Глава внешнеполитического ведомства Евросоюза Жозепп Боррель максимально наглядным образом проиллюстрировал известную политическую поговорку о том, что вовремя предать означает предвидеть. Маститый европейский дипломат, вероятно, пригляделся к ситуации на геополитической арене и решил, что пришло самое время обозначить новый стратегический курс Евросоюза, который, очевидно, будет проходить под девизом «Век Азии начался!»

Собственно, о начавшемся «азиатском веке» и заявил господин Боррель на недавней встрече с немецкими дипломатами. Более того, по версии главы европейской дипломатии, американоцентричный (или находящийся под управлением США) мировой порядок — закончился, как раз в контексте наступления нового этапа исторического развития, в котором Евросоюз уже не готов довольствоваться ролью любимой американской колонии или в лучшем случае младшего партнера Вашингтона, который периодически милостиво разрешал коллективному Старому Свету заниматься неоколониализмом на своих традиционных «охотничьих угодьях» в Африке, на Ближнем Востоке и в Восточной Европе.

Брюссель хочет большего, и эта смелость объясняется очень просто: Вашингтон ослабел, Евросоюз чувствует, что баланс сил поменялся и что жесточайший конфликт по линии Вашингтон — Пекин открывает для Евросоюза большое окно возможностей, в которое нужно успеть запрыгнуть, несмотря на недовольство всех американских сателлитов, находящихся внутри объединенной Европы.

Британская The Guardian приводит довольно смелые тезисы из выступления господина Борреля. «Аналитики долго говорили о конце американской системы (международных отношений. — Прим. ред.) и наступлении азиатского века. Это сейчас происходит на наших глазах», — заявил главный европейский дипломат. И дал понять, что на Евросоюз в целом сейчас оказывается колоссальное дипломатическое давление как со стороны Вашингтона, так и со стороны Пекина.

Стоит отметить, что сам факт жалобы ведущего европейского чиновника на то, что на Евросоюз «давят в вопросе выбора стороны (конфликта. — Прим. ред.)», уже является, по сути, скандалом, так как предполагает, во-первых, наличие некой свободной воли у политиков, управляющих европейскими странами, а во-вторых, допускает саму возможность того, что Евросоюз станет в фундаментальном геополитическом конфликте на сторону Китая, оказавшись с Америкой по разную сторону баррикад, несмотря за все заверения о наличии общих ценностей, трансатлантической солидарности и принадлежности к общей системе безопасности в виде НАТО.

Но самое интересное — это то, каким образом главный дипломат Евросоюза предлагает решить проблему выбора. Он предлагает отойти в сторону и дать двум претендентам на статус главной державы планеты выяснить отношения без прямого участия Брюсселя в конфликте на стороне Пекина или Вашингтона.

По большому счету Евросоюз через своего ведущего дипломата сделал декларацию о суверенитете. По версии Борелля, европейцы «должны следовать нашим собственным интересам и ценностям и избегать превращения в инструмент той или иной стороны», очевидно, подразумевая нежелание превращаться в пешку в руках Пекина или оставаться пешкой в руках Вашингтона.

Вряд ли Дональд Трамп будет в восторге от такого дезертирства с поля геополитических баталий в исполнении блока, который (по крайней мере, в теории) должен быть самым преданным вассалом США и поддерживать все американские геополитические авантюры. Как уже неоднократно говорили представители ближнего круга американского президента, защита Pax Americana — «американоцентричного мира» и американской гегемонии — это главный приоритет, по отношению к которому не может быть компромиссов.

В этом контексте заявление Борреля о том, что вообще-то американский век закончился, а прямо сейчас наступает век азиатский, не может быть воспринято иначе как предательство, за которое нужно наказать даже не столько конкретного дипломата (который вряд ли выступал в жанре политической самодеятельности), а вообще весь сегмент европейской политической элиты, который внезапно посчитал, что пришло самое время то ли поискать себе другого хозяина (и заигрывает с Пекином), то ли восстановить былое величие и заявить о Евросоюзе как о независимом «полюсе силы» в новом многополярном мире.

Стоит отметить, что и в отношении Китая Боррель не нашел особо теплых слов, заявив скорее о необходимости конфронтации, чем кооперации. «Нам нужна более твердая стратегия в отношении Китая, которая также требует улучшения отношений с демократической частью Азии», — отметил он.

Вряд ли Пекину понравится ситуация, в которой все соседи Китая, с которыми у него есть определенные трения (или настоящие пограничные горячие точки), вдруг начнут получать дипломатическую, экономическую, а также, возможно, технологическую и военную поддержку со стороны стран Евросоюза. С учетом того, что главным автором амбициозной стратегии «возвращения Евросоюза в Азию» вообще-то является президент Франции Макрон, может возникнуть обоснованное подозрение в том, что Евросоюз хочет вернуться даже не к «славным денькам» холодной войны XX века, когда Европа пользовалась на международной арене несравненно большим авторитетом и влиянием, чем сейчас, а сразу — в век XIX, когда европейские державы делили азиатские колонии между собой и зарабатывали астрономические прибыли на своих колониальных проектах.

Предложить соседям Китая, у многих из которых могут быть свои сложности в отношениях с Вашингтоном, некую альтернативную «геополитическую крышу» — это ход, который может показаться некоторым европейским политикам буквально гениальным, ведь новый «азиатский век» не обязательно должен быть «китайским». По крайней мере, с точки зрения Евросоюза «азиатский век» вполне может быть периодом, в котором Старый Свет снова как следует заработает в этом регионе, тем более что в современных условиях можно обойтись без применения военной силы.

С одной стороны, такое внезапное пробуждение европейских геополитических амбиций не может не радовать: «коллективный Запад» окончательно распадается, а Евросоюз так и ищет себе приключений сразу на двух геополитических фронтах — в дипломатической борьбе с Китаем и в торговой войне с США. Но, с другой стороны, становится слегка тревожно за те остатки более-менее стабильной системы международных связей и отношений, которая досталась нам от XX века (и в строительстве которой участвовал наши великие предки) — с учетом желания многих крупных геополитических игроков радикально решить накопившиеся между ними противоречия, есть риск того, что жить ей осталось не очень долго.

Автор: Иван Данилов

Источник: https://www.russiapost.su/archives/212239

Совбез России обсуждает меры по снижению зависимости российской «оборонки» от иностранных поставок – об этом заявил глава СБ Николай Патрушев. Зависимость действительно есть, и по некоторым позициям она носит очень тяжелый для страны характер. Почему так случилось, какие виды российских вооружений нуждаются в импортозамещении больше всего и как нужно решать эту проблему?

Отставание российской промышленности от западной носит практически непреодолимый характер. Причин этому масса, можно лишь сосредоточиться на некоторых.

Проблема догоняющего

Во-первых, сама промышленная революция произошла на Западе, что дало Западу многовековую «фору», в том числе и по части технологий. В России же промышленное развитие было навязано обществу намного позже и «сверху», волей Петра Великого. Одно это гарантировало, что Запад будет иметь превосходство в новейших разработках, и он его имел.

Вторым важным отличием был характер исторического развития нашей страны в XX веке – ни одно общество в мире не пережило таких катаклизмов и не понесло таких потерь. Начиная с 1914 года и до второй половины 50-х инновационное развитие в нашей стране было затруднено – надо было воевать и выживать, а потом восстанавливаться после страшных потерь. Странам Запада в этом было проще, особенно США, которые, находясь за океаном, вообще не страдали от европейских войн – даже тогда, когда участвовали в них. В середине 40-х в СССР бушевал голод, вся страна лежала в руинах, несколько поколений молодежи погибли в боях, что привело к демографическому кризису. А на горизонте маячила ядерная война с США.

У США же к тому времени были и межконтинентальные бомбардировщики, и первые компьютеры, и в целом между СССР и США имел место просто эпохальный разрыв в научно-техническом потенциале. То, как СССР выкрутился из тогдашней ситуации, можно смело считать чудом. И народ целиком, и сталинское, и хрущевское руководство, и партия выложились «на все сто», но страна получила и ядерное оружие, и современную промышленность, и совершила такой эпохальный прорыв, как вывод всего остального человечества в космос. И, что самое важное, стала участником научно-технической революции (НТР), имевшей место в развитом мире как раз в те годы. Это было невозможно, но это было сделано, и мы никогда не должны забывать то поколение, которое совершило этот интеллектуальный и организационный подвиг.

Тем не менее СССР продолжал быть догоняющей стороной. К концу 60-х опять стала остро очевидна невозможность догнать Запад.

Во-первых, как бы сильно СССР ни сокращал отставание, оно никуда не делось. Во-вторых, страны Запада могли использовать в своем развитии такой инструмент, как частная инициатива, что в СССР было невозможно. В-третьих, на развитие Запада играл рынок технологий и международная кооперация – например, когда американцам понадобился самолет-штурмовик с коротким взлетом и вертикальной посадкой, они просто купили всю документацию и технологии производства у англичан. У СССР такой возможности практически не было (за исключением сотрудничества со странами СЭВ и Варшавского договора).

Когда в 1979 году СССР ввел войска в Афганистан, его подвергли жесточайшей технологической блокаде – даже покупка одного персонального компьютера западного производства и его ввоз в СССР превращались в целую операцию. Известен легендарный эпизод с получением высокоточных металлообрабатывающих станков из Японии, которые потом были использованы для производства гребных винтов подлодок нового тогда поколения – проекта 971. Без японского оборудования дальность их обнаружения противником была бы выше примерно в два раза.

Воспользоваться плодами второй НТР СССР не смог. В учебниках принято кивать на неэффективное руководство и общественную модель, но реально «потянуть» вторую НТР, не будучи включенным в глобальные (на тот момент – западные) технологические цепочки, было невозможно. Создать свои технологические цепочки схожих масштабов и разделить бремя научного прогресса с союзниками СССР не смог.

После распада Советского Союза ситуация смягчилась – стало возможным производить на Западе закупку комплектующих, которые Россия не производила. Так на экспортные танки впервые попали французские комплектующие к тепловизорам, а в самолеты – иностранные процессоры и радиоэлектронные изделия. Тогда, в 90-х, руководству оборонно-промышленного комплекса удалось еще одно чудо. В условиях, когда заказы со стороны родного Минобороны канули в Лету, целые отрасли военного производства (например, авиапром) были спасены за счет экспортных заказов. Мы сегодня можем строить самолеты для себя только потому, что тогда строили их для Китая и Индии. Но о том, чтобы догнать Запад, и речи быть не могло – как и в начале века, приходилось прежде всего решать вопросы выживания.

С тех пор многое изменилось, нам опять кое в чем удалось сократить разрыв, но он никуда не делся. А крымские события 2014 года и вовсе резко ужесточили обстановку для отечественного ОПК. Во-первых, произошла блокировка поставок западных комплектующих. А ведь отечественные самолеты и ракеты, которыми мы так гордимся, далеко не всегда полностью локализованы, особенно в части электроники. Второй проблемой было выпадение из цепочек поставок украинских производителей авиадвигателей и корабельных главных энергетических установок. Это был очень сильный удар по отечественному авиапрому и по кораблестроению. Его до сих пор приходится «держать», и, увы, полностью украинская продукция пока не замещена.

Нам опять нужно догонять. И опять нужно догонять в условиях, когда буквально все нужно изобретать и производить самим. А ведь техника очень сильно усложнилась. На сегодня даже США так не могут. Но у России обстановка именно такая. Каковы слабые места нашей промышленности?

Дефицит комплектующих и технологий

Полный перечень технологий и комплектующих, недоступных, но нужных нашей стране, секретен. Это нормально, так и должно быть. Приведем лишь некоторые примеры, в общих чертах.

Так, лишь относительно недавно в России смогли начать производство инфракрасных матриц для тепловизоров. Но, увы, наши изделия отстают от западных. Это значит, например, что у иностранных танков будет преимущество в дальностях обнаружения и поражения целей.

Серьезным пробелом являются комплектующие для радиолокационных станций (РЛС) с активной фазированной решеткой для самолетов-истребителей новейших типов и боевых кораблей. Так, необходим переход на новое поколение приемо-передающих модулей для антенн таких РЛС. Работа в этом направлении идет, но результаты будут не завтра.

Есть огромные проблемы с электрорадиоизделиями микроэлектроники – той самой «элементной базой», о необходимости импортозамещения которой так много говорилось и говорится. Задел у нас тут есть, но нужно крупносерийное производство, а под него нет заказа.

Есть проблемы и с «механикой» – так, производство газотурбинных двигателей для вертолетов ОАО «Климов» освоило, но уже сейчас очевидна проблема с производством новых редукторов. Видимо, проект нового морского вертолета «Минога» сильно забуксует по этой причине.

Есть огромные проблемы в двигателестроении. Сразу же после возвращения Крыма в состав России немецкий концерн МТУ остановил поставки своих дизелей для наших боевых кораблей, прервал поставки редукторов концерн «Ренк». Теперь, во-первых, придется использовать китайские, не совсем подходящие двигатели на некоторых проектах (МРК проекта 21631 «Буян-М», например), а во-вторых – корабли с немецкими дизелями, построенными до санкций, придется однажды ставить на прикол, ведь с запасными частями тоже намечаются проблемы. Даже у, казалось бы, российских дизелей 16Д49 Коломенского завода сегодня импортные турбокомпрессоры и ряд других критически важных узлов и изделий, они тоже не локализованы.

Аналогичный пример дают вроде бы российские процессоры «Эльбрус».

Да, они разработаны нашими инженерами и производятся в России. Но вот сам кремниевый кристалл процессора производится на Тайване – у нас просто нет таких технологических линий, чтобы делать их самим. Тайвань, кстати, непризнанное государство под «крышей» США, и если бы не необходимость для американцев поддерживать не слишком высокую напряженность в отношениях с Китаем по тайваньскому вопросу, то не факт, что у нас вообще был бы «Эльбрус».

Таких примеров много. Зачастую из-за подобного страдает производство готовых изделий – так недавно останавливалось производство гидроакустических комплексов для новейших кораблей России. Но простых средств для решения проблем с зависимостью от импорта нет.

Что делать?

Так как проблема носит системный характер, и решать ее нужно системно. Во-первых, нужно выделить те предприятия, которые могли бы наладить производство нужных изделий при наличии достаточного объема заказов. Затем Минобороны и Минпромторг должны эти заказы обеспечить. Минобороны стоит задуматься наконец-то о стандартизации хотя бы тех же кораблей, чтобы можно было массово производить однотипное оборудование для них, а для однотипного оборудования – типовые комплектующие, которые в этом случае нужны будут в достаточных для начала производства количествах. Это особенно сильно относится к электронике. Минпромторг же должен создать условия для продвижения тех же изделий на гражданские рынки.

Второе, что необходимо – создание своих, независимых от Запада рынков технологий. Без возможности перевалить затраты по разработкам на другие страны и заимствовать чужие открытия и технологии мы будем отставать все больше и больше. Похоже, придется буквально вырастить несколько стран, с которыми мы потом будем взаимодействовать так же, как, например, ВПК США с ВПК других стран НАТО. Первым кандидатом в такие страны – партнеры России сегодня является Белоруссия. Потенциальное сотрудничество с Китаем также может быть очень важным. Иран мог бы стать одной из таких стран, но нужно как-то «состыковать» это с Израилем – который, кстати, является одним из каналов поставок в Россию санкционного военного «хай-тека», причем очень важным каналом.

Еще одной чисто российской проблемой является правильное распределение средств. В прошедшие годы «импортозамещение» слишком часто оказывалось простой сменой шильдиков на иностранном приборе – в итоге ни зависимость от импорта не снималась, ни новых компетенций у отечественных производителей не появлялось, зато с государства выкачивались под эти вещи деньги. С этим надо что-то делать.

России в любой момент могут перекрыть возможность производить отечественные процессоры, РЛС для новейших кораблей и самолетов-истребителей, гидроакустическое оборудование для кораблей, антиторпед для подлодок и многого другого.

Мириться с этой проблемой уже не получается. Перед любым разработчиком стоит острая проблема подбора комплектующих с нужным для военного оборудования или оружия качеством – и чаще всего это иностранные комплектующие.

Будем надеяться, что комплекс мер по снижению зависимости от импорта будет правильным. Ведь даже при безошибочно верных действиях работа нашей промышленности и науке предстоит просто титаническая, так что лучше не ошибаться и не затягивать. Оружие может понадобиться внезапно и совсем не тогда, когда нам этого хотелось бы.

Автор: Александр Тимохин

Источник: https://vz.ru/society/2020/6/11/1044473.html

Как бы развивались события далее в Великой Отечественной войне, если бы были сданы фашистам Москва и Ленинград? Страна бы вела бои и дальше, даже потеряв эти важные города.

В конце лета 1941 г. возникла вероятность оккупации Ленинграда. Адольф Гитлер уже в августе приказал командованию вермахта штурмом взять город Ленинград. Фюрер просчитался. Войска РККА остановили немцев на подступах к городу. Сделав его неприступным. Гитлер, осознав, что город ему не взять, требует взять город в блокаду. Планы гитлеровцев рушились на глазах. Город на Неве замедлил продвижение германской армии на запад, к столице СССР, Москве. Бесноватый планировал захватить советскую столицу до начала суровой русской зимы. В Третьем Рейхе считали, что, взяв Москву, значит это победа над Советским Союзом и шампанское будет литься рекой и они гордо проведут парад победы на Красной площади.

О введении блокады города Ленина советскому командованию в то время ничего не было известно. Готовятся к самому худшему. Согласно «Плану Д» закладывается взрывчатка в 400-х промпредприятиях города. Сотни объектов планировалось разрушить с применением техники. Кстати, отменен он был только в феврале 1944 г. К подрыву заводов, фабрик и других объектов готовились и в Москве. Формировались подпольные диверсионные группы для борьбы с нацистами, если город будет захвачен. В середине октября 1941 г. на рубежах обороны столицы сложилась опасная ситуация. Танкам вермахта было достаточно нескольких часов, чтобы добраться до города. Начались претворяться мероприятия по переезду правительственных структур, посольств в Куйбышев и в др. города. Были в растерянности руководители парторганизаций и городских управлений разного назначения. Управленцы среднего и низшего звена, оставляя свои рабочие места, рьяно мчались вон из города. Паника охватила и жителей. Тысячи государственных черных машин на скорости покидали столицу. С 16 по 19 октября в Москве погрузилась в неразбериху, беспредел и хаос. Все это прекратилось только тогда, когда жителей проинформировали о том, что в городе остался И. Сталин, некоторые члены Политбюро, часть высших офицеров Генштаба. В руководстве страны поняли, что только таким образом можно было остановить развал управленческих структур, боевое управление, моральную деградацию населения.

Тем временем эвакуация продолжалась. В случае неминуемого захвата столицы, Сталин переезжает в Куйбышев, где уже находятся важнейшие государственные структуры. Куйбышев на некоторое время стал столицей СССР. В усиленном темпе ведется строительство запасных командных пунктов в 7 городах Поволжья – Горький, Казань, Куйбышев, Саратов, Сталинград, Ульяновск, Ярославль. Строили их до 1943 г. Самое интересное, что в настоящее время рассекречен только один из них – в Куйбышеве ныне Самара – и там находится музей. Очевидно, что их оставили на случай… Но не будем торопиться. Конечно же, Государственным Комитетом Обороны был разработан план действий и в случае оставления Москвы. Намечалось строительство оборонительных рубежей за крупными реками – Шексна, Волга, Сура. Линия обороны была следующей – Вытегра-Череповец-Рыбинск -Ярославль-Горький-Пенза-Саратов-Сталинград-Астрахань. Там же началось формирование 10 резервных армий. В случае сдачи Москвы и Ленинграда отступающие советские части заняли бы эти новые оборонительные сооружения, влившись в свежие воинские части.

Возникает естественный вопрос: на какой экономический потенциал и сырьевые ресурсы надеялся Советский Союз, если почти вся европейская ее часть будет оккупирована? Совсем неслаба была промышленность Поволжья, Урала, Сибири, Средней Азии. Плюс эвакуированные предприятия с занятой фашистами территории. Основательно помогли стране поставки военной техники и вооружения союзников – стран антигитлеровской коалиции по ленд-лизу. Но эти каналы – северные конвои в Архангельск и Мурманск, через Иран в советское Закавказье и другие могли быть перерезаны немцами. Но слава богу все обошлось. Все эти маршруты поставок работали успешно, сыграв важную роль в разгроме гитлеровской Германии. В данном случае положение СССР напоминало войну Китая руководимым Чан-Кайши и воевавшего с японцами. Тогда войска Страны Восходящего солнца захватили множество крупнейших городов Китая и заняли территорию на которой обитала половина населения этой страны. Тем не менее китайцы упорно сопротивлялись, им помогли, и они так же считаются одними из победителей по итогам 2-ой Мировой войны.

Но все произошло, так как произошло. Два главных города Страны Советов – Москва и Ленинград как были нашими, так и остались нашими, благодаря героизму и вере в Победу над врагом. Но в то же время готовились к худшему развитию сценария войны. Нужно было все предугадать и принять соответствующие меры, что и было сделано в самые кратчайшие сроки.

Автор: Борис Ляшко

Исчтоник: https://aeslib.ru/istoriya-i-zhizn/fakty-i-tsifry/do-poslednej-pyadi-rodnoj-zemli.html

Россотрудничество в настоящее время - площадка, полная симулякров, некоторые из них имеют весьма красочный вид, что создает видимость активного бурления, отмечает доктор политических наук Татьяна Полоскова

Российское экспертное сообщество, специализирующееся по мягкой силе или паразитирующее на этом довольно прибыльном занятии, а также зарубежные общественники, в том числе, «русскомиряне», 80% которых не имеют никакого собственного ресурса для деятельности замерли в ожидании. Что им сулит возможный (а, похоже, уже неотвратимый) приход Евгения Примакова на руководство Россотрудничеством. Евгений Примаков неоднократно делал жесткие и правильные заявления о состоянии российской мягкой силы, реальном потенциале ее операторов.

Это площадка полна симулякров, некоторые из них имеют весьма красочный вид, что создает видимость активного бурления. А также шума от неистовых заявлений наших соотечественников о патриотизме (правда, не понятно, чего тогда многие из них после 1991 дверями хлопали), песнями и баянами, хороводом конференций из серии «на манеже все те же и оне же». На моих глазах за 20 лет превратилась в пустышку идея консолидации «Русского мира». Это направление было предельно коммерционализировано и бюрократизировано. Если еще в начале 2000-х годов, кстати, очень много для этого сделал команда Юрия Лужкова, упор делался на взаимодействие с политической, деловой, научной и культурной элитой русского зарубежья, то с переходом браздов правления в МИД РФ профильный департамент пошел по пути создания «комитетов бедноты». В настоящее время российские организации за рубежом, в своем большинстве, никакой мягкой силой не являются. Ни на что реально не влияют. Есть ли противоположные примеры? Есть. Но чтобы выявить такие структуры и людей надо начать с мониторинга. Хотя бы в ключевых странах.

Выпускники советских и российских вузов. Уж казалось бы самая благодатная почва. И реальный лоббистский ресурс. Я посетила два мероприятия в Белграде и Дамаске в 2019 году под эгидой Россотрудничества. По результативности – ноль. По формату – районная комсомольская конференция эпохи застоя. Собрались, признались в любви России, спели под баяны на банкете.

А что дальше? Где дальнейшая работа этих людей? На что они реально влияют? Зачем мы их вообще учили? Больше всего удручает, что российские государственные структуры вместо того, чтобы содействовать консолидационным процессам в угоду личным корыстным интересам отдельных чиновников, фактически, содействуют расколу и так зыбкой и слабой, и поистине мягкой силы в лице выпускников советских и российских вузов. Если пользующаяся уважением и опытом такая организация как Инкорвуз – 21 век не нравится кому-то из чиновников в Москве (причины упустим, но мне они известны) - это не основание инициировать раскол среди организаций выпускников советских и российских вузов. А этот процесс налицо. И скоро он примет необратимый характер. Смысл?

Уж совсем неприлично, когда российские чиновники начинают делить на рукопожатных и нерукопожатных лидеров организаций движения «Бессмертный полк». У нас международных акций-то такого масштаба, практически, нет. 15 мая 2020 года грузинский суд вынес обвинительный приговор руководителю «Бессмертного полка Грузии» Ревазу Гогидзе. Да, основанием стали претензии налоговиков. Причем солидной давности. Лично я дело не читала, но понимаю, что с политическими противниками легче всего разбираться путем возбуждения уголовных дел. Считаю также, что с данным вопросом более профессионально разберутся эксперты из Международного полицейского портала «Полис Раша», которые готовы после открытия границ выехать в Тбилиси и провести свое журналистское расследование. Группу экспертов возглавит известный российский адвокат и правозащитник Андрей Мучкин. Но создан довольно опасный прецедент. Завтра это может повториться в любой стране. А реакции от российских официальных структур может и не быть. «Бессмертный полк» - мягкая сила? Несомненно. Но кто ее защитит?

И вот тут возникает еще одна острая проблема – кадры. У нас не готовят специалистов по мягкой силе. И даже если начать серьезную реорганизацию того же Россотрудничества, а без этого не обойтись, то все упрется опять же в кадры. Лично мне стыдно и больно сейчас наблюдать за конфликтом в российской диаспоре Абхазии. Сначала посольство и Россотрудничество само инициирует объединительный процесс, а потом, когда начинаются проблемы, самоустраняется. Типа, не наше дело. Содействие консолидации российской диаспоры – задача посольства. Я в Дипломатической академии этому учила дипломатов. И вела по данной теме в нулевые спецкурсы для Росзарубежцентра (ныне Россотрудничество), правда в нынешнем представительстве в Абхазии людей с профильным образованием нет. И это не только там. Значит, и спросить не с кого.

И еще. Из деятельности ССОД-Росзарубежцентра-Россотрудничества пропала преемственность. Здесь, господа, не экспертные советы нужны по 50 человек сбору по сосенке. А система наставничества. Пока еще живы те, кто помнит, как успешно работал в формате мягкой силы СССР.

Автор: Татьяна Полоскова, доктор политических наук, государственный советник I класса, специально для ИА «Реалист»

Источник: http://realtribune.ru/news/authority/4476

В конце ХХ в. американские аналитики, отталкиваясь от известной концепции 30-летних политических циклов А. Шлезингера, стали развивать теорию исторических макроциклов продолжительностью 80 лет. С момента своего создания США пережили три подобных макроцикла, последний из которых находится в завершающей стадии. У. Штраус и Н. Хоу еще в 1990-х годах прогнозировали эпохальный «кризис 2020 г.», сопоставимый по значимости с «Американской революцией, Гражданской войной, периодом Великой депрессии и Второй мировой войны». Причем среди возможных «спусковых механизмов» потрясений, открывающих переход к четвертому макроциклу, называлось объявление о пандемии нового вируса. А в последние годы наложение разноплановых кризисов заставило многих экспертов задаваться вопросами и о вероятности глобальных катаклизмов, и о перспективах демократии…

Периодизация как американской истории в целом, так и ее различных этапов является устоявшимся методом изучения и прогнозирования прошлых и будущих временных интервалов исторического развития США, начиная с периода становления американской республики в последней четверти XVIII в. Начало формализации этой методологии понимания фундаментальных движущих сил и импульсов американских исторических процессов было положено трудами видных американских историков Артура Шлезингера-ст. (1888 – 1965) и его сына Артура Шлезингера-мл. (1917 – 2007). В законченном виде теория исторических циклов Шлезингеров нашла свое воплощение в работе А. Шлезингера-мл. «Циклы американской истории», увидевшей свет в 1986 г.

Следует заметить, что в сфере общественных наук теории и модели циклов первоначально активно разрабатывались и применялись в экономической науке c начала XIX в. В их разработку большой вклад внесли, в числе прочих, такие видные экономисты и социологи, как Клеман Жюгляр (1819 – 1905), Карл Маркс (1818 – 1883), Уильям Джевонс (1835 – 1882), Джозеф Китчин (1861 – 1932), Николай Кондратьев (1892 – 1938), Йозеф Шумпетер (1883 – 1950), Саймон Кузнец (1901 – 1985).

В «сухом остатке», применительно к другим общественным наукам, прежде всего к истории и исторической политологии, теоретическая модель исторического и/или политического цикла может быть представлена в виде протяженной во времени синусоидальной кривой, приведенной на рис. 1.

Рис 1. Общий вид циклического развития общественного феномена

Y* – результирующий вектор тенденции развития общественной системы;

Y – цивилизационный вектор поступательного развития общественной системы;

t – временной хронологический порядок;

А – исходная область развития тенденции общественного процесса;

В – набирающая силу область тенденции общественного процесса;

С – наивысшая фаза действия тенденции общественного процесса;

D – исчерпание действия тенденции общественного процесса;

А* – возвращение в исходную область тенденции, которая начинает проявлять себя как тенденция противоположного свойства.

Таким образом, фазы исторического развития находятся под влиянием двух факторов: во-первых, временного (периода, в течение которого действует данная тенденция общественного развития, во-вторых – фактора интенсивности ее проявления.

Если обратиться к теориям циклического развития экономики, то они отличаются друг от друга прежде всего продолжительностью экономического цикла. В частности, цикл К. Жюгляра имеет продолжительность от 7 до 11 лет, цикл К. Маркса – 10 лет, цикл Дж. Китчина – от 3 до 5 лет, цикл Н. Кондратьева – от 45 до 60 лет, цикл С. Кузнеца – от 15 до 25 лет [Bormotov, p. 6].

Принцип продолжительности циклов американской истории, развивавшийся Артур Шлезингером-мл., и стал краеугольным камнем теории циклического развития Америки. При этом ключевой экономический показатель – валовый внутренний продукт (ВВП) – трансформировался в показатель функционирования политической системы американского общества в рамках дихотомии «либеральная эпоха – консервативная эпоха».

Циклическая смена либеральных и консервативных периодов в истории США

Изучение американской истории через призму сменяющих друг друга эпох, которые династия историков Шлезингеров определила как ритмическую смену периодов либерализма и консерватизма, привело А. Шлезингера-мл. к выводу, что с момента официального провозглашения Американской республики в 1776 г. в историческом развитии американской политической системы четко прослеживаются циклы, равные 30 – 33 годам.

В работе «Циклы американской истории» А. Шлезингер-мл. очертил базовую, в его понимании, методологическую проблему: каким образом теоретическая модель, которая характеризует закономерность «тридцатилетних колебаний от общественной цели к частному интересу и обратно, стыкуется с политической историей Соединенных Штатов XX в.?» [Шлезингер, c. 53]. При этом американский историк подчеркнул, что «цикл – это не маятник, качающийся между неподвижными точками, а спираль, он допускает новое и потому избегает детерминизма» [Шлезингер, c.52]. Базовый цикл продолжительностью 30 – 33 года распадается на два подцикла – либеральный и консервативный, каждый по продолжительности равный примерно 15 – 16,5 года.

Американская история, обусловленная периодической сменой президентов и нахождения у власти двух основных «системообразующих» партий – Демократической и Республиканской, может быть четко привязана к процессу избирательных президентских циклов, имеющих закрепленную в Конституции США продолжительность в 4 года. Принципиально важно, что с момента первых президентских выборов в 1788 г. они с хронометрической точностью проводились каждые 4 года (в первый вторник после первого понедельника в ноябре каждого високосного года) при любой политической и социально-экономической «погоде» – во время гражданской и мировых войн, в периоды жесточайших социально-экономических кризисов и масштабных политических потрясений. Так продолжалось на протяжении 228 лет с момента избрания первого президента США Джорджа Вашингтона.

Это важнейшее обстоятельство способствовало кристаллизации временных параметров циклов политической истории США. «Концепция тридцатилетнего цикла объясняет наступление как эпох общественной целеустремленности – Теодор Рузвельт в 1901 г., Франклин Делано Рузвельт в 1933 г., Джон Фитцджеральд Кеннеди в 1961 г., – так и возникновение подъемов волны консервативной реставрации — 20-е, 50-е, 80-е годы» [Шлезингер, c.56–57]. Модель 30 – 33-летних циклов смены либеральных и консервативных эпох прекрасно сработала в ХХ – XXI вв. Начало мощной либеральной волне американской истории было положено в ХХ в. воцарением в Белом доме в 1901 г. вице-президента Т. Рузвельта (после убийства в сентябре 1901 г. президента Уильяма Маккинли), ознаменовавшим наступление реформаторских преобразований «прогрессивной эры». Через тридцать лет могучая либеральная волна в виде реформ и программ «Нового курса» привела к власти президента Ф. Рузвельта. Спустя еще тридцать лет – в 1960–1961 гг. – пробил, по выражению видного экономиста и общественного деятеля Джона Гэлбрейта, «час либерализма» [Galbraith, 1960] демократических администраций Джона Кеннеди – Линдона Джонсона, а еще спустя 30 лет волна либерализма обозначила себя в 1992–1993 гг. приходом к власти в лице президента Уильяма Клинтона и вице-президента Альберта Гора молодых политиков-демократов новой эпохи, начавшейся после окончания «холодной войны».

Консервативные политические контрреволюции по своему влиянию на американское общество и американскую политику были не менее, если не более сильными чем волны либерализма. Начало безраздельному господству Республиканской партии в 1921–1933 гг. было положено на президентских выборах 1920 г. безоговорочной победой Уоррена Гардинга. В 1952–1953 гг. приход к власти президента-республиканца Дуайта Эйзенхауэра и вице-президента Ричарда Никсона ознаменовал собой наступление классической эпохи «республиканской нормальности» 1950-х годов. Спустя 30 лет консервативная волна приняла форму правого реванша 1980-х годов, олицетворяемого современной «иконой» республиканцев – Рональдом Рейганом, а в середине второго десятилетия XXI в. обернулась «пришествием» Дональда Трампа и трампизма. Внутри- и внешнеполитический разворот последнего, возможно, вообще не имеет аналогов не только в новейшей, но и во всей американской политической истории.

В ретроспективном плане на парадигму 30 – 33-летней цикличности оказала воздействие Гражданская война в США 1861–1865 гг., которая увеличила продолжительность консервативного подцикла, последовавшего за ее окончанием и удлинила стартовавший в начале 1860-х годов цикл примерно на 10 лет, до начала 1900-х годов.

Период американского исторического развития с 1869 по 1901 г. принято называть «позолоченным веком» (Gilded Age). Именно в эти годы произошла трансформация общества из аграрного в индустриально-аграрное: США превратились в одну из ведущих промышленных стран мира – в условиях практически безраздельного господства консервативных политиков от Республиканской партии. Единственным президентом-демократом, избранным в «позолоченный век», был бывший губернатор штата Нью-Йорк Гровер Кливленд (1837–1908), который «был настолько консервативен, что республиканцев вполне устраивало его президентство» [The Age of Political Machines]; при этом он оказался единственным американским политиком, который руководил страной дважды (в 1885–1889 гг. и в 1893–1897 гг.), почему и вошел в историю США как 22-й и 24-й президент [1].

С самого возникновения США отчетливо прослеживается закономерность смены либеральных и консервативных периодов, составивших в итоге 8 законченных циклов в 30 – 33 года (первый цикл продолжался несколько меньше – около 25 лет). В таблице представлена ритмическая смена таких волн с 1776 по 2020 г.

Таблица

Восемь циклов исторического развития США в 1776–2020 гг.

Окончание холодной войны в начале 1990-х годов также оказало достаточно заметное «возмущающее» влияние на временную протяженность либеральных и консервативных подциклов. В 1992–2017 гг. в США наблюдались достаточно продолжительные периоды «раздельного правления», при котором одна партия (демократы) контролировала Белый дом (администрация Уильяма (Билла) Клинтона в 1993–2001 гг. и администрация Барака Обамы 2009–2017), в то время как другая (республиканцы) контролировала обе палаты Конгресса США (1995–2001) или осуществляла достаточно эффективный контроль над Конгрессом, успешно блокируя практически все инициативы администрации Б. Обамы (2011–2017). В 2001–2009 гг. при республиканской администрации Джорджа Буша-мл. ситуация повторилась: в 2001–2003 гг. и в 2007–2009 гг. демократы в Конгрессе эффективно блокировали все инициативы республиканской администрации Дж. Буша-мл.

Поэтому период американской истории с 1993 по 2017 г. может быть охарактеризован как смена подпериодов консервативного либерализма на либеральный консерватизм и наоборот. Основное объяснение слабой демаркационной линии между либеральным и консервативным векторами связано с господством неолиберальной модели глобализации и доминированием США на мировой арене, чему следовали и демократические администрации У. Клинтона и Б. Обамы, и республиканская Дж. Буша-мл. Однако вполне возможно, что в XXI в. все большую «корректирующую» роль стала играть логика очередного наступающего макроцикла американской истории, теорию которого в 1990-е годы активно развивали Уильям Штраус (1947–2007) и Нил Хоу (1951).

Существуют ли макроциклы исторического развития США?

В своем анализе методологических основ циклического понимания этапов американского исторического развития А. Шлезингер-мл. указал, что «один... параметр циклического процесса заслуживает особого внимания. Ибо именно жизненный опыт поколения – вот что играет роль главной движущей силы политического цикла». При этом он выделил то обстоятельство, что «рост демократии ослабил внешние социальные атрибуты, унаследованные от феодализма, и сделал поколение категорией, удобной для того, чтобы сгруппировать людей, не обращая внимания на все прочие различия между ними. Возраст пришел на смену статусу в качестве индикатора положения в обществе». Смена поколений является важнейшим фактором исторического процесса – на это обстоятельство еще в XIX в. обратил внимание французский исследователь Алексис де Токвиль, который акцентировал важнейшую черту цивилизационного развития США, состоящую в том, что в Америке «каждое поколение – это новый народ» [Шлезингер, c.50].

Именно принцип смены поколений был положен в основу периодизации американского исторического процесса, разработанной Уильямом Штраусом и Нилом Хоу. Общая концепция макроциклов американской истории продолжительностью порядка 80 лет [2] была изложена ими в работах «Поколения» (1991 г.) и «Четвертый поворот» (1997 г.). Теория макроцикла в самом общем виде базировалась на представлении, что на протяжении 80 лет происходит полная смена поколения, являющегося в исходный момент цикла носителем общественной исторической памяти.

В качестве точки отсчета исторического времени были выбраны 1780–1781 гг. Это было связано с тем, что США, провозгласившие независимость летом 1776 г. на фоне военного конфликта с Великобританией, тут же оказались вовлеченными в «полномасштабную» войну с британской метрополией, к которой впоследствии примкнули Франция и Испания. Война за независимость 1775–1783 гг. (или, как еще ее называют в США, Американская революционная война) и была исходным событием, сформировавшим основной пласт исторической памяти для первого поколения американских граждан, рожденных в независимой американской республике.

Война за независимость оказалась одной из самых кровопролитных войн, которые вели США на протяжении своей истории. По отрывочным данным, в ходе военных действий бывшие колонисты потеряли от 50 до 70 тыс. человек, что составляло примерно от 2,0% до 2,8% всего населения молодой американской республики на тот период. Около 8 тыс. человек были убиты, 25 тыс. ранены или стали инвалидами; еще не менее 17 тыс. человек скончались от ранений и вызванных ими болезней, в том числе от эпидемии оспы, бушевавшей почти всю войну на всем Северо-Американском континенте [Shy, pp. 249–250]. По количеству жертв эпидемия, начавшаяся в Бостоне, превзошла потери колонистов в ходе Войны за независимость. Достаточно сказать, что при общей численности населения молодой американской республики около 2,5 млн человек оспа «выкосила» от 80 тыс. до 100 тыс. человек, т.е. от 3,2% до 4,0% населения [Llewellyn, Thompson]. Затронула она и коренное индейское население: только на территории нынешнего штата Вашингтон на тихоокеанском побережье США в течение 7 лет от оспы погибло 11 тыс. индейцев, что обернулось сокращением численности коренного населения этого штата на 30% – с 37 тыс. до 26 тыс. человек. Как отметила историк Элизабет Фенн, хотя в анналы американской истории эти годы вошли как эпоха Войны за независимость США, которая «навсегда изменила глобальную политику» «для многих жителей Северной Америки именно эпидемия оспы стала определяющим знаковым событием, поскольку, наряду с войной, эта эпидемия явилась самым серьезным испытанием, до основания сотрясшим весь Северо-Американский континент в тот период» [Fenn, p. 9].

Примерно через 80 лет поколение американцев, основавших независимую Американскую республику и переживших ужасы эпидемии оспы, а также рожденных в этот период, полностью сошло с исторической сцены. Америка утеряла поколенческую («живую») память о первых годах существования независимых США, что явилось важнейшим фактором, предопределившим политический и социально-экономический кризис рубежа 1850 – 1860-х годов, трансформировавшийся в Гражданскую войну 1861–1865 гг.

В ретроспективном плане Гражданская война оказалась самой кровопролитной в истории всех войн, которые когда-либо вели США. Общие потери противоборствующих сторон – северян и южан – достигли не менее 750 тыс. человек, что составило 2,4% всего населения США, насчитывавшего 31,5 млн человек. В качестве верхней границы людских потерь предположительно называется даже более внушительная цифра – 850 тыс. человек [Hacker, p. 307]. Причем их большая часть (примерно 70%) пришлась на долю гражданского населения, поскольку, согласно официальной статистике министерства по делам ветеранов США, потери американских военнослужащих составили около 215 тыс. человек – 140,4 тыс. в армии северян и 74,5 тыс. в армии Конфедерации [Department of Veteran Affairs…]. Кроме того, повторились особенности Войны за независимость США, когда из каждых трех погибших военнослужащих двое скончались в результате «диареи, дизентерии, кори, брюшного тифа и малярии, а также других заболеваний» [Coker].

Американские историки в целом согласны в том, что Гражданская война, когда на карту было поставлено само существование США как федеративного государства, явилась сильнейшим «тектоническим» потрясением, когда-либо испытанным Америкой. Один из признанных специалистов по проблематике Гражданской войны, профессор Принстонского университета Джеймс Макферсон так охарактеризовал этот период в процессе развития США: «Гражданская война оказала бóльшее влияние на американское общество и политику, чем любое другое событие в истории страны. Это был также самый травмирующий опыт, пережитый каким-либо поколением американцев» [McPherson].

Уничтожение системы рабства в южных штатах, наделение четырех миллионов бывших рабов гражданскими правами, равными с остальной частью американского общества, подавление сепаратистских тенденций, утверждение идеологии и символов единого государства, начало процесса трансформации аграрной страны в индустриально-аграрную – все эти факторы способствовали нарождению «новой» американской нации. До начала Гражданской войны страна считалась объединением достаточно автономных государств-штатов – после ее окончания американцы постепенно стали ощущать себя единой нацией.

Изменился и баланс сил в рамках обновленного государства. С момента принятия Конституции в 1787 г. и вплоть до 1861 г. рабовладельцы из штатов, образовавших в первой половине 1860-х годов Конфедерацию Юга, занимали должность президента США в течение 49 лет из 74, т.е. почти 2/3 времени. 23 спикера Палаты представителей из 36 за тот же период также происходили из южных рабовладельческих штатов, равно как и все 24 председателя Сената (вице-президенты США). После же Гражданской войны первым американским президентом-южанином стал – спустя 100 лет – избранный в 1964 г. Линдон Джонсон. В течение 50 лет после окончания Гражданской войны лишь один политик-южанин был спикером Палаты представителей, и только один раз за 100 лет после 1860 г. южанин стал председателем Сената (тот же Л. Джонсон в 1961 г.). «Новая» американская нация стала воспитываться на идеалах свободы и равных гражданских прав, в то время как «прежние» поколения американцев подспудно придерживались рабовладельческой философии.

Через примерно 80 лет сошли на нет поколения, принимавшие участие в братоубийственной Гражданской войне или пережившие ее ужасы. США оказались на историческом перепутье 1940–1941 гг. Официально декларируя принцип нейтралитета, администрация Ф.Д. Рузвельта начала активно готовиться к возможному вступлению во Вторую мировую войну с самого ее начала в сентябре 1939 г. В течение двух лет, вплоть до официального вступления США в войну в начале декабря 1941 г., по инициативе Рузвельта были осуществлены следующие мероприятия: 1) принята программа увеличения в два раза численности американского военно-морского флота; 2) США взяли на себя обязательства по защите военными средствами любой страны Северной, Центральной и Южной Америке в случае военного нападения на нее; 3) принят закон о военном призыве в мирное время мужчин в возрасте от 21 года до 35 лет (до вступления США в войну было призвано 1,2 млн человек); 4) заключена сделка о продаже Великобритании 50 устаревших американских эсминцев в обмен на аренду английских баз в Карибском бассейне; 5) отдан приказ кораблям ВМФ атаковать немецкие подводные лодки, преследующие гражданские суда, следующие вдоль Восточного побережья США: 6) в мае 1940 г. обнародована инициатива о ежегодном производстве 50 тыс. военных самолетов; 7) в марте 1941 г. принят закон о ленд-лизе, предусматривавший предоставление военной, медицинской, продовольственной и других видов помощи в различных экономических формах странам, оборона которых признавалась жизненно важной для США, главным образом Великобритании [Taylor, pp. 19, 22–23, 65–73; Orozco].

Потеряв в ходе военных действий в сражениях Второй мировой войны 405,4 тыс. военнослужащих, или немногим более 0,3% населения страны на тот период (не считая 671 тыс. раненых и оставшихся инвалидами) [Department of Veteran Affairs…], США вышли из войны возродившимися, словно птица Феникс, после социально-экономического краха времен Великой депрессии. Их ВВП увеличился в два раза по сравнению с 1939 г. – с 1,2 трлн долл. до 2,4 трлн долл. (в постоянных ценах 2012 г.); безработица, составлявшая в среднем 17% от численности рабочей силы в 1929–1939 гг. и грозившая опрокинуть устои капиталистической системы хозяйствования, практически исчезла; индекс промышленного производства вырос почти в три раза. США заняли доминирующие позиции в мировой экономике: на их долю приходилось порядка 30% мирового ВВП, примерно 50% мирового промышленного потенциала и почти 2/3 мировых запасов золота [Lilly, Cullen, Ball, p. 304]. Но самым главным научно-техническим достижением военного времени явилось создание ядерного оружия, монополия на обладание которым породила широко распространенные в американской правящей элите представления о том, что наступило «золотое время» Pax Americana. По совокупности всех этих факторов после окончания Второй мировой войны «американские лидеры были преисполнены твердым намерением превратить Соединенные Штаты в центр послевоенной мировой экономики» [The American Economy...].

В середине 1940-х годов, впервые в своей истории, США как страна и как нация опробовали для себя роль мирового гегемона, примеряя тогу властителей древней Римской империи и осознавая себя наследниками римских кесарей и по форме, и по существу [3]. В 2007 г. американский писатель Каллен Мёрфи написал большую работу, в которой провел мысль, что США являются современной «инкарнацией» древней Римской империи. Он, в частности, указал на то, что «использование Рима в качестве точки отсчета для понимания закономерностей американского исторического развития не является чем-то совершенно новым. Американцы обращали свой взор на Древний Рим еще задолго до Американской революции. Однако в наши дни в центре внимания исследователей находится не столько Римская республика (как это было двести лет назад, когда Америка сама становилась республикой), сколько судьба Римской империи, которая пришла на смену республике» [Murphy, p. 6].

Эти исторические аналогии и параллели невольно заставляли искать эволюционный алгоритм американского общественного развития, в ракурсе долгосрочной исторической перспективы. По сути, речь шла о возможном коде цивилизационного развития США, который, как и в случае с Римской республикой, просуществовавшей 482 года, опирался бы на базовую парадигму временных пределов существования демократических политических систем.

Сбывшиеся пророчества

Действенность практически любых теорий циклического развития, тем более теорий, постулирующих существование длительных исторических циклов, проверяется верностью или неверностью сделанных на их основе прогностических оценок.

В самом общем виде сменяющие друг друга макроциклы исторического развития США продолжительностью примерно в 80 лет представлены на рис. 2.

Рис. 2. Графическое представление концепции макроциклического развития США в 1776 – 2020 гг.

Впервые пророчество об эпохальном «кризисе 2020 г.» было изложено У. Штраусом и Н. Хоу в их работе «Поколения», увидевшей свет в начале 1990-х годов. В ней они заявили: «Весьма трудно предсказать конкретную специфику ситуации, с которой Америка столкнется во время того, что мы называем "кризисом 2020 года", включая указание конкретного года эпицентра этого кризиса. Но мы с уверенностью утверждаем на основании нашей теории циклического хода американской истории, что в конце 2010-х и в начале 2020-х годов соответствующие поколения американцев окажутся в эпицентре констелляции "кризисной эпохи", с ее менталитетом, в результате чего общественная жизнь нации подвергнется быстрой и, возможно, революционной трансформации» [Strauss, Howe Generations… p. 15].

У. Штраус и Н. Хоу спрогнозировали характер общественной атмосферы, которая возникнет в США в ходе «кризиса 2020 года», на основании своего понимания менталитета «сдающего историческую вахту» поколения, еще сохранившего память о Великой депрессии и Второй мировой войне. Его представители, предсказывали авторы книги, отреагируют на наступивший кризис совершенно «необычайным и непредсказуемым образом». Прежде всего, они в колоссальной степени преувеличат масштаб угрозы, с которой столкнется американское общество, придав ситуации «характер глобального кризиса». Фактор угрозы будет объявлен «врагом нации», и поэтому будет выдвинуто требование «нанести ему сокрушительное поражение, независимо от возможных экономических издержек и человеческих жертв». В конечном итоге, «к лучшему или к худшему, американцы будут в гораздо большей степени, по сравнению с другими эпохами, готовы пойти на риск национальной катастрофы для достижения того, что национальные лидеры этого периода сочтут справедливым выходом из обрушившихся на страну бедствий» [Strauss, Howe Generations… p. 375].

Кризис 2020 г., писали У. Штраус и Н. Хоу, будет иметь судьбоносное значение для дальнейшего развития американского общества, сопоставимое по масштабам и последствиям с «Американской революцией, Гражданской войной и периодом Великой депрессии и Второй мировой войны. Кризис 2020 г. явится поворотным пунктом в американской истории, когда на карту будет поставлено само существование Соединенных Штатов как государственного образования и дальнейшая судьба будущих поколений американцев» [Strauss, Howe Generations… p. 382]. Возможен ряд сценариев разрешения кризиса 2020 г., в том числе не исключен и «вариант апокалиптической трагедии» [Ibidem]. При этом начало кризиса в 2020 г., вполне возможно, ознаменует вступление в полосу нарастающих кризисных потрясений, которые могут растянуться на целое десятилетие.

Спустя шесть лет У. Штраус и Н. Хоу уточнили свой прогноз события, способного стать «спусковым механизмом» кризисных пертурбаций 2020 г. В числе таких событий они указали на вероятность того, что федеральный «Центр по контролю и предотвращению заболеваний может объявить о начале пандемии нового заразного, передающегося от человека к человеку, вируса. Пандемия начнет распространяться в густонаселенных городских ареалах, увеличивая смертность. Конгресс примет систему мер обязательного карантина. Президент отдаст приказ частям Национальной гвардии блокировать районы распространения эпидемии. Мэры городов станут протестовать. Городские банды начнут перестрелки с добровольными дружинами по обеспечению правопорядка в пригородах. На президента будет оказано колоссальное давление с требованием ввести в стране военное положение» [Strauss, Howe The Fourth Turning... p. 273].

Синдром «кризиса 2020 г.» в конечном итоге обернется тем, что «прежний порядок общественной жизни будет разрушен до основания. Нация будет чувствовать себя так, словно основной диск, приводящий в движение все общество, лишился сил магнетизма, что приведет к слому прежнего социального контракта, аннулированию всех прежних договорных обязательств и данных ранее обещаний. Экономика опустится на самое дно, знаменуя начало долгого периода депрессии. На фоне невиданной слабости Америки внешние угрозы будут расти в геометрической прогрессии» [Strauss, Howe The Fourth Turning... p. 277].

Подобного рода прогнозы и пророчества, излагавшиеся в последнем десятилетии ХХ в. в эффектном стиле голливудских сценариев, не могли не произвести впечатления на определенную часть политической элиты США.

В основе теории исторического макроцикла лежали представления о том, что макроцикл длительностью в 80 лет, в свою очередь, слагается из четырех стадий (разделенных поворотными пунктами), каждая длительностью примерно в 20 лет, что соответствует периоду формирования поколения с рождения его первых представителей и заканчивая их вступлением в пору зрелости, когда они начинают воспроизводить себя в новом поколении. Согласно взглядам У. Штрауса и Н. Хоу, в результате в рамках макроцикла происходит закономерная смена исторических «времен года»: весны, лета, осени и зимы.

«Историческая весна» применительно к третьему макроциклу американской истории, начавшемуся в 1940–1941 гг., характеризовалась мощным действием сил роста и развития. В период с 1945 г. по середину 1960-х годов общество достигло вершин своего развития в рамках данного исторического макроцикла. Отличительная черта этого периода – доминирование сильных институтов и слабость начал индивидуализма. Как реакция на «историческую весну» начинается период «исторического лета», который можно назвать «пробуждением» – формированием нового общественного сознания, отражающего систему ценностей поколения «исторической весны». Таким событием, пробудившим американское общественное сознание от «спячки», стало убийство 22 ноября 1963 г. президента Дж. Кеннеди. Последующий период, вплоть до начала 1980-х годов, прошел под знаком борьбы за «права человека» и права этнических меньшинств – то было время духовного обновления американского общества.

«Историческая осень» продолжалась с 1980-х до начала ХХI в. Этот период можно назвать «освобождением от уз», когда резко увеличилось влияние сил индивидуализма и произошло ослабление американского институционализма. Конкретным воплощением «исторической осени» в американском обществе стала эпоха Р. Рейгана – Дж. Буша-ст., прошедшая под знаком разгосударствления и утверждения принципов laissez-faire («свободного рыночного хозяйства»).

В работе «Четвертый поворот» авторы делали прогноз относительно лейтмотива следующих 20 – 25 лет, вплоть до 2020 г. Период «исторической зимы» (открываемый «четвертым поворотом» в каждом макроцикле) именовался ими «кризисным» [Strauss, Howe The Fourth Turning ... p.3], и кризис действительно наступил в 2001 г.: биржевой крах на рынке информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) в марте, теракты 11 сентября и «дно» экономического спада в ноябре. За ним последовали мировой финансово-экономический кризис 2007–2009 гг., самый глубокий со времени окончания Второй мировой войны, и посткризисный период «секулярной стагнации» вплоть до избрания Д. Трампа в 2016 г. [Summers, 2016].

Теория макроисторических циклов и администрация Д. Трампа

С приходом к власти администрации Д. Трампа американские историки и политологи с удивлением и даже недоумением обнаружили, что ближайшее окружение президента, а возможно и он сам, не просто знакомы с основными положениями теории У. Штрауса и Н. Хоу, но и готовы использовать их в своей практической деятельности. Прежде всего выяснилось, что активным поборником теории макроциклической эволюции США является Стивен Бэннон, который с января по август 2017 г. занимал пост главного стратега Белого дома. Более того, стало известно, что совокупность взглядов У. Штрауса и Н. Хоу произвела настолько глубокое впечатление на С. Бэннона, что он трижды внимательно перечитал «Четвертый поворот». Этот их исторический манифест стал его настольной книгой, и Бэннон даже снял на его основе документальный фильм «Нулевое поколение» (“Generation Zero”). По мнению многих американских аналитиков, интерес С. Бэннона «к пророчествам о кровавых катаклизмах свидетельствует об опасном стремлении усугубить катастрофичность событий, которые в конечном итоге могут изменить мировой порядок» [Greenberg].

Несмотря на уход С. Бэннона из администрации Д. Трампа, пророчества У. Штрауса и Н. Хоу были взяты в проработку ведомствами, отвечающими за обеспечение национальной безопасности США. В сентябре 2017 г. на этой основе по линии министерства обороны США был подготовлен доклад, содержавший прогноз возможного международного кризиса с использованием военных средств в 2020 г. В докладе говорилось: в работе У. Штрауса и Н. Хоу «Поколения» имеется предсказание о том, что «следующая мировая война может разразиться примерно или даже точно в 2020 г.»; в начале 1990-х годов «никто в правительстве или в академической среде не отнесся к их прогнозу всерьез»; однако в настоящее время [осенью 2017 г.] «спекулятивное предположение о том, что 2020 г. может стать началом следующей большой войны, уже не кажется таким невероятным» [Shook, Giordano, p. 2].

Авторы доклада Пентагона, основываясь на биопсихологических характеристиках политиков, пришедших в США к рулю государственной власти в январе 2017 г., прямо указали на то, что это поколение склонно воспринимать внешний мир как «распадающиеся международные институты, аморальных конкурентов, непорядочных соперников, демонических и бесчеловечных врагов» [Shook, Giordano, p. 17]. Все их мировоззрение пропитано ксенофобией, что и является питательной почвой для возникновения различного рода конфликтов и войн – от торговых и информационных до столкновений с применением военной силы. Разумеется, прогностическая оценка министерства обороны США не рассматривает 2020 г. как обязательно знаменующий начало масштабных военных действий – она лишь указывает на начало третьего десятилетия текущего столетия как на вероятный период втягивания США в большую войну. Этим, собственно говоря, и объясняется упор на резкое увеличение военных расходов США. С приходом к власти администрации Д. Трампа они возросли c 606 млрд долл. в 2017 фин. г. до 713 млрд долл. в 2020 фин. г., или почти на 18% [Defense Budget Materials... p. 1-4].

Реверсный разворот «осевого времени»?

Масштабные потрясения в американском обществе в 2020 г., связанные с одновременным наложением друг на друга разноплановых кризисов – идейного, политического, социального, экономического, кризиса либеральной модели глобализации и т. д., – заставили ряд американских историков и политологов говорить о возможном конце американской демократической системы [4]. Количество кризисных потрясений неизбежно должно переходить в принципиально новое «историческое качество», которое вполне может соответствовать характеристикам «осевого времени», данным в середине прошлого столетия видным немецким философом Карлом Ясперсом (1883–1969), только, возможно, с противоположным знаком.

В эпоху «осевого времени», как указывал К. Ясперс, ставятся под сомнение «все принятые ранее воззрения, обычаи и условия» [Ясперс, c. 33]. Но смысл этого коренного пересмотра, его вектор, обусловлен концом Мифологической эпохи, то есть духовной трансформацией, в ходе которой на смену религиозно-мифологическому пришло рациональное понимание хода общественных процессов. «Осевое время» является своеобразными вратами в «мир, составляющий промежуточное звено между едва доступной нашему взору доисторией и той стадией истории, которая уже не допускает духовной стабильности; мир, который стал основой осевого времени, но обрел свою гибель в нем и из-за него» [Ясперс, c.43].

Возможно, мы присутствуем при своего рода конце рационального периода в историческом развитии, олицетворяемого прежде всего демократическими политическими системами. Употребляя расхожий штамп о «конце истории», можно говорить не о неудаче в создании демократических политических режимов в странах Африки, Азии и Латинской Америки, а о растущем «народном недовольстве политическими системами, олицетворяемыми давними демократиями Великобритании, Франции, Соединенных Штатов» [Mounk, p. 29]. Эта разочарованность и отход от базовых демократических ценностей в странах Запада, главным образом в США, возможно, отражает содержание начинающегося реверсного разворота «осевого времени» от вошедшей в плоть и кровь привычной рациональности к религиозно-мифологическому сознанию Прошлого – естественно, на совершенно иной, «внеисторической» спирали понимания религиозных мифов.

Примечания

1. Многие достаточно авторитетные американские историки, такие как Стив Фрейзер и профессор Рутгерсовского университета Джеймс Ливингстон, в последние годы активно развивали мысль, что США времен Д. Трампа являются вторым изданием закономерностей и характерных черт «позолоченного века». См., в частности, [Fraser, 2018].

2. Напрашивается аналогия с теорией длинных волн Н.Д. Кондратьева применительно к ритмическому развитию экономических систем.

3. Американские исследователи всегда указывали на то, что многие положения американской Конституции были напрямую заимствованы из конституционного устройства Римской империи. В частности, как отметил аналитик Джейсон Дейли, «Конституция США во многом обязана Древнему Риму. Отцы-основатели США были хорошо знакомы с греческой и римской историей. Первые президенты – Томас Джефферсон и Джеймс Мэдисон – были знакомы с трудами древнеримского историка Полибия, который дал одно из самых ясных описаний конституции Римской республики, где представители различных фракций и социальных слоев создали систему сдержек и противовесов по отношению к власти элит и разгулу толпы. Неудивительно, что в первые годы существования Соединенных Штатов сравнения с древним Римом были обычным явлением» [Daley]

4. См., в частности: [Keane, p. xiv]. В самый разгар мирового финансово-экономического кризиса австралийский политолог, профессор Сиднейского университета Джон Кин указывал, что «каждое изменение, каждый обычай и каждый институт демократии в том виде, в котором мы их знаем, являются конечными во времени. Демократия отнюдь не представляет собой вневременное выражение нашей судьбы. Она не является всем нам хорошо известной и привычной формой функционирования политической системы и вряд ли будет нашим спутником до последних дней существования человечества».

Список литературы см. в первоисточнике.

Автор: Васильев Владимир Сергеевич, главный научный сотрудник Института США и Канады РАН, доктор экономических наук.

Источник: http://www.perspektivy.info/oykumena/amerika/na_povorote_novogo_osevogo_vremeni_krizis_2020_g_i_makrocikly_amerikanskoj_istorii_2020-06-02.htm

Портал RUSSKIE.ORG публикует текст выступления политолога, кандидата политических наук, профессора НИУ ВШЭ Евстафьева Дмитрия Геннадиевича на круглом столе «Пандемия коронавируса, мировой экономический кризис, ЕАЭС и ЕС: победа изоляционизма?», состоявшегося в рамках Международного проекта в сфере публичной дипломатии «Точки роста», который реализуется с использованием гранта Президента Российской Федерации, предоставленного Фондом президентских грантов.

Мне, действительно, очень приятно выступать, несмотря на все технические сложности. Сразу видно, насколько высок интеллектуальный уровень этой дискуссии. И слава Богу, что мы его поддерживаем. Потому что то, что мы сейчас наблюдаем в социальных сетях, говорит о довольно серьезной интеллектуальной деградации целых сегментов российской политологии, да и в целом науки. Я пока про Россию говорю.

Не претендуя на какие-то суперкрупные обобщения – несколько достаточно коротких тезисов.

Первое. Это кризис, который происходит в определенное время и в определенном пространстве. По поводу времени – нам пока еще достаточно сложно говорить. Во всяком случае – если не вставать на позицию отсутствия коронавируса, или того, что в пандемии есть плод больного воображения людей, решивших заняться информационными манипуляциями, то пока никто не может ответить четко на вопрос «что это такое?». У меня даже по этому поводу с некоторыми нашими российскими вирусологами в больших чинах произошло публичное выяснение отношений. А главное – мы не можем ответить на вопрос, «а будет ли вторая волна?».

Поэтому время, вероятнее всего, – тот элемент неопределенности, который у нас есть. И мы с ним бороться не можем.

А вот пространство – это вполне понятно. Давайте посмотрим какое пространство захватил этот самый коронавирус. Он захватил прежде всего урбанизированное пространство. Это пространство мегаполисов, или как это в случае с Францией, Италией, Бельгией – относительно компактно расположенных поселений.

Грубо говоря, он захватил пространство той самой культуры, которая считалась основной для глобализации. Едва ли мы вернемся после окончания, даже если эта волна будет одна, одной волны коронавируса к ситуации, когда эта социальная жизнь восстановится. Для западной культуры, в особенности – для Соединенных Штатов, Великобритании, Германии, это будет очень чувствительно. Это будет чувствительно даже для России. Беларусь, например, будет менее чувствительна, потому что мегаполис условно в Беларуси только один. А, например, в Великобритании – Великобритания фактически состоит из этих мегаполисов, которые перетекают один в другой.

А главное то, что для глобализации мегаполис – фактически единственная, безальтернативная форма определения организации комфортной социальной жизни.

Это, конечно, будет история очень сложная. Один из главных вызовов будущего мира. Нас он, к счастью, касается в меньшей степени.

Второй элемент пространства. Собственно, какой регион в настоящее время меньше всего в новостях? Тот регион, где больше всего идет война – Ближний Восток. На сегодняшний день мы не знаем вообще количество зараженных там. Более того, не далее, чем вчера, прочитал очень научную статью, вернее - с научными терминами, о том, что, оказывается, представители арабских народов не болеют коронавирусом… Ну, дай Бог. Второй регион, который на сегодняшний день не затронут коронавирусом – Африка, в которой тоже уже много лет, если не постоянно, идет война. Количество заболевших коронавирусом в Африке, что называется, по некоторым странам не превышает количество людей, которые погибли в одном каком-нибудь военном столкновении. Поэтому – «война войной, а обед по расписанию».

То есть, в том пространстве, в котором действует коронавирус, никакие процессы, связанные с переделом геоэкономических зон, с военными конфликтами в действительности не прекратились.

Не поверите, в Саудовской Аравии болеет коронавирусом значительная часть королевской семьи, причем это, видимо, реальный факт. А ровно тут же за границей, в Йемене - нулевой уровень заболеваемости коронавирусом. Но ведь, видимо, просто они умирают от других заболеваний, от заражения свинцом там и так далее…

Но тем не менее это говорит о том, что коронавирус, или то, что мы называем коронавирусом, в действительности… когда выяснится, что это такое, мы будем очень сильно удивлены, и очень опечалены. У каждого из нас есть эта гипотеза в голове, просто мы боимся её произнести.

Таким образом, этот коронавирус поразил территорию стран, которые считались наиболее успешными.

США обрушил – экономического наследства Трампа больше не существует. Европа – да, конечно, стагнация в Европе, вернее – в Германии, в промышленном секторе была зафиксирована в середине 2019 года. Первый раз за много лет наши замечательные, честные немцы-статистики не смогли нарисовать экономический рост. Но, видимо, совсем дела были плохи, что вот ну никак не удавалось вывести это даже чуть выше нуля. Но тем не менее в социально-экономическом плане это были успешные страны.

Южная Корея, Япония… Кстати говоря, в Японии пошла вторая волна – они её не называют второй волной, но это вторая волна. Китай – эпидемия возникла в динамично развивающемся мегаполисе. Почему-то коронавирус не возник в Синьцзян-Уйгурском автономном округе, не возник на границе с Российской Федерацией, где много сельских районов. Он возник в индустриальном, в инновационном центре Китая - провинции Ухань. Город Ухань, соответствующая провинция – это же инновационный центр. Поэтому вот здесь, конечно, пространство посткоронавируса будет очень сильно изменено.

Ну а теперь - несколько маленьких «камушков»…

Первый «камушек». А возможна ли в новых условиях экономическая интеграция без политической? На мой взгляд – нет, потому что мы в любом случае упремся в наличие политических ограничений экономической деятельности. Почему?

Потому что ни одно государство после того, что произошло сейчас, ни одно серьезное государство не решится разместить значимый элемент технологической цепочки у себя не на национальной территории.

Второй момент. Мы сейчас на американской платформе коммуницируем, но проблема в том, что мы не просто коммуницируем на американской платформе, а мы находимся внутри американоцентричного информационного общества, интерфейса между человеком и неким набором данных, как хотите это называйте. Это американоцентричная система. Вот теперь вопрос – а если мы в неё внедрим наши евразийские технологии, американоцентричность как-то изменится? Отнюдь, как говорил один российский политический деятель. Поэтому китайский путь в организации информационного общества будет становиться все более и более привлекательным.

Ну и последний «камушек» вам с горы. А что нужно спасать сейчас? Вот смотрите на то, что происходит в развитых странах, что является приоритетом для спасения – социальные структуры или экономика? Мы понимаем, что, например, применительно к Западной Европе, к Европейскому Союзу, да и даже к США – это вещи, которые все более и более расходились. В ряде европейских стран, у той же Италии, социальные институты сдерживали экономическую конкурентоспособность. В США – еще нет, а в Италии – уже да. Что должны делать политические элиты этих стран? Спасать комфортный социальный мир? А квалифицированного потребителя? Как нам тут некоторые пытались все подбросить… Или мы должны спасать экономику по максимальному, если хотите – китайскому, критерию эффективности? То есть, грубо говоря, сбрасывать балласт. И это вопрос опять политический и нет на него ответа…

Нет сейчас ни у кого никаких ответов, а если есть - то они публично не произносятся. Они пока в стадии осмысления.

Источник: http://russkie.org

Прогремевшие на весь западный мир в конце мая – в начале июня протесты против расизма в США, ознаменовавшиеся погромами и мародёрством, стали основной темой общественно-политического дискурса, затмив собой даже ситуацию с коронавирусом. События подобного масштаба не происходили в Америке с  1968 года, хотя локальные недовольства, порой перерастающие в бунты, происходили минимум раз в десятилетие. Последние крупные выступления мы наблюдали в 2014-2015 году в Миссури и Мэриленде, но за пределы штата они, как правило, не выходили, хотя и вызывали крупное обсуждение. Основное отличие сегодняшних событий – быстрое распространение по всей стране, беспрецедентный уровень солидарности на фоне массовых беспорядков, проведение  акций протеста далеко за пределами континента. В чём уникальность нынешнего протеста? В чём причины его массовости и радикальности? К каким последствиям он приведёт? Глубокий взгляд показывает, что далеко не все определяющие факторы лежат на поверхности.

История вопроса

Право на протест, свободное выражение и отстаивание своей позиции заложено в культурном коде американцев.

Пик движения чернокожих за свои гражданские права пришёлся на 1950-1960-е годы. Тогда ненасильственная борьба также соседствовала с силовыми и даже террористическими методами. Знаменитое long hot summer  1967 года вместило в себя 159 бунтов. Только в Детройте события унесли жизни 43 человек, а в Ньюарке – 26 человек. Тысячи людей пострадали, был нанесён гигантский ущерб. Убийство лидера движения ненасильственного сопротивления Мартина Лютера Кинга  спровоцировало бунты в 110 городах. Масштабы выступлений, слава богу, пока несопоставимы, но нечто общее у них есть.

Социальный аспект

Современное американское общество чрезвычайно расколото и поляризовано. В середине XX века разделение проходило по вопросу расширения гражданских прав и ликвидации сегрегации, стремительные изменения и широкая общественная дискуссия только увеличивали уровень агрессии и непримиримости консерваторов.  Трудно отрицать, что американская нация и чернокожая часть общества ныне живёт лучше, чем когда либо в истории США. В чём же тогда причина социального напряжения?

Меняется жизнь – меняются потребности. С ростом благосостояния и благополучия не наступает ощущение удовлетворённости, а лишь увеличиваются ожидания и притязания. Меняется и философия получения благ. Если раньше доминировал дух протестантизма (чем больше работаешь – тем больше получаешь), то теперь ориентиры сместились. Меньшинства и угнетаемые в прошлом сообщества требуют компенсаций, апеллируют к тому, что им теперь всё должны за пережитые притеснения. На этом активно спекулируют те, кто превратил изначально мирный протест 2020 года в погромы и мародёрство – люмпены, полукриминальные и неблагополучные элементы, не желающие качественно улучшать свою жизнь, имея для этого все возможности, а паразитирующие на чувстве долга и вины у общества. Сменился нарратив с «я могу» на «мне должны».

Политический аспект

Нынешняя американская нация беспрецедентно расколота по целому ряду социальных и политических вопросов. На имеющиеся противоречия и проблемы на ложилась ситуация с коронавирусом, явно проваленная администрацией США, карантинные ограничения, выросшая безработица. В этих условиях важным фактором является способность лидера страны выступить консолидирующим звеном между разрозненными социальными группами, находящимися в наэлектризованной обстановке. Тем не менее, президент Трамп, напротив, становится едва ли не первым американским президентом за все годы, кто сознательно разъединяет граждан, публично противопоставляет себя протестующим, допускает расистские намёки и угрожает использовать войска против граждан. Демонстративное дистанцирование от протестующих, вкупе с отсутствием конструктивного диалога и мер по преодолению кризиса, вызывает еще большую эскалацию со стороны общества и конфронтацию губернаторского корпуса. Так, губернатор штата Нью-Йорк Эндрю Куомо прямо раскритиковал Трампа, назвав его амбиции использовать войска нацгвардии для подавления движения проявлением саморекламы.

Что мобилизует данный протест? Во-первых, врождённое право и культура протеста, гарантируемое первой поправкой к Конституции. Американцы любят и умеют протестовать, мирные демонстрации регулярно служат инструментом отстаивания прав и прогресса. Во-вторых, глубокая нерешённость внутренних проблем, в том числе и расовой. Да, на законодательном уровне сегрегация давно преодолена. Но реальная жизнь пока не поспевает за нормами права. Бытовой расизм продолжает существовать, причем как в голове белого населения, так и по причине сохраняющейся криминализованности, невысокого уровня распространения образования и благополучия у темнокожих. В-третьих, напряжённая ситуация с пандемией коронавируса, унёсшая жизни сотни тысяч американцев, безработица, усталость от карантина.

Экономика США имеет высокую прочность, и даже 20% уровень временной безработицы не является критичным, поскольку, благодаря широким экономическим мерам поддержки Правительства, за время ограничений люди сохранили большую часть дохода, и после возобновления работы организаций, многие вернутся на свои рабочие места. На период карантина «потерявшим работу» выгоднее было оформиться безработными, с целью получения высоких социальных выплат. Так, Президент Трамп на днях заявил, что безработица уже снизилась до 13%.

Что активизирует насилие и погромы? В первую очередь, конечно, всегда имеющийся ряд провокаторов и радикалов, стремящихся использовать мирное шествие в корыстных целях. Их абсолютное меньшинство, но именно они становятся «лицом» протеста, дискредитируя и меняя его суть. Изучая видеозаписи, очевидно, что грабят магазины и жгут общественные места отнюдь не нищие и нуждающиеся, а вполне себе обычные люди, у которых очевидно есть ресурсы. Во-вторых,  жесткость со стороны полиции,  угрозы и показной цинизм Трампа и его администрации, вкупе с неспособностью общаться, договариваться и «тушить пожары». Насилие порождает насилие. В-третьих, это высокий уровень сплочённости и солидарности чернокожей части общества. В-четвертых, в активную фазу входит электоральная кампания по выборам Президента, на чём следует остановиться более подробно.

Данный протест стал новым полем борьбы  между демократами и республиканцами. Трамп, будучи итак очень непопулярным президентом, получил существенный удар в виде последствий полной неготовности и последующего провала перед вызовами пандемии COVID-19. Нынешние протесты каждая политическая сила старается использовать для завоевания голосов избирателей. Демократы, в том числе и губернаторы штатов, выступают на стороне протестующих, негласно оправдывая их даже в совершении актов насилия. Конечно, ни одна элитная группа не поддерживает мародерство и разбитые витрины, но сложно отказаться от соблазна использовать в политических целях то, что само течёт в руки. Сторонники Дональда Трампа и сам президент резко осуждают протест, призывают к силовому подавлению. Между тем, в результате Трамп теряет поддержку всё большего количества штатов, в том числе традиционно республиканской и густонаселённой Флориды.

Так или иначе, но протест у американцев в крови. Это часть их культуры, американского образа жизни. Америка выстоит и достаточно быстро восстановится – запас  прочности у неё высокий, а традиции демократии и либерализма насчитывают не одно столетие.  Однако напряжение в обществе и радикализацию различных социальных групп из-за давления большинства на меньшинство или меньшинства на большинство одними экономическими мерами не решить. Решение социальных кризисов, безусловно, требует изменение подходов к выстраиванию социальных коммуникаций. В равноправном обществе должны в равной степени соблюдаться права каждого, вне зависимости от его принадлежности к большинству или меньшинству. Можно называть это утопией и идеализмом, однако именно такая политика, когда сперва одной группе позволяют угнетать другую, а затем второй внезапно представляют столько прав, что она ставит на колени первую, - и приводит к резким социальным взрывам, конфликтам и бесконтрольному насилию.

России же идея массового протеста, в целом, чужда. Общество не считает этот инструмент действенным, а власть (считающаяся в России нечто сакральным) позиционирует его как деструктивное и разрушительное явление. Ещё более чужды россиянам погромы и мародёрство – их вообще практически не было за последние 100 лет. Это можно объяснить тем, что у нас страна итак живёт в постоянной нужде и дефиците, а потому разрушать то малое и с трудом созданное – себе дороже. Революции в России происходят не «снизу», а «сверху». Всё потому что россияне привычны не брать ответственность за свою жизнь и её качество в свои руки, не готовы отстаивать свои права, самостоятельно решать свои проблемы. Оттого и подобный протест в сегодняшней России невозможен.

Шаяхметов Арсен Маратович, научный сотрудник Научно-исследовательского и информационного центра Башкирской академии государственной службы и управления при Главе Республики Башкортостан

Ранее отмечалось, что научные идеи или научные определения (что то же самое), концепции, как формы знания, обретают свой статус, только при выполнении ими двух функций. Во-первых, если в их содержании отражается сущность предметной области конкретной науки. Во-вторых, если они максимально глубоко, адекватно в данных конкретных условиях отражают и выражают названную сущность.

Экстраполируя эти требования на философию, следует заметить, что философские концепции призваны максимально точно, глубоко отражать сущность конкретной предметной области, которую формируют природа, общества и человеческое мышление, рассматриваемые в единстве. Есть ли у современного философского знания такие формы? Да, есть. С полным основанием можно констатировать существование концепции первичности существования объективного мира и вторичности его образов, сознания людей. Это, во-первых. Во-вторых, реально философской концепцией, носящей всеобщий характер, является научное положение, отражающее факт возможности познания всех без исключения явлений действительности: явлений природы, общества и мышления.

Как известно, эти две концепции дают ответы на основной вопрос философии. Это важно подчеркнуть на фоне существующих, на наш взгляд, во многом упрощенных подходов к современному философскому знанию.

Представляя вышеназванные философские, общенаучные концепции, следует заметить, что на современном уровне развития науки их две, но это не означает, что в дальнейшем их не станет больше. Не исключено, что будет уточнено, развито представление о сущности вышеназванных концепций. В современной философии существует, и довольно конкретно проявляет себя тенденция взаимного диалектического превращения ее форм друг в друга. Так, нельзя исключить возможность превращения категорий, законов, принципов в определения, идеи, концепции философии. Более того, многие из них уже сегодня квалифицируются как общефилософские идеи, концепции. (Идея системности мира, идея многофункциональности явлений природы, общества и мышления и многие другие).

Таким образом, есть все основания для констатации: современная философия имеет все формы, которые должны функционировать в системе научного знания. Во-первых, она имеет систему общенаучных категорий, отражающих сущность явлений природы, общества и мышления. Во-вторых, она представлена общенаучными законами, отражающими существенные, необходимые, устойчивые, повторяющиеся связи явлений своей предметной области. В-третьих, в ней «работают» общенаучные принципы, отражающие сущности способов связей явлений природы, общества и мышления между собой. Наконец, в-четвертых, современное философское знание представлено научными концепциями, выражающими сущность его предметной области (категории, законы, принципы, определения, концепции.) С помощью названных форм она отражает сущность всех перипетий своей предметной области. Отражает глубоко и точно. Трудясь, как «золушка», перебирающая зерна. Помимо названных форм, подчеркнем это положение еще раз, философия имеет все признаки, которые современные исследователи науки называют ее основными характеристиками: доказательность, логичность, верифицируемость, практическую направленность, строгость и т.д.

Словом, есть все основания считать, что в философии «работают» формы: категории, законы, принципы и научные концепции, которые отражают сущность явлений ее предметной области. Это дает право еще раз заметить, что настоящее философское знание научно.

Социальные функции философских знаний

В жизни общества философия как наука выполняла и выполняет ряд взаимосвязанных и взаимодополняющих друг друга функций.

Бесспорным является факт наличия у философии исторической функции. Ее суть: философия является носителем информации об истории развития природы, общества и мышления людей. Она является своеобразной «хранительницей» знаний о процессах, имевших место в истории общественного бытия. В составе философского знания существует специальная его ветвь – история философии. Именно, она в значительной мере выполняет историческую функцию философии. Благодаря этой функции философии мы сегодня располагаем достаточно конкретными, во многом объективными, знаниями о прошлом природы, общества и развитии сознания людей.

Словом, вряд ли можно подвергнуть сомнению факт выполнения философией исторической функции. Последняя реализуется в нескольких направлениях. Во-первых, философия является своеобразной хранительницей, «библиотекой» знаний о существовании и развитии явлений в прошлом. Во-вторых, она выполняет миссию интегратора знаний о прошлом самых разных явлений действительности. В-третьих, философия несет в себе заряд оценки процессов, имевших место в прошлом. В-четвертых, исходя из фактов истории, осмысления их, она в значительной мере определяет цели познания, практических действий людей в современных условиях. В-пятых, являясь носителем грандиозной исторической информации, философия существенно влияет на сохранение традиций и развитие культуры современного общества.

Трудно не заметить очевидный факт выполнения философией гносеологической (познавательной) миссии. Другими словами, философия выполняет гносеологическую функцию в жизни общества. Реализуется эта функция философского знания по следующим направлениям.

Первое. Философия является определенной информационной базой для познания современных процессов.

Второе. Такую функцию она, в большей или меньшей степени, выполняет по отношению ко всем без исключения отраслям науки.

Третье. Наиболее серьезно свои гносеологические возможности философия реализует, предлагая науке общенаучные методологические средства (приемы, способы, подходы, методы), формирующиеся на базе ее категорий, законов, принципов и идей (определений).

Четвертое. Философия, благодаря своему существенному вкладу в теорию истины, выработала систему критериев оценки истинности знаний во всех областях науки и практики. И в этом факте выражается суть ее гносеологической функции.

Гносеологическая функция философии как науки дополняется ее логической функцией. В чем проявляется названная функция у философии?

1. Прежде всего, в том, философское знание, рассмотренное в его историческом развитии, своеобразно выражает и сохраняет логику общественного развития, логику развития знаний о природе, обществе и мышлении людей, рассматриваемых в единстве.
2. В том, что в рамках философской науки были впервые сформулированы законы как формальной, так и диалектической логик.
3. Наконец, в том, что философская наука выработала логический критерий оценки результатов познания явлений действительности.

Философская наука достаточно строго, последовательно выполняет в жизни общества методологическую функцию.  Последняя нередко игнорируется теми или иными людьми. Анализ реальной жизни показывает, что причин, работающих на отрицание методологической функции, существует несколько.

Во-первых, отрицание самого факта научного характера философских знаний.

Во-вторых, и это прозаично, проявляет себя незнание категорий, законов, принципов и идей философии.

В-третьих, неумение людьми их использовать в качестве приемов, способов, подходов и методов решения задач познания и преобразования явлений действительности.

В-четвертых, дает о себе знать некая абсолютизация методологических средств частных наук. Неумение соединять последние с общенаучными, философскими методологическими средствами.

Вместе с тем, несмотря на существование названных причин, философская наука выполняла, выполняет и будет выполнять методологическую функцию, сохраняя при этом свои особенности. В чем заключаются особенности методологического функционирования философии? Прежде всего, в том, что философские приемы, способы, подходы и методы были, есть и будут нацелены на познание и преобразование наиболее общих, всеобщих сторон, явлений, процессов нашего бытия.

Далее – в том, что философия не отрицает и не подменяет своими методологическими возможностями, методологические возможности других наук. Она призвана «работать» вместе с ними. При этом оставаясь методологической основой для средств познания и преобразования явлений действительности, предлагаемых частичными отраслями знания. Выполняя эту роль, философская методология развивалась, развивается и будет развиваться, опираясь на методологии частных наук.

Известно, что методология – это система приемов, способов, подходов и методов познания и преобразования явлений действительности, а методика – это процесс выбора и определение последовательностей использования методологических средств для решения конкретных задач.

Выполняет ли философия методическую функцию?  Да, выполняет. Как это можно обосновать?

Во-первых, философия задает алгоритм познания, суть которого – строгое следование за объектом изучения. Это уже предполагает осознанный выбор методологических средств для решения задачи изучения конкретного объекта.

Во-вторых, философия ориентирует субъектов познания на анализ условий, причин и оснований, детерминирующих процесс возникновения, существования, развития и функционирования объектов познания. И этот факт предполагает осознанную «работу» как по выбору методологических средств, так и по определению последовательности их использования.

В-третьих, во многом философии принадлежит обоснование содержания таких методологических процедур как анализ и синтез, дедукция и индукция, сравнения явлений, восхождения от абстрактного к конкретному и других. Очевидно, что без соблюдения требований методических правил сознательно, целенаправленно осуществлять эти действия невозможно.

Нам представляется, что приведенные положения свидетельствуют о том, что философия выполняла, выполняет и будет выполнять методическую функцию.

Философия призвана формировать целостное видение людьми мира. Этот факт детерминирует выполнение философией мировоззренческой функции. Если под мировоззрением человека понимать систему его взглядов на мир в целом, определяющую его отношение к действительности и направления его деятельности, то становится очевидным участие философских знаний в этом процессе. А это означает, что философия выполняет мировоззренческую функцию.

Наряду с ней, философия участвует в идеологическом процессе. Оказывает воздействие на возникновение, развитие и функционирование фактически всех идеологических систем. Можно сказать и так: у каждой идеологии обязательно есть свое философское основание. Это доказано всем ходом общественного развития. Отсюда следует вывод: философия, ее школы, направления «работают» в интересах тех или иных идеологических систем. Отсюда вытекает вывод о том, что философские знания выполняют идеологическую функцию.

Конкретизируем это положение. Как известно, идеология – это система идей, выражающая коренные интересы конкретной социальной группы, определяющая ее отношение к действительности и направления деятельности. Нетрудно понять, что обязательно какая-то философская система лежит в основании формирования идеологий каждой конкретной социальной группы. Словом, философия выполняет и идеологическую функцию.

Присуща философии и оценочная (аксиологическая) функция. Она участвует как в оценке результатов познания явлений, так в оценке результатов деятельности людей. Осуществляется она по разными направлениям. О них речь пойдет в специальном параграфе работы. Сейчас же только констатируем факт наличия у философского знания этой функции.

Не претендуя на характеристику всех функций философии, назовем культурологическую ее функцию. Философские знания активно участвуют в формировании культуры общества. Как это происходит?

Во-первых, философия является элементом культуры. Она является своеобразным интегратором знаний о природе, обществе и мышлении людей, которые участвуют в формировании культуры общества.

Во-вторых, философию нужно рассматривать как методологическую основу культуры общества. Она, во многом вооружает людей приемами, способами, подходами и методами, работающими на процесс формирования и развития культуры общества.

В-третьих, философия является инструментом осмысления процессов, происходящих в культуре.

В-четвертых, культура общества – это социальная база развития философских знаний. Последние, сформировавшись, воздействуют на все процессы культуры, определяя «идеологию» ее развития.

В-пятых, философия, обладая мощными оценочными аксиологическими возможностями, формирует основы социальных оценок процессов, происходящих в культуре.

Логичным развитием сути названной функции является этическая и эстетическая ее функции. Очевидно, что философия несет в себе мощный заряд нравственного восприятия людьми мира. По сути, он и выражает этическую функцию философии. Ее история позволяет, как нам представляется, наиболее точно и глубоко понимать суть нравственных позиций, которые выработало человечество. Как известно, нравственные нормы вырабатываются в ходе исторического развития, вырабатываются людьми, культурой разных поколений. Они регулируют поведение людей без использования каких-либо юридических, правовых средств. Вряд ли можно игнорировать наличие данной функции у философии. Более того, можно с полным основанием констатировать, что у философии нравственная, этическая функция выражена, может быть, ярче, чем у других наук.

Философия, формируясь как любовь к мудрости, как стремление к истине, не могла остаться в стороне от эстетических начал этого мира. В самой сути философии заложено стремление к прекрасному, к пониманию его законов. К этому следует добавить, что многие виды искусств, их основы формировались в рамках философии. Словом, философия являлась и является носителем эстетической функции. Функции, ориентирующей людей на понимание природы и сути прекрасного в нашем мире.

Таким образом, очевидно, что философия как наука выполняет в жизни общества ряд важных функций. Это является еще одним важным свидетельством ее продуктивности, практической направленности, отрицающей обыденные, упрощенные, схоластические подходы к ней.

Философия и проблемы истинности научных знаний

Все без исключения науки нацелены на то, чтобы, проникая в сущность явлений своей предметной области, «добыть», получить истинные знания о них. Стремление – это одно, а вот определение степени достоверности таких знаний – это другое. Иными словами, каждая наука заинтересована в существовании индикаторов, позволяющих оценить степень достоверности знаний, которыми она располагает.

В системе философских знаний, как известно, существует учение об истине. Оно формирует методологическую базу оценки достоверности знаний, полученных в любой области науки. Ни одна другая наука перед собой эту задачу не ставит. В этом контексте, не переоценивая роль философии, заметим, что если она не сделала бы ничего другого, кроме создания общенаучной теории истины, то уже это явилось бы ее крупным вкладом в науку. В чем заключается этот вклад?

Позиция первая. Философия обосновала принципы объективности истины. Их суть: субъект познания должен последовательно двигаться за объектом, отражая, познавая его характеристики, не приписывая ему ничего, что ему не свойственно, что идет от особенностей субъекта анализа. Знания об объекте изучения тем точнее, чем последовательнее субъект (субъекты) познания их сумели отразить. Эти принципы работают в ходе познания всех без исключения явлений. Их обоснование – заслуга философии.

Позиция вторая. Философия предложила науке теорию относительной и абсолютной истин. Она открыла миру их диалектику, выраженную в следующих положениях.

Положение 1. Всякая истина относительна в силу постоянных изменений, происходящих в объектах изучения, в условиях их существования, в субъектах познания, в средствах и методиках получения знаний о явлениях действительности.

Положение 2. Процесс познания объектов каждой науки имеет перманентный, непрерывный характер. Отсюда следует, что истина «текуча», она постоянно углубляется и уточняется.

Положение 3. Несмотря на то, что абсолютную, раз и навсегда данную истину, о том или ином объекте получить фактически невозможно, есть все основания констатировать: в каждой относительной истине обязательно содержится фрагмент истины абсолютной.

Положение 4. Абсолютная составляющая истины по мере углубления знаний об объекте (объектах) анализа закономерно развивается, расширяется.

Позиция третья. Именно в системе философской науки был сделан важнейший вывод о том, что практика является высшим критерием истинности тех или иных знаний, знаний, полученных во всех без исключения науках. Это положение о практике как высшем критерии истины, получило подтверждение в ходе развития всех отраслей знаний.

Позиция четвертая. Декларировав, что практика – это высший критерий истины, философия, ни в коей мере не утверждала и не утверждает, что она является единственным индикатором истинности тех или иных знаний. Развитие философских знаний привело человеческую мысль к выводу о том, что наряду с практикой, правомерно выделять и другие индикаторы истинности знаний. Они не являются высшими, не заменяют и не отменяют роль практики в познании. Они дополняют ее возможности, позволяя проводить индикацию истинности тех или иных знаний еще до того, как они получат практическую реализацию. О каких индикаторах идет речь?

Прежде всего, необходимо сказать о существовании интуитивного (интуитивистского) индикатора истины. Жизнь каждый день нас убеждает в том, что каждый субъект познания, прежде всего, оценивает анализируемые явления с позиций своей интуиции. Если интуицию понимать, как сложившийся в ходе практической жизнедеятельности человека относительно устойчивый способ оценки явлений и определения направлений своей деятельности, то становится понятным, что без него человек, субъект познания не подходит к анализу ни одного явления действительности. Словом, первичная индикация знаний о явлениях происходит на базе интуиции. Ее роль в оценке явлений нельзя умолять, как нельзя и переоценивать. В этой связи есть необходимость высказать несколько замечаний.

Замечание 1. Если интуиция человека достаточно развита, она является первым важным шагом в понимании сути объектов познания. Если нет – она уводит познающего субъекта от истины.

Замечание 2. Роль интуиции, какой-бы развитой она не была, ни в коей мере нельзя абсолютизировать.

Замечание 3. Продуктивность интуиции, как некого обыденного, эмпирического подхода к познанию явлений значительно усиливается в том случае, когда она соединяется с научными подходами к познанию явлений бытия.

Замечание 4. Несмотря на явную «ограниченность» интуиции в оценке истинности тех или иных знаний, в реальной жизни есть немало случаев, когда с ее помощью люди достаточно объективно, точно оценивали явления, формировали объективные знания о них. Вместе с тем, это больше исключение, чем закон. Как правило, абсолютизация людьми своей интуиции в познании, преувеличение ее возможностей уводит людей от истинных знаний о явлениях.

Замечание 5. Пожалуй, исключением в этом плане являются интуитивистские возможности великих практиков и великих ученых. В их жизнедеятельности, в их интуиции, как правило, органично соединяются практика и наука, что позволяет им достаточно точно определять истинность и ложность знаний о явлениях бытия.

Таким образом, хотим мы этого или нет, каждый субъект познания, прежде всего, оценивает явления, знания о них с позиций своей интуиции. Последняя, как известно, имеет следующие содержательно-сущностные признаки: а) формируется стихийно в процессе жизнедеятельности людей; б) в ее основании лежит опыт человека; в) она интегрирует как обыденные, так и научные основы отражения человеком бытия; г) интуиция является своеобразной первичной реакцией человека в познании, понимании каждого «нового» явления, становящегося объектом его анализа.

Словом, каждый субъект познания «встретившись» с каждым новым феноменом, прежде всего, оценивает его с позиций своей интуиции. В соответствии с ее содержанием, он внутренне утверждает, насколько можно признать знания о нем истинными или ложными.

Следуя за действиями субъекта познания, нетрудно заметить, что вслед за интуицией в процедуру оценки истинности знаний о явлениях включается его мировоззрение. Иными словами, можно утверждать: существует мировоззренческий индикатор истинности той или иной информации о явлениях бытия. В чем его суть? Каждый субъект познания или использования знаний о явлениях действительности в ходе практических действий соотносит, «соизмеряет» их со своим мировоззрением. Если последнее понимать как систему взглядов человека на мир в целом, которая определяет его отношение к действительности и направления его деятельности, то становится понятным, что такая мировоззренческая оценка обязательно должна существовать. И она действительно существует. При этом следует сделать следующее оговорки. Если мировоззрение человека несет в себе объективную информацию о бытии, то оно достаточно точно дает индикацию истинности или ложности тех или иных знаний. Это, с одной стороны. С другой – если мировоззрение человека необъективно, то результат такой индикации имеет противоположную направленность.

Получив результаты интуитивной и мировоззренческой оценки степени истинности информации об объектах познания всякий здравомыслящий, устремленный к истине человек, не остановится на достигнутом. Он с необходимостью перейдет к использованию других индикаторов. Как нам представляется, в логике познания явлений он с необходимостью обратится к индикатору историческому. Почему?  Общеизвестно, что каждый объект нашего познания к моменту его анализа имеет определенную историю. Она может быть «маленькой» или «большой», краткосрочной или долговременной, но она у каждого объекта познания обязательно есть. Отсюда следует, что знания, полученные нами об объекте (объектах) в современных условиях, субъекты анализа могут соотнести с ранее обретенными знаниями о нем (них), истинность которых уже была ранее доказана практикой. Гармонизация или дисгармония между ними является третьим, очень важным, признаком индикации истинности или ложности новой информации об объектах познания.

Обращаясь к исторической индикации истинности информации о познаваемых явлениях, принципиально важно не допустить ошибки, которые, во многом, можно квалифицировать как «традиционные». Назовем их. Во-первых, недопустимо давать оценку знаний об анализируемых явлениях без учета их генезиса, исторического развития. Во-вторых, к ошибочным оценкам приводит «механизм» оценок истории явлений с позиций только современных методологических средств, без учета тех средств познания, которые использовались на разных этапах развития объектов познания. В-третьих, нет оснований абсолютизировать, переносить знания об истории объектов анализа в новые условия их существования. В-четвертых, нельзя эти знания игнорировать, двигаясь к истине. Они должны выполнять в ходе познания функцию основы информации об анализируемых феноменах.

Словом, существует исторический индикатор оценки истинности знаний об объектах анализа. Еще раз подчеркнем его суть: если актуальная информация об объекте познания вступает в серьезные противоречия с информацией, полученной о нем в ходе его исторического развития, то у нас появляется основание для сомнений в истинности первой. Как и наоборот: если названных противоречий нет, то появляется база для того, чтобы считать актуальную информацию истиной.

Определенное развитие, уточнение и дополнение исторический индикатор истины получает благодаря «работе» индикатора гносеологического. О чем идет речь? В чем суть последнего?

1. Гносеологический индикатор, прежде всего, ориентирует субъекта познания на изучение механизмов получения знаний о конкретных объектах анализа.

2. Он нацеливает субъектов анализа на поиск ответа на вопрос: на всех ли этапах познания его субъекты последовательно двигались за объектом изучения. Найти ответ на этот вопрос – значит понять, отвлекались ли субъекты познания от изучаемых объектов, привносили ли они свое субъективное видение явлений действительности в процессе познания?

3. Названный индикатор предполагает учет соединения в ходе познания явлений их статических и динамических характеристик. Гармонизация знаний о статических и динамических состояниях явлений позволяет более глубоко проникнуть в их суть.

4. Поскольку речь идет об индикации степени истинности научных знаний, то очевидно требование – определить глубину отражения в них сущностных признаков объектов познания.

5. Гносеологический индикатор истины требует строго отграничивать обыденные знания о явлениях, от знаний научных.

Словом, в распоряжении каждого человека, субъекта познания, стремящегося к истине, есть гносеологический индикатор.

Очевидно, что процесс получения истинных знаний о явлениях не может протекать с нарушением законов логики. Причем, как законов формальной, так и диалектической логик. Словом, важным индикатором истинности полученных людьми знаний, является логический индикатор. Он ориентирует нас на решение одной задачи: на определение соответствий и нарушений в ходе процесса познания законов логики. Если обнаруживаются такие нарушения законов логики, как формальной, так и логики диалектической, есть все основания считать, что вряд ли полученные в результате таких действий знания будут истинными. Как, собственно и наоборот: убежденность в том, что в ходе познания тех или иных объектов, законы логики не были нарушены, это дает нам право считать, что мы приблизились к истинным знаниям о них.

Истинность информации об объектах изучения может быть оценена на базе требований методологического индикатора.  В чем его суть?

Во-первых, в том, что процесс познания каждого феномена предполагает использование таких приемов, способов, подходов и методов, которые бы позволили в данных конкретных условиях его существования отразить его суть. Если таких средств нет или они не использовались субъектами познания, то вряд ли они могли дойти до истины. Как и наоборот. Если они у них были эти средства, то субъекты анализа располагали необходимыми методологическими возможностями получения истинных знаний об объектах изучения.

Во-вторых, методологический индикатор ориентирует на определение степени овладения субъектами познания методологическими средствами. Другими словами, такие средства могут существовать, находится под рукой субъектов анализа, но они могут не понимать их суть, а, следовательно, не могут их сознательно использовать в ходе изучения явлений. Это неизбежно ведет их к ошибочным выводам в исследовании явлений.

В-третьих, субъекты познания могут понять содержание основных методологических средств, но в то же время могут не знать, как их использовать на практике. Неумение использовать приемы, способы, подходы и методы в познании явлений – путь к искажению истинности знаний об объектах изучения.

Таким образом, еще задолго до того, как практика подтвердит или опровергнет истинность знаний о тех или иных явлениях, методологический индикатор может «сказать» свое слово в пользу или в отрицание истины.

Вечная «спутница» методологии – методика. Последняя в науке дополняет, продолжает и развивает возможности методологии. Методика, как известно, это процесс выбора субъектами познания методологических средств, адекватных познавательной ситуации и процедура определения последовательности их использования, в единстве они способны обеспечить проникновение в сущность изучаемых феноменов.

Словом, с полным основанием можно вести речь о методическом индикаторе истины. Он позволяет найти верные ответы на следующие вопросы: правильно ли выбраны были приемы, способы, подходы и методы дли решения конкретных задач познания; адекватно ли объекту познания и ситуации был определен способ, последовательность использования названных средств в ходе познания; коррелированы ли между собой основные методологические средства (приемы, способы, подходы, методы); наконец, обеспечено ли выбранным способом соединение общенаучных методологических средств с методологическими средствами частных наук? Если возникают неразрешимые противоречия в ответах на эти вопросы, появляется возможность констатировать: к истине такой путь вряд ли может нас привести. Как, собственно, и наоборот.

Хотелось бы обратить внимание на культурологический (социально-культурный) индикатор истины. Почему? Развитие общества, его культуры, необходимым элементом которой являются знания, информация о явлениях действительности, дает нам право вести речь о названном индикаторе истины. Последний по сути ориентирует нас на определение соответствия полученных знаний содержанию культуры общества. Если полученная информация вступает в неразрешимые противоречия с состоянием культуры общества, с ее ценностями, то, по меньшей мере, появляется основание для сомнений в ее истинности. Хотя в этом плане, как свидетельствует жизнь, бывают исключения, которые, вместе с тем, не отменяют значимость названного культурологического индикатора истины.

Вернемся к главному, высшему критерию истинности знаний. Эту функцию, как уже отмечалось, выполняет практика. Она, в конце концов, ставит точку в вопросе об истинности или ложности знаний об объектах той или иной предметной области. Вместе с тем, современная философия имеет все основания для декларации и практического подтверждения следующих тезисов.

Тезис 1. Практика была, есть и будет высшим критерием истины.

Тезис 2. Наряду с практикой существуют другие, продуктивно работающие критерии истины: исторический, гносеологический, логический, методологический, методический, культурологический и другие индикаторы истины.

Тезис 3. Последние представляют из себя систему критериев, способную приблизить нас к достаточно глубокому пониманию истины еще до того, как практика проявит свои возможности.

Тезис 4. Наиболее полное представление об истине складывается в результате индикации знаний о тех или иных явлениях, на базе названных критериев, включая, конечно же, практику, как высшего индикатора истины.

Вышеназванные индикаторы истины имеют общенаучное значение, то есть с их помощью можно давать оценку степени истинности знаний во всех без исключения сферах бытия. Другими словами, они позволяют оценивать информацию как о явлениях природы, так и о явлениях общества и сознания людей. Отдавая им дань должного, необходимо заметить, что каждая частная наука в соответствии со своим содержанием разрабатывает, имеет свои специфические индикаторы истины. Ими могут быть: количественный, духовно-идеологический, правовой, политический, психологический, этический, эстетический, теологический, телеологический и другие средства и способы оценки явлений. Они не являются предметом рассмотрения в данной работе. Вместе с тем, мы считаем своим долгом подчеркнуть факт их существования, поскольку, как уже отмечалось, они работают в единстве с общенаучными индикаторами, в значительной мере конкретизируют их смысл.

Характеристика современной философской, общенаучной теории истины была бы неполной, если бы мы не обратили внимание на суть таких феноменов как ложь, заблуждение, правда, истина.

Проблема точного определения содержания названных феноменов и их соотношений имеет не только теоретическое, но и практическое значение. С ней сталкиваются в процессе своей жизнедеятельности, фактически, все люди, представители всех отраслей науки. Не впадая в излишнее теоретизирование, последовательно дадим характеристику лжи, заблуждению, правде, истине.

На наш взгляд, ложь имеет следующие признаки: а) по сути, она представляет из себя необъективную информацию; б) последняя, как правило, формируется не под воздействием объекта, не в результате движения субъекта познания за ним, а произвольно, волюнтаристски приписывается объекту; в) ложь – результат целевой установки, субъектов ее формирующих; г) методологические и методические средства ее формирования, как правило, так же выбираются ее субъектами произвольно, субъективно. Словом, ложь – это целенаправленный процесс получения искаженной информации об объектах познания, с использованием специальных методологических и методических средств.

Специфично по своей сути заблуждение. Его признаки: изначальное стремление, нацеленность субъектов познания на получение верной информации об объектах познания; незнание, невладение и неумение применять необходимые методологические средства для точного, сущностного познания явлений; как результат – получение неверной информации о явлениях действительности.

Словом, заблуждение – это неверные знания о явлениях, полученные субъектами познания, изначально нацеленными на истину, формирующиеся как следствие их невысокой теоретической, методологической и методической культуры.

Ложь и заблуждение – знания неистинные. В этом их сходство. Но если ложь – это неистинные знания, целенаправленно сфабрикованные, то заблуждение – это неистинные знания, полученные без умысла, случайно, в силу недостаточной теоретической, методологической и методической подготовки субъектов познания.

Правда, правдивая информация о явлениях действительности отличаются, по нашему мнению, двумя важными признаками. Во-первых, она формируется субъектами познания, стремящимися к получению истинных знаний об объектах изучения. Во-вторых, когда речь идет о правде, то истинность этих знаний, как правило, является недоказанной. Как только доказывается объективность правды, она обретает статус истины. Отсюда следует, что истина – это знания, объективность которых доказана с использованием ранее приведенных критериев, включая практику, в то время, как правда является своеобразной предтечей истины.

Исходя из приведенных положений можно заметить, что правда – это истина обыденного уровня познания людьми явлений действительности. А истина – это правда научного, научно-практического подхода субъектов познания к изучению явлений бытия.

Достаточно строгий подход к пониманию сути лжи, заблуждения, правды и истины, предлагаемый современной философией, вносит существенный вклад в теорию истины. А она, в свою очередь – в развитие теоретико-методологических основ всех без исключения наук.

Сборник статей, подготовленных на основе докладов, которые были прочитаны на международной конференции "История империй: сравнительный подход в преподавании и исследованиях", прошедшей в Москве в июне 2003 года. 

Использование компаративных методов позволило авторам сборника обозначить ряд специфических черт Российской империи и выявить некоторые общие тенденции развития империй в XVIII - нач. XX в.