кормили людей куда больше, чем фабричный заработок. 

Капиталистические корпорации пошли другим путем, значительно опережая натуральные
хозяйства поместий. Они собирали рабочую силу, оказавшуюся за пределами деревни
и ее социума, эксплуатируя людей за копейки, и безжалостно выгоняли, когда те
не могли трудиться с прежней отдачей. Перед капиталистами не стояли ни проблема
земледелия а, следовательно, зависимости от земли, ни проблема завтрашнего дня.
Если заводчик - феодал тщательно следил, чтобы у работников рождалось достаточное
количество сыновей, которым, в свою очередь, предстояло работать на его собственных
детей, то заводчик-капиталист попросту перемалывал все новых и новых беженцев
из деревень. Поэтому, совсем неудивительно, что в первой половине XIX века даже
в успешной, на первый взгляд, Англии происходило понижение уровня зарплаты и,
соответственно, ухудшалось качество жизни работников. Именно этот процесс и подтолкнул
Мальтуса к мысли о том, что человечество ждет голодная смерть. 

Несмотря на омерзительность раннего капитализма, многие страны с откровенной
завистью наблюдали за Англией, пытались ей подражать и зачерпнуть хотя бы немного
сладкой каши из котла индустриализации. России было тяжелее всех; во-первых,
потому что существовало крепостное право, а во-вторых, потому что у нас был избыток
земли, сравнимый только с избытком земли в Соединенных Штатах. Сибирь могла с
распростертыми объятиями принять всех, кому удавалось сбросить ярмо крепостной
зависимости. Да, в России жили и купцы, и ремесленники - потенциальные волонтеры
капитализма. Но никто из них не спешил переквалифицироваться в пролетариев, которые
за гроши согласились бы гробить свою жизнь и здоровье. А капитализму нужны были,
прежде всего, пролетарии! Так что долгожданная отмена крепостного права не стала
тем стартом, с которого Россия ринулась в капитализм, хотя бы потому, что община
осталась в целости и сохранности. Большого оттока людей из деревень в города
не происходило. К началу XX века мы имели лишь два города с миллионным населением
- Москву и Санкт-Петербург. В Одессе проживало 400 тысяч человек, в Киеве и того
меньше - около 300 тысяч. Ни реформы Александра II, ни деятельность Петра Столыпина
не смогли оторвать крестьян от сельской общины, которая формировалась веками,
поэтому-то Россия так долго оставалась аграрной. 

А что значило быть аграрной страной в XIX и даже XX веке? Быть аграрной страной
означало, прежде всего, быть страной эксплуатируемой. Великобритания и подобные
ей активно индустриализирующиеся страны навязывали невыгодный обмен, невыгодный
рынок тем, кто не мог или не хотел втягиваться в индустриальный прогресс. В то
же время сельхозпродукции было в избытке. Пароходы и поезда позволяли ее перемещать
за сравнительно небольшие деньги, что приводило, в конечном итоге, к снижению
цены продукции. Отсюда исторический парадокс: Россия экспортировала продовольствие
- и голодала! 

Первая мировая война, революция и гражданская война вынудили миллионы мужчин
покинуть родные деревни и отправиться в город на заработки. Женщины потянулись
вслед за мужьями. Люди вынуждены были селиться в городах, несмотря на сопутствующие
этому трудности: карточная система, бараки, изменение привычного уклада жизни
и т.п. Таким образом, война и революционные катаклизмы стали реальными предпосылками
урбанизации в России. 

И все же массовые индустриализация и урбанизация начались в нашей стране, лишь
в начале 30-х, после коллективизации, трагизм проведения которой до боли походил
на английские огораживания. Мы уже говорили о том, как в Великобритании отдавали
львиную долю пахотной земли под овечьи пастбища, которые обслуживали несколько
пастухов - остальные были просто не нужны! А ведь в России происходило примерно
то же самое - создавались и механизировались колхозы, в результате чего освобождалось
множество рабочих рук, тут же востребованных на грандиозных стройках страны Советов.
Но, надо отдать должное российской урбанизации, она была организована куда лучше,
чем в Англии или Латинской Америке, хотя сломанных судеб и у нас хватало - Молох
индустриального общества ломал и основательно пережевывал свои жертвы, прежде
чем их проглотить. Промышленный рывок, который мы сделали в Великую Отечественную
Войну и последующей гонке вооружений, стал еще одной причиной успешности советской
индустриализации. В итоге нам удалось создать беспрецедентный по масштабу милитаризованный
сектор экономики, где были заняты миллионы трудящихся. В целом, победа индустриализма
и урбанизма в России достигалась теми же омерзительными антигуманными способами,
как когда-то в Англии или как сейчас в Африке. 

Безусловно, помимо сходства, индустриальная советская Россия существенно отличалась
от индустриального Запада - прежде всего идеологически. Я имею в виду социализм,
который мы привыкли использовать для самоидентификации, то есть для противопоставления
себя всем остальным. Наверное, спор о преимуществах планового хозяйства или свободного
рынка, должен был выявить разницу между социалистической и капиталистической
формами индустриализма. Но, выявил он одно - общего у нас было гораздо больше,
чем различного. Для примера вспомним распространенное и в России, и на Западе
утверждение, что сельское хозяйство должно быть укрупненным и механизированным.
И мы, и они не подвергали сомнению идею разделения труда, согласно которой, в
сельском хозяйстве должны быть организаторы - менеджеры и просто работники-исполнители.
Таким образом, создавался узкий круг управленцев, которые проходили специальное
обучение. Те же, над кем, собственно, осуществлялось руководство, обязаны были,
в свою очередь, блюсти дисциплину и уметь становиться частью общего конвейера...


Разница была в том, что, хотя социалисты и капиталисты были равно убеждены, что
мелкотоварное производство должно вытесняться крупным, методы воплощения в жизнь
этой политики были разными: на Западе царили конкуренция и поэтапное разорение
неугодной «мелочи», а у нас доминировали меры воспитательно-принудительного характера.
И у нас, и у них были уверены - основному населению следует жить в городах и
заниматься до седьмого пота промышленным производством, что оно в поте лица и
делало. Даже дома в Союзе и на Западе строились по сходным проектам! Так что
широко декларируемая разница между социализмом и капитализмом существовала во
многом только на бумаге, что отмечали многие выдающиеся умы. Об этом писали и
Эрих Фромм, и многие другие, в том числе весьма уважающие Карла Маркса, авторы.
Не зря академик Сахаров, человек глубокий и незашоренный идеологическими догмами,
справедливо подметил, что все индустриальные общества похожи. Даже термин специальный
использовал - конвергенция. 

Действительно, так ли уж не похожи план и рынок? Известно, что даже в самой свободной
рыночной экономике имеются отрасли, где конкуренции по определению быть не может.
Например, добыча сырьевых ресурсов, которая попросту невозможна без получения
разрешений от государства. По-настоящему свободный рынок сохранился на Западе
на периферии, так как в центре господствовали корпорации. В «новой» России рынок
тоже возник в тени крупных государственных производств - в форме потребкооперации
или подпольных цехов и артелей. Однако степень централизации экономики в России
была гораздо выше, чем на Западе, и мы дорого за это заплатили в период гибели
индустриализма. Ибо индустриализм уже умер, выполнив перед смертью свою историческую
роль - вырвал миллионы людей из «идиотизма» деревенской спячки. Именно так грубо,
но точно отзывался о сельской жизни Маркс, горожанин до мозга костей. 

Что же привело к столь скорому, по историческим меркам, летальному исходу сей
прогрессивный экономический строй (в нашей стране индустриализм не протянул и
130 лет, а в других странах того меньше)? Конечно, мы привыкли от души критиковать
индустриализм за грязные реки, вырубленные леса и отравленный воздух. Но дело
не только в этом! Индустриализм оказался противен самой человеческой природе,
самой сути человеческого существа - хотя бы потому, что люди - не пчелы и не
муравьи. Потому, что нас трудно однозначно рассортировать, как это происходит
у пчел, на маток, работников и трутней. В каждом из нас есть задатки потенциальных
талантов и возможностей, а любая узкая специализация неизбежно ограничивает личность,
загоняя в прокрустово ложе изначальной заданности наши способности, вызывая чувства
ненужности и одиночества. Не удивительно, что одной из главных болезней XX века
стало отчуждение, о феномене которого написано немало работ. 

Человек, работающий на земле, пусть даже на чужой, ощущал себя в какой-то мере
ее хозяином, планировал свой труд, имел некоторую свободу маневра. Сравним теперь
этот вполне творческий труд крестьянина с трудом рабочего, обреченного изо дня
в день накручивать одну и ту же гайку на один и тот же болт возле бесконечного
конвейера. Рабочий становится просто частью конвейера, его одушевленной деталью,
всего лишь винтиком, и не более того! Кстати, осознание этого факта привело к
удивительным последствиям. Когда передовые круги Европы боролись за всеобщее
избирательное право, одно из многих позитивных завоеваний индустриализма, превалировала
точка зрения, что селянину, как человеку зрелому и вполне способному самостоятельно
решать свои проблемы, избирательное право предоставить можно, а вот пролетарию,
который способен только тупо прикручивать гайки, доверить судьбу Родины никак
нельзя. К счастью, подобная социально-«расистская» позиция не стала государственным
принципом, и мы не превратились в муравьев, обманув светлые надежды Фордов, Тейлоров
и прочих певцов индустриализма. 

В конечном итоге, индустриализм оказался неэкономным видом экономического производства.
Он «разбрасывался» человеческими и природными ресурсами, и понятие комплексности
было ему неведомо. Процесс извлечения какого-нибудь одного, необходимого для
производства компонента оставлял после себя груду отходов. Способности лишь одного
человека из десяти оказывались по-настоящему востребованными. 

Согласно статистике, только 20% работников корпораций имели (и имеют) возможность
проявлять какую-либо самостоятельность. Поэтому этим двадцати процентам так и
не удалось сделать корпоративную систему гибкой. Корпорация живет строго по законам
Паркинсона - накапливает энтропию, разбалтывается, постепенно теряет эффективность
и поддерживается на плаву ценой постоянных и титанических усилий. 

Хотя индустриализм, безусловно, был шагом вперед по сравнению с традиционным
обществом, шаг этот был не слишком широким - человечество тогда не умело шагать
широко. «Винтик» в составе корпорации мог, конечно, в исключительных случаях
ее возглавить - но перестать быть «винтиком» был уже не в состоянии! Казалось
бы, корпорация, не имея жесткой привязки к земле, как в традиционном обществе,
могла выбирать отраслевую специализацию. Тем не менее, во многом она чрезвычайно
походила на общину. Подобно общине, корпорацию возглавлял узкий, как талия топмодели,
круг лиц. Подобно общине, корпорация в определенной мере зависела от территории,
на которой находилась, и в случае необходимости с трудом меняла специализацию.
Таким образом, явные преимущества корпорации - экстерриториальность и полиотраслетивность
- были «разовыми», и имели значение только в момент создания корпоративной структуры.


Когда пролетариат сумел организоваться в профсоюзы и политические партии, ему
удалось получить причитающуюся долю дохода и добиться обеспечения определенного
уровня жизни. Так к середине XX века исчезло еще одно преимущество корпорации,
которое заключалось в «одноразовом» использовании рабочего. Более того, жизнь
последнего со временем стала даже лучше, чем жизнь крестьянина! 

И вот тогда, когда, казалось бы, все наладилось, у индустриализма появилась альтернатива.
И он как-то сразу в одночасье закончился...

2. ЗНАКОМЬТЕСЬ - ПОСТИНДУСТРИАЛИЗМ 

В советское время мы видели остальной мир только через щели в железном занавесе.
Оттого и восприняли на ура свежий ветер перемен, ворвавшийся в нашу жизнь с началом
перестройки. Первые съезды народных депутатов, перманентно переходившие один
в другой, казались моментом истины, от которого спадет вековечная шелуха, и засияет
долгожданная свобода, с материнской нежностью протягивающая нам рог изобилия.


1991 год ознаменовал принципиально новый этап в жизни нашего общества, тот Рубикон,
за которым остался индустриальный СССР; впереди же нас ожидало новое постиндустриальное
завтра. 

Что же, в сущности, вынудило руководство Советского Союза начать те реформы,
которые, в конечном итоге, привели его к гибели, но, к счастью, не к гибели нашего
народа и общества? 

Собственно, все задачи индустриализации мы решили уже годам к семидесятым. Все
тогда у нас было хорошо - и квартиры, и садовые участки, у многих имелись машины
типа «Жигули» и «Запорожец». Телевизоры и холодильники были тогда у всех, а некоторые
приобретали по второму, на кухню или дачу. Чего еще желать? Старцы из Политбюро,
как дети, радовались центральному отоплению и крану с горячей водой. Одно время
казалось, что все потребности человека удовлетворяются. При этом стоимость автоматизированного
труда падала, стоимость сырьевой и энергетической составляющих - тоже. Говорили,
что для удовлетворения насущных потребностей человеку достаточно работать два-три
часа в день. Фантазеры-американцы предполагали, что малая часть общества будет
кормить большинство, которому предстоит проводить время в низкопробных, но приятных
развлечениях. 

А вот по прогнозам Римского клуба человечеству угрожал сырьевой, и в первую очередь,
энергетический, кризис. Зато с кадрами и объемом потребления был полный порядок.
Российские мечтатели призывали совершенствовать, прежде всего, духовную сторону
жизни, ибо материальные проблемы, по их глубочайшему убеждению, были решены,
мещанские же потребительские идеи должны уступить место новым возвышенным отношениям.


В это время на Западе изобрели так называемое «качество жизни». Перед обществом
были поставлены задачи абсолютно материальные и неизвестные ранее. Появился огромный
рынок товаров и услуг - даже там, где, казалось бы, его вовсе не должно быть.
Выяснилась удивительная вещь - оказывается, одни и те же изделия имеют порой
разную форму и содержание, велосипед можно и нужно изобретать и совершенствовать,
как и множество других товаров, необходимых людям. Те же телевизоры неожиданно
стали «тринитронами» с потрясающе плоским экраном и четким, насыщенным изображением.
Только представьте себе, сколько было вложено человеческого труда и выдумки,
сколько денег было заработано на рынке «качества жизни» - для того лишь, чтобы
заменить морально устаревшие модели на ультра- и суперновые! 

К сожалению, «качество жизни» было изобретено не в России, где потребителям диктовали,
что им полагается по праву, а что является недопустимой роскошью, без которой
надлежит обойтись. Качество жизни не было изобретено и в развивающихся странах,
где население стремилось удовлетворить только первичные потребности в еде и одежде.


Зато на загнивающем Западе сформировался, так называемый, «золотой миллиард»
- группа народов, сумевших за счет защиты прав большинства потребителей создать
массовую покупательную способность. Это сделалось отличительной чертой Запада
по сравнению с территориями, где очень небольшое количество обеспеченных людей
на фоне нищего, не способного к потреблению населения, выглядит примерно так
же, как тонкий слой плесени на черствой буханке. 

Народившийся «золотой миллиард» выступил в роли заказчика целого ряда товаров,
которые, несмотря на дешевизну сырья и труда, оставались дорогими. «Качество
жизни» по определению не могло стоить дешево! Однако обеспечение высокого качества
жизни и оказалось той экономической нишей, в которой буйным цветом расцвел постиндустриальный,
информационный сектор всей мировой экономики. Впоследствии именно этот сектор
стал носителем и двигателем глобализации, и в считанные годы разросся до планетарных
масштабов. Другое дело, что этот слой масла тоже был размазан весьма неравномерно.
Если в одних государствах в постиндустриальном секторе уже задействована треть
экономически активного населения, порой даже несколько больше, то в других странах
можно говорить лишь о процентах и долях процентов занятости в этом секторе. 

Безусловно, постиндустриальный слой создавался не на ровном месте, он строился
на базе вспомогательных предприятий, обслуживающих основное производство, сосредоточенное
в крупных корпорациях. По сути, и в индустриальный период ни один завод без них
не обходился. Правда, тогда будущие постиндустриалы были крепче привязаны к конкретным
корпорациям, как электроны - к ядру, и практически не имели возможностей выбирать
себе генерального заказчика. 

Другой формой, в которую было отлито постиндустриальное производство, стала традиционная
сфера обслуживания, которая, будучи по своей природе сферой неиндустриальной,
в последнее время сама сделалась почти индустрией вместе с появлением массового
слоя тех, кого она стала обслуживать. 

В качестве третьего источника постиндустриализма можно назвать сектор мелких
предпринимателей - классических посредников, без которых никогда не существовал
рыночный обмен. Разумеется, крупные корпорации сколько угодно могли устанавливать
межкорпоративные связи, но в отношениях между ними неизбежно оставалась ниша
для индивидуального посредника, который был мобилен, легко управлялся с персоналом
в лице самого себя и поэтому демонстрировал чудеса расторопности, напоминая юркую
рыбацкую лодку, ловко проскальзывающую в зазорах между громоздкими и неуклюжими
авианосцами экономики. 

В нашей стране постиндустриальный сектор экономики зарождался еще в советские
времена. Нынешние олигархи, вроде Льва Черного, начинали с того, что выступали
в качестве цеховиков или посредников, обслуживавших весьма неповоротливую советскую
экономику. Безусловно, существовал и НИОКРовский сектор. Некоторые советские
исследователи умудрялись продавать свою интеллектуальную собственность не только
внутри страны, но и на глобальном рынке. Аналогично действовала и верхушка художественной
интеллигенции 

Но подавляющее большинство населения индустриальных обществ - люди наемного труда,
работавших в огромных ульях корпораций. Кстати, корпорациями были и социалистические
предприятия, средняя численность каждого из которых, как нам гордо сообщали,
достигала нескольких тысяч работающих. Люди рождались и умирали в качестве работников
ОАО «Советский Союз». К слову, фраза «концентрация побеждает конкуренцию» вошла
не только в учебники марксизма! На Западе подобным предприятием могло быть некое
обезличенное акционерное общество или общество, контролирующееся какой - либо
финансовой группой. В любом случае, для людей, которые работали в ульях, и для
менеджеров, которые ульями руководили, все было одинаково фиолетово. Так что,
по сути, процессы были сходны до невозможности. Прямо близнецы-братья. 

На этапе суперконцетрации капитала и трудовых ресурсов в единой корпорации СССР
мы получили потрясающие преимущества в играх времен индустриализма, позволившие
нам не только выиграть войну, но и форсированными темпами выстроить новую экономику
и новое послевоенное общество. Но у нашей суперкорпорации был большой минус.
Он заключался в ее всеохватности: членами суперкорпорации были, фактически, все
жители страны, где очень много лесов, полей и рек, а граждан еще больше. Главное,
что в России просто не было того слоя предпринимателей, который на Западе сформировал
постиндустриальный сектор экономики! Все возможности рекрутирования постиндустриального
сектора экономики у нас были связаны на 99,9% с молодежью. С теми, кто пришел
в трудовую жизнь после знаменитого апрельского пленума ЦК КПСС 85-го года, который
наконец-то разрешил создавать в стране постиндустриальный сектор и вообще заниматься
мелким, и от этого самым свободным, предпринимательством. 

Чем же принципиально отличался постиндустриальный сектор от индустриального?
Прежде всего, в индустриальном происходила пресловутая «эксплуатация человека
человеком». Конечно, присвоение благ внутри корпорации можно пытаться трактовать
в соответствии с некими рыночными механизмами. Можно говорить, что работники,
объединенные в профсоюзы, отстаивают среднюю рыночную стоимость рабочей силы,
что менеджеры не могут прыгнуть выше рынка, и поэтому их доля и доля хозяев тоже
являются рыночной. Но реально внутри корпорации человек принуждается к подчинению
в соответствии с суровыми иерархическими правилами: « Ты начальник - я дурак»,
а в случае перемены мест слагаемых - «Я начальник - ты дурак», или - «Не нравится
- увольняйся». Естественно, человек в такой ситуации - не творец, демиург своей
жизни, даже не ее субъект, а пассивный объект чужой воли, функционер чуждой ему
системы. 

В постиндустиальном же секторе каждый сам себе корпорация, сам себе режиссер.
Разумеется, сохраняется принцип специализации - кто-то занимается только программным
обеспечением, кто-то оказанием конкретных услуг. Каждый такой производитель фактически
выполняет весь комплекс операций по изучению рынка, предложению своих услуг,
установлению партнерских отношений, получению и самостоятельному реинвестированию
доходов от своей рыночной деятельности. Благодаря возникновению многочисленных
связей внутри рынка труд становится менее отчужденным. 

Итак, главным действующим лицом рынка становится не Корпорация-Улей, а Человек
- Корпорация, Человек - Оркестр. Причем, конечно же, это предполагает обращение
«Человека-Оркестра» за специализированными бухгалтерскими и юридическими услугами!
Неизбежно, также, вступление подобного человека в сотни горизонтальных взаимодействий,
обеспечить которые способно только информационное общество. 

Естественно, деятельность, противоположная принципу «Каждый сверчок - знай свой
шесток», требует не только правовой защиты и готовности рынка вести дело с мелкой
рыбешкой. Это требует огромной психологической революции внутри самого человека.


Люди, которые привыкли выполнять узкоспециализированную работу и зависели лишь
от исполнения поставленных перед ними задач, получили все риски рынка. Причем
получили, можно сказать, «лично», а не опосредовано, через патерналистские структуры,
которые могли уволить или сократить «человеческий балласт», если дела шли не
слишком хорошо. Но которые на самом деле выполняли все функции стратегического
планирования, а главное, снимали ответственность человека за конечный результат.
По большому счету, в индустриальной корпорации можно было работать годами, до
последнего вздоха чувствуя себя в безопасности, примерно так же, как кенгуренок
в материнской сумке. 

В постиндустриальном секторе, напротив, человек остается один на один с рынком,
с открытым забралом встречая опасности - всемирную конкуренцию и неуверенность
в завтрашнем дне. Конечно, это гораздо более дискомфортно по сравнению с обществами,
где граждане наверняка знают, что день грядущий им готовит. 

Поучительная басня о легкомысленной стрекозе и работящем муравье, в которой героине
говорят: «ты все пела - это дело, так пойди же попляши!», воспевающая запасливость
и предусмотрительность - не о современном обществе. Современному обществу больше
подходят евангельские слова из Нагорной проповеди - «не заботьтесь о завтрашнем
дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем, довольно для каждого дня своей
заботы». Действительно, непросто жить в обществе, которое ставит перед своими
членами задачу всю жизнь учиться, учиться и учиться, потому что сама жизнь меняется
на глазах. 

Другое дело - раньше. В детстве и юности учишься, потом всю жизнь работаешь,
потом садишься на шею своим детям и внукам. Спасибо государству, если пенсию
даст. Сегодня же структура общества в принципе стала другой, молодежи в развитых
странах - все меньше и меньше. Граждане «стареющих» государств просто вынуждены
перебрать несколько профессий в течение жизни, следовательно, периодически переучиваться!
Правда, государство в таком случае вынуждено помогать человеку подобрать новый
вид занятий, чтобы он как можно дольше не выходил на пенсию и оставался квалифицированным
работником. 

Конечно, есть еще великий резерв в лице развивающихся стран, за счет которых
население Земли к 2015-му году увеличится еще на 1 миллиард. Причем только 50
миллионов новорожденных появятся на свет в развитых странах. Остальные 950 миллионов,
сами понимаете, родятся в странах невысокого экономического уровня. Конечно,
подобная ситуация создает развитым странам прекрасные возможности для рекрутирования
свежих умов, своего рода «снятия интеллектуальных сливок». Но также, у жителей
благополучных государств появятся приезжие конкуренты, активность которых заставит
хозяев положения шевелиться. Только широкомасштабные террористические войны способны
замедлить это процесс и создать что-то вроде нового «железного занавеса» между
развивающимся и цивилизованным миром, в чем, кстати, оба мира нисколько не заинтересованы.


Интересно, что перемены, которые мы считали характерными только для России, даже
те, о которых говорили со слезами на глазах, например, сокращение численности
заводского персонала или закрытие крупных предприятий, оказались процессами,
объективно происходящими во всем мире. Просто мы эти процессы неоправданно тормозили,
как, впрочем, и ход самой постиндустриальной революции в нашей стране. Ибо индустриализм
в России был господствующей социальной и даже партийной идеологией. Именно индустриализм,
а не пресловутый марксизм-ленинизм. Поэтому когда исчезли препятствия, которые
мешали развитию постиндустриализма, когда государство перестало искусственно
поддерживать индустриализм (вспомните те же госзаказы космической промышленности,
стройки века), когда закончилось административное сдерживание постиндустриального
предпринимательства, - российский индустриализм пришел к неизбежному краху.

3. ПОСТИНДУСТРИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 

В результате начал формироваться новый постиндустриальный уклад, начали развиваться
сфера потребления и сфера услуг, появилось западное, а на самом деле, просто
современное понятие «качества жизни». Новых технологий и оборудования становится
все больше. Люди, которые долгое время были лишены объективной информации о том,
что происходит за рубежом, да и теперь не владеют достаточным объемом сведений
для анализа текущих событий, ужасно испугались и решили, что жизнь кончилась.
Тогда как просто начался ее новый этап! 

Советская империя, конечно, погибла, но это закономерно - я вообще не знаю ни
одной постиндустриальной империи. Зато члены СНГ интегрированы между собой даже
больше, чем члены Британского союза наций». 

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Насчет «интегрированности» членов СНГ и насчет «советской империи»
можно поспорить. Кстати, почему «советская империя» погибла, а «китайская империя»
рванула вперед? Дьявол прячется в деталях. 

«Не будем идеализировать ситуацию - многие процессы в России идут не так, как
нам бы хотелось. Но постиндустриальный сектор вырастает не в тепличных условиях,
а вопреки административной воле многочисленных бюрократических институтов, под
экономическим прессингом крупных индустриальных монстров. Вспомним дефолт 98-го,
когда экспортеры олигархов, пришедших к власти в государстве, так низко уронили
курс рубля, что разорили множество едва народившихся предпринимательских структур
и разрушили почти до основания потребительский рынок. Так что 98-ой год показал
- новое общество в России ни политически, ни экономически не защищено. 

На смену «мудрым» старцам из Политбюро пришли столь же «мудрые» завлабы, которые
попытались построить в России индустриальную версию капитализма, вместо того,
чтобы строить новое постиндустриальное общество. Они начали реформы с ограбления
большинства населения - достаточно вспомнить рост инфляции, обесценивший вклады
в Сбербанке. Под предлогом приватизации предпринимателей втянули в процесс бесконечного
и зачастую кровавого передела собственности. Таким образом, те немногие деньги,
имеющиеся в стране, которые следовало бы вложить в развитие новых экономических
структур, были направлены на дележку структур уже существующих. И это происходило
в обществе, остро ощущавшем нехватку инвестиций! Кстати, упомянутому обществу
было глубоко наплевать, кому персонально принадлежат заводы - лишь бы работали.
Или, в случае необходимости, цивилизованно закрывались. 

Наверное, нельзя построить новый мир без представления о той цели, к которой
мы стремимся. Нельзя построить новый мир, если власть в стране формируется бабушками-пенсионерками,
которые, при всем уважении к ним, гораздо лучше осведомлены о перипетиях бразильских
сериалов, чем о том, какое общество и зачем мы строим. Пока мы не поймем, в каких
условиях живем, и что хотим изменить вокруг себя, мы ничего толком не добьемся.
И будем продолжать неограниченно тратить оставшиеся ресурсы, главный из которых
- время. Потому что нет ничего важнее времени в эпоху on-line-овых режимов, когда
сегодняшние достижения никому не нужны завтра, не говоря уже о достижениях вчерашнего
дня. 

Итак, индустриализм приказал долго жить - как в России, так и на Западе. Как
и в России, на Западе старшее поколение недоумевало, что же этой постиндустриальной
молодежи надо, чем она, собственно, хочет заниматься... Происходящему нашли простое
объяснение: мол, никогда столько молодых людей не оказывались одновременно в
учебных заведениях, и система образования дала сбой - в виде хиппи, в виде неизвестно
откуда взявшейся контркультуры, в виде событий мая 68-го года во Франции, когда
была блокирована работа целого государства. «Перебесятся, и все встанет на свои
места»- успокаивали себя родители новоявленных протестантов, с ужасом разглядывая
рваные джинсы своих потомков. И уравновешенные родители оказались в чем-то правы
- часть молодежи действительно перебесилась, став так называемыми «яппи». Это
о них шла речь, когда в свое время нам говорили о победе западного конформизма
над нонконформизмом. Нас уверяли, что отважное поколение революционеров капитулировало
перед капиталистической системой и признало ее права, что мы по ошибке приняли
за революцию обычные возрастные «заскоки». Однако это было не совсем так - в
шестидесятые Запад и вправду пережил революцию - революцию постиндустриальную.
Ведь молодежь с дон-кихотским отчаянием бросалась не только на ветряные мельницы
государства - она протестовала против структуры общества в целом. Общества, где
одним предстояло стать винтиками внутри транснациональных корпораций, а другим
- возглавлять корпорации и самодовольно вершить судьбы «винтиков». 

Атака на общество шла по нескольким направлениям. Кроме молодежи в битве активно
участвовали философы, писатели и даже такие профессиональные революционеры, как
Че Гевара. Говорили о бездуховности и бессмысленности жизни среднестатистического
потребителя. Говорили об отчуждении человека от результатов его труда и от участия
в общественных процессах. Об опасности неконтролируемого разрастания спрутов
транснациональных корпораций и о том антигуманном вкладе в мировую экологию и
экономику, который они делают. Именно в то время появились зеленые движения,
и граждане задумались над необычными вопросами истребления китов, уничтожения
«легких планеты», то есть экваториальных тропических лесов. Аналитики упоминаемого
ранее Римского клуба выявили конечность энергетических и прочих сырьевых ресурсов.
Оказалось,что человечество бездумно транжирит невосполнимые богатства. 

На первый взгляд постиндустриальная революция не была революцией в привычном
(октябрьском и социалистическом) понимании слова. Левые, поддержавшие молодежь
в 68-ом, потерпели сокрушительное поражение на выборах, ибо испуганные обыватели,
особенно представители старшего поколения, качнулись «вправо». Многие так и не
поняли толком, что же на самом деле произошло. 

Казалось, радикальные движения, не имевшие единого организующего центра, пришли
к краху, и мир вернулся на круги своя. Однако последующие события продемонстрировали
обратное. Общество потребления сместило акценты с количественных показателей
на качественные. Появились новые ресурсо- и энергосберегающие технологии. Это
позволило повзрослевшим и остепенившимся бунтарям найти свою экономическую нишу,
хотя, конечно, некоторые из них ничего нового и не искали, а просто устроились
на работу в корпорации, деятельность которых так яростно критиковали в юности.
А наиболее амбициозные даже превратились в основателей новых корпораций - супергигантов
типа Microsoft или Sun. 

Все же значительная часть поколения протестантов пронесла через годы любовь к
тертым джинсам, которые так и не стали им малы. Эти люди до сих пор верны своим
идеалам. И Запад, наконец, оценил их роль в современной экономике. Появился даже
новый термин - bobo - когда в масштабе одной личности сочетаются приверженность
контркультуре 60-ых и многомиллиардное состояние. А ведь эти bobo, сменившие
яппи, и были постиндустриальными революционерами. Они сделали свое дело - общество
изменилось. Теперь в его составе беспрецедентное количество образованных людей,
работающих с информацией во всех возможных ее видах. Эти граждане не «завязаны»
непосредственно на «хозяина», потому что они - сами себе хозяева. 

Индустриальный сектор, конечно, сохранился во всех развитых странах, но во всех
развитых странах он не дает основных финансовых поступлений. Даже в США такие
важные отрасли, как сталелитейная, существуют только благодаря поддержке правительства
- вместо того, чтобы быть, как когда-то, локомотивом экономического развития.
Основные доходы в бюджет теперь приносит разработка технических или дизайнерских
инноваций. С середины девяностых свыше половины экспортного потенциала США обеспечивается
компаниями, в которых занято 19 и менее человек, то есть малыми предприятиями.
Возникают новые экономические сектора, имеющие совсем иные законы роста, чем
те, которые доминировали 15-20 лет назад. 

Мы вступаем в новый мир, где информация отделилась от человека. Раньше человек
был носителем индивидуального мастерства и мог передать свое умение другому только
в ходе многолетнего обучения, а молодой специалист, поступая на работу, перенимал
«из рук в руки» ноу - хау своего предприятия. Теперь мы способны отчуждать информацию
от ее носителей, делать ее понятной и для того, кто ее создал, и для того, кто
информацией пользуется. Когда мы говорим «информационное общество», то подразумеваем,
прежде всего, общество компьютеризированное, с Интернетом и базами данных. Сегодня
любое ноу-хау может стать достоянием мира в течение считанных часов - процесс
распространения нового значительно ускорился. Появилось огромное количество рабочих
мест именно в информационной сфере. Американец Райх в книге «Труд наций» разделил
трудоспособное население на людей, занятых в производстве, людей, занятых в обслуживании,
и тех, кто работает со знаками как таковыми. Райх уточняет, что наилучшие перспективы
именно у последних. По его мнению, судьба США как государства будет зависеть
от «информационщиков», которые могут производить популярные во всем мире «знаки»
- будь то голливудские фильмы, один из основных товаров американского экспорта,
или Бритни Спирс, или создание информации сугубо технического характера. 

Анализируя устройство постиндустриального общества, мы отмечаем, что люди с высоким
уровнем образования и внутренней свободы, которые сами производят какой-либо
продукт и реализуют его на рынке, могут объединяться друг с другом в самых невероятных
сочетаниях. Это - будущие жители электронной деревни, которым нужен не многолюдный
и заваленный бумагами офис, а рабочее место с современными средствами связи.
Таким образом, житель маленького городка в штате Калифорния, путешественник в
зарослях Амазонки и обитатель нью-йоркского Сити будут одинаково интегрированы
в мировую экономику! 

Другая группа людей по-прежнему занимается довольно высокооплачиваемым трудом,
который не является престижным в глазах общества. От них требуется все меньше
умений, потому что технологии постоянно совершенствуются, и необходимость человеческого
участия все больше отпадает. Как когда-то конвейер упростил труд рабочего, сделав
его при этом жутко монотонным и совсем не творческим. 

Однако есть и третья группа людей - те, кто совсем не вписался в новое общество.
Они зачастую образуют свои субкультурные группы, но оказываются на обочине экономических
процессов подобно австралийским аборигенам. Таких граждан довольно много. Жить
в постиндустриальном обществе сложно, ведь то, что ты умел делать сегодня, завтра
может никому не понадобиться. Отсюда многочисленные стрессы. Человек изнашивается
быстрее, чем его успевают вылечить и поставить на ноги. Разные этнокультурные
и конфессиональные группы проявляют, соответственно, и разную степень приспособляемости
к этому образу жизни, подобному «американским горкам». 

Сегодня все страны делегируют своих отдельных представителей в постиндустриальное
общество. Все больше талантливых индийских мальчиков садятся за мониторы. Немало
умов поставляют Китай и Россия. Наиболее молодые, талантливые люди, не несущие
ответственности перед семьей, которой пока нет, становятся кирпичиками нового
общества, новой Земли. Так что не страны целиком переходят в новый мир, а отдельные
люди. Безусловно, они вынужденно зависят от родной страны, где все еще процветает
индустриальное или аграрное производство, но уже ярким лоскутком выделяются в
пестром одеяле глобального мира. 

Человечество добилось объективных успехов - никогда еще труд не был таким эффективным
и творчески раскрепощенным. Никогда раньше не удавалось до такой степени снять
вопрос эксплуатации человека человеком, достичь такого симбиоза рыночной конкуренции
и кооперации, когда соперничество между производителями уступает место сотрудничеству
и налаживанию взаимообогащающих связей... 

Все это делает глобальный постиндустриальный мир если не раем в прямом смысле,
то достаточно заманчивой перспективой для человечества!

4. ШАНС ГЛОБАЛИЗАЦИИ 

Глобализация - великий шанс для всех неудачников и отстающих, тех, кто имел несчастье
родиться в Гвинее или Советском Союзе, то есть среди людей, которым надо было
собирать вещи и уезжать, если они хотели по-настоящему самореализоваться. Это
естественное желание сильных личностей патетично называли утечкой мозгов и предательством
национальных интересов. Невозвращенцев упрекали: - «мол, мы тебя учили-учили,
поили-кормили, родили тебя, в конце концов, а ты, неблагодарный, чем Родине отплатил!?»


При этом большая часть населения была все-таки верна Отечеству - продолжала жить
там, где родилась, и лучшей доли не искала. Примерно так же, как тот забулдыга,
который просил сердобольных прохожих не вытаскивать его из лужи, потому что он
тут живет. И большинство оказалось по-своему право, ведь чтобы изменить свою
судьбу, надо было иметь, помимо очевидных талантов, весьма неоднозначные свойства
- следовало раз и навсегда отказаться от корней и порвать связи с прежним окружением,
включая, порой, и собственную семью - куда эмигранту еще и такую обузу за собой
тащить! 

В общем, человек, хоть и обладающий талантами, но отягощенный моралью, был в
новообретенном капиталистическом обществе абсолютно неконкурентоспособен. А если
он патриотично оставался «дома», ему ломали хребет бюрократы. Впрочем, и сегодня
новые властители судеб с не меньшим хрустом продолжают ломать хребты любым проявлениям
инициативы. Как справедливо отметил господин Явлинский на съезде партии «Яблоко»,
на Урале нынче две проблемы - население, которое не хочет ничего делать, и ОПС
Уралмаш (плюс олигархи), которые не дают никому ничего делать. 

Глобализация же дает уникальный шанс включиться в мировую экономику и международное
разделение труда. При этом не нужно никуда уезжать и не нужно изобретать велосипед,
повторяя чужие достижения. Если еще 10-20 лет назад для того, чтобы участвовать
в автомобилестроении, нужно было купить целый завод, то сейчас можно разработать
всего лишь одну маленькую деталь для автомобиля, но зато продавать ее по всему
миру. 

Глобализация - великий шанс начать жизнь с нуля, присоединиться к мировому процветанию.


«Почему же европейская молодежь так протестует против глобализации?»- спросите
вы. Так вот - европейцы били, бьют, и будут бить стекла банков и супермаркетов
просто потому, что боятся конкуренции. Они ограничили въезд в свои сытые страны.
Они заставляют власти и предпринимателей своих государств нанимать только своих
граждан, создавая для себя тепличные условия. Но это происходит не потому что
они, европейцы, объективно лучше других, не европейцев, а потому что они имели
счастье родиться в раю - зоне «золотого миллиарда». И глобализация - конец их
беззаботной райской жизни. 

Упитанный среднестатистический европеец просыпается в холодном поту, стоит только
ему представить, что преуспевающее предприятие, которое снабжало какой-нибудь
деталькой «Ситроен», или «Мерседес» и «Крайслер» вдруг останавливается и выбрасывает
его на улицу - его, представителя лучшей части человечества! И лишь потому, что
ловкие гаденыши на Тайване начали производить такие же детальки, но качественнее
и дешевле. 

Да, для «золотого миллиарда» глобализация - кошмар, ибо она означает конкуренцию
- причем не просто со всем остальным человечеством, а с его лучшими умами. Но
конкурировать - это означает уметь не только выигрывать, но порой и проигрывать.
А кому же хочется оказаться в проигрыше? А ведь это практически неизбежно, если
вы разучились играть, если ваши мышцы, предназначенные для борьбы, атрофировались
в условиях потребительского рая! 

Да, у Запада, как у опытного шахматиста, есть бесспорная «фора» - социальные
завоевания, и контроль над расходованием финансов. Плюс высокий образовательный
уровень и традиционная культура предпринимательства, которые не позволят одряхлевшему
«Риму» сдаться новым варварам без боя. Но уже сейчас слабейшие члены западного
общества ощущают за спиной горячее дыхание догоняющих конкурентов из презренного
третьего мира, который может превратить печаль шпенглеровской метафоры «заката
Европы» в объективную реальность. 

Глобализация - это ключ к наиболее развитым и доходным рынкам. Тот, кто выступает
сегодня против глобализации там, в Европе - консерватор. Тот, кто делает подобное
у нас - предатель. Предатель национальных интересов, и самого талантливого, что
есть в нашем народе. 

Мы должны дать людям максимальное количество стимулов, чтобы они участвовали
в процессе глобализации. Именно, те люди, которые сумеют прорубить окно не только
в Европу, но и в остальной мир, сумеют интегрироваться в мировое экономическое
пространство, не уезжая из России, и будут наиболее перспективными и выгодными
для государства гражданами. 

Сегодня, как издавна водится в России, на одного с сошкой приходится семеро с
ложкой, когда один добросовестный налогоплательщик содержит троих слабых и четверых
вороватых. Каждое нормальное правительство будет (по крайней мере, должно) думать
о том, как изменить это соотношение. И если на прожорливых «семерых с ложкой»
будут приходиться хотя бы двое с сошкой, это в корне изменит экономическое положение
в стране. 

Еще раз подчеркну, мы должны всячески стараться дать нашим людям долгожданный
и выстраданный поколениями безвестно сгинувших талантов шанс выйти на арену глобализации.
И у нас есть все необходимые предпосылки, чтобы мы этот шанс удачно реализовали.
Одна из них - добротный образовательный уровень, потому что синтез образования,
предприимчивости и свободы позволит нашим людям осуществлять полезную экономическую
деятельность в постиндустриальном обществе. 

Однако этого недостаточно, необходима продуманная и действенная система доведения
необходимых средств до самых широких масс населения, потому что для любого предпринимательства
нужны деньги, хотя бы в качестве стартового капитала. Если средства будут только
у крупных олигархических структур, а система малых финансовых капилляров не будет
работать, то вся живая экономическая ткань будет отмирать. 

И, безусловно, остается открытым вопрос доверия. Сегодня многие предложения,
даже самые выгодные, не принимаются потому, что на наших предпринимателях стоит
черное несмываемое клеймо «мы из России». Оно и понятно, «паршивая овца все стадо
портит!». И Запад рассуждает - если они из России, то значит воры и обманщики.
В глазах Запада мы - примерно то же самое, что и Нигерия, откуда постоянно идут
заманчивые предложения, являющиеся откровенным мошенничеством. 

Такое отношение можно и нужно изменить! России нужен новый позитивный имидж.
Нужно создавать отечественные бренды, которые могли бы гарантировать соответствие
наших заявок нашим возможностям. Хороший российский бренд, профессионально раскрученный,
будет стоить не меньше десяти нефтяных скважин, и поможет тысячам предпринимателей
войти в глобальное сообщество и добиться успеха. 

Уже сегодня мы добились определенных успехов на ниве оффшорного программирования,
хотя в этой области высокоразвитая Россия, к сожалению, пока проигрывает даже
не шибко грамотной Индии. Увы, по пальцам можно пересчитать отечественные фирмы,
которые предоставляют международные услуги в сфере программирования. И все же
есть определенные обнадеживающие симптомы того, что эта ситуация радикально изменится
в ближайшие два-три года, и результаты превзойдут все наши ожидания. 

Ждут своих Колумбов поистине необъятные рынки, связанные с распространением и
обработкой информации. Глобальному обществу нужны лингвисты - необходимо перевести
нашу информацию на английский и другие языки, а их информацию донести до нашего
потребителя. При этом беспокойство о судьбе великого русского языка излишне.
Будут существовать сообщества, активно использующие для коммуникаций именно русский.
И, к слову, чем больше будет таких сообществ, тем больше будет у русского языка
и русской культуры шансов развиваться и процветать. 

Говорят, что Россия богата талантами. Но как, даже будучи талантливым и конкурентоспособным
на мировом рынке, я смогу продемонстрировать миру свои способности, если живу
в Екатеринбурге или Елабуге? Как я смогу предложить и продать свое ноу-хау, свой
патент? А ведь к желанной цели должна вести удобная и широкая дорога - только
тогда по ней пойдут миллионы. 

Пока тысячи и сотни тысяч нитей не свяжут наше общество с другими, пока само
распространение института посредников-коммуникаторов не снизит радикально стоимость
посредничества и коммуникаций, то есть, посредники не перестанут забирать себе
львиную долю прибыли, - мы не сможем говорить о реальной интеграции в мировую
экономику. Признаком интеграции в нее будет являться появление электронной деревни
не в Калифорнии, а в Сысерти или пригороде Челябинска. 

Те, кто боится проникновения глобальной экономики к нам, должны ответить на простой
вопрос: «Вы солидарны с теми голландцами и итальянцами, которые боятся нашего
проникновения в глобальное общество? Вы хотите создать им тепличные условия,
а себя признать изгоями?» И если ответ будет «да», это означает, что мы забыли
о своем вкладе в современную цивилизацию. 

В настоящее время имеет место мнение, что Россия - пример того, как НЕ НАДО делать.
Но это - преувеличение и неправда. Это мифологизация отдельной, вырванной из
контекста мысли. Когда Чаадаев в «Философических письмах» говорил, что единственное
предназначение России в том, что бы «дать страшный урок миру» он имел в виду
совершенно конкретное время и события. На самом деле мы очень многое сделали,
чтобы современный мир стал таким, какой он есть. Мы заставили Запад соревноваться
с нами и под дулом красной угрозы изменить структуру общества. Именно мы сломали
шею фашизму. Мы были тем камнем, который лежал в основе политики и восточных,
и западных держав в XX веке - веке, который прошел под нашим знаком. И после
этого объявлять нас изгоями, жалким островком, где, как в городе Глупове, люди
жили, ничего толком не зная о мироздании и не влияя на него - просто нонсенс.
СССР был явлением глобального масштаба и мирового значения. 

Говорят о том, что «глобальный» Голливуд вытеснил нашу культуру, баян и гармошку.
С другой стороны, чем больше мы будем входить в глобальную культуру, тем больше
стимулов получат наши творцы. Ведь тот же Голливуд невозможно представить без
Станиславского и Эйзенштейна! 

Глобализация - это трамплин для переходных обществ, помогающий попасть из состояния
«до» в состояние «после». Это лифт, возносящий наверх, мимо ступеней, по которым
без него пришлось бы долго карабкаться. 

Да, нам может не нравиться гегемония США, но выход - не в том, чтобы воспроизвести
имперский подвиг Союза. Империя сейчас невыгодна ни экономически, ни политически,
поэтому нет никакой необходимости слишком рьяно отстаивать роль России в мировом
сообществе. 

Надо думать не столько о роли России, сколько о роли русских, о том, как создать
международные, в первую очередь, экономические институты, куда имели бы доступ
и мы, и филиппинцы, и китайцы. Да, это низведет нас до уровня равных - равных
другим народам. Но это лучше, чем быть комплексующими осколками разбитой вдребезги
империи. Реваншизм - прямая дорога в мюнхенскую пивную, а потом и под Нюрнбергский
трибунал... 

Когда-то Столыпин говорил: «Нам не нужны великие потрясения, нам нужна великая
Россия». Скажу по-другому: «Нам не нужна великая держава, нам нужен великий народ».
Надо дать каждому возможность проявлять свои таланты, инициативу, добиваться
успеха. Сумма личных успехов неизбежно приведет к успехам всего общества. 

Вы можете возразить - посмотрите на них, этих ваших людей будущего! Ванька пьет,
Прошка ворует - и это великие россияне? Но вспомните - еще совсем недавно нами,
Ваньками и Прошками торговали дворяне, которых в моей родной Пермской губернии
была одна десятая процента населения, а наших жен заставляли грудью вскармливать
барских борзых. И эти же Прошки, унижаемые и презираемые в течение столетий,
пережив катаклизмы революций, создали великую державу, выиграли Великую Отечественную
Войну и покорили Космос! Можно ли после этого не верить в силу и потенциал нашего
народа? 

Если мы научимся помогать друг другу, мы добьемся не менее впечатляющего результата
в экономике, чем англичане или немцы. Правда, при еще одном обязательном условии
- мы должны научиться уважать себя. Без самоуважения бесполезно мечтать об успехе
и о покорении новых вершин. Нация рабов останется нацией рабов, даже если у нее
будет атомная бомба. А что может быть опаснее раба с атомной бомбой? Вспомните
- выиграли войну и полетели в космос люди, которые учились читать по строчкам
«мы не рабы - рабы не мы»... 

Давайте помнить, что Россия - это, прежде всего, мы с вами, и кем мы в итоге
станем, зависит опять же от нас с вами. А звезды над Кремлем и Овальный кабинет
Белого дома - не более, чем символы, символы времени, которое стремительно удаляется
от нас, становясь пусть новейшей, но уже историей».

Напрягал своё критическое нутро, но возражений не родилось. По мелочам можно
кое-что уточнить, а в принципе – я думаю так же. Только как богослов больше внимания
обращаю на порыв к субъектности (=равнобожие), но и Антон Баков тоже подчеркивает
примат субъектности в постиндустриализме. Так что тот оригинальный ракурс, под
которым независимый депутат Государственной Думы РФ осмысливает сопряженный с
глобализацией постиндустриализм, вполне согласуется не только с моими представлениями,
но и с концепциями ведущих мировых исследователей качественно нового этапа истории
– постиндустриализма.