Впечатлила сегодняшняя демонстрация коммунистов и левых от памятника Владимира Маяковского по Тверской до памятника Карла Маркса. На митинг собрались не менее десятка тысяч человек – в несколько раз больше, чем 4 ноября нас было на Девичьем Поле. Рано списывать левых в архив, как поспешили некоторые аналитики. При всех программных изъянах и тактических промахах КПРФ, она остается привлекательной для многих благодаря насущному в эпоху наступившего постиндустриализма социальному идеалу «субъектности
для всех» (свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех). Конечно, глубже осознали суть эпохи китайские коммунисты, которые под коммунистический идеал подвели базис экономической самодостаточности для каждого и творчески конкретизировали классический марксизм, приспособленный к прежней эпохе индустриализма и потому на первый план выдвигавший более ста лет социализацию, тогда как ныне на первый план вышла субъектизация. Однако ещё Владимир Ильич Ленин указывал, что политика есть концентрированное
выражение экономики и что политика не может не иметь первенства над экономикой. Иначе говоря, социализация является лоном субъектизации, зато субъектизация является мотором социализации. В рамках учения о субъектизации как ведущем векторе истории человечества – по-новому объясняется происхождение большевизма в периферийной нищей России и все основные моменты истории советского общества вплоть до его краха, когда оно, в отличие от китайского не освободив низовую субъектность, рухнуло перед соблазнами Золотого
Тельца.
«В сущности, у Временного правительства был шанс продержаться у власти хотя бы год-два. Для этого ему надо было опереться на единственный орган, легитимный после
падения монархии, то есть на Государственную Думу. Тогда можно было бы плавно переходить к реформированию страны и созыву того же самого Учредительного собрания. Именно такой проект и предполагал один из лидеров либерального движения М. В. Родзянко, бывший спикером Думы. Но кадетский вожак Милюков и его сторонники о Думе и не думали.
Точнее, они думали, как бы ее нейтрализовать под благовидным предлогом. В конце концов глава Временного правительства В. Е. Львов, как сейчас сказали бы, «развел думцев
как лошков». Он устроил собрание депутатов всех четырех Госдум вместо того, чтобы собрать последнюю – Четвертую - Государственную Думу. В последнем случае имело бы место заседание законно избранного парламента, однако дело ограничилось встречей ветеранов российского парламентаризма. После этого Думу можно было считать политическим трупом. Как, впрочем, и российский капитализм, который упустил единственную, пожалуй, возможность легитимизировать себя в российских условиях. Тем самым он еще раз доказал свою чужеродность
России.
/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Насчет чужеродности – неправильно, мы не хуже англичан-немцев или китайцев-японцев, а вот об упущенных шансах развития буржуазно-демократической революции в России – отмечено верно/
Но очень скоро таким вот трупом стали Львовы и Милюковы. Временное правительство стало трясти от различных политических кризисов, пока не сдуло ветром Октября.
Отказавшись от услуг думских депутатов, оно невольно открыло дорогу для депутатов от рабочих, солдатских и крестьянских
коллективов. В стране поднималась новая сила – Советы. В условиях нарастающей демократизации и подъема массовых движений именно эти выборные органы и стали восприниматься как легитимные. Более того, в них постепенно стали видеть некую замену ушедшей российской государственности. За власть Советов стояли большевики – наиболее твердая и дисциплинированная сила на тот момент. И массы увидели в большевиках ту самую силу, которая управляла Россией на протяжении многих веков. Точнее даже сказать – не столько увидели,
сколько почувствовали, и это было государственническое чутье. При всех своих огромных минусах большевики все же выгодно отличались от кадетствующих и эсерствующих политиков-масонов.
Весьма любопытную и показательную беседу описывает в своем петербургском дневнике Зинаида Гиппиус: «1917, ноября 18. Сегодня в <Петропавловской> крепости <И.И.> Манухин <деятель Красного Креста> при комиссаре-большевике Подвойском разговаривал с матросами и солдатами. Матрос прямо заявил: А мы уж
Царя хотим. Матрос! воскликнул бедный Ив. Ив. — Да вы за какой список голосовали? За четвертый (большевицкий). Так как же?.. А так. Надоело уже все это… Солдат невинно подтвердил: Конечно, мы Царя хотим... И когда начальствующий большевик крупно стал ругаться, — солдат вдруг удивился с прежней невинностью: А я думал, вы это одобрите».
/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: В твердости и целеустремленности русским большевикам не откажешь, а это всегда импонирует досубъектной
массе, как сегодня импонирует «мачо» Путин (который, в отличие от руководителей КНР, по нутру отнюдь не государственник)/
Любопытно, что в ряде случаев красная пропаганда была основана на этаком монархо-советизме. Так, один из вождей красных партизан Сибири Щетинкин выпускал провокационные воззвания, в которых ссылался на волю великого князя Николая Николаевича: «Пора покончить с разрушителями России, с Колчаком и Деникиным, продолжавшими дело предателя Керенского… Во Владивосток приехал уже Великий
Князь Николай Николаевич, который и взял на себя всю власть над Русским народом. Я получил от него приказ, присланный с генералом, чтобы поднять народ против Колчака. Призываю всех православных людей к оружию. ЗА ЦАРЯ И СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ». Очевидно, что такие вот призывы находили весьма благоприятную почву. Многие действительно готовы были увидеть «в комиссарах взрыв самодержавья» (М. Волошин).
Между прочим, тут можно провести некоторые интересные исторические аналогии. Из Смуты 17 века страну вывел
Совет всей земли Русской (поэтому 4 и 7 ноября некоторым образом все-таки связаны). Так что слово это архетипическое и можно только поаплодировать интуиции большевиков, которые эти архетипы разбудили. Позже, в эмиграции лозунг Царь и Советы был взят, уже совершенно искренее, русскими националистами-младороссами.
Советы были очень даже неплохой альтернативой буржуазной демократии, которая совершенно неприемлима на российской почве. Депутаты здесь избирались от предприятий, что напоминало средневековый
корпоративизм. Причем до принятия конституции 1936 года выборы были многоступенчатыми, как в свое время и советовали русские консерваторы (идея "фильтра"). Увы, все загубила диктатура компартии, которая подмяла под себя Советы. А сам замысел интересен. В сочетании с монархизмом («Царь и Советы»), так просто восхитителен».
МОЙ КОММЕНТАРИЙ: На мой взгляд, КПСС могла в 1980-х годах пойти по пути КПК, и чаша весов колебалась, но верх все же взяли шкурники и предатели, и наша страна, в отличие
от Kитая, не смогла ответить на вызов постиндустриализма и бесславно рухнула. На этот вызов она не в состоянии ответить до сих пор, и в результате отброшена в кювет истории, скатилась к «сомосе» и опричнине.