[svoboda] Давай ещё поживём
Всем здравствуйте!
В гостях у самой счастливой женщины
Наталья Радулова
-- Это еще перед войной было. Мы с ребятами пошли в лес за грибами. Идем --
человек двадцать. Я, маленькая, в самой середке, не видно меня за большими.
Только ноги свои помню босые из-под сарафана -- топ-топ. Вдруг девочки
кричат: цыгане! цыгане! Табор за нашим селом остановился: лошади, кибитки,
костер. И цыганка старая поднялась навстречу. Ни на кого она не смотрела, но
шла, будто знала к кому. Дети расступились, а она вот так пальцем на меня
показала. "Эта,-- говорит,-- будет среди вас самая счастливая". Все давай
хохотать: "Олька сопливая будет самой счастливой!" А ведь так и получилось.
Я, дочка, сама из-под Нижнего Новгорода. Но очень уж хотела в Казани
учиться. Что ты! Город на Волге, один из центров революции, жизненные
университеты Максима Горького! Никто меня переубедить не мог, рвалась я
только туда, видно, судьба вела. Голодновато приходилось, конечно, но
ничего, выучилась на преподавателя немецкого языка, получила направление в
райцентр. А там -- все, я уважаемый человек: "Ольга Викторовна, Ольга
Викторовна..." Комнату мне выделили, дрова привезли. Потом это и случилось.
К директору школы племянник приехал из армии. По календарю осень была, а я
запомнила то время как апрель. Внукам вот рассказывала: весной мы с дедом
вашим познакомились, в октябре. Потому что такое было ощущение пробуждения,
свежести, радости -- внюхиваться хотелось. Он меня первый заметил, во дворе,
с учениками. Не знаю, может из директорского кабинета смотрел, я его не
видела. Но он дяде сказал: "Пригласите Ольгу Викторовну сегодня к нам в
гости". И директор, слышишь, выдумал, что у него день рождения: "Ольга
Викторовна, пожалуйста, приходите вечером, кофточку наденьте ту свою белую,
с пуговичками". Чего это он, думаю. Прибегала я к ним на вечеринки и в
телогрейке, расхристанная, и все устраивало, а тут, слышишь, специально
кофточку с пуговичками просит.
А уже все село, дочь, узнало, что будут смотрины. Старшеклассники возле дома
директора собрались, увидели меня -- хихикают. А я ж ни сном, ни духом, иду
на день рождения. Ну что? Вошла, пальтишко сняла, прохожу в комнату -- а там
возле окна военный сидит, в форме. Как сцепились мы с ним глазами, и все. На
всю жизнь. Я, помню, застыла даже, такой он был... Стою, и как волны теплые
на меня накатывают: вш-ш-ш, вш-ш-ш. Жена директора сзади подошла, улыбается:
"Суп будешь?"
И такая у нас семья хорошая получилась! Много я за свою жизнь плакала, но
чтоб из-за обиды на мужа -- никогда. Другие женщины и рыдают из-за своих, и
печалятся. Мужчины ведь грубые бывают, сама знаешь. Тот кричит: "Корова!"
Тот ругается, поедом жену ест и тещей закусывает. А я от своего слова злого
не слышала. Уже лет в тридцать у меня второй подбородок отвис --
наследственность. Стала я перед зеркалом: "Все, через пару лет буду похожа
на пеликана". А он обнял меня: "Ну что ты. Ну что ты. Самая красивая
всегда". Так и живу, на себя его глазами глядя.
Если б не он, я, наверное, давно бы померла. Ездили тут недавно ко мне на
родину -- никого уже. Все подружки мои на кладбище лежат-полеживают. А я на
зиму капусты сколько наквасила! Ты бери, угощайся, это по рецепту Петра
Первого. Муж меня держит. Иной раз нахлынет: "Да ну к черту, пора!" А он:
"Давай еще поживем, Олечка. Так хорошо вместе". Коробку видишь на кресле? Он
мне купил. Аппарат китайский от давления. Прекрасная вещь, на шею вот сюда
прикладываешь, начинается массаж и голова сразу отпускает. Заботится он обо
мне, все эти годы заботится. Такой золотой, так мне повезло. Права была
цыганка. Я -- самая счастливая