Человек не менее глубок и таинственен, чем Господь Бог, по образу и подобию которого сотворен. История человека и человечества эсхатологична и может быть понята только в перспективе её высшей цели и смысла. Получается некий круг – цель и смысл постигаются через историю, а история постигается через цель и смысл. Богосаможертвоприношение – это не гипотеза, а некая первоматрица осмысления и мышления, порождающая язык и миф и постигаемая как откровениями религий, так и открытиями наук. Это
– малопонятный пока горизонт понимания. Но как Бог один и един, так один и един и этот горизонт.
Прикладная эсхатология сопряжена с субъектным пониманием истории. Предшествующие понимания «сняты» в ней. Вкратце выстрою родословие этого понимания. В 1970-е годы руководил Сектором философии и методологии истории в Институте научной информации по общественным наукам Академии наук СССР (ИНИОН АН СССР). Освоил колоссальный объем литературы, выпустил массу реферативных сборников и обзоров, не говоря о сотнях
рефератов. Шедевром субъектного понимания истории считаю лекцию Мартина Хайдеггера «Время мирообраза» (Die Zeit des Weltbildes, 1938). Из неё и исхожу. Надо сказать, что уже в фундаментальном трактате «Бытие и Время» (1927) раскрыт субъектный смысл историчности вообще и «бытия-к-смерти» особенно. Однако разные грани субъектного понимания истории высветил также Карл Ясперс в ряде работ, объединенных в изданной у нас книге «Смысл и назначение истории» (Москва: Политиздат, 1991). Особенно систематична его монография
«Истоки истории и её цель» (1949), а обоснование Правой Веры, квинтэссенцией которой служит прикладная эсхатология, дано в работе Карла Ясперса «Философская вера» (1948).
Субъектное понимание истории на новом витке спирали познания возвращает к давнему «материалистическому пониманию истории», главную роль в обосновании которого сыграли труды Карла Маркса. Постижение истории происходит через постижение базиса, который не просто сводится к совокупности производственных отношений, прежде всего отношений
собственности, а ставит в центр мотивации человека его глубиннейшее стремление «быть как Господь Бог» и прежде всего достичь экономической самодостаточности через господство над своим бытием-в-мире, над своими подручными источниками существования. Субъектен потенциально каждый человек, но нужда и зависимость гнетет искорку Божью субъектности и делает подавляющее большинство людей досубъектными, зависимыми, эксплуатируемыми.
Когда же в обществе накапливается «критическая масса» низовой субъектности,
то возможен «взрыв» и прорыв общества в субъектность, расцвет свобод и инноваций, бурный прогресс. Такой взрыв сверхновой звезды субъектности, столь ярко прослеженный Хайдеггером, имел место в Европе полтысячелетия назад и привел к началу Нового Времени, открытию Нового Света, происхождению гражданского (=буржуазного) общества с его компаниями, нациями, партиями и четырьмя «измами» (либерализм как субъектность для достойнейших, анархизм как субъектность для каждого, национализм как субъектность для своих и коммунизм
как субъектность для всех – свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех).
В вихрях и завихрениях этого новоевропейского взрыва субъектности живет ныне весь мир, и вся история фокусируется именно стремлением к субъектности, что я особенно остро осознал в Институте Африке АН СССР и Дипломатической академии МИД СССР, когда занимался проблемами освободившихся стран и выяснял причины успеха одних и провалами других. Успех был и есть лишь там, где верхи взращивали субъектность низов,
как пытался сделать в России наш великий реформатор Петр Аркадьевич Столыпин. Научно-технический прогресс – это зримое выражение субъектности и имеет свою цель в Поставе (Gestell по Хайдеггеру) как алтаре Богосаможертвоприношения. Индустриализм с его акцентом на социализацию тоже проистекает из стремления к субъектности, а постиндустриализм вообще ставит именно субъектизацию как центр и смысл истории. Между социализацией и субъектизацией – такие же взаимосвязанные (диалектические) отношения, как между экономикой
и политикой: социализация – лоно субъектизации, а субъектизация – мотор социализации.
После почти полного доминирования «материалистического понимания истории», начиная с «буржуазного Маркса» Макса Вебера наблюдаем кристаллизацию субъектного понимания. Естественно внимание к «микроистории», к выявлению мотивов человеческого действия. Славный вклад внесли здесь и французская «школа Анналов», и русская социологическая школа, и ряд трудов немецких и затем и англо-американских авторов, в том числе Арнольда
Тойнби, к которому, в отличие от скепсиса к нему Льва Гумилева, отношусь с уважением. Мне особенно близко это направление исследований, поскольку, работая в ИНИОН АН СССР, я проникся огромным уважением к источнику, к историческому факту. В печенках у меня сидит неустранимо, в мозг впечатался трехтомник «Ежи Топольский. Методология истории» (Москва: ИНИОН АН СССР, 1977), который перевел с польского и издал.
Что касается таких книг, как «Карл Поппер. Открытое общество и его враги» и множество подобных,
то я их после Мартина Хайдеггера воспринимаю как правильные, но научно-популярные и больше публицистические.
Огромное впечатление получил летом от выставки «терракотовой армии» первого китайского централизатора императора Цинь Шихуанди (259-210 до нашей эры). Какая субъектность сквозит в лике каждого из воинов! У меня до сих пор перед глазами это чудо. Династия Цинь просуществовала чуть более десяти лет (221-210 до нашей эры), но каких лет! Её свергли новые социальные слои во главе с экономически-самодостаточным
крестьянином Лю Баном (247-195 до нашей эры), который в 206 году основал династию Хань. Какие люди! Какой «великий скачок» субъектизации, приведший к расцвету Китая!
Вообще стремление к субъектности, возвышение-экспансия субъектизации по мере развития производительных сил объясняет всю историю человечества, всех обществ. Берем Древний Египет. Великий наш египтолог Юрий Яковлевич Перепелкин (1903-1982), о котором сильно написал мой давний друг питерский профессор-востоковед Андрей Леонидович Вассоевич
(http://www.cesras.ru/pers/perep.html), в своей книге «Хозяйство староегипетских вельмож» (1988) и в «Истории Древнего Египта» (1990) стоит, на мой взгляд, на методологических позициях именно субъектного понимания истории. Однако, насколько могу судить, доктор исторических наук Дмитрий Борисович Прусаков, руководитель Сектора истории и культуры Ближнего и Среднего Востока Института востоковедения Российской академии наук, хотя и выявляет роль субъектности
в становлении древнеегипетской государственности, обращает большое внимание на развитие производителььных сил, отдает заслуженную дань уважения материалистическому пониманию истории (пожалуй, посвящу происхождению Древнего Египта отдельную заметку).
Особенно захватывающая для меня – русская история. Только субъектное её понимание позволяет понять нынешнюю Русскую Катастрофу, причины недосубъектизированности-недомодернизированности современной России, а также особенности её геополитического
положения в «хартланде» (Heartland, «сердцевинная земля») человечества и её ментальности, в том числе происхождения и судьбы русской интеллигенции. Не удовлетворяют меня существующие интерпретации истории России. Надо писать её заново. Сейчас пытаются сделать это многие, кто во что горазд. Однако в основном авторы увлекаются надстройкой, даже не удосуживаясь проанализировать базис. А ведь базис – как зерно, из которого произрастает древо истории с пышной кроной. В ветвях надстройки легко запутаться, не увидев
ствола, дерева в целом. Пока что в ряде моментов мне больше импонируют такие классики отечественной исторической науки, как Василий Осипович Ключевский и Михаил Николаевич Покровский (хотя в отношении последнего накопилось у меня несколько мыслей – я прочел некоторые его лекции 1920-1930-х годов и увидел ряд вульгаризаций). Предстоит колоссальная работа по переосмыслению с точки зрения субъектного понимания истории всего пути человечества и всех человеческих сообществ, прежде всего русского народа.