[svoboda] Притчи!
Двое в пустыне
(Притча от Эрнеста Цветкова)
Через пустыню шли двое и о чём-то разгорячённо спорили.
Один, то и дело, облизывая тонкие сухие губы с застывшим на них
желтоватым налётом, страстно что-то доказывал второму, но тот лишь
презрительно морщился и хрипло усмехался: <Безумны твои речи>, - и в
свою очередь начинал развивать собственные идеи. Но вскоре первый
нетерпеливо перебивал второго, и всё начиналось сначала. Каждый из
них отстаивал свою правоту, старался продемонстрировать свою силу,
стремился обратить в свою веру.
И вот уже на пороге ночи спор перешёл в ссору, и уже готова была
вспыхнуть вражда. И каждый уже кричал другому, что может обойтись и
без него. И тогда они, не сговариваясь, решили пойти врозь - каждый
своей дорогой. Их уже обступила холодная мрачная ночь. И вокруг
простиралась пустыня. И первый дерзко шагнул во тьму. Но вскоре он
услышал за собой шаги своего спутника и подумал: <Какая во мне сила!
Он пошёл за мной, потому что он не может обойтись без меня>.
<Всё-таки как он слаб! Надо пойти за ним, чтобы уберечь его от бед и
опасностей, иначе это будет лежать на моей совести>, - думал в это
время другой, догоняя первого.
хасидская притча - "В поисках прецедента":
Когда Леви Ицхака(1) попросили стать ребе Бердичева, он
согласился при условии, что старейшины не будут привлекать его к
обсуждению вопросов местного самоуправления, за исключением тех
случаев, когда они соберутся принимать новые законы. Пару месяцев
спустя старейшины пригласили его на городской совет. Когда он
явился, глава общины обратился к нему:
- Спасибо, ребе, что почтили нас своим присутствием. Нам нужен
ваш совет. Мы собираемся огласить новый закон, запрещающий нищим
стучаться в двери горожан с просьбой о милостыне. Отныне бедняки
будут ежемесячно
получать помощь из общинной казны.
Глава общины замолчал, ожидая ответа. Он полагал, что Леви Ицхаку
потребуется некоторое время на то, чтобы обдумать ответ, - ведь
сами старейшины обдумывали данный законопроект несколько месяцев.
Но ребе отреагировал сразу же.
- Насколько я помню, - сухо заметил он, - вы обещали приглашать
меня только для обсуждения новых законов. Данное дело, вне всяких
сомнений, не отвечает этому требованию.
- Но почему же, ребе?.. Мы ведь в самом деле обсуждаем совершенно
новый закон, - возразил сбитый с толку глава общины, - он в самом
деле не имеет прецедентов.
Ребе Леви Ицхак грустно покачал головой и сказал:
- Друзья мои, вы ошибаетесь. Этот закон известен со времен Содома
и Аморы , ибо там тоже были законы, позволяющие горожанам
уклоняться от своих обязанностей перед бедняками.
Совет отклонил обсуждавшийся законопроект.
Комментарий:
1. Леви Ицхак (1740-1810). Почитаемый почти в той же мере, что и
сам Бешт, он подвергался преследованиям со стороны противников
хасидизма и, прежде чем стал бердичевским ребе, несколько раз был
вынужден отказываться от раввинского статуса. В основе его учения
лежит идея смирения. Какими бы ни были наши достижения, они ничто
по сравнению с величием Бога. Смирение приходит, когда мы
размышляем о том, что Бог присутствует во всем.
2. Содом и Амора (Гоморра) - города, разрушенные Богом за
жестокость, эгоизм и алчность их обитателей.
Быть добрым, великодушным, справедливым и праведным неудобно. Поч
ему? Потому что инстинкт побуждает нас не к праведности, а к
самосохранению. В первобытном уме содержится стандартный набор
кодов-инструкций: съешь или будешь съеден; убей или будешь убит.
Это - не нравственные суждения. Это простой опыт выживания.
Нравственность возникает с развитием серого вещества и высших
функций мозга. Привносить нравственные категории в первобытный ум
так же трудно и опасно, как бороться с аллигатором. Как аллигатор
корчится и пытается выскользнуть из рук, точно так же будет вести
себя и первобытный ум, для которого единственное доброе и
справедливое дело - утолять голод его носителя.
И нередко он побеждает. Мы принимаем эгоистичные законы, придавая
им видимость сострадательности. Это касается и отдельных людей, и
целых народов. Леви Ицхак напомнил об этом бердичевским
законодателям. К их чести, они признали его правоту и не приняли
несправедливый закон. А как бы поступил ты? Ведь ты тоже
признаешь законы. Ты тоже следуешь в своей жизни каким-то
правилам и ссылаешься на них, когда тебе приходится доказывать
кому-то свою правоту. Прислушайся к себе. Действительно ли эти
правила справедливы или же они служат лишь оправданием твоего
эгоизма? Всякий раз, когда ты устанавливаешь для себя новое
правило, посоветуйся с Леви Ицхаком. Спроси его, действительно ли
это правило служит благу всех людей или же оно защищает только
твои личные интересы.
Два четверостишья
(Притча от Ивана Тургенева)
Существовал некогда город, жители которого до того страстно любили
поэзию, что если проходило несколько недель и не появлялось новых
прекрасных стихов, - они считали такой поэтический неурожай
общественным бедствием. Они надевали тогда свои худшие одежды,
посыпали пеплом головы и, собираясь толпами на площадях, проливали
слёзы, горько роптали на музу, покинувшую их.
В один подобный злополучный день молодой поэт Юний появился на
площади, переполненной скорбевшим народом. Проворными шагами
взобрался он на особенно устроенный амвон и подал знак, что желает
произнести стихотворение. Ликторы тотчас замахали жезлами.
- Молчание! Внимание! - зычно возопили они, и толпа затихла, выжидая.
- Друзья! Товарищи! - начал Юний громким, но не совсем твёрдым
голосом:
Друзья! Товарищи! Любители стихов!
Поклонники всего, что стройно и красиво!
Да не смущает вас мгновенье грусти тёмной!
Придёт желанный миг: и свет рассеет тьму!
Юний умолк, а в ответ ему, со всех концов площади, поднялся гам,
свист, хохот. Все обращённые к нему лица пылали негодованием, все
глаза сверкали злобой, все руки поднимались, угрожали, сжимались в
кулаки!
- Чем вздумал удивить! - ревели сердитые голоса. - Долой с амвона
бездарного рифмоплёта! Вон дурака! Гнилыми яблоками, тухлыми яйцами
шута горохового! Подайте камней! Камней сюда!
Кубарем скатился с амвона Юний. Но он ёще не успел прибежать к себе
домой, как до слуха его долетели раскаты восторженных рукоплесканий,
хвалебных возгласов и кликов. Исполненный недоуменья, стараясь,
однако, не быть замеченным (ибо опасно раздражать залютевшего зверя),
возвратился Юний на площадь.
И что же он увидел?
Высоко над толпою, над её плечами, на золотом плоском щите,
облечённый пурпурной хламидой, с лавровым венком на взвившихся
кудрях, стоял его соперник, молодой поэт Юлий. А народ вопил кругом:
- Слава! Слава! Слава бессмертному Юлию! Он утешил нас в нашей
печали, в нашем горе великом! Он одарил нас стихами слаще мёду,
звучнее кимвала, душистее розы, чище небесной лазури! Несите его с
торжеством, обдавайте его вдохновенную голову мягкой волной фимиама,
прохлаждайте его чело мерным колебанием пальмовых ветвей, расточайте
у ног его все благовония аравийских мирр! Слава!
Юний приблизился к одному из славословящих.
- Поведай мне, о мой согражданин, какими стихами осчастливил вас
Юлий? Увы, меня не было на площади, когда он произнёс их! Повтори их,
если ты их запомнил, сделай милость!
- Такие стихи - да не запомнить? - ретиво ответствовал вопрошённый. -
За кого ж ты меня принимаешь? Слушай - и ликуй, ликуй вместе с нами!
Любители стихов! - так начал божественный Юлий:
Любители стихов! Товарищи! Друзья!
Поклонники всего, что стройно, звучно, нежно!
Да не смущает вас мгновенье скорби тяжкой!
Желанный миг придёт - и день прогонит ночь!
- Каково?
- Помилуй! - возопил Юний, - да это мои стихи! Юлий, должно быть,
находился в толпе, когда я произнёс их, он услышал и повторил их,
едва изменив, - и уж, конечно, не к лучшему, - несколько выражений!
- Ага! Теперь я узнаю тебя! Ты Юний, - возразил, насупив брови,
остановленный им гражданин. - Завистник или глупец! Сообрази только
одно, несчастный: у Юлия как возвышенно сказано: <И день прогонит
ночь!..> А у тебя - чепуха какая-то: <И свет рассеет тьму>?! Какой
свет?! Какую тьму?!
- Да разве это не всё едино? - начал было Юний.
- Прибавь ещё слово, - перебил его гражданин, - я крикну народу, и он
тебя растерзает!
Юний благоразумно умолк, а слышавший его разговор с гражданином
седовласый старец подошёл к бедному поэту и, положив ему руку на
плечо, промолвил:
- Юний! Ты сказал своё - да не вовремя; а тот не своё сказал - да
вовремя. Следовательно, он прав, а тебе остаются утешения собственной
твоей совести.
Но пока совесть - как могла и как умела: довольно плохо, правду
сказать - утешала прижавшегося к сторонке Юния, - вдали, среди грома
и плеска ликований, в золотой пыли всепобедного солнца, блистая
пурпуром, темнея лавром сквозь волнистые струи обильного фимиама, с
величественной медленностью, подобно царю, шествующему на царство,
плавно двигалась гордо выпрямленная фигура Юлия. И длинные ветви
пальм поочередно склонялись перед ним, как бы выражая своим тихим
вздыманьем, своим покорным наклоном то непрестанно возобновлявшееся
обожание, которое переполняло сердца очарованных им сограждан.
Желаю, Здравствовать всегда, чтоб не настигла Вас беда, чтоб только в гору
шли Дела, чтоб Жизнь, малиною была! Всех Вам Благ и до Скорых Встреч в
недрах всемирной паутины, Успехов и Удачи Вашей Фамилии и Всему Вашему Роду!
С Огромным Уважением ко Всем: Василий! Город: "Старый оскол"!
это 171-е письмо от отправителя: Василий
дискуссионный лист: "Свободное общение на любые темы"
выпуск номер: 1670
подписчиков на данный момент: 77
модератор: instrumentalist
комодератор: алексей
Писать Модерирующей группе нужно по адресу:
rest.interesting.svoboda-owner@subscribe.ru.
возраст листа в днях: 126
для того,чтобы подписаться на этот дискуссионный лист по почте,отправьте любое (даже пустое) письмо по адресу:
rest.interesting.svoboda-sub@subscribe.ru
Для получения правил листа по E-Mail отправьте пустое письмо по адресу:
rest.interesting.svoboda-rules@subscribe.ru
